Альбац Евгения

Исторические прецеденты и уроки
Ошибка Путина. Режим в России после известных событий 24 сентября получил окончательное оформление. Его аналоги — в странах Латинской Америки со всеми вытекающими отсюда последствиями

В политической науке такая форма правления называется режимом военно-бюрократического авторитаризма, только в отличие от Латинской Америки, где они были особенно распространены в ХХ веке, у нас своя специфика: место армейских, которые в Бразилии, Аргентине, Колумбии, Чили и так далее занимали важнейшее место в правящей коалиции и контроле над ресурсами, у нас отдано чекистам. Как минимум 10 министров, более 25 глав федеральных агентств и заместителей министров, тысячи чиновников и функционеров по всей стране — выходцы из КГБ — за последние 10 лет взяли под контроль нефть, газ, энергетику, сферу финансового контроля, телекоммуникации, важнейшие СМИ. Их объединяет общее прошлое, общие «университеты», свой арго — профессиональный язык, свое представление о чести и — мантра: своих, без нужды, не сдавать. Тот, кто идет против корпорации, этой корпорацией отвергается — так, как это было, например, с Виктором Черкесовым. Что еще больше стреноживает остальных. Гражданским чиновникам в такой системе отдана логистика — Путин и КO понимают, как понимали это в Бразилии времен военных хунт или Чили эпохи генерала Пиночета: люди в погонах к бумажной работе не слишком приспособлены.

Бразилец Жетулиу Варгаш в начале 1930-х стал лидером переворота, в 1934-м настоял на принятии новой конституции страны, которая ограничивала президента одним 4-летним сроком. А потом 20 лет сам конституцию и нарушал.

Поиск вариантов

Проблема передачи власти — так, чтобы ее де-юре отдать, но де-факто сохранить — корневая проблема любого авторитарного режима: нет ни механизмов (выборы), ни гарантий (суды). Последние 5 лет кремлевские политтехнологи прорабатывали вариант двухпартийной олигархии — по примеру Колумбии 1960–1970-х годов и Венесуэлы до середины 1980-х. Суть этой системы в следующем. Партия власти делится на две: они могут именоваться христианскими демократами и социал-демократами (как было в Венесуэле), или консерваторами и либералами (как поделился Национальный фронт в Колумбии), или «Единой Россией» и «Справедливой Россией» — как пытались в нашем Отечестве. Отличие между ними состояло в риторике — более правой или более левой (и соответственно, первые инкорпорировали в свои структуры бизнес-ассоциации, а вторые — профсоюзы), что создавало у народонаселения некоторую иллюзию выбора. Но главное было в другом: раз в пять-шесть лет, деля между собой президентские и министерские кресла, элиты в погонах и без таким образом удовлетворяли свои интересы мирным путем, не прибегая к насилию вроде переворотов. В Венесуэле, например, такая система позволяла 17 лет обходиться без крови и насильственной смены власти, Колумбии дала 16-летнюю передышку в бесконечной гражданской войне. Правда, в конце концов все опять заканчивалось каким-нибудь капитаном или подполковником с гвардией за спиной, который объявлял себя борцом за народное дело и с помощью ружей и пушек прокладывал уже себе путь в президентский дворец.

Вариант двухпартийной олигархии был возможен и в России, если бы Медведев, скажем, встал у руля «Справедливой России». Но Путин, который, «вернувшись с холода», привык никому не доверять, а людям без чекистского опыта — особенно, даже такую степень свободы позволить младшему партнеру по тандему не мог. Однако и становиться туркменбаши ему — во всяком случае пока — не хочется: компания европейских лидеров вроде Берлускони ему, германофилу, все же ближе и понятнее.

Так, Кремль стал присматриваться к мексиканскому варианту.

Виват, Мексика!

Договор элит, который с разной степенью спокойствия продержался в самой коррумпированной стране Латинской Америки почти 70 лет, зижделся на одном правиле: каждые 6 лет в Мексике приходил к власти новый президент. Да, конечно, было голосование и всенародное волеизъявление, были для проформы разные кандидаты, но выборщик у преемника был один — уходящий президент. Попытки продлить пребывание у власти бывали, но элиты относились к ним с неодобрением: это рассматривалось как покушение на устои, что, в свою очередь, ставило под сомнение гарантии безопасности лидера на пенсии, а значит, и всего его клана.

Мексиканский вариант, в принципе, не исключает возможности передачи власти от одного президента к другому и обратно. Другими словами, Путин, отсидев положенные ему теперь по Конституции 6 лет, может потом снова избрать себе в преемники Медведева. Скорее всего, именно такое обещание он и дал сейчас младшему дуумвиру. Однако вполне может и изменить ему, когда подойдет срок. Если, в принципе, удержится в Кремле до 2018 года.

Вся проблема — для Путина — заключается в том, что классический персоналистский режим в России невозможен: слишком большая страна и слишком богатая. В Гаити или Чечне — это пожалуйста, а в Аргентине, Бразилии или Отечестве потребны коалиции кланов. А там, где коалиции, там разные группы интересов и молодые волки, жаждущие припасть к нефтяному или газовому краникам, которые оккупированы путинскими ребятами. Премьеру-президенту может и грезятся лавры Муссолини с его «Все внутри государства, никто вовне государства, никто против государства» или какое-нибудь «лузотропиканство» (отказ от индивидуализма в пользу всевластного корпоративного государства) португальского диктатора ХХ века Антониу Салазара, но это вряд ли получится. Даже товарищ Сталин, не говоря уже о товарище Брежневе, вынужден был делиться властью, читай, постами и ресурсами. Вот ровно здесь для стареющего Путина и будут обнаруживаться главные угрозы.

Так было в Бразилии, в 1930–1950-х годах, во времена президента Жетулиу Варгаша. Тот каждые четыре года обещал уйти, уступить дорогу молодым и новым, но как только подходил срок — придумывал очередной вариант, как от кормила власти не уйти. Кончилось тем, что военные, которые его поддерживали многие годы, ведомые официальным, отобранным самим Варгашем преемником, генералом Дутра, его и заставили уйти в отставку (Варгаш позже вернулся, но его опять свергли, и он покончил с собой). Следующие десятилетия ознаменовались в Бразилии чередой военных переворотов — никто уже никому не верил, а потому насилие стало инструментом смены власти, пока политики — исключительно из чувства самосохранения — не договорились, что больше не будут допускать людей в погонах к власти.

Как обернется у нас — увидим. Но одно кажется очевидным: 24 сентября Путин совершил главную ошибку своей жизни — он лишил страну шанса на мирную смену власти. А себя — приличного места в истории.