Добрый день, дорогие радиослушатели. Я сегодня (именно и только сегодня) не напоминаю номер нашего телефона, потому что пришло наконец время (и год идёт к концу) ответить в очередной раз на письма радиослушателей, которых приходит, как вы догадываетесь, большое количество, из которых мы постарались отобрать какие-то наиболее содержательные вопросы, ибо ответить на всё просто невозможно. Вот насколько я успею (стараясь быть короче, но всё-таки отвечать по-человечески), настолько я вот из этого вот постараюсь ответить.
Таким образом, под номером первым (это напоминает Якубовича с его соответствующей игрой и кто там выпал каким номером) Дмитрий Осипович Висковатых, город Москва: «
Как вы расцениваете, что ещё до выборов нам говорят про Медведева "вот ваш новый президент"? Что вы можете сказать о нём, как о человеке и политике?»
Вы знаете... Да, это, конечно, тема пока ещё горячая; судя по всему, Медведев Дмитрий Анатольевич будет президентом; сказать о нём я могу не так много, потому что лично мы встречались два раза, и то не наедине.
Полтора года назад на ежегодной международной книжной ярмарке в городе Пекине в Китае, где Россия была почётным гостем, прилетал и Медведев, и в протоколе значилась встреча с российскими писателями. Вот есть такая традиция, вот несколько лет назад на книжной ярмарке в Париже президент (правда, не на ярмарке, а в другом помещении) встречался с русскими писателями, которые прилетели в Париж. Мне эта процедура не совсем ясна, потому что по идее с российскими писателями надо встречаться в России – незачем для этого лететь в Пекин. Но мы не о том.
Ярмарка в Пекине проходит на огромнейшей территории, каких-то гигантских павильонах, в этих павильонах всё совсем неплохо, и даже в высоких потолках есть своя эта прелесть (они какие-то решётчатые, какие-то балки торчат в техностиле), всё-таки хватает воздуха, есть чем дышать. Народу много (в Китае вообще, как вы знаете, народу много). Но вот что касается звука, то со звуком там просто отлично. Там с трудом слышишь соседа, даже если он говорит нормальным голосом и вроде никто не орёт. Акустика какая-то такая удивительная, что это просто находка для людей, которые хотят свои разговоры секретить. Подслушать их невозможно, не слышно ничего.
Таким образом, собрали в один из этих нескольких – по-моему, четыре или пять дней она проходила – российских писателей в соответствующий отсек (она же называется «стенд», она же «выгородка», она же типа комнаты из фанерных щитов, но без потолка), ну и мы посидели, подождали минут пять-десять-примерно тридцать. Тридцать пять. (С чаем и конфетами, которые есть было не хотелось, потому что, знаете, жаркая страна. Конец августа, жаркая всё-таки страна. Кондиционеры не совсем хорошо тянут.)
Пришёл Медведев, с несколькими сопровождающими, сел, поздоровался, всё весело, непринуждённо, но не слышно было ничего. Ну, как-то так исторически сложилось, что не слышно было, как бы мы не хотели. То есть мы старались, он тоже старался – мы старались взаимно и не получилось никак. Кроме того, поскольку он опоздал (Китай – страна большая, пробки на дорогах) – протокол смят...
Вот так закончилась первая встреча с Медведевым, которая подтвердила только телевизионное впечатление – то есть человек явно следит за собой, человек явно сидит на диете, человек заботится о том, чтоб фигура была стройной (это выражение последних лет «худеть под федеральные стандарты»). И человек производит впечатление вполне такое, знаете, довольно приятно-положительное. Всё!
Нет, это не всё. Прошло несколько месяцев, и соответствующее управительные органы (там, выставочный комитет и так далее) решили, что всё-таки нехорошо – встреча вроде бы была, один из кандидатов в президенты (потому что и тогда это называлось, «Иванов, Медведев, Якунин, кто-то четвёртый – возможно, и "преемники"») хотел встретиться с писателями, поговорить, писатели должны были, может, сказать там, что они думают о Родине, о нуждах страны, о нуждах литературы... Устроили опять же встречу (не помню, как называется, на Большой поварской улице, с задов Центрального дома литератора, г.Москва, ресторан, второй этаж, панели деревянные, названия не помню – знаете, я очень плохо разбираюсь в ресторанах).
Пришли. Каждому было велено взять с собой какую-нибудь книжечку в подарок. Книжечки эти разложили на специальном столике (ну, как была когда-то песня «для вас открыт в Москве музей подарков,/ сам Исаковский оды пишет вам»). Короче, разложили книжечки всех писателей; писателей оказалось 21 человек. Вот такое вот (простите великодушно, в культурной передаче) «очко». Рассадили всех покоем, то есть буквой «П», а с четвёртой стороны сидел Медведев, сидел министр культуры Сеславинский, сидело ещё несколько человек, а официанты подавали закуски, а потом что-то горячее (что, не помню) – всё достаточно качественное.
