Всё-таки единственный способ быстро и без лишней нервотрёпки разделаться с безынтересными делами - это взять волю в кулак, устрашающе помахать этим кулаком перед своим носом, после чего тяжко вздохнуть о нелёгкой судьбинушке московского юриста, сесть и сделать всё от начала и до конца, не устраивая себе лишних передышек и, по возможности, ни на что не отвлекаясь. Потому что, стоит тебе отвлечься от своих трудов неправедных, как на тебя тут же обрушивается осознание полнейшей бессмысленности оных. А это, знаете ли, совершенно не способствует улучшению настроения, да и процесс избавления от неприятных необходимостей совсем не ускоряет, а только делает его ещё более тягостным, хотя казалось бы, куда там - "более".

Когда по платформе станции метро "Университет" разнеслось невнятное бормотание дежурной о том, что "поезд следует до станции "Парк Культуры", мы со славной девушкой Владой не заподозрили ничего неладного. Только решили всё же дождаться следующего состава, дабы уже на нём без лишних пересадок добраться до центра. Неладное, однако, всё же случилось. Не непосредственно с нами, к счастью, но всё же.
До Воробьёвых гор мы доехали быстро и без происшествий, коротая время за светской беседой о прелестях французского языка. А потом началось то, что, в моём понимании, подпадает под красноречивое определение "песни и пляски".
Сначала милый женский голос проинформировал нас о том, что нам всё же придётся лишний раз выходить из вагона, ибо и этот поезд тоже идёт лишь до "Парка Культуры". Чуть позже вагон как-то нехорошо дёрнулся вперёд, потом - назад и снова вперёд, затем застыл на месте посреди туннеля и лишь после небольшой паузы, которую машинист очень удачно использовал для того, чтобы выступить с заявлением о том, что причины незапланированной остановки имеют сугубо технический характер, так что волноваться нам совершенно не о чем, вновь тронулся в путь. В итоге, на станцию "Спортивная" поезд не столько въехал, сколько влетел или даже, правильнее будет сказать - ввалился. Когда машинист вдавил в пол педаль тормоза, из-под колес вагонов, наверное, посыпались искры.
На перроне "Спортивной", опознать которую нам удалось лишь благодаря наличию в метро указателей, мы с Владой простояли добрых десять минут. За это время мы успели прослушать добрый совет "воспользоваться наземным транспортом или пересесть на другую ветку", которому решили не следовать из принципа, поспорить насчёт того, чьё именно везение сегодня распространилось на кучу ни в чём неповинных людей, и в красках расписать друг другу свои планы на вечер, которые медленно, но верно рушились на глазах. Кто бы тогда мог подумать, что наши приключения только начинаются.
С третьей попытки, - по пути ещё немного постояв в туннеле и повеселив остальных пассажиров своим обсуждением происходящих странностей, к которому внезапно присоединился и стоящий рядом с нами дядечка подозрительной наружности, - нам всё же удалось добраться до "Парка Культуры", который стал теперь конечной остановкой для всех поездов, катающихся по этой ветке. Движение на оставшейся части ветки, как сказал приятный женский голос по громкоговорителю, теперь было перекрