СФИНКСЫ
Впереди открывается фантастическая панорама гигантских каменных фигур. Это Каралезские сфинксы - необычные фигуры выветривания известняка. Несмотря на такое название, сфинксов они напоминают меньше всего. Скорее уж они похожи на истуканов с острова Пасхи. Или гигантских гномов (бывают ли гномы гигантами?). Полет фантазии при созерцании этого чуда неограничен: контуры скал меняют очертания с каждым шагом. И вот толстощёкий малыш на глазах превращается в почтенного старца.
Если быть точным, то Сфинксы Каралезской долины - это вытянутый с юга на север крутобокий лесистый холм Узун-Тарла. Его скальный гребень вдоль вершины выветриванием превращен в изваяние четырнадцати «сфинксов». Узун означает «длинный», «тарла» - поле (под холмом и сейчас полоса сельхозугодий).
Некоторые из каменных истуканов возвышаются над гребнем на 8-15 м и носят собственные имена: крайняя к югу фигура Юкле-Кая (Беременная), далее Сююрю-Кая (Остроконечная), Чуюн-Кая (?), две похожие плосковерхие Сандык-Кая (Сундук) и Шапке-Кая (Шапка).
В средние века на вершинах скал Сююрю-Кая и Сандык-Кая находились мапгупские укрепления-замки.

Молчат долины, молчат дубравы 
В вечерней неге, в ночной тиши, 
О, Свете Тихий, Святая Славы, 
Услышь моленье больной души... 

Под лунным светом сверкает иней, 
Спит над водою семья ракит... 
Звон заунывный за далью синей 
Мечту уносит в далекий скит... 

Ты, Свет Предвечный, источник жизни - 
Ты создал небо Своей рукой, 
Верни же снова моей отчизне 
Ненарушимый, святой покой... 

Молчат долины, молчат дубравы... 
В душе скорбящей я крест таю, 
Спаси Россию, о Свете Правый, 
Спаси отчизну, Господь, мою... 

Ю.Лисовский

Солнце греет. На завалинке 
я сижу при свете дня. 
Дядя Валя катит пьяненький. 
Подошел. Присел, кляня 
жизнь свою, 
разэтак тошную... 
- Веришь, Саня, или нет?.. 
Нету жизни... 
тьма полношная... 
- Верю, дядя Валя... 
- Не-ет... 
Нет, не можешь ты мне веровать... 
Ты так не жил... 
не поймешь... 
И пошел рассказ, иль исповедь 
весть... 
да так, что в сердце дрожь 
разбежалась злой поземкою... 
колет, 
холодит, 
гнетет... 
Но я слушаю 
негромкую 
речь, 
как человек живет. 
- Что я вижу?.. 
Саня, веришь ли, 
я не вижу бела дня... 
Для меня, что день теперешний, 
что вчерашний день... 
нет, 
я
не совсем еще помешанный... 
это водка все... 
змея... 
загубила, 
занавешала 
все глаза мои... 
но я...
Но я жить хочу... 
я ж человек... 
Понимаешь, Саня?.. 
Жи-ить!.. 
Мне пятьдесят два... 
уже за полвек... 
А что видел я?.. 
Спросить... 
Лишь вино, да грязь... 
да вот эту рвань... 
так и сдохнешь ведь, не видав 
жизни... 
Слышишь, Сань, 
Это ж страшно. 
Прав 
был твой батька, мне говоря: 
"Валентин, ты все загубил в вине 
и душа твоя, в нем горя, 
так и скорчится... Брось!.." 
Но как бросать?.. 
А-а... 
я знаю... 
Бог... 
Но Он... 
я ... 
я просил Его... 
Ты же помнишь, Сань, 
я два месяца-то не пил 
с Богом, 
с Боженькой 
человеком был... 
а потом опять... 
Бог, прости!.. 
Он-то учит нас справедливо жить, 
это верно... 
но... 
нас пусти... 
и пошли себя и других топить... 
Милый Боженька мой, прости!..
Но я ж, веришь ли, 
не хочу же пить, 
не хочу, 
а пью... 
вот ведь, как... 
Иль судьба моя, 
так по дурьи жить?.. 
Или, Саня, 
сам я дурак?.. 
Нет... 
я знаю все... 
не дурак и я... 
И я жил бы не в горести, 
но разэтак так всех этих людей!.. 
Что ругаюсь я, ты прости... 
Но они меня держат во ночи, 
подзызыкивают: 
"Ну-у, молись!.." 
Я ж не лью вам водку в глотку, сволочи, 
что ж вы лезете в мою жисть?!.. 
Ох, вы люди же, люди-идолы, 
как мне вас назвать, 
как просить?.. 
Понимаешь, Сань, 
все постылело... 
Я же жить хочу, 
Саня, 
жи-ить!.. 
Ай, да не поймешь ты ни граммочки, 
ты такою жизнью не жил... 
Жаль, что нет сейчас со мной мамочки, 
я бы с ней сейчас 
поговорил. 
Но беда-тоска, не спросяся жжет, -
понимай ты там, или нет, -
и опять в мою душу горе льет 
Валентин свое: 
- Дай ответ, 
что мне делать, Сань?.. 
Не могу я так... 
Им-то что. 
Собьют. 
И живут. 
А я, как дурак, неизвестно как... 
сыт ли, голоден... 
иль разут... 
Стоит лишь начать - и пошел туман... 
водка... водка все... 
день и ночь... 
засыпаю пьян, 
просыпаюсь пьян... 
Саня, можешь ты мне помочь?.. 
Я же все уже... 
загибаюсь я... 
понимаю ведь, что тону... 
понимаю и... 
вновь бросаюся... 
и с собою я не могу 
ни-че-го сделать, 
чтоб не броситься 
на проклятое 
на вино... 
так и просится, 
так и просится 
оно в рот само, 
в рот само... 
Я кляну его... 
провались ты в дым... 
не даешь мне жить... 
и опять... 
Жизни нету с ним, смерти нету с ним... 
А людям-то что?.. - 
Обсмеять... 
Как увидят, что куролешу я: 
"Ой, что Валька-то учудил!.." - 
ржут. 
И дела нет им до этого, 
что у Вальки-то нету сил, 
что ему хоть суй в петлю голову
от веселости, от такой... 
Я об этом, Сань, уж подумывал, 
чтоб расстаться мне с головой... 
А что вижу я?.. Жизнь ли вижу я?.. 
Нету жизни, Саня... Нет. 
И опять пошел обиженно 
клясть судьбу и белый свет. 
И опять пытает то же: 
- Веришь, Саня?.. 
Нету сил... 
А у Сани самого уже 
комок к горлу подкатил. 
И не знает Саня бедный мой, 
иль заплакать ему с ним, 
иль кричать в весь свет немедленно: 
- Помогите же вы им! 
Погибающим без времени!.. 
Неужель души в вас нет?! 
Хуже нет на свете бремени - 
застить человеку свет... 
Знаю, знаю - не с сознанием 
это все вы, 
и без зла... 
Но ведь надо ж со вниманием 
относиться ко словам 
ко своим. 
Не надо многого. 
Не во всех Добро горит. 
Но, не можешь делать доброго, 
так хоть зла-то не твори. 
Знаю я, что все вы умные 
теперь стали, 
что газет 
начитались, 
телевизоров 
насмотрелись... 
но во вред. 
Да, во вред себе вы делали 
это все, 
забыли коль,
что и тыщей телевизоров 
не уймешь душевну боль, 
коль за этими познаньями, 
как за каменной стеной,