Ну, и возникло как-то так, что надо высказываться по очереди – тут возникает заминка, потому что говорить, в сущности, нечего. Ну, что сказать? «Знаете, мы бы хотели, чтобы наши книги лучше издавали, чтобы больше денег нам платили, чтобы лучше нам жилось»... Ну, как-то начинают, что хорошо бы давать книги в библиотеки (истинная правда), помогать стареньким писателям (тоже правда, всем стареньким надо помогать), и прочее-прочее – и очень трудно вспомнить. Где-то под самый конец уже и я тоже говорил – я даже помню, что я говорил (подумаешь, какой-то год прошёл). Я говорил о том, что диалог писателя с властью всегда состоится в пространстве между тремя опорными точками. Точка первая – писатель хочет, чтобы власть дала ему денег; точка вторая – писатель хочет, чтобы власть лучше издавала и пропагандировала его книги; и точка третья – писатель рекомендует власти прислушиваться к его, писателя, советам, как надо рулить страной, потому что он, писатель — человек умный, образованный, и желает всей душой, как инженер человеческих душ, стране всего хорошего. Правда, если власть будет следовать его советам, он моральной ответственности за это не несёт – равно, как материальной и юридической.
Вот примерно так встреча и кончилась. Медведев держался очень демократично; когда звучала речь о том, что пенсию надо повысить писателям, было сказано (мне стало немного стыдно от этих интонаций, но справедливо было сказано), что вообще-то я думал, что писатели будут говорить о том, что пенсии нужно повышать всем пенсионерам, а не только писателям – что, надо сказать, совершенно справедливо. Дальше было про суверенную демократию, что такое «суверенная демократия»; на тот момент (год назад) Дмитрий Анатольевич Медведев сказал, что не знает, что такое «суверенная демократия», и думает, что это неудачное словосочетание. Никакого секрета, я думаю, я здесь не выдаю.
Вот приблизительно и всё – но одна важная деталь. Несколько человек заметили, что вот сколько-то лет назад Путин, будучи ещё таким выдвиженцем в кандидаты в президенты, встречался с писателями, и стал президентом, так что это хорошая примета (было сказано год назад на этой встрече промеж собой) для Медведева; что вот если он встречался с писателями, то, видимо, он будет президентом (это, как когда-то – кто назначается начальником похоронной церемонии очередного начальника Политбюро, тот сам становится генеральным секретарём). Эта примета помельче, но, видите, пока тоже сработала.
Вот приблизительно и всё. А другая история, что теперь и как из этого выйдет, потому что совершенно известно, что Медведев – человек либеральных взглядов (в смысле экономическая, социальная, политическая и прочая максимальная свобода граждан). То есть предприниматели пусть устраиваются по возможности свободно, и все по возможности свободно, то есть пусть каждый отвечает за себя сам, то есть в сторону свободного рынка. Ну, вот совсем не все любят свободный рынок, есть здесь известное противодействие. Поскольку никогда все не идут в ногу (разве что в армии), то поскольку есть у нас крыло либеральное, которое хочет свободный рынок (ну, апофеоз свободного рынка – это грабь всех, кого можно (ну, это уже доведённое до предела, а так у нас мягче, но на середине девяностых так оно и было примерно)); другое крыло, условно говоря, – державно-административно-силовое, которое полагает, что должно быть больше социализма в хорошем смысле этого слова, должны быть некие гарантированные цены, некие законы, которые не дадут свободным капиталистам грабить свободных граждан, и вообще нужно всё-таки рулить. Государство экономикой так же должно рулить. Потому что, вот как ни плохо рулили при советской власти, а всё-таки получается лучше, чем потом. Вот, соответственно, это правое крыло с левым крылом хлопают друг об друга, поэтому полёт у нас какой-то пока, откровенно говоря, кривоватый получался, несмотря на все нефтяные деньги.
Вот приблизительно всё, что я могу покуда, вы знаете, сказать о Медведеве – откуда же мне знать больше? Если бы я хотел сказать ещё (хорошее или плохое) – вот, можно сказать то хорошее, что я мог сказать – что человек в общем производит положительное впечатление. Наверняка у него, как у любого, есть свои пороки, свои недостатки, свои грехи – об этом я ничего не знаю, мне никто не докладывал; вероятно, об этом знать не полагается. И вообще, это же можно сказать о любом заметном сегодняшнем действующем политике – вот, можно найти какие-то хорошие черты, а плохих, в общем, и нет. Это говорит об одном из двух – или у нас собрались наверху действительно такие достойные ребята, или соответствующие службы (я не знаю, кто это – ФСБ, служба охраны президента...) правильно работают с негативной информацией, пуская её по затухающей для того, чтобыю... и нечего там, понимаете, размахивать компроматом на серьёзных людей. А может быть, этого и нет, я не знаю. Это то, что можно предположить.
Так, большое спасибо, и теперь мы переходим мы к следующему. Это Сергей Анатольевич Солодов из Санкт-Петербурга. «
Вы в своих передачах и выступлениях на телевидении то ругаете демократов,» (а, это сверху, всё отложено про политику, а потом про остальное) «
то выступаете на словах за демократов. Так вы демократ или державник, господин (товарищ) Веллер?»
Вы знаете, я думаю, что разделение на демократов и державников — это совершенно условное разделение. Это всё равно, что разделение на левофланговых и правофланговых, хотя стоят они всё равно в одном строю, в одинаковой форме, и подчиняются тем же приказам и командам. Сначала нужно оговорить всё-таки (а то очень много говорится), что такое демократия, а то словом размахивают, а толку...
По моему разумению, вообще таких определений есть — насчитывают от 50 до 200, что такое демократия. Ну, у меня есть своё собственное.
Демократия — это такое государственное правление, когда власть избираема народом и действует в интересах народа, по разумению народа и под контролем народа. Для чего право народа на создание и функционирование любых политических, общественных, социальных, экономических партий, организаций и движений — это право не подлежит никаким ограничениям — в том случае, если функционирование этих партий не противоречит конституции и уголовному законодательству. Вот примерно это, в моём представлении, — демократия.
Ну, это, знаете, некая идеальная, конечно, демократия, если себе представить; идеальной демократии у нас, разумеется, нет. Теперь получается так (я об этом, по-моему, уже говорил). Представьте себе маленький народ, который состоит из тысячи семей (вот, строго говоря, такое большое село). Вот, там тысяча мужчин, которые хозяева своего двора, хозяйства и так далее, вот там есть молодёжь и женского и мужского пола, вот там есть старики... И вот все эти люди, достигшие, допустим, восемнадцати лет, а где-то двадцати одного, имеют право голоса. При этом вот эти вот могучие хозяева (они же воины, потому что войско состоит из народного ополчения, все мужчины с оружием являются) имеют, скажем так, право голоса несколько большее (предположим, 1,2 балла), а остальные, которые не вот эти, не воины, не землепашцы, не хозяева (которые сами по себе налогов не платят, потому что они члены семей, а платится с семьи), они, предположим, имеют голос 0,9 балла. А для простоты пусть будет у всех одинаково. Вот, они собираются на одной большой поляне, и решают вопросы (а, понимаете, тысяча-две-три тысячи человек — это один большой зал, всем всех видно и слышно). И вот как они голосуют, и как они обсуждают — вот это полная демократия (если всё решается по разумному обсуждению и мнению большинства).
Когда государство разрастается, то начинается такая поступенчатая, пирамидальная система — одни доверяют другим, и прочее-прочее, и тогда демократия сводится всего-то навсего к тому, что у человека на выборах выманивают его голос. А если говорят «а в сущности, процент явки не важен», то тогда и на голос его, в сущности, наплевать. А если находится кто-нибудь с такими приятными пушистыми чёрными усами, фамилия Джугашвили, который отвечая на вопрос, говорит «а я думаю не так важно, кто как проголосует, но очень важно, кто будет считать голоса», то тогда от демократии и вовсе, можно сказать, ничего не остаётся.
Я полагаю, как полагает всякий нормальный человек, что народ — источник закона, народ имеет право на всё, только народ должен решать свою судьбу, и глас народа — глас божий. В этом нет ничего оригинального, так полагали ещё древние римляне. Но когда объявляется: «а теперь, ребята, кто как может, у нас всеобщая анархия», то народ никакого права голоса реально не имеет; он может иметь его по конституции, но самом деле самые сильные, самые жестокие, самые умные, коварные и так далее перехватывают за горло всё и подминают под себя всё. А народ может только пытаться устроиться куда-то на работу на ту нищенскую зарплату, которая установлена по сговору здоровых парней между собой. Никакой демократией, разумеется, это не пахнет.
И когда у нас (предположим, в конце девяностых) говорили о демократии — неправда, это была не демократия, это была классическая олигархическая республика. Это верхние, допустим, 3%, которые реально владели серьёзной собственностью, или руководили серьёзными силовыми структурами, или имели серьёзный административный ресурс — вот они были должны договариваться друг с другом, решать вопросы коллегиально и друг с другом считаться. Вот у них там наверху была демократия промеж собой, а для всех остальных было то, что им устроили.
Так вот в моём представлении (я говорил это всегда, вот с самого где-нибудь с восемьдесят восьмого–девятого года) единственный реальный шанс для России — это вариант Франко или Пиночета, когда сильная рука приводит страну к реальной демократии. Для этого тот, кто получает (а Франко или Пиночет брали собственной рукой) диктаторские буквально полномочия, должен быть приличным человеком. На это следует возражение «это кто же отдаст власть добровольно, если она у него будет диктаторская», что говорит о том, что действительно нашему народу демократические традиции не свойственны нисколько. Что «ну, это там у испанцев Франко; ну, это там у аргентинцев Пиночет; ну, это там когда-то у каких-то римлян был Сулла, который тоже сам ушёл от власти, а вот уж у нас, если возьмут, то не отдадут ничего и никогда».
На самом деле это свидетельствует о необыкновенно высоком мнении народа о себе самом. То есть «это они способны к демократии, а мы нет». Когда народ сам о себе думает так, то тогда, конечно, ничего хорошего быть не может и не будет никакой демократии. Вот я полагаю, что через жёсткий период, когда жёсткая рука будет наводить порядок, и можно придти к демократии, когда головы будут скручиваться не для того, чтобы никто пикнуть не смел, а для того, чтобы можно было наконец устроить народовластие.
Я не знаю, когда как это может быть, потому что пока мы, скажем так, идём более мягким, более сдержанным, более демократическим путём, а куда мы идём — это вопрос не ко мне, я этого не знаю. Не спрашивайте у меня, что такое план президента — это совершенно не моё занятие. Это не моё, не я его писал.
Так, следующее. «
Что вы думаете о возможности единого государства России с Беларусью? Если это реально, кто будет его президентом? И сделает ли это нас сильнее, если Белоруссия бедна и нам должна, а тогда долги отдавать не придётся?» Вячеслав... (отчество разобрать не могу) Ужогин, город Тверь.
Вы знаете, я в Белоруссии кончал школу. Я в Белоруссии учился четыре последние класса — восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый. И разделения на русских и белорусов у нас не то, что не было, а подобное никому не приходило в голову. То есть всё это было совершенно одинаково, а запись в паспорте, с шестнадцати лет получаемом, которая дублировалась записью в классном журнале, русский или белорус — это было что-то, ну абсолютно условное, ну типа какая-то ерунда, живёшь ты в таком-то районе или в таком-то районе — не имело никакого значения. Мысль о каком-то противопоставлении зародиться ни у кого не могла.
Поэтому я полагаю, что нахождение Белоруссии в составе единого Российского государства, великороссийского, где была бы, я знаю, белая русь, ещё какая-то русь — оно просто совершенно естественно. Потому что когда вы смотрите историю, слушайте... Ну, поляки некоторые города считают, правда, исконно своими, но русские считают всё-таки своими. Всё-таки такой город, как Полоцк, Витебск, Орша — всё-таки это, знаете, есть мнение, что это города исторически и древне исконно русские. Я придерживаюсь этого же самого мнения.
Я думаю, что такое объединение было бы полезным, правильным, справедливым и нормальным. Кроме всего прочего, вы знаете, Белоруссия — это российский западный оборонительный рубеж. В Белоруссии продолжают содержаться определённые, скажем так, комплексы стратегических защитного оружия. В Белоруссии была мощная база — тогда это называлось «среднего машиностроения». То есть там делалось кое-что и многое для оборонной промышленности, для стратегических ракетных войск; все эти заводы подъёмно-транспортного оборудования и прочего, которые делали ракетные тягачи, шахтные лифты и прочее-прочее... И здесь — а почему, собственно, мы должны жить по отдельности? По идее, если провести всенародный референдум на Украине и в Белоруссии, то по моему разумению, 80–90% и в России, и в Белоруссии выскажется за объединение. Дальше начинается — «а кто будет главный, а какие будут деньги, а кто будет рулить госбанком?» — короче, кто приобретёт, кто потеряет. Конечно, Российская олигархия и капитаны промышленности Белоруссию под себя подомнут, а те, которые нынешние белорусские капитаны денег и промышленности, этого, разумеется, не хотят. Батька Лукашенко вовсе не хочет, чтоб его выгоняли на улицу; и более того, есть мнение, что если были бы объявлены честные открытые равные свободные всенародные выборы президента объединённого государства, то Лукашенко вполне мог бы пройти. Потому что ходит информация, что и пенсионеры живут неплохо, и работяги живут сравнительно справедливо, а что касается свобод — ну, ладно, сначала, знаете, разберёмся, чтоб были деньги на еду и квартплату, а потом будем разбираться со свободами.
Так что вопрос это исключительно сложный, но я думаю, что ещё через несколько лет вероятность этого объединения более пятидесяти процентов.
