Публикую интересный материал о русской истории ХХ века.
Автор ВИКТОР КРАСИН вот что ОН пишет в своей автобиографии..
Родился в Киеве в 1929 году. В 1947-м поступил в Московский университет на психологическое отделение философского факультета.

В январе 1949 года я и шесть моих друзей были арестованы МГБ и приговорены к восьми годам лагерей за критику марксизма-ленинизма. Я попал в Тайшетские лагеря (Озерлаг).

В сентябре 1949-го я и четыре моих лагерных товарища совершили побег с Тайшетской пересылки, разоружив конвой. Нас задержали на третьи сутки. Лагерный суд приговорил нас к 10 годам за контрреволюционный саботаж. На Тайшетской трассе я провел первую лагерную зиму на лесоповале.

Весной 1950 года меня этапировали на Колыму, в Берлаг. Работал токарем в мехцехах. В октябре 1954-го нашу группу освободили и реабилитировали.

В 1963-м я окончил экономический факультет МГУ. Учился заочно, работая шофером на грузовиках и в такси. В 1966 году окончил аспирантуру по кафедре статистики. Диссертация не была допущена к защите, поскольку не соответствовала марксистским стандартам. С 1966 по 1968 год работал научным сотрудником в Центральном экономико-математическом институте.

В это время я начал заниматься самиздатом: фотографировал и давал читать друзьям неподцензурную литературу, сам начал собирать информацию о правонарушениях. Осенью 1968 года был уволен из ЦЭМИ, отказавшись прекратить правозащитную деятельность. Я не работал год, и в конце 1969-го меня арестовали и приговорили к пяти годам ссылки по обвинению в тунеядстве. Ссылку я отбывал в Красноярском крае. Осенью 1971 года Верховный суд РСФСР отменил приговор.

Но в сентябре 1972-го я был вновь арестован КГБ по 70-й статье. Об этом аресте я рассказываю в своей книге «Суд». Ее можно найти на сайте Сахаровского центра (Sakharov-center.ru), в разделе «Авторы и тексты воспоминаний о ГУЛАГе».

В феврале 1975 года мы с женой эмигрировали в США. С 1984 по 1991-й я работал корреспондентом на радио «Свобода». Летом 1991-го мы с женой вернулись в Москву. С 2003 года вновь живем в США
ЧИТАЕМ.....Часть I

Бердяев вычленяет в тысячелетней истории России пять типов цивилизации: Россию киевскую, Россию татарского периода, Россию московскую, Россию петровскую, императорскую, и, наконец, новую советскую Россию. Последний период, однако, существенно отличается от четырех первых. Если во всех предыдущих периодах Россия оставалась Россией, а русский народ — русским народом, то в большевистский период Россия превратилась в СССР, а русский народ — в советский. Бродский называет это перерождение «колоссальным антропологическим сдвигом» и «огромным антропологическим регрессом». Может быть, правильнее назвать эту трансформацию антропологической катастрофой, учитывая глубину духовной деградации русского народа в советскую эпоху..
Что же такое «советский человек»? Самый точный ответ дали блатные: раб КПСС. Имеются и более ранние варианты, но идея та же: «раб ВКПб», «раб НКВД». Блатные имели ввиду обычное рабство, которое в СССР осуществлялось в лагерях и колхозах. Но, кроме обычного, большевики создали новый и небывалый феномен: рабство идеологическое. Советские люди стали рабами коммунистической идеологии. Их мировоззрение состояло из набора идеологических штампов, которые утверждались в их сознании как математические аксиомы типа «дважды два четыре». Такая же истинность придавалась утверждениям «марксизм-ленинизм — единственно правильное мировоззрение»; «коммунизм — светлое будущее всего человечества»; «партия и народ едины»; «СССР — первое в мире государство рабочих и крестьян» и т.д. Несколько сотен таких догматических положений и составляли мировоззрение советских людей, периодически обновлявшееся новыми постулатами, например, «социализм и капитализм могут сосуществовать мирно».

Догмы коммунистической идеологии были обязательны. Бердяев называл это «диктатура мировоззрения». Критика коммунистической идеологии рассматривалась как антисоветская пропаганда, направленная на подрыв советского строя.

В 1949 году, когда я учился на психологическом отделении философского факультета Московского университета, я и группа моих товарищей студентов были арестованы. Главным пунктом обвинения была критика марксизма-ленинизма с идеалистических позиций. Решением Особого совещания нас приговорили к восьми годам лагерей. Непогрешимость коммунистической идеологии (учение Маркса всесильно потому, что оно верно) утверждалась этапами в лагеря.
Самая поразительная черта советского человека состояла в том, что он не знал, что он раб.

Рабы прошлых эпох знали, что они рабы, и мечтали стать свободными. Если бы советскому человеку сказали, что он раб, он бы искренно возмутился. Эту черту советских людей отметил Синявский: «Перед нами очередной парадокс: раб не только не чувствует своего рабства, но считает себя самым свободным человеком на свете».

Каким образом советский человек становился рабом коммунистической идеологии?

Главную роль в этом процессе играло так называемое коммунистическое воспитание. «Партия воспитывает нового человека», сказано в программных документах КПСС. Воспитывать своих поданных партия начинала с детского возраста, но основной процесс осовечивания происходил в школе. На протяжении десяти лет сознание школьников подвергалось непрерывной идеологической обработке, особенно на уроках истории, литературы, обществоведения, а также в пионерской и комсомольской организациях.

Дети принимают слова учителей на веру, и за десять лет непрерывное зомбирование сознания школьников, осуществлявшееся по оруэлловской формуле «ложь — это правда», приводило к тому, что из школы выходили молодые люди, которые уже были законченными советскими гражданами, то есть людьми с деформированным сознанием. А вне школы обработка их сознания проводилась с помощью газет и журналов, радио и телевидения — этих, по словам Эткинда, «убийственных средств проникновения в любой дом и в любой мозг».

Важным элементом коммунистического воспитания было советское искусство. Оно создавало фиктивный мир, псевдореальность, в которой счастливые колхозницы с песнями убирали урожай, а шахтер Стаханов выполнял за смену 14 норм, и ему в Кремле жал руку сам Сталин. Радостное, счастливое ощущение, создававшееся фильмами («Веселые ребята», «Волга-Волга»), струившееся из песен: «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых»; из стихов: «И жизнь хороша, и жить хорошо» — все это работало на преображение жизни и вытесняло из сознания советских людей дурную реальность бараков и коммуналок, телогреек и резиновых сапог и многочасовых стояний в очередях (все это входило в категорию «временных трудностей»). Советское искусство говорило людям, что сказочный мир уже рядом, что еще немного героических усилий и жизнь преобразится, станет такой, как в кинофильмах. Этот фиктивный мир, удачно названный «третьей действительностью», обладал такой магической притягательностью, что до сих пор советские фильмы пользуются в России громадной популярностью, а мелодии Дунаевского звучат в ушах. Главным автором «третьей действительности» был Сталин. Он формировал ее. Он внимательно следил за развитием советского искусства, смотрел постоянно фильмы. Его указания определяли направление, по которому должно развиваться советское искусство. Творческим работникам было хорошо известно, что Сталину нравится и что не нравится, и это было главным критерием в выборе темы, сюжета, героев.

В меньшей степени осовечиванию подверглись те, кто ему сопротивлялся (эту часть населения СССР принято называть «Второй Россией»), но избежать советизации не мог никто. Безансон говорит, что советский интеллигент дома пишет «в стол» и думает, что он создал себе нишу. Он ошибается, так как утром он приходит в свой институт и говорит на советском языке. Преподаватель философии, излагая студентам основы марксизма-ленинизма, не мог считать их неправильными. Иначе он должен был сказать себе, что сам он в них не верит, а студентам говорит, что в них заключена истина, то есть год за годом обманывает их. Но такое раздвоение личности невозможно. Может быть, какой-нибудь циник мог вести такую двойную жизнь, но основная масса работников «идеологического фронта» считала правильными и диамат с истматом, и марксистскую политэкономию, и остальные идеологические дисциплины, и сталинскую трактовку революции и истории СССР.

Коммунистическая идеология претерпевала изменения. В годы войны Сталин, отказавшись от марксистско-ленинского интернационализма, начал насаждать русский национализм, и он быстро прижился. Сталин также прививал советским людям имперское мышление. Прибалтику и восточноевропейские страны они стали рассматривать как часть советской империи, именуемой «социалистическим лагерем». В итоге у советских людей образовалась смесь из коммунистической, русской националистической и имперской идеологий. Слившись, они образовали некий сплав — советскую идеологию позднесталинской эпохи. Поскольку автором всех перемен в идеологии был Сталин, ее правильнее называть просто «сталинской идеологией». Ее власть над советскими людьми оказалась столь сильна, что через 18 лет после крушения коммунистической системы половина населения нынешней России не может освободиться от ее магического дурмана и тоскует по «великой эпохе», «великой империи» и по ее «великому кормчему».
2
Идеологическому порабощению советских людей сопутствовала нравственная деградация. Началась она с того, что основная часть народа, участвовавшая в революции, приняла атеизм большевиков, отреклась от веры отцов и надругалась над святынями. Оскверняли церкви. Их взрывали, устраивали в них склады, конюшни, клубы и сортиры. Рубили иконы на дрова. Священников расстреливали и топили на баржах. Вот что говорит историк Д. Павлов: «Со служителями церкви, людьми, как правило, преклонных лет, новые правители России любили расправляться с особой, изощренной жестокостью: их распинали на царских вратах, заживо варили в кипящей смоле, скальпировали, душили епитрахилями, «причащали» расправленным свинцом». Такая ненависть к священникам прямо восходит к Ленину. Из всех «эксплуататорских» классов он больше всего ненавидел духовенство. Это видно, в частности, из его инструкции об изъятия церковных ценностей. В ней Ленин писал: «Мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого-угодно сопротивления... Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».

Другой причиной нравственного вырождения была установка большевиков на привлечение к власти черни. Вскоре после захвата власти большевики поняли, что опоры в обществе у них нет. Хотя Ленин и утверждал, что в России произошла пролетарская революция, но и он, и вся большевистская верхушка понимали, что это миф, а есть диктатура ВКПб, осуществляемая ЦК, опирающимся на ЧК. Но чтобы управлять страной, надо было создавать государственный аппарат. Они начали рекрутировать чернь, это «последнее сословие». Начал действовать большевистский искусственный отбор. Партийные, советские, хозяйственные организации, но прежде всего ЧК и другие органы террора, а также комбеды в деревне стали заполняться низкими людьми, для которых совесть не имела никакого значения. Молодая советская власть предложила своим гражданам простой и заманчивый общественный договор: чем больше ты способен совершить подлых поступков, тем больше у тебя шансов подняться по служебной лестнице. Доносы стали стандартным способом продвижения наверх. Типичной фигурой в партийной и советской иерархии становится «честный предатель, проваренный в чистках, как соль».

Селекцию черни Сталин сделал основой кадровой политики, особенно когда дело касалось отбора в его личный аппарат. «А вокруг него сброд тонкошеих вождей, Он играет услугами полулюдей». Имена вождей знала вся страна: Молотов, Каганович, Ворошилов — сталинские полулюди старшего поколения. Маленков, Жданов, Суслов — из следующего. Вот пример поведения сталинского недочеловека: Ежов прислал в Кремль на утверждение список арестованных жен высших руководителей. Он поставил категорию № 2, предполагавшую лагерный срок (обычно 10 лет). Но Сталина нет, и решение нужно принимать Молотову. Он перестраховывается. Ведь реакция Сталина непредсказуема. Он зачеркивает № 2 и ставит № 1, что означало применение высшей меры. Все женщины из этого списка были расстреляны.

Коммунистическая власть нравственно развращала людей. Они утрачивали общечеловеческие нравственные основы. Советский человек охотно усвоил блатную этику: где бы ни работать, лишь бы не работать, прожить «на халяву», обмануть, украсть. Стало типичной формой поведения — стащить что-нибудь на производстве, продать и пропить

Одним из последствий отказа от христианства стало идолопоклонство. Обожествление Сталина достигло неправдоподобных размеров. Советские люди пали ниц перед тираном. В песнях, стихах и поэмах, сочиняемых нашей творческой интеллигенцией, он был наделен божественными чертами, прежде всего святостью и непогрешимостью.

3

Когда в 1949 году на допросе я заявил следователю, что инкриминируемые мне идеи можно найти в сочинениях Сталина, он вскочил, побагровел, затопал ногами и заорал в бешенстве: «Не смей произносить его имя своими антисоветскими губами».

