Пролог. ( подстольный период, т.н. знакомство и влюбление в пиэсу)
Лет этак… 7 назад
… Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
- Сам человек и управляет, - поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос…
Маман: Гм…
Вошла в комнату с села на краешек дивана. Продолжаю читать. Делаю вид, что не заметил.
… - Виноват, - мягко отозвался неизвестный, - для того, чтобы управлять, нужно как-никак иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?..
Маман: Все твои знакомые давно уже где-нибудь учатся…
Я: Гм…
Маман: Ты пойми, без диплома человек никто… я понимаю, что это простая формальность, но… Тебя же ожидает будущее дворника…
… И, в самом деле, - тут неизвестный повернулся к Берлиозу, - вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас... кхе .. кхе... саркома легкого... / … И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи…
Маман: Или будешь всю жизнь работать на стройке… рабочим, нет, разнорабочим, там холодно… там надо таскать… и в дождь надо таскать… и в снег. Разнорабочему.
… Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его.
Маман: В общем, ты подумай. (хлопает дверь (или небыло у меня тогда дверей?)
Я: Ну что посоветуешь, Михаил Афанасьевич? Вот как врач?
… Поэт и владелец портсигара закурили, а некурящий Берлиоз отказался…
Вышел на лестничную клетку, 12 часов ночи. Закурил. Полегчало.
Несколько недель спустя.
Знакомая: Ах Хабаровск… через несколько дней экзамены… в ТЮЗе не хватает актеров… На курсе мало мальчиков… Мастер планирует делать добор… Идет прослушивание… Представляешь, всего четыре года и можно стать актером! Собеседование, басня, проза, стих!
Пошел, открыл стол, достал тетрадь. Почитал.
…Познанья путь тяжел.
Лишь безупречный воин
Способен так к лучу единому стремиться
Когда спасенья нет
И словно смерть желанна остановка…
Еще почитал.
…И снова будет странный круг друзей.
И снова дверь откроется внезапно.
И скрипку отложив, усталый менестрель
мне улыбнется искренне и странно…
Да, хреновый из меня поэт. Будем учить классиков. Времени неделя.
Неделю спустя (застольный период).
На что я надеялся. Пару раз был в театре у Тани Фроловой. Читал пьесы. Грозу, синюю и еще одну. В драматических кружках не занимался к самодеятельности, относился презрительно, что такое театр не представлял вообще. Ну никак. Старался. Честно старался. Воображение рисовало полный хрустящий конфетами зал. Ё моё это ведь столько запоминать придется. Как там говорят «Учить роль».
… Пять могучих коней мне дарил Люцифер
И одно, золотое, с рубином кольцо…
…Уставясь на портрет Крылова
Баран молчал, молчал и молвил, наконец:
«О, боже, виду никакого
а говорят еще мудрец!»…
Вроде помню. Главное достоинство басни в том, что она, во-первых, короткая, а во-вторых, со смыслом. Или все басни со смыслом? Открыл для себя, что баснописцы сплошные плагиаторы. Интересно, Эзоп тоже у кого-нибудь, что-нибудь, перевел?
Я грассирую – это катастрофа. Может сыграть на этом? Бо`ан молчал… типа с прононсом, типа ф`анцуз, типа эстет. Можно взять трость. Надеть зеленый галстух. Бо`ран щипаль т`авю. А чего, надо поп`обовать.
Странные люди в фойе театра.
Шум.
- Вот он.
- Иди.
- Виктор Викторович, я хочу у вас учиться.
Кто выше я или он? По-моему он. Или я? Может ссутулиться? Он тоже сутулиться. Очки поправляет. Не очки, а микроскоп. Я в них отражаюсь вверх ногами. А, черт! Еще трость эта! Может сбежать?
- Хорошо, подходите на большую сцену. Посмотрим.
Вроде ничего мужик, но сбежать все равно надо было. Или еще не поздно?
Студенты, (ну просто сволочи): Можно нам посмотреть?
Зав труппой: Вы знаете, что такое сцена? Это лобное место! На эшафот он должен взойти один!
Я так и знал. Я так и знал. Сейчас закрою глаза и умру. Всем будет легче. Особенно мне.
Сейчас выдохну и взойду, взойду и потом выдохну. Пошел.
Ничего не помню.
Ничего не помню.
Ничего не помню.
Вот теперь точно выдохну. Теперь хоть потоп.
Вольнослушатель. Мой новый статус. Это симпатичная тетка которая просила меня сказать «На горе Арарат, растет красный виноград» - спасибо,. Нина Романовна. Вы мне сразу понравились.
Виктор Викторович: Борис, у меня был приятель он тоже ходил к Гончарову (кто такой?), вольнослушателем, а потом сдал экзамены и получил диплом режиссера. О-о-очень талантливый парень.
Так я узнал что стал режиссером. Экзамены видимо придется сдавать экстерном. Пришел домой, почитал «Детям о Ленине». Довели. Ничё он сдал, а я что лысый? Оба на а ведь он рано облысел…
Репетиционный период.
Вот вам что представляется при произнесении слова вольнослушатель? Повторяйте за мной воль-но-слу-ша-тель. Вот и мне ничего. Однако представлять было надо. Начинались трудовые будни. Первая роль. Лев. Видимо из-за подобия гривы на голове.
Значит так, с умным видом поднимая очи к воображаемым высотам искусства, говорит режиссер Хомякова, я ставлю «Изумрудный город». Первоисточник читал? А критику? Ты лев. Вот слова – иди, учи. Пошел учить. Больше всего смущает то, что мне пока еще нормальному человеку придется рычать, да рычать фиг с ним, все мы не без греха – домашние расскажут, но при полном зале (почему он мне тогда представлялся постоянно полным)? Тренировался. Это вам не бо`ан шипаль т`равю-ю-ю. Тут надо со смыслом, протяжно. После двух дней стало получаться. И вот я на сцене. Почитал Станиславского. Сцена не только лобное, но и святое место. К нему надо относиться с пиететом. Попробовал, не получилось. Ладно, думаю, посмотрю на настоящих студентов–актеров–режиссеров, проникнусь, может смогу. Настоящие театралы к сцене никакого пиетета не испытывали. Иногда просто не замечали, проносясь из зала в гримерку. Видимо новые веянья, классика не в моде. И начались репетиции. Вся моя роль сводилась к нескольким фразам, что-то вроде:
- Ты кто?
- Лев! Р-р-р-р!
- Я Татошка!
- Я Железный дровосек!
- Я Страшила!
- Мы идем туда-то и туда-то.
- Можно мне с вами?
- Айда!
И веселая компания сваливает за кулисы, там радостно ржет и поет песню. О том, куда они идут, и как им от этого хорошо. Роль мне понравилась, правда, как выяснилось на показе, рычал я чрезвычайно тихо, так, что слышно было только мне. Н с этим я постарался справиться, постепенно наращивая обороты и напоминая себе чем-то закипающий чайник. Роли посыпались как из рога изобилия. Дон Жуан! Летчик в маленьком принце! Какой-то то ли принц, то ли король. Карьера выстраивалась в стройную вертикальную линию, следующим шагом мог быть только Гамлет. Смущало только то, что это вершина и дальше расти было некуда. Я уже занес ногу, почти поставил ее на шаткую грань отделяющую крепкого профессионала от корифея, когда вся эта пирамида рухнула. Из всего многообразия образов мне оставили только Летчика.
Лирическое отступление (захотелось)
Ну а если серьезно – театр потрясает. Своей атмосферой, запахом свежей краски и клея, чуть слышным вкусом грима, жаром перегревшихся софитов. Особой закулисной пылью. Приходилось ли вам бывать по ту сторону спектакля? Темнота. Едва теплиться лампочка над столиком помрежа, издалека, как будто из другого измерения доносятся голоса, играет музыка – идет представление. Актеры которые свободны бегают в гримерку перекинуться в покер. Кто-то стоит у кулис.
- Ну, как они?
- Не видно. Сидят.
- Молчат?
- Молчат.
Волнение вскипает в крови как шампанское в высоком фужере, стучит в висках. Слова, слова, не забыл ли я текст? Нос хорошо приклеен, не отваляться ли бакенбарды. Надо бы подклеить, но поздно, поздно, уже слишком поздно. Свет и тень. Жизнь и смерь. Выйти на сцену как прыгнуть с парашютом. Адреналин. У него есть запах. Особый аромат сверхвысокого напряжения. За несколько секунд до первого шага к залу. На расстрел тысячью глаз. Актеров не хоронят на церковных кладбищах, но перед выходом каждый мысленно повторят: Господи, помоги. Шаг и на тебя обрушивается свет, очень много света, музыка и молчание, кажется что там по ту сторону рампы пустой зал. И ты умираешь, и рождается образ. Сознание уходит и откуда-то сверху говорит, подними руку, еще, молодец, говори, подойди, сядь. Ты Борис Кокурин сверху, а тело твое внизу можно наблюдать за ним. Образ до этого бесплотный, выдуманный живущий только в твоем и режиссера сознании, обретает тело, и реальную настоящую жизнь. Ведь согласитесь, мы знаем актеров по их ролям. Доктор Ватсон гораздо ближе и можно сказать знакомее, чем актер Соломин, Жеглов, нежели Высоцкий, Волшебник, нежели Янковский. Пьянит, ох как пьянит - ни одному напитку такое не под силу - игра. Особенно, когда чувствуешь пульсацию тоненькой жилки, живой энергии, связывающей тебя и твоих партнеров, тянущуюся дальше, в зал и возвращающуюся обратно стократно отраженной и умноженной. Полет, ты летишь. Репетиции, говорил мастер, подобны хождению в сугробе, прошел один раз – осталась стежка шагов, два – тропинка шире, три – еще шире, после нескольких месяцев тропинка превращается во взлетную полосу, когда абсолютно не думаешь, о физике - только играешь, тело все помнит и знает само, язык помнит слова, ноги – проходки и свершается чудо ты паришь. Это и есть настоящая игра. Чудно наблюдать после спектакля за актерами. Зал стоя аплодировал, люди роняли слезы, дарили цветы, а теперь, войдя, молча, после поклона, сев в углу, не дай Бог, кто увидит, актер плачет сам. Эмоций нет, просто катятся слезы и ощущения полного умиротворения. Редко но так бывает, сам видел. Некоторые наоборот смеются. Трудно сразу перестроиться оставить вымысел по ту сторону портала из двух колон. Необходимо время, чуть-чуть. Стираешь грим, умываешься и можно выйти в мир, где тебя, того, кому аплодировали на сцене, никто не узнает. Сесть в автобус и слушать, как двое обсуждают спектакль. Наверное, это и есть счастье.
Театр волшебный мир, где на наших глазах совершается чудо. Что нужно? Две колонны, или коврик, или просто черта на полу, мистический портал разделяющий вымысел и реальность. Зрителей и тот мир, который сейчас, в эту минуту, рождается на их глазах. Спектакль каждый раз новый. Меняется настроение, погода, окружающая обстановка – меняется спектакль. Нет, конечно, стержень остается, но мелочи, такие ценные мелочи, отданные на откуп актерам, меняются. Счастлив внимательный зритель он становиться полноправным участником рождения зрелища…. Фу… ну вот, а вы спрашиваете, за что я люблю театр. Ну, это так, небольшое лирическое отступление. Продолжим?