Вряд ли Лукашенко собирается сидеть пожизненно всё-таки, как Фидель, и вряд ли всё-таки интересы свои собственные здесь окончательно возобладают, потому что насколько я понимаю, в интересах некоторых крупных российских экономических структур было бы просто забрать Белоруссию себе. Ну, вот когда договорятся всё-таки по мелочам, я думаю, объединение произойдёт, потому что исторически это будет очень прогрессивно. Исторически или мы делаемся больше и сильнее, или мы разваливаемся на куски. А что касается этих долгов Белоруссии нам (о величине которых я не знаю) — знаете, сколько у нас сегодня есть денег, мы могли бы Белоруссию вообще купить, если б она за деньги продавалась.
«
Почему на телевизионных дискуссиях...» (а, кончилась политика в стопке) «...
невозможно дать людям спокойно высказаться?» (ха-ха) «
а ведущие всё время прерывают выступающих, и особенно допускать,» (простите, так написано) «
чтоб все интеллигентные пожилые люди вопили одновременно» (святая правда) «
как в ссоре в магазине? Ток-шоу не дают никаких точных рецептов о нашей жизни и её целях. Елена Дмитриевна Дмитриева, город Ижевск».
Был такой анекдот сугубо журналистский, как девочка-школьная выпускница говорит папе: «папа, я хочу быть журналисткой!» А он ей говорит: «доченька, ну что ты, честное слово! Журналисты, они же пишут, они для этого читают, а ты же школу кончила, ты же в общем и писать не умеешь!» — «Да? Ну, папа, а можно я тогда буду телевизионной журналисткой?»
Я думаю, этот анекдот придумали журналисты не телевизионные против телевизионных. Телевидение — это такая специальная вещь для того, чтобы, кроме прочего, (насколько я понимаю, это моё мнение) зарабатывать деньги. Деньги телевидение зарабатывает посредством рекламы. Вот рекламное время оно продаёт, а рекламодатель за него телевидению платит. Чем выше рейтинг программы, то есть чем больше народа смотрит эту программу, тем больше стоит рекламное время, тем больше прибыли телевизионного канала.
Как высчитывается рейтинг? Я этого не знал много лет. Это у какого-то очень ограниченного количества людей (менее тысячи), допустим, по городу Москва и частично в других городах, стоят такие специальные датчики, и эти датчики показывают в центр, когда телевизор включён-выключен, а кроме того на какой канал он сейчас настроен. И вот специальная принимающая система в центре отмечает, сколько человек. А это выборки, что называется, по репрезентативным группам — сколько-то стоит таких датчиков при телевизорах у пенсионеров, сколько-то у инженеров, сколько-то у студентов и так далее, чтоб вот эти, допустим, по всей Москве всего тысяча датчиков давали представление о том, сколько народу смотрит всего. Ну, честно говоря, это не очень точно, но всё-таки более или менее представление даёт.
Таким образом, если продолжается, по-моему, глубоко ненавидимая всеми сколько-то разумными грамотными приличными людьми передача «Дом-2»... Я не далее, как несколько дней назад разговаривал с одним из бывших режиссёров Первого канала. Человек, который на Первом канале руку на пульс, который мне рассказал (хотя это не их канала передача) про «Дом-2», что «ну конечно, ну разумеется заранее составлен сценарий, и проходит кастинг, то бишь отбор конкурсный, на роль, потому что один идёт на тип мачо, второй на тип неудачника, третий на тип какого-то сильно умника. И выбираются верно, чтоб были какие-нибудь такие немножко местно-диалектные говоры такие, не чересчур литературные. И, действительно, запрещено говорить на любые темы кроме
кто на кого смотрит, кто хочет с кем делать секс, и кто с кем выясняет отношения». Вот получается вот такое вот дерево буквально.
И когда я говорю: ну хорошо, а нельзя ли, чтоб они там ещё о чём-нибудь поговорили? Ну, хоть о каком-нибудь кино, о какой-нибудь компьютерной игре, о модах каких-то — ну, незатейливо, на своём уровне? И он мне говорит: «вы знаете, пробовали. Вроде бы интереснее, а рейтинг сразу снижается. Вот поэтому делается так».
На это можно ответить, что если в это время гнать порнуху открыто, то рейтинг будет ещё выше. Но этого, слава богу, пока всё-таки нет — существует немножечко определённое законодательство. Вот такую передачу, как «Дом-2», я бы законодательно запретил. Ну... руки у меня коротки.