Но боготворили Сталина не только «простые советские люди». Синявский приводит выдержку из дневника Чуковского, в которой тот рассказывает, что происходило, когда в президиуме Съезда советских писателей в 1934 году появился с группой вождей Сталин. «Вчера на съезде, пишет Чуковский, сидел в шестом или седьмом ряду. Оглянулся: Борис Пастернак. Я пошел к нему, взял в передние ряды... Вдруг появляются Каганович, Ворошилов, Андреев, Жданов, Сталин. Что сделалось с залом! А Сталин стоял немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица Видеть его — просто видеть — для всех нас было счастьем. Каждый его жест воспринимался с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова. Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью».

Сталин создал нацию рабов. Расстрел как главный инструмент управления обществом действовал безотказно. Сталин был садистом и убийцей по натуре, но он не был патологическим убийцей, как считают многие его биографы. Он был плановым убийцей. Убийства он планировал. Его первой задачей была месть руководству партии, так называемой ленинской гвардии, тем, кто смеялся и издевался над ним, считал его посредственностью и ничтожеством. Все эти зиновьевы, каменевы, «любимцы партии», должны были быть не только уничтожены, но перед смертью целовать его сапоги. Их надо было заставить признать, что они были настоящими преступниками: занимались вредительством, диверсиями, были шпионами иностранных разведок, создавали подпольные организации, чтобы убить Сталина и других вождей и реставрировать в России капитализм. И их заставили все это признать, применяя самые зверские пытки.

Когда Евгению Гинзбург перевели в Бутырской тюрьме в камеру, выходившую окнами на следственный корпус, она увидела, что сокамерницы затыкают уши ватой. Через несколько минут она поняла почему. После отбоя начались допросы, и над Бутыркой повисли крики и стоны сотен подследственных, подвергавшихся пыткам. Они все признали, им за это обещали «сохранить жизнь». Их всех обманули и всех расстреляли.

Второй плановой задачей была замена старого состава партии на новый. Всего состава, полностью. Члены партии, у которых могло быть собственное мнение, были Сталину не нужны. Ни у кого не должны были возникать сомнения в правильности избранного им пути. Верхний и средний эшелон партии подлежали расстрелу, остальные пошли в лагеря. Сталин уничтожил ленинскую коммунистическую партию и создал свою, сталинскую, состоявшую из роботов, беспрекословно выполнявших его волю.

Третья задача заключалась в том, чтобы запугать население до такой степени, чтобы люди дрожали от страха при одном упоминании его имени. Главным методом был тотальный террор и порожденный им тотальный, «леденящий душу страх», по словам Эткинда, а скорее даже мистический ужас, живший в подсознании каждого советского человека. Ведь каждый мог быть в любой момент арестован и расстрелян. «В животе и смерти один Бог властен». Неверно. В стране победившего социализма в смерти властен был один Сталин.

Сталин завершил дело, начатое Лениным: он построил «первое в мире государство рабочих и крестьян» и населил его советскими людьми, прошедшими сталинскую селекцию. Но он понял то, чего не понял Ленин: чтобы выполнить эту задачу, нужно беспощадно уничтожать всех, кто может быть несогласен, в том числе и собственную партию, включая даже и тех, кого только подозревают в нелояльности.


Часть II
4
Через тотальный террор, через «море крови и сто миллионов голов», как говорил Достоевский, мечта человечества о социализме была Сталиным осуществлена. Но построив социализм, Сталин сказал всем четко и ясно: это и есть социализм и другого быть не может. Он доказал то, о чем Достоевский предупреждал в «Бесах», — что социализм по природе своей есть зло. И действительно, во всех странах, где коммунисты пришли к власти — в России, Югославии, Китае, Вьетнаме, Камбодже и на Кубе, — строй, который они создали, характеризовался одними и теми же чертами: тотальная диктатура, обязательное мировоззрение, массовые репрессии, расстрелы, лагеря, превращение населения в послушных рабов. Исключений не было. Социализм с человеческим лицом не возник нигде.

Сталинский тотальный террор осуществляли органы госбезопасности. Это были самые преданные его помощники. Поражает разгул садизма. Сотрудники органов не только выслеживали, арестовывали, наматывали срока невиновным людям, расстреливали их и отправляли в лагеря, но истязали и мучили их. Истязания заключенных стали нормой поведения сотрудников ГБ. Истязания продолжались в лагерях. Непосильный труд (в колымских золотых забоях заставляли работать по 14-16 часов), страшный голод (многие заключенные умирали через 3-4 недели). Заключенных избивали и лагерные офицеры, и надзиратели, и блатные, часто забивая до смерти. Тон этим зверствам задавали оперуполномоченные ГБ в лагерях.

Садистские импульсы исходили от Сталина. А. Орлов в книге «Тайная история сталинских преступлений» рассказывает, что, когда Сталину доложили о Зиновьеве и Каменеве, отказывающихся подписывать протоколы допросов, он пришел в бешенство и кричал чекистам: «Поработайте над ними, пока они ни приползут к вам на брюхе с признаниями в зубах». Сталин упивался муками своих врагов. Орлов рассказывает, как веселился Сталин, слушая рассказ о предсмертных минутах Зиновьева. Сталин устроил вечеринку для чекистской верхушки. Начальник охраны Сталина Паукер забавлял их рассказом о том, как происходил расстрел Зиновьева. Он падал, хватал присутствовавших за ноги и вопил, изображая Зиновьева: «Ради Бога, товарищ, вызовите Иосифа Виссарионовича!». Гости хохотали. Паукер повторил сцену. Гости хохотали еще пуще. Когда Паукер начал в третий раз, Сталин знаками велел ему прекратить, не то он умрет от смеха.

В 1938 году Колыма не выполнила план по золоту. Сталин позвонил начальнику Дальстроя Павлову. Тот сослался на большую смертность. «А разве плохо, если подохнут враги народа, — сказал Сталин. — Мы пришлем вам еще, сколько надо».

Сколько же «рыцари революции» уничтожили своих соотечественников? Наиболее достоверными следует признать цифры, сообщенные Шатуновской. По возвращении из колымских лагерей она, одна из немногих старых большевиков, избежавших расстрела, была поставлена Хрущевым во главе комиссии по расследованию сталинских репрессий.

По распоряжению Хрущева для работы комиссии были открыты все архивы, включая архив КГБ и архив Главного управления лагерей. За два года комиссия составила 60 томов отчетов. Шатуновская предлагала Хрущеву опубликовать эти материалы, но он сказал, что этого ни в коем случае нельзя делать, так как КПСС будет совершенно дискредитирована, особенно перед зарубежными компартиями. После окончания расследования Шатуновская ушла на пенсию, оставив 60 томов в сейфе в одном из отделов ЦК. Их дальнейшая судьба ей неизвестна. Поскольку многие высшие партийные чиновники (Суслов, председатель КГБ Серов) были буквально в бешенстве, что Шатуновскую допустили до самых секретных материалов, и чинили ей всевозможные препятствия, она предполагала, что они уничтожили самые компрометирующие документы. Но главные цифры, установленные комиссией, Шатуновская запомнила и сообщила их.
5
С 1935 по 1940 год были арестованы 19 миллионов 700 тысяч человек. Из них семь миллионов расстреляны. Таковы масштабы сталинских репрессий, начатых им после убийства Кирова. Близкую оценку дает и Антонов-Овсеенко. Он сообщил, что в 1956-м политбюро запросило у ГБ сведения о репрессиях и что ответ был такой: с 1935 по 1940 арестованы 18 млн 840 тысяч, из них семь миллионов расстреляны. Совпадает и период, указанный в отчете Шатуновской, и число расстрелянных. Небольшая разница лишь в общем числе арестованных: 19,7 млн у Шатуновской и 18,8 млн у Антонова-Овсеенко.

В эмиграции профессор Курганов сделал расчеты числа репрессированных в СССР с 1918 по 1959 год. Если вычесть погибших во время гражданской войны (он включил их в общее число), то получится примерно 55 миллионов. Если к 19-20-ти миллионам, о которых сообщили Шатуновская и Антонов-Овсеенко, добавить 10 миллионов уничтоженных во время коллективизации (это, по-видимому, минимальная цифра, так как, по расчетам украинских историков, только на Украине были уничтожены от пяти до десяти миллионов), то получится около 30 миллионов. Остальные 25 приходятся на заключенных, расстрелянных и погибших в лагерях до 1935-го и после 1940-го. Из крупных групп населения сюда войдут «раскулаченные», народы, выселенные Сталиным после войны, наши военнопленные, которые из немецких лагерей, пройдя смерш, пошли транзитом в советские лагеря, украинские и прибалтийские партизаны, сражавшиеся за независимость после войны, и просто ссыльные всяких других категорий, которых насчитывают до пяти миллионов.

Получается, что оценка Курганова, с которой многие не соглашаются, выглядит достоверно. С нею был согласен и Солженицын. Отметим также, что ГБ дает совершенно смехотворную оценку: три миллиона арестованных по политическим мотивам с 1918 по1953 год.

