Новодворская Валерия

«Февраль. Достать чернил и плакать. Писать о феврале навзрыд». Борис Пастернак писал это не о Февральской революции, но именно такие чувства у нас каждый год вызывает этот великий упущенный шанс. Сейчас в самый раз вспомнить все, что было 94 года назад, а то историческая рулетка может выкинуть нам очередной шанс на красное или на черное так же неожиданно, как это случилось в Тунисе или Египте.

По словам Василия Шульгина, в 1917 году «власть сама себя не поддерживала». Монархисты и генералы уговаривали Николая II отречься, Великий князь Кирилл Владимирович присягнул Временному правительству, полиция попряталась, III отделение развалилось, армия (и Корнилов в том числе) бездействовала. Горела блоковская усадьба вместе с библиотекой, выбрасывали из окна рахманиновский рояль, солдаты убивали офицеров и бежали с фронта убивать землевладельцев и беззаконно захватывать их землю. Восемь месяцев пугачевщины, бессмысленной и беспощадной, закончились железным большевистским диктатом и красным террором.

А кадеты и октябристы существовали в ином, своем, столичном мире. Они вместе с прогрессистами, энэсами (остатки народников) и меньшевиками готовились к выборам в Учредительное собрание и думали о хорошем. Хорошее быстро закончилось двумя с половиной процентами голосов для кадетов, их объявлением вне закона, массовыми убийствами и «Интернационалом», спетым в первый и последний день Учредилки, успевшей принять решение о запрете продажи земли, но не защитившей коллег, кадетских депутатов.

Разгон Учредилки, как и расстрел демонстрации в ее поддержку в Петрограде 5 января 1918 года, стал не концом демократии (она закончилась с закрытием «буржуазных» газет и репрессиями против кадетов), а крахом «социализма с человеческим лицом» с жирной точкой в виде подавления Кронштадта.

А ведь тогда у России было то, чего нет сейчас у нас: крестьянство, жаждавшее работать на своей земле, по-настоящему частный бизнес, от ремесленников до крупных компаний, были негосударственные профсоюзы, были земство, привычка к местному самоуправлению, гражданское общество.

Восемь месяцев пугачевщины закончились железным большевистским диктатом и красным террором

Кадетам и октябристам не хватило «мнения народного», они ничего не успели доказать стране. Россия знала эсеров и большевиков, либерализм и западничество были уделом немногих. Как и сейчас. Как тогда крестьяне и рабочие не знали графа Витте и Набокова с Петрункевичем, так и сейчас абсолютное большинство не готово возлюбить Гайдара и Чубайса и выйти на Манежку с требованием освобождения МБХ и продолжения гайдаровских реформ.

У кадетов и октябристов не было никаких силовых структур, а у большевиков были солдаты и матросы, объединенные в Советы. Кстати, литовцы в начале 90-х имели такие народные дружины — «Департамент охраны края».

Погубило февральский шанс и отсутствие представительства образованных классов и профессий. Не создали кадеты и октябристы сообществ адвокатов, учителей, профессоров, студентов, офицеров и купечества под лозунгами либерализма. Если бы эта подпитка у Временного правительства была, Советы не перевесили бы.

Нам, слава богу, Учредилка не нужна. У нас есть Конституция — то, что делает территорию государством. Есть грамотный, отчасти интернетный народ. Кто-то должен собрать его под святое знамя, где будет начертано: «Свобода. Собственность. Законность». Кто-то должен идейно бороться с детской болезнью левизны, вирусами нацизма и имперским синдромом. Иначе даже после падения власти придется переделать историческую фразу депутата Пуришкевича: «Не страшен Путин, страшно распутство».