Одна из пяти самых известных в мире топ-моделей, канадка итальянского происхождения, получившая прозвище «Хамелеон» за удивительную органичность и привлекательность в любом образе с любым цветом и длиной волос.

Родилась Линда 10 мая 1965 года в захолустном канадском гоpодке, в котоpом была всего одна достопpимечательность — он находился pядом с Ниагаpским водопадом.

14 лет Линда Евангелиста удерживала титул королевы подиума. Казалось, никто и ничто не сможет заставить ее выпустить из рук пальму первенства. И вдруг она ушла из модельного бизнеса. Сама, добровольно…

… Однажды мать 12-летней Линды застала дочь в ванной: девочка вымазала на себя всю мамину косметику. Мамаша взорвалась: «Меня опять вызывали в школу, и на этот раз тебя уж точно выгонят!» Линда невозмутимо повернула раскрашенную мордашку к матери: «А мне и не нужно учиться… Зачем мне учиться, если я буду монашкой… или поваром… или моделью!..»

Линда была поздним и желанным ребенком, ее всегда баловали и одевали как куклу. Мать ограничивала себя во всем, снашивая туфли, подклеивая их скотчем, — лишь бы купить доченьке еще одну красивую вещичку. Особой красотой Линда тогда не отличалась — дылда со щеками, которые не умещались ни на одной фотографии, и ногами 42-го размера.

И все же на семейном совете было решено, что работа модели Линде в общем подходит. На следующий день мать наряжала ее на съемки каталога для универмага детской одежды, приговаривая: «Они все одинаковые. Ты будешь меняться и обойдешь всех». Мать оказалась права. Через несколько лет  Линду Евангелисту — уже знаменитую>модель — прозовут «хамелеоном». Лицо Линды будут сравнивать также с пустым полотном холста, на котором художник может нарисовать все, что ему будет угодно.

Директор универмага осмотрел Линду с головы до ног и попытался еще раз объяснить ее настырной мамаше: «Вы понимаете, это детский каталог, нам нужны миленькие маленькие девочки с курносыми носиками и губками бантиком, ваша дочь нам абсолютно не подходит… Вот если бы вы… — он ласково заглянул в вырез ее кофточки, — если бы вы согласились сниматься для нашего каталога женского белья...»

Вечером того же дня мама Линды появилась на пороге директорского кабинета… А утром Линда уже снималась для каталога.

Первый конкурс красоты в ее жизни (выбирали самую красивую девочку-подростка Канады) закончился полным крахом — она была исключена еще до завершения соревнования. Однако смириться с поражением ей, балованной дочке, было невозможно.

… Ночь. Линде страшно и холодно сидеть в кустах, напряженно следя за дверьми лучшего в их городке отеля. Здесь поселились члены жюри того самого конкурса. Через большую витрину отеля видно, как консьерж направляется к дверям туалета. Линда одним прыжком оказывается у входа и проскальзывает внутрь… Она находит нужную дверь на пятом этаже, осторожно открывает ее. Человек на кровати безмятежно спит… Линда подскакивает к нему и шепчет в самое ухо: «Если вы не сделаете из меня модель, я скажу, что вы меня изнасиловали!» Человек на кровати, немного опомнившись, принимается хохотать… «Ну, девочка, ты и артистка! Раздевайся!»

Тут уж опешила сама Линда. «Ну что ты смотришь на меня, как солдат на вошь? Раздевайся, говорю! Включи свет. Пройдись до окна. Повернись. Улыбнись. Откинь голову, расправь плечи...» Под утро он наконец оставляет измученную Линду в покое и выставляет ее за дверь… вместе с приглашением в Нью-Йорк и черновым вариантом контракта.

Самым поразительным в Нью-Йорке были эти туфли. Серебристые, блестящие, с большой красивой пряжкой… Они стоили 200 долларов. Линда с мамой каждый день простаивали у витрины того магазина по несколько часов, любуясь сверкающим совершенством этих туфель. «Когда-нибудь и ты сможешь купить себе такие...» — не отрывая взгляда от витрины (они стеснялись заходить внутрь), выдохнула мама. Линда молча кивнула.

Мир большой моды по-прежнему не спешил принять Линду. Теперь ее называли жирной шмакодявкой (при росте в 176, ее талия была 64 сантиметра — для манекенщицы это убийственно). Одна радость — роскошная, до попы, коса. Благодаря этой косе Линду почти выбрали для съемок в рекламе кондиционера для волос, оставалось только «обойти» последнюю конкурентку. «Щипаная выдра! — ехидно прошептала Линда сопернице и в безмятежном ожидании решения клиента задремала, уютно свернувшись клубочком на жестком студийном диванчике.

Проснулась счастливая, ощущая какую-то необыкновенную легкость — ее потрясающая коса, совсем как в сценарии ролика, соскользнула с плеча на спину и мягко упала прямо… к ногам Линды. Она была отрезана!

Линда так горько рыдала в той студии, что над ней сжалился парикмахер Питер Линдберг, который должен был на съемках укладывать ее волосы. Он сделал ей короткую, экстремально модную стрижку, а заодно и покрасил волосы. И вдруг на стриженую, крашеную и ужасно несчастную Линду посыпались предложения. Вдруг оказалось, что у нее необыкновенное и очень модное лицо, и „кошачий“ разрез глаз, и даже фигура именно такая, какая нужна современным модельерам…

 

После первых же съемок (она рекламировала сковородки) Линда прямиком отправилась в тот самый магазинчик: „Дайте мне вон те туфли, серебристые“. Продавщица, с недоумением поглядывая на простенькую одежду Линды, достает туфли с витрины: „Вы действительно хотите их купить?“ „Нет, конечно, я просто заберу их с собой — подарю маме на день рождения. — Линда полна уверенности в себе: — Вы же понимаете, кто я… Только, ради Бога, не используйте мое имя как рекламу“. Не заплатив, Линда гордо уходит с туфлями в руках.
Продавщица, оправившись от шока, вызывает полицию. Наблюдающий за всей этой сценой мужчина вытаскивает из кармана чековую книжку: „Этого достаточно? За туфли“, — и выбегает вслед за Линдой.

Линда не собиралась знакомиться на улице, тем более с таким странным типом. „Настырным типом“ оказался не кто иной, как Джеральд Мари, директор парижского агентства „Элит“. Будущий муж Линды Евангелисты.

Через 5 лет, достигнув пика своей популярности, Линда бросила отчаянно влюбленного в нее Джеральда. „Он хотел ребенка! Представляете, он хотел, чтобы я родила! Это было бы убийственно для моей фигуры! — возмущалась Линда перед журналистами. — Карьера модели для меня слишком важна! И ничто, слышите, ничто не заставит меня ее оставить“.

Тем не менее, на съемках клипа Джорджа Майкла у нее вроде завязался серьезный роман с певцом… Уже был назначен день свадьбы, а Линда, выложила громадную сумму за подвенечное платье… Но накануне торжественного события жених публично признался в своей нетрадиционной сексориентации… Линда с головой ушла в работу, организовала профсоюз моделей, получала по 30 млн. долларов в год и поклялась больше никогда в жизни не поддаваться чувствам.

И вдруг… Он — лысый футболист с жиденькой бороденкой. „Ангел-хранитель“ французских футбольных ворот Фабьен Бартез — предмет мечтаний миллионов болельщиц… Вот и Линда, встретив Фабьена, влюбилась в него с первого взгляда.

Она бросила мужа и отказалась от серии выгодных контрактов, растолстела до невероятных размеров и перестала проводить по несколько часов в день за макияжем. Та, для которой с миллиметровой точностью самые известные модельеры мира шили изысканнейшие наряды, теперь не вылезает из старой растянутой футболки и при этом чувствует себя самой любимой и желанной на свете! В августе Линда и Фабьен поженились. С тех пор Евангелиста почти не выходит из дома. По просьбе Фабьена она даже отказалась от домашнего телефона — им никто не должен мешать…

 

Когда Линда поняла, что беременна, она почувствовала себя абсолютно счастливой: „Отказаться от материнства ради фигуры? Чушь!“ А когда ей напоминали про ее собственные прошлые заявления, она только улыбалась: „Да когда это было… Теперь все по-другому. Мы с Фабьеном намерены завести шестерых детей — и это минимум“.

Но несколько операций „по женской части“, которые Линда перенесла пару лет назад, пагубно отразились на ее здоровье, и доносить ребенка ей не удалось. Выкидыш на шестом месяце беременности…

Впрочем, благодаря поддержке Фабьена, Линда быстро оправилась от этого удара и обрела вкус к жизни. „Я еще не потеряла надежды когда-нибудь стать матерью. А пока… Пока я просто наслаждаюсь ролью любящей и любимой жены, хозяйки дома“. Ну что ж, может, в мире стало на одну супермодель меньше, зато на одну счастливую — больше.