АЛЕКСЕЙ КОНДАУРОВ


Во втором деле Ходорковского-Лебедева осталось поставить последнюю точку — вынести оправдательный приговор. Никакого другого правосудного решения просто не может быть, поскольку по эпизодам хищения и отмывания денег нет самого события преступления; кроме того, нельзя говорить и о незаконном завладении акциями ВНК (даже если бы здесь и был состав преступления, по этому пункту обвинения истёк срок давности).

Не только я, но и многие другие, куда более проницательные и юридически образованные люди так и не услышали за полтора года судебного процесса доказательств вменённых Ходорковскому и Лебедеву преступлений. Чего не скажешь о доказательствах невиновности подсудимых, которых в уголовном деле такое количество и которые в судебных заседаниях «изжёваны» до такого состояния усвояемости, что даже самые тупые и предвзятые должны бы уразуметь: Ходорковский и Лебедев невиновны. Но нет, прокуроры делают вид, что не ведают, не понимают, не видят, не слышат, требуя добавить ещё 14 лет.
Интересно, каким полушарием головного мозга (или другой части тела) они придумали обвинить Ходорковского и Лебедева в хищении у собственной компании всей добытой с 1998 по 2003 годы нефти. Как они предполагали эти фантазии доказывать? В чём усмотрели корысть Ходорковского с Лебедевым, в чём смысл — у себя воровать — увидели? Ну не страдают Ходорковский и Лебедев слабоумием и экономической безграмотностью. И не финансовые извращенцы они. Они — современные капиталисты, стремившиеся получать прибыль и создавать по возможности достойные условия труда и жизни людей, работающих в компании, а не крысятничать, существуя одним днём, как нынешняя насквозь пропитанная коррупцией правящая верхушка. Прокуроры изначально поставили перед собой юридически не решаемую задачу: ахинея не доказуема по определению. Сочиненную ими бессмыслицу и обсуждать-то в здравом уме и твёрдой памяти невозможно, а они попытались, подтасовывая, фальсифицируя, недоговаривая, утаивая, навязать её суду и общественности как истину в последней инстанции.
Разговоры о том, что Данилкин должен де совершить подвиг, вынеся оправдательный приговор, представляются при таком положении вещей излишней героизацией работы судьи, принципом которой является опора на закон, а единственным советчиком при вынесении приговора — совесть. Всё иное от лукавого — хоть от Путина, хоть от Медведева. И персональную подлость или трусость в случае обвинительного приговора на счёт «лукавого» не спишешь: пером, выводящим подпись под ним, не Путин или Медведев будет двигать, а судья Данилкин. Пистолет к его лбу, уверен, не приставят, разве что телефон будет дребезжать. Пули же, слава богу, из телефонов не вылетают. Приказы, требования, увещевания, наверняка, напрягут мобильную или проводную связь. Но ведь до слуха-то будут доноситься лишь вкрадчивые голоса начальников, а не гортанный крик конюха путинского фаворита. Да если бы и сам Путин решил позвонить, поигрывая желваками на другом конце провода, какое всё это имеет значение для человека профессионального и честного. Ведь «телефонное право» в этом деле для настоящего судьи — всего лишь неудобство по сравнению с долгом и исторической удачей явить миру беспристрастность и лучшие человеческие качества. Редко кому так улыбается судьба, как улыбнулась она судье Данилкину. Можно только позавидовать.
Вполне допускаю, однако, что для Данилкина — среднестатистического российского обывателя — выпавший жребий обременителен до чрезвычайности. Ему, возможно, комфортней оставаться шестерёнкой государственной машины, совершающей свой малюсенький оборот, и не задумываться, что такие же миллионы шестерёнок, прокручиваясь, приводят в движение коррупционно-репрессивный механизм, перемалывающий много чего живого в стране. Скорее всего, ему, у которого жена, двое детей, хорошая непыльная работа, стабильный заработок, рассуждения некоторых людей о судьбе России, которая теперь якобы находится в его скромных руках, кажутся излишне экзальтированными.
Но одно дело, когда ты незаметно вращаешься среди множества шестерёнок, другое — когда собственным росчерком пера калечишь жизни невиновным. И делаешь это публично, под пристальным взглядом тысяч понимающих и сочувствующих невиновным глаз. А для них, внимательно и с надеждой взирающих, не имеет никакого значения — творец ты истории или нет, выполняешь ты чью-то волю или не выполняешь, для них важно — приличный ты человек или сволочь. Им также абсолютно безразлично — президент ли ты, премьер-министр или судья. Их интересует лишь правда и справедливость.
Конечно, коррупционно-репрессивный механизм перемалывает сегодня, слава богу, пока не миллионы, как когда-то, а тысячи, что некоторым защитникам режима — не исключено, что и Данилкину — представляется вполне терпимым. Но какое дело до этой разницы цифр, например, родным и близким Анны Политковской, Натальи Эстемировой, Юрия Червочкина, Сергея Мохнаткина, Олега Кашина и многих-многих других? Разве горе стало бы меньше, если бы их имена стояли в списке миллионов жертв, а не тысяч? И какое дело престарелым родителям, женам, растущим без отцов детям и внукам Ходорковского и Лебедева до чувств, которые испытывает к знаменитым сидельцам господин Путин? Он же, господин Путин — не господь бог, чтобы всерьёз принимать во внимание его благословение или опалу. Он всего лишь простой смертный, который вроде и крест на груди носит.
На стыке девятнадцатого и двадцатого веков «дело Дрейфуса» встряхнуло Францию и прокатилось тревожным эхом по миру. Во Франции нашёлся смелый человек, который смог прокричать: «Я обвиняю». И французы, в том числе благодаря этому крику, стряхнули равнодушие, не дав замарать нацию в крови невиновного. У нас сегодня тоже есть возможность стать чуть лучше, потребовав оправдательного приговора и не приняв обвинительного для Ходорковского и Лебедева. Российскому обществу пора прекратить воспринимать душегубство как норму и решительно отказаться от приглашения на казнь.
Что до Данилкина, то земную оценку ему дадут после 15 декабря, а о божьей мы, к сожалению, никогда не узнаем. Зато уясним наконец, есть на Путине крест или его на нём нет... Да и на Медведеве тоже.