АЛЕКСЕЙ МАКАРКИН— первый вице-президент Центра политических технологий


Ситуация в Сирии все более обостряется. И российской власти все сложнее маневрировать между Западом и сирийскими властями. После встречи с Дэвидом Кэмероном Дмитрий Медведев заявил, что Москва может одобрить резолюцию Совета Безопасности ООН в отношении Дамаска, если документ будет адресован всем участникам конфликта и не повлечет за собой автоматического применения санкций. В то же время США настаивают на жесткой резолюции, предусматривающей санкции.

В США, как и в других западных странах, считают, что Башар Асад не способен на реформы. В России же полагают, что сирийский лидер сделал достаточно много для урегулирования ситуации, приняв несколько важных законов, объявив амнистию политическим заключенным и заявив о готовности до конца года провести всеобщие выборы. В то же время спецпредставитель Медведева по Африке сенатор Михаил Маргелов заявил 5 августа, что президент Асад «своими кровавыми расправами крайне усложнил переход к политическому урегулированию ситуации и вызвал оправданное ожесточение против режима и себя лично внутри и вне страны. Тем самым нынешний режим ставит на себе клеймо кровавого, а такие режимы в наше время обречены, если не завтра, то в обозримой исторической перспективе».

Такая противоречивая позиция неудивительна. Реформы Асад действительно проводит, но косметические. Например, разрешил многопартийность, но при сохранении конституционной нормы о главенстве правящей партии. Создание настоящих оппозиционных партий в таких условиях невозможно. Амнистия политзаключенным сочетается с физическим уничтожением противников режима, жестоким подавлением любого сопротивления. Какие-либо реформы, выходящие за рамки косметических, угрожают пребыванию у власти режима Асада, опирающегося на алавитское меньшинство – не более 13% населения Сирии (а, возможно, и существенно меньше – ведь статистика в стране находится под контролем государственной власти). В любом случае, если в Сирии провести действительно свободные выборы, то велика вероятность прихода к власти представителей суннитского большинства.

По своему вероучению алавиты ближе к шиитам (по некоторым источникам, они откололись от них в IX веке), но в их учении есть и христианские элементы. Однако учение алавитов носит достаточно закрытый характер – многие сунниты продолжают считать его еретическим. В течение всего правления отца и сына Асадов отношения между суннитской и алавитской общинами продолжали оставаться непростыми, тем более что алавиты заняли ключевые посты в силовых структурах и оказывают значительное влияние на экономику страны. В 1982 году вооруженные силы по приказу Хафеза Асада после месячной осады и артобстрела взяли штурмом третий по величине в Сирии город Хама, в котором находился главный центр исламистов-суннитов, поднявших восстание против алавитского режима. Впрочем, мировое сообщество не обратило тогда особого внимания на эти события – шла «холодная война», а в соседнем Ливане – «горячая» (гражданская, осложненная противостоянием израильтян и палестинцев, приведшим к военным действиям на ливанской территории).

Сейчас ситуация совершенно иная. Не только Запад, но и суннитские режимы усиливают давление на сирийских алавитов. Несколько арабских стран отозвали своих послов из Дамаска, Лига арабских государств требует от Асада реальных реформ, угрожая в противном случае исключением из своих рядов. Еще один, пожалуй, основной, участник давления на Сирию – суннитская же Турция. В августе глава турецкого МИДа Ахмет Давутоглу передал Асаду послание от президента Абдаллы Гюля, выдержанное в ультимативных тонах. «В течение последних восьми месяцев мы пытались убедить западных партнеров в том, что Асаду необходимо время для реализации намеченных социо-экономических реформ. Однако сирийский режим отказывается принять рекомендации соседей и союзников и продолжает расстреливать собственных граждан, и потому более не может рассчитывать на дружбу Турции», — так излагала позицию турецких властей одна из ведущих газет страны Hurriyet Daily News.

Противоречивость позиции России связана, впрочем, не только и не столько с имитационным характером асадовских реформ. Значительная часть российского истеблишмента настроена антизападно. У некоторых к идеологии добавляется и мощная материальная заинтересованность – в оружейных контрактах с авторитарными арабскими режимами. Ливийский прецедент был воспринят как в элите, так и в обществе в целом негативно – россияне не столько сочувствуют Каддафи, сколько не любят Америку. В этих условиях Москва пытается принять на себя посредническую роль – только что ее посетили и представители оппозиции, и Асада. Однако конфликт зашел слишком далеко – и российские попытки миротворчества вряд ли будут более эффективны, чем аналогичные действия в Ливии. Представитель сирийской оппозиции в Москве Махмуд Хамза заявил в интервью «Коммерсанту», что Кремль может опоздать со своей поддержкой и тогда под угрозой окажутся интересы России в Сирии, как это уже произошло в случае с Ливией.

И здесь возникает серьезная проблема. Сторонники Каддафи и Асада в России акцентируют внимание на упущенной выгоде в результате свержения этих режимов. Однако блокирование Россией «антикаддафинской» резолюции ООН вряд ли спасло бы его режим – скорее всего, «гуманитарная интервенция» последовала бы в другом формате, еще менее легитимно, но не менее жестко. Теперь же крах режима Каддафи сделал неактуальными военные контракты и поставил под вопрос «мирные» (хотя излишне драматизировать ситуацию не стоит — у России остаются возможности их реализации). Если режим Асада не удержится – а у него все меньше шансов на долгожительство – то прогноз сирийского оппозиционера вполне может сбыться.

Пример Ливии и жестокость Асада в отношении оппозиции вынуждают Россию быть все более критичной в отношении сирийского режима – хотя ей не очень хочется слишком сильно «давить» на Асада. Однако возможностей для маневра у Москвы становится все меньше – как бы ни хотелось оттянуть момент истины, но он приближается.