В Москве на 54-м году жизни скончался известный российский экономист Егор Гайдар
Причиной смерти, по предварительной информации, стал оторвавший тромб. Егора Гайдара вспоминает российский политик и политолог Владимир Рыжков.

«Смерть Егора Гайдара – это, действительно, огромная утрата для всей России, потому что с именем этого человека связана история нашей страны по меньшей мере последних 20 лет. Это человек, который войдет в историю как один из величайших реформаторов. А кроме того, Егор Гайдар был очень крупным ученым. Одним словом, это великий, без всякого преувеличения, реформатор».

Егор Гайдар в свое время исполнял обязанности российского премьера. Он считается одним из идеологов рыночных реформ в стране.

(Bloomberg) - Егор Гайдар, архитектор экономической трансформации России после распада Советского Союза, погиб во время работы над книгой около 3 утра сегодня от осложнений, связанных с сгустков крови, его института сказал. Он был 53.

Гайдар был одним из группы молодых экономистов, который приобрел известность под покойного президента Бориса Ельцина. Он был экономики Ельцина и министра финансов в последние дни Советского Союза. После распада Советского Союза, Гайдар Кратко служил в качестве исполняющего обязанности премьер-министра и министра финансов.

В России имя Гайдара связана с наиболее широко отмена государственного контроля цен, что способствует инфляции более чем на 1000 процентов, что уничтожила сбережения миллионов россиян.

"Великое счастье России в том, чтобы иметь Егор Гайдар в одном из самых сложных моментов в своей истории", сказал Анатолий Чубайс, который возглавлял массовые России после советской программы приватизации. "В начале 1990-х он спас страну от голода, гражданской войны и распада", Чубайс говорил о своем Живом журнале страницу.

Борис Немцов, бывший первый заместитель премьер-министром при Ельцине и коллега Гайдара в "Союз Правых Сил политические партии, сказал Гайдар является" сильным и мужественным "лидера.


'Кровавая гражданская война "

"Многие люди в нашей стране не как Гайдар, даже ненавидели его словам," Немцов говорит по телефону. "Но вернемся в 1990-х, Гайдара пришлось выбирать между кровавая гражданская война и болезненных экономических реформ. Он выбрал последнее и спас нас всех".

Джеффри Сакс, директор Института Земли при Колумбийском университете, который посоветовал русского правительства в начале 1990-х под названием Гайдара "интеллектуального лидера многие политические и экономические реформы в России" и "одна из немногих ключевых субъектов" периода.

"Основная цель Гайдара было неизменным: чтобы помочь России стать демократической, рыночной общества", Sachs пишет в рецензии на книгу Гайдара Дни поражений и побед, опубликованные в США в 1999 году.

Гайдар был внук Аркадия Гайдара, автора популярных советских детских книг, и сына Тимура Гайдара, войну репортер официальной компартии газете "Правда".

Он возглавлял московский Институт экономики переходного периода.








При жизни Егору Гайдару завидовать было нечего. Он совершил самое главное, когда ему не было еще сорока лет, и отправился на политическую пенсию. Все его попытки принять участие в публично-партийной политике следует признать неудачными, за исключением самого последнего шага – отказа от участия в создании праволиберальной партии-спойлера.

После окончательного ухода со всех государственных постов Егор Гайдар не нашел себе места в российской политической жизни. Возглавляемый им институт работал, производил некую интеллектуальную продукцию, время от времени о Гайдаре вспоминали журналисты, но при этом к нему относились как к герою прежних дней.

Или как к антигерою. Нет смысла говорить о тех, кто будет сетовать на его раннюю смерть потому, что она не дала им возможности самим расправиться с ним. Они так же были расстроены и смертью Ельцина. Но вот те прогрессивные интеллигенты, которые кричали об "ужасных реформах", "социальном дарвинизме" и прочем гайдаровском кошмаре, - они ведь подобны человеку, проклинающему реаниматора, спасшего ему жизнь. Был он груб, нелюбезен и делал больно. И вообще: кто его просил меня спасать и ставить на ноги? Может, мне в инвалидах хорошо было.