В том,что большинство репрессированных были невиновные люди, можно было убедиться в 1956 году, когда по распоряжению Хрущева началось массовое освобождение политических заключенных. На колымском лагпункте Д-2, с которого меня летом 1954-го увезли в Москву на переследствие, было три тысячи зэков. В 1956-м вернулся в Москву с Д-2 приятель, освободившийся по хрущевской комиссии. Он сообщил, что на Д-2 оставили только 150 человек — полицаев, карателей, тех, кто активно сотрудничал с немцами.

95% были признаны невиновными. Аналогичные сведения приходили из других лагерей.

Когда говорят о вине гэбистов в убийстве миллионов своих сограждан, часто указывают как на смягчающее вину то обстоятельство, что многие из них тоже стали жертвами сталинских чисток. Общие цифры неизвестны, но вот Ежов, когда его судили, кричал: «Я почистил (это был синоним расстрела — прим. автора) четырнадцать тысяч чекистов. Надо было больше». В кровавой сталинской карусели чекисты расстреливали чекистов, своих вчерашних сослуживцев, с тем чтобы спустя недолгое время их самих спустили в подвал и их вчерашние коллеги всадили им пулю в затылок. «Сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау! Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?»

С февраля по октябрь 1917 года в России разворачивались параллельно две революции.

В первой участвовало образованное сословие. Началась она с выступления декабристов, развивалась в течение всего XIX века и увенчалась в феврале1917-го образованием Временного правительства. Вторая была народная, и происходила она на фронте и в тыловых гарнизонах в форме постоянных митингов, на которых вырабатывалось отношение солдат к революционным событиям. Поскольку большинство солдат были крестьянами (82% в 1918 году), ее нужно признать по преимуществу крестьянской. Она была по существу продолжением крестьянских восстаний Разина и Пугачева, что и подтвердилось, когда начались расправы с офицерами на фронте и с помещиками в деревне. И идеалы были те же — мужицкое царство без бар и господ.
6
Солдатская масса была настолько пропитана революционными настроениями, что когда фронт начал разваливаться, даже казаки, этот оплот царской власти, возвращались домой с красными бантами на шинелях. А когда в Новочеркасске генералы Алексеев и Корнилов начали собирать первые добровольческие отряды, казаки попросили их уйти с Дона.

В российском революционном движении в XIX веке образовалось несколько течений: от умеренного крыла, стремившегося к установлению в России парламентской демократии, до экстремистского, представленного большевиками, утверждавшими вслед за Марксом и Лениным, что построение нового общества невозможно без диктатуры. Победили большевики. Захватив власть, они сразу же установили диктатуру и террор.

До сих пор ведутся споры, поддержал ли народ большевиков или их власть держалась только на терроре. Ответ представляется очевидным: большая часть русского народа пошла за большевиками. Доказывается это просто: без поддержки народа они не победили бы в гражданской войне. Неизбежность поражения Белой армии признал еще в 1920 году Милюков.

«С несомненностью для меня выяснилось, — писал он, — что даже военное освобождение невозможно, ибо оказалось, что Россия не может быть освобождена вопреки воле народа».

А в октябре 2009 года в интервью на радио «Свобода» эту же мысль высказал и историк Ю. Афанасьев. «Следовало бы посмотреть на Октябрьскую революцию, — сказал он, — как на победу подавляющего большинства русского народа».

Речь идет о признании чрезвычайно важного факта, оспариваемого многими: в России победила крестьянская революция, приведшая к власти большевиков. Слились два революционных потока: крестьянский, разинско-пугачевский, и большевистский — самый экстремистский поток в социал-демократическом движении, и они смели революцию образованного сословия, начавшуюся на Сенатской площади и трагически завершившуюся разгоном Учредительного собрания. Победа большевиков и три четверти века коммунистического правления в России были крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века и, возможно, концом России. На вопрос, что произошло с Россией, Безансон ответил кратко: «Разрушена коммунизмом».

Большинство антикоммунистов до сих пор считает, что большевиков поддержало меньшинство народа. Эта концепция так и называется — «Победа меньшинства». Есть даже точка зрения, что Красная армия победила потому, что всюду стояли заградотряды, дезертиров тут же расстреливали и красноармейцы не бежали с фронта только из-за страха. Если бы это было так, то красноармейцы сдавались бы Белой армии. Заградотряды можно поставить сзади войск, но не впереди.

Сложнее с проблемой поддержки большевиков большинством народа после гражданской войны. После введения продразверстки начались крестьянские восстания. Они продолжались несколько лет и были подавлены со страшной жестокостью. Это была по существу вторая гражданская война. По расчетам историков, при подавлении восстаний погибло до миллиона крестьян. Сильное сопротивление оказали крестьяне и в период коллективизации.

Большевистская верхушка во главе со Сталиным была этим настолько разъярена, что из мести развязала голод на селе, в результате которого погибли до десяти миллионов крестьян, из которых больше половины были дети. В первые месяцы войны Красная армия, большинство которой (67% в 1940-м) было из крестьян, почти не оказывала немцам сопротивления. За первый год войны в плен попали более трех миллионов красноармейцев. Когда в конце 40-х, попав в лагеря, я спрашивал у наших военнопленных, почему Красная армия терпела такие поражения, ответы были однотипные: «А что, за колхозы, что ли, воевать?» и: «А что, за Сталина, что ли, воевать?».

7

Восстания в ответ на продразверстку, сопротивление коллективизации и нежелание воевать за Сталина и колхозы не оставляют, казалось бы, сомнений в том, что крестьяне разочаровались в большевистской власти и встали к ней в оппозицию. Создавалось впечатление, что не только крестьяне, но и городское население находится в оппозиции к коммунистическому режиму и не проявляет открытого недовольства только из страха репрессий, а после смерти Сталина из-за инерции страха.

Многие на наших диссидентских кухнях были уверены, что народ только и ждет, когда советская власть рухнет, и когда это произойдет, люди вздохнут полной грудью и радостно встретят свободу. «А народ восстать готовый,/ Из-под участи суровой,/ От Смоленска до Ташкента,/ С нетерпеньем ждал студента».

При советской власти узнать подлинные настроения людей было невозможно. В эпоху «Москвошвея» опросы населения не производились. Но вот наступила эпоха ВЦИОМа, и выяснилась совершенно неожиданная и поразившая многих картина. Через двадцать лет после крушения советского государства около половины населения России считает, что в СССР было построено народное государство, то есть осуществлен народный идеал — царство без бар и господ. Что социализм, при котором была упразднена частная собственность и государство являлось собственником не только средств производства, но и всех предприятий и учреждений, школ, больниц, детских садов и т.д., — что такой строй является наиболее подходящим для народа. За желательность возвращения этой формы устройства общества высказалось в некоторых опросах даже не 50, а до 90 процентов респондентов. Большинство населения современной России, по крайней мере на мировоззренческом уровне, не приемлет капитализм и высказывается за возвращение социализма советского образца. И это не только в ельцинский период, что было бы понятно, учитывая, что после шоковой терапии доходы населения упали почти в три раза, но и в относительно благополучный путинский.

Как же это понять? Думаю, тут может помочь Достоевский. Говоря в «Дневнике писателя» о спорах между славянофилами и западниками, он считал, что противоречия между ними будут разрешены, так как речь идет о заблуждениях ума. Гораздо сложнее с заблуждениями сердца. От них отказаться страшно трудно, и иной человек предпочтет даже погибнуть, чем признать, что он заблуждался. Это может произойти, говорит Достоевский, и с целым народом.

Вот что, по-видимому, происходит с большинством народа в России. Эти люди не хотят отказаться от мечты о народном царстве без бар и господ и считают, что, по крайней мере в основном, оно было построено в СССР.

Тут уместно вспомнить, что и советская интеллигенция не отвергала социализм, но, начиная с середины 60-х, начала требовать демократизации советского общественного строя. Поэтому она с таким воодушевлением восприняла Пражскую весну. Важно, однако, отметить, что требования демократизации советской общественной жизни не сопровождались отказом от социализма.

Не только советская, но и западная либеральная интеллигенция верила в то, что в СССР создается первое в мире государство рабочих и крестьян. Ее не смог отрезвить даже кровавый театр сталинских политических процессов. Победа над нацистской Германией только укрепила эту веру. Первые сомнения появились после подавления венгерского восстания в 1956-м и Пражской весны в 1968-м. Легитимность правительства СССР была также сильно подорвана советским правозащитным движением. Окончательный удар был нанесен «Архипелагом ГУЛАГ».

Продолжение следует