Что касается ток-шоу, оно тоже должно давать рейтинг, поэтому не так давно наткнулся я в газете (клянусь, не помню, какой), которая случайно в интервью с одной дамой, которая видный придумщик этих телешоу (клянусь, я не помню, как её зовут и не помню, каких именно шоу, потому что я этим не занимаюсь), говорила, «что нас информационный уровень ток-шоу не интересует. Нас интересует эмоциональный уровень. Поэтому неважно, что они говорят. Важно, как они это подают — для того, чтобы был высок эмоциональный накал». Всё, можете треснуть. Таким образом, подаётся вот этот винегрет внарезку, понимаете?
Я вам сейчас выдам ещё один секрет, который вообще никакой не секрет для сотен тысяч людей, которые знают: когда вы видите телеведущего, который говорит такие отличные вещи, или который необыкновенно складно говорит, глядя вам в глаза, какой-нибудь текст — текст этот он обычно читает с суфлёра; суфлёр — это такое устройство, когда глаз камеры, объектив, смотрит, допустим, на ведущего или диктора, а под углом 90 градусов к нему есть такой вроде телеэкрана, который смотрит на потолок, а сам объектив камеры закрыт прозрачным таким (ну, не совсем прозрачным, чуть матовым) стеклом. То есть всё устроено так, что текст вот на этот горизонтальный лежащий телеэкран подаётся в зеркальном отражении. И когда он (этот текст с телеэкрана, расположенного горизонтально) отражается на это прозрачное чуть тонированное стекло перед камерой, то он виден, как нормальный текст, который не мешает камере отлично сквозь стекло видеть ведущего. А ведущий видит стекло, по которому ползёт этот текст. Или это стекло может быть расположено чуть-чуть ниже объектива — всё равно кажется, что он смотрит на тебя (так ещё проще). Таким образом, он смотрит на это матовое стекло и читает по нему ползущий текст — а кажется, он говорит прямо на вас. Ну, вот такие вот мелкие раскрытия фокусов с последующим их разоблачением, как писал Михаил Афанасьевич Булгаков.
А когда ведущий похаживает-расхаживает, кричит и машет руками — у него в ухо всунута такая штучка, вроде затычки для ушей, небольшая такая (её можно называть «раковинка», можно называть «ухо», можно ещё как-нибудь называть) — там ему звучит голос. Вот то, о чём писал когда-то Брэдбери уже 60 лет назад — вот, там ему звучит этот голос. И там этот голос (обычно это голос шеф-редактора передачи) ему говорит: «теперь спрашивай вот этого, теперь обернись вот к этому, а вот этого вот прерывай, повернись направо, сколько можно это жевать»... На самом деле это очень тяжёлая работа. Когда тебе нужно слушать людей, которые говорят на передаче, когда тебе нужно говорить самому, и когда тебе одновременно с этим синхронно ценные указания дают в ухо — причём в это ухо тебе могут сказать такое, что не дай бог, если раздастся в эфире. Ну, рабочие моменты, это же промеж себя, сами понимаете — эмоциональная подача и так далее.
Вот примерно так устроено это. Потому что, по моему разумению, нужно давать людям нормально высказаться и придти к какому-то решению. А устроители телевизионных ток-шоу обычно всё-таки полагают, что пусть они, вы понимаете, вот кричат поэмоциональнее. Вот поэтому я с глубоким уважением отношусь к ток-шоу Соловьёва, где можно всё-таки озвучить свою точку зрения — нормально, спокойно, связно — и где люди действительно говорят какие-то разумные вещи. Ну, а если, допустим, Проханов-Жириновский орут друг на друга, как два оглашённых, укушенных тарантулом, так это уже не потому, что их ведущий... Им ведущий не нужен, они будут орать сами, если поставлена телекамера.
С уважением я отношусь к ток-шоу Познера, где люди, опять же, могут нормально разговаривать. А некоторые другие — они вот такой вот винегрет внарезку. Вот почему происходит это, и мне приходилось слышать неоднократно, когда публика... Публика записывается заранее, публике платят немножко денег за то, что она там целый день сидит (если честно, я не знаю, сколько — ну, так, чуть-чуть, чтобы всё-таки, понимаете, оправдать перекусывание в буфете или стоимость взятых с собой бутербродов), и публику перед этим, конечно же, немножечко обучают. То есть... Вы что думаете, они сами собой вдруг — раз! и все начинают хлопать так дружно? Нет, ну что вы. Есть специальный человек, ассистент по публике, который проводит перед началом программы инструктаж, что по его сигналу (или он взмахивает рукой, или поднимает какую-то картонку на палке) все начинают аплодировать, опускает — перестают аплодировать, и в таком вот духе. То есть, как вы понимаете, любая хорошая импровизация есть плод грамотно проведенной предварительной подготовки.
Вот поэтому такого рода ток-шоу никогда не могут дать эффекта, о чём и говорили (я возвращаюсь к тому, что говорил минуту назад) люди, покидая ток-шоу. Вот, было год назад-два года назад такое ток-шоу Леонида Млечина «Вёрсты», о судьбах России, на канале ТВЦ. И вот там тоже не успевали сказать сплошь и рядом, и тоже Леониду Млечину говорили в ухо: «давай...» — ну, как без этого. И вот люди, спускаясь с этих вот амфитеатриков, опять говорят друг другу, что «ну, конечно, как всегда — кричали-кричали, всё равно ничего непонятно, ничего не выяснили...» Вот это вот примерно такой жанр, так что не стройте себе иллюзий.
К этому могу ещё только добавить, что буквально несколько дней назад вот я лично сидел на вечерней-ночной передаче Гордона «Вечерний показ» про один японский мультфильм, смотреть его, не смотреть, надо-не надо... Там, как обычно, одни за, другие против. С одной стороны пятеро говорят смотреть, а с другой — которые говорят не смотреть. Я сидел с той стороны, которые «не смотреть», и я в доступной мне форме выразил, почему нечего тут смотреть, а или ложитесь спать, или переключайте канал.
Ну, очевидно, если начнут кричать «не смотрите это кино»... Может, они и так были не уверены, что их поздняя ночная интеллектуальная аудитория будет смотреть японский мультфильм 12-летней давности, где вот эти нарисованные привидения мочат друг друга, вырывают у киборгов руки с проводами и так далее, так далее. Так что вот меня оттуда вырезали целиком, и моё наставление «идите все спать», оно как-то не прозвучало — хотя меня показывали, как я сижу-улыбаюсь, и всё, что я говорю потом после фильма; а вначале идёт такая рекомендация буквально всех, кто говорил, что «да-да, фильм всё-таки надо смотреть». Ну, это такие маленькие лукавства каналов, это такая специфика работы. Понимаете, да? Ну, что тут скажешь.
«
Я купил вашу книгу про Гражданскую войну "Гражданская история безумной войны" и изучал её около месяца.» Большое спасибо. «
Огромное количество интереснейших фактов ... но хотелось бы понять — так вы за красных или за белых? На чью сторону склонилась историческая справедливость? Некрасов Иван Павлович, г.Хабаровск».
Большое спасибо за чтение моей скромной книги, большое спасибо за её изучение; фактов там, так или иначе (факты ведь не я придумал) действительно интересных и убойных, просто, на мой взгляд, очень много; что касается красных и белых — я, безусловно, давно уже ни за тех и ни за других. Хотя в процессе написания этой книги для себя я пришёл к выводу, что живи я в рабочем активном возрасте в семнадцатом–восемнадцатом–девятнадцатом году, видимо, всё-таки, в результате я стал бы красным. Потому что белые (которые сплошь и рядом, если брать белых генералов, офицеров, были порядочные, благороднее, разумнее, образованнее) были необыкновенно бестолковые. И вот эта бестолковость месяц за месяцем и год за годом начинает внушать какое-то большое раздражение. Красные, которые были жестоки, которые были беспощадны, которые пороли одну ошибку за другой — они знали, чего они хотят, они имели великую цель и шли к ней напролом, кратчайшим путём, ни с чем не считаясь. Можно их ненавидеть, как людей жестоких, но нельзя их не уважать, как людей цельных, собранных, и людей, имеющих высокий идеал, ради которого всё под ноги.
Но поскольку прошло уже... ещё десять лет, и сто лет пройдёт с семнадцатого года — конечно, давно пора ставить памятник — один! — всем героям и жертвам Гражданской войны, давно пора говорить (хотя бы через сто лет) о гражданском взаимном прощении и взаимном понимании и взаимном покаянии и всём на свете. Поэтому я и не красное, и не белое, я как-то так, вы понимаете... Я думаю, что каждый нормальный человек должен скорбеть по всем павшим и снимать шапку перед памятью всех героев, и благодарить всех тех, кто делал, что мог, для своей страны так, как он понимал её благо. Вот и всё.
Во, всё равно политика: «
Раньше НАТО противостоял Варшавскому договору, а теперь наши бывшие союзники входят туда, и Россия в одиночку противостоит всей мощи США и всего Запада, да и Японию не стоит скидывать со счётов. Считаю, что только союз с Ираном, Ираком, Афганистаном, Кубой, Уго Чавесом...» (так, четыре государства, Уго Чавес. Понял.) «...
и другими антизападными режимами мог бы спасти наше положение. Какие шаги делаются в этом направлении? Или нам не на что надеяться?» (Ничего!) «
Мясников Виктор Петрович, Барнаул».
Ну, я надеюсь, что нам пока ещё есть, на что надеяться.
Вы понимаете... Во-первых, не нужно преувеличивать агрессивную направленность НАТО, хотя во всей истории с Югославией и с Косовым я присоединяюсь к тому мнению, что это был акт направленности агрессивной. Будь моя воля, то я скорей бы сквозь пальцы смотрел на то, что скорее сербам принадлежит Косово, и скорее албанцы живут обратно в той Албании, границы которой очерчены на карте по результатам Второй мировой войны. Это тот самый случай, когда я предпочёл бы никак не пересматривать итоги и результаты Второй мировой войны. Вот границы Албании, там живут албанцы, там албанское государство. А вот это вот Югославия, распалась Сербия, это Сербское государство, и дело с концом.
Ну, а что касается НАТО. Насколько я понимаю, Западу не нужна война против России — ни с какой точки зрения. Во-первых, если можно задавить экономически, то зачем тратить огромные средства на войну и терять своих людей. Во-вторых, нет смысла, насколько я понимаю, Западу задавливать Россию вообще, потому что встаёт всё крепче с каждым днём новый гигант — великий Китай. Этот Китай вдавливается во все щели. Вот, Китай приняли в ВТО, и Китай со своим отсутствием пенсий, со своей дешёвой рабсилой, со своей командной экономикой, со своей очень низкой себестоимостью многих товаров (нам и не снилась такая низкая себестоимость; у них олигархов нет, сверхприбыли не получают) своими дешёвыми товарами стал забрасывать этот свободный рынок, и Западная Европа с Америкой тихо взвыли — от китайских кроссовок, китайских игрушек, китайских пуховиков — потому что своя промышленность не выносит этой конкуренции; они там немного лопухнулись.
Вот Западу выгодно было бы иметь цельную и сильную Россию — на всякий случай против Китая. А то, что у Китая к России территориальные претензии, он не скрывал никогда. Китай, понимаете — наследник поднебесной империи, которой три с половиной и более тысяч лет, а здесь каких-то 150 лет назад русские пришли на Дальний Восток в Приморье и стали отхватывать исторические китайские территории. Ну, что вы думаете — Китай думает иначе? Нет, Китай не думает иначе.
Поэтому по моему разумению, Западу была бы выгодна сильная Россия между Западом и Китаем, и на этом этапе мы с Западом всё-таки сотрудники и партнёры. Да, совершенно верно, можно пользоваться чем-нибудь от них, чтобы быть сильными, как делали в своё время (разумно, кстати) большевики — это они умели. «Мы продадим Западу за его деньги ту самую верёвку, на которой он повесится». И товарищ Ленин, и товарищ Бухарин любили очень это повторять.
Дальше. Как мы можем заключить союз с Ираном, если Иран полагает, что Америка — это большой сатана, а Россия — это малый сатана; и, понимаете, зелёное знамя ислама должно развеваться везде, и что это за белиберда, и Иран будет считаться вот с этими вот неверными, пока ему это будет выгодно, а когда станет невыгодно, считаться перестанет.
Что касается Уго Чавеса с его попытками как-то посидеть подольше (кстати, вам это ничего не напоминает, нет?), то, вы знаете — вот Фидель уже пришёл на Кубу сколько лет назад? 100? нет, всего пятьдесят — и на Кубе действительно прекрасная медицина для народа. Вот что на Кубе кроме прекрасной медицины для народа, я не знаю, потому что и работать они, говорят, не хотят, и нет у них там ничего, и живут там нище, и вот так вот, и почему-то бегут только в одну сторону, из Кубы в Америку. Из Америки на Кубу хоть бы одна сволочь сбежала — понимаете, да? Народ, он всё-таки не дурак, он не бежит туда, куда хуже, это ему приписывать не надо.
Таким образом, эти союзы с нищей Кубой... Зачем — чтобы опять её кормить? С Уго Чавесом?.. Вы знаете, этот этнический индеец сделал прекрасную карьеру в свободной Венесуэле, чего ему не сидится, я не понимаю. Эта безумная любовь к красным рубахам и красным пиджакам — просто в нашей братве 1994 года он бы ходил, как свой.
Так что я полагаю, что положение наше не столь безнадёжно, что провозглашённый Ивановым недавно принцип необходимой достаточности для вооружений нам как раз необходим и достаточен, и что может быть наоборот — лучше тратить больше денег на медицину и на культуру сегодня, чем на войну, потому что реально, я повторяю, я полагаю, что нам никто не угрожает.
Вы знаете, это всё совершенно ужасно, то есть нет, это-то не ужасно, ужасно то, что вот я ответил только на шесть писем, правда вот седьмое здесь лежит, оно тоже — «
если Медведев станет президентом, а Путин премьером...» — мы уже про них говорили... И вопрос про наркотики — про это уже в следующий раз.
Таким образом, спасибо большое всем, кто нас слушал. Простите нас все, на чьи письма мы не успели ответить, и всего вам самого доброго.