По-своему хорошо, да. Ни за что не надо было отвечать, а главное – платить. Но вот пришли два человека и сделали все по-другому. Один покончил с Советским Союзом – одним махом, без дури и трепотни. А другой... С пустыми прилавками Гайдар покончил, вот что он сделал.

Но это неважно, совсем неважно. Все равно он – Егор-Отступник. Он не по статусу поступил. Ему положено было вместе со всеми интеллигентами вещать на кухне, в прессе, с трибуны и кафедры о том, что надо делать другим, дабы наступило благорастворение воздухов.

А он, паршивец, пошел в правительство и сделал все сам. Причем решился на это, не имея стопроцентной политической поддержки, ничего, кроме расположения Ельцина, которое оказалось недолгим и ненадежным. С первых дней реформ в январе 1992 года, еще в новогоднем угаре, началась острейшая борьба за власть – Хасбулатов поехал по регионам, лексика Руцкого становилась все более агрессивной. Каюсь, сам язвил, сравнивая Гайдара с немецким посттоталитарным реформатором: мол, Эрхард двенадцать лет до своего назначения провел, по существу, под домашним арестом, обозревателем "Фолькишер беобахтер" не работал и отделом экономики в журнале "Национал-социалист" (если б такой был) не заведовал. Но у Эрхарда были железные политические гарантии, так что чего уж сравнивать.

И, конечно, люди, которым Ельцин с Гайдаром подарили новую жизнь (не все, но многие из них), не могут простить им не только ликвидации СССР, но и ликвидации советской власти осенью 1993 года. С Ельциным понятно: ему следовало капитулировать перед Макашовым и позволить Баркашову себя арестовать. А Гайдар - мало того что накануне вернулся в правительство, так еще и призвал идти защищать Кремль. Ах-ах, да как он смел, да как это можно – призывать людей делать что-то в свою защиту! Это нетолерантно и неинтеллигентно.

И только в последнее время некоторые из возмущавшихся тогда зачесали репу: а ведь Гайдар при нынешнем-то режиме ничего предосудительного не совершил. С нанотехнологиями и авторитарной модернизацией не связывался. И вообще, чего это все вдруг: гайдарочубайс да гайдарочубайс. Что это за приватизация "по Гайдару и Чубайсу", ежели Гайдар во время залоговых аукционов, формирования олигархии и прочих семибанкирщин был в глубокой отставке?

Что же все-таки скажет прогрессивная общественность и демократическая интеллигенция над гробом Гайдара? Промолчит? Попросит прощения? Поблагодарит?

Поздно. Все это надо было делать при жизни Гайдара. Посмертная благодарность – это для следующих поколений. Современникам же придется признать, что они свое место в истории рядом с этим человеком уже определили. И исправить теперь ничего нельзя.

Дмитрий Шушарин



АНТОН ОРЕХЪ
Когда Егор Гайдар фактически возглавил процесс экономических реформ, которые потом и назвали «гайдаровскими», ему было 35 лет. Всего 35 лет! В этом возрасте многие еще продолжают искать свое место в жизни. А Гайдар уже занимал место в истории. Он занял его. И история, безусловно, поставит рядом с именем этого человека эпитет «великий». Но каково это – делать «великое» историческое дело, понимая, что современники, скорее всего, проклянут тебя? А я думаю, что Гайдар это понимал. Каково это – встать первым и в тридцать-то пять лет повести за собой самую большую страну мира по дороге, по которой эта страна фактически шла впервые! У Гайдара была цель, но путь к этой цели был неведом. Это была дорога во мраке, дорога без колеи – по целине. Дорога, на которой были неизбежны бесчисленные плутания и ошибки. Мог он не идти по этому пути? Мог. Как могут и не идут почти все политики. Как не идут и не хотят идти наши нынешние вожди. Гайдар мог и пойти, но пойти не первым, оставаясь в тени, как большинство его соратников. Это не упрек им, нет. Просто Егор Гайдар сделал другой выбор. Сознательно встал первым и пошел по неведомому пути, пути ошибок, гарантированных предательств и проклятий и совсем не гарантированной благодарности. Он ее и не дождался. Я сегодня даже не хочу читать интернет, потому что в этот день не собираюсь купаться в дерьме. Гайдар не дожил до «светлого будущего» и к той цели, к которой стремился, тоже не дошел. Он пытался вести за собой страну векового рабства и всеобщего воровства. Страну, где не удочку просили, а рыбу требовали. Где никто не чувствовал себя хозяином да и не хотел им быть. Где инициатива была наказуема. Где богатство вызывало зависть и злобу. Гайдару не удалось победить все это. Наша страна и наши люди не сильно изменились в этом смысле за 18 лет, прошедших с тех пор, как Гайдар «зашагал впереди». Но те, кто сейчас отмечают его кончину как праздник, даже не задумываются о том, что Гайдар спас их от голода. Страна, которая голодала веками, которая в принципе голодала вообще всегда, вот уже почти два десятилетия является сытой страной. А история еще поставит рядом с именем Гайдара верные эпитеты



АЛЕКСЕЙ МАКАРКИН

Егор Гайдар вошел в российскую историю как человек, взявший на себя ответственность. Это достаточно редкое явление на государственном уровне, где десятилетиями насаждалась коллективная безответственность. А бюрократическая мудрость, в полной мере актуальная и сейчас, гласила, что инициатива наказуема.

Гайдар был прекрасным экспертом, изучившим советскую экономику и понявшим на рациональном уровне, что так дальше жить нельзя. Но он понимал и основные принципы функционирования экономики рыночной, предметно занимаясь этим еще в 80-е годы. В условиях тотального непонимания законов развития рыночной экономики (когда даже неглупые профессора, рассуждавшие со знанием дела о преимуществах раннего Маркса над поздним и Бухарина над Сталиным, грезили о том, что можно совместить американскую и шведскую экономические модели при советской производительности труда) он оказался одним из немногих, кто мог инициировать серьезные обоснованные решения, а не только говорить об их необходимости.

Гайдар был жестким рационалистом, не понимавшим, как можно принимать некомпетентные решения, противоречащие логике, здравому смыслу. Как можно произносить пламенные речи, при этом цинично вводя людей в заблуждение. Как можно быть непрофессионалом и претендовать при этом на активную роль в государственном управлении. У него была высока ответственность не только за дела, но и слова – в экспертном сообществе, где оценки ставятся по гамбургскому счету, иное невозможно.
Гайдара многие осуждали. Понятно, когда это делали простые советские люди, чьи вклады сгорели в Сбербанке – в такой ситуации трудно требовать от них рационального подхода и понимания того, что к осени 91-го государство фактически было банкротом, а вклады превратились в фикцию. Трудно, потому что речь идет о деньгах, откладывавшихся десятилетиями, рубль к рублю (а многие несли деньги и в 90-м, и в 91-м, потому что купить на них при пустых прилавках было нечего). Но когда Гайдара осуждали люди, сами принимавшие решения или советовавшие предыдущим вождям, ситуация выглядит иначе. Именно они, его решительные и праведные критики, принимали участие в постоянном оттягивании необходимых мер, хотя с каждым годом их цена становилась все большей. В конце 70-х шока еще можно было бы избежать (как это произошло в Венгрии), во второй половине 80-х – сделать его менее болезненным. Зимой 91-го альтернативы жесткой и непопулярно гайдаровской политике уже не было. Можно было и дальше рассуждать о моделях перехода к рынку, но такие рассуждения привели бы либо к полному хаосу, либо к появлению матроса Железняка – а, скорее всего, к обоим этим явлениям последовательно, ибо диктатуры часто рождаются из смуты. Действия Гайдара позволили избежать этих кошмаров, хотя и не могли предотвратить большого числа личных драм людей, не подготовленных предыдущими правительствами к жизни в условиях рынка.

Гайдар неохотно шел в политику, не видя в ней своего призвания. Но 3 октября 93-го именно он призвал демократов выйти на улицу, которую уже почти заняли отвязанные реваншисты, мечтавшие свести счеты со сторонниками реформ. Те, кто остался дома у телевизоров, потом свысока осуждали Гайдара, действуя по принципу «чума на оба ваших дома» и не понимая – или не желая понимать – что приход к власти людей типа Макашова (а именно такая перспектива была вполне реальной) означал бы крах не только рынка и демократии, но и всей страны, которая не выдержала бы подобного потрясения. В конце 94-го Гайдар решительно выступил против чеченской войны, руководствуясь моральными, а не прагматическими соображениями – он понимал, что такая публично высказанная позиция не прибавит ему сторонников во власти. Но как лидер парламентской фракции он не мог молчать. Позднее он ушел из активной политики, что избавило его от необходимости давать оценки текущим событиям, и сосредоточился на экономической экспертной деятельности в основанном им институте.
Гайдар не был революционером, даже одну из своих книг он назвал «Государство и эволюция», в противовес известной ленинской работе. В разные периоды российской истории он считал, что власти необходимо здравое и честное экспертное мнение, и был готов работать с властью, пусть даже авторитарной или полуавторитарной. Так было, когда он отвечал за экономику в журнале «Коммунист», который при нем стали не только выписывать, но и читать. И когда создавал Институт экономики переходного периода, дававший экспертные заключения для таких разных людей как Ельцин, Путин и Медведев. Он считал, что нужно использовать любую возможность, чтобы побудить власть проводить более рациональную экономическую политику, основанную не на иллюзиях или лоббистских проектах, а на объективном анализе ситуации и рисков. В том числе связанных с сырьевой зависимостью российской экономики. Эта тема актуальна как в 80-е годы, так и сейчас, что очевидно уже и неспециалистам. («Чем дольше держатся высокие цены на нефть, тем больше мы зависим от нефти», – говорил Гайдар незадолго до нынешнего кризиса.)

Честность Гайдара как эксперта признавалась даже многими его оппонентами, не разделявшими либеральной идеологии, последовательным сторонником которой он был. Его яркость и эрудиция привлекали внимание людей, не бывших профессиональными экономистами, в том числе молодежи. Наверное, будущие поколения смогут более объективно оценить его деятельность и мужество эксперта, оказавшегося способным принимать трудные, но необходимые решения.

НИКОЛАЙ СВАНИДЗЕ

Когда человек, и большой человек, только-только ушел, естественны слова высокие и пафосные. Время для отстраненного, объективного анализа не наступило.

Что касается Егора Тимуровича Гайдара, то это время, думаю, и не наступит. Отношение к нему всегда было, есть и будет радикально полярным. Этот полноватый человек с тихим голосом, неважной дикцией и мягкими манерами никого не оставлял равнодушным, вызывая два чувства: восхищение и злобу. Злобу слепую, восхищение – осознанное и зрячее.

Сразу признаюсь, что и сам не могу претендовать на объективность, поскольку с самого нашего знакомства в 1991 г. относился к Гайдару с безграничным уважением, переходящим в нежность. Хотя нас и нельзя было назвать друзьями.

Может показаться странным, а кому-то и забавным, но мне не приходилось видеть человека более решительного, смелого, крутого не по-киношному, а по-настоящему, чем Гайдар. Это была крутизна, замешенная не на адреналиновой лихости, а на мужественной, сознательной ответственности. Этакое аристократическое, внешне невозмутимое, с детства культивируемое бесстрашие морского офицера. Он знал, что должен делать, и делал.

Он прекрасно понимал, на что себя обрекает, какую страшную волну социальной ненависти неизбежно вызовет. И пошел на это. Никто не пошел. А он – пошел. Еще – Ельцин и Чубайс. Но сейчас речь о Гайдаре.

Он нес этот крест массового отторжения долгие годы. Это было тяжело и мучительно, и он рано, не по годам состарился, физически сдал под этой ношей. Такова была цена, которую Судьба запросила за величие, за историческую роль. Но никогда – могу поклясться – он не жалел о содеянном. Пожалуй, гордился. Точнее – спокойно сознавал масштаб совершенного и свой собственный масштаб, хотя и не зацикливался на нем.

В последние годы он писал книги. Великолепные книги. Глубокие, содержательные и эмоциональные. Читаются, как романы.

Гайдар не был политиком в привычном значении этого слова. Политики должны быть хитрыми и прагматичными, а он был предельно, уперто порядочен. И назвать его экономистом, пусть он и был аналитиком мирового класса, нельзя, недостаточно.

Пожалуй, он был человеком Миссии, и оказался ей под стать.

Позволю себе закончить так: сегодня ушел из жизни великий сын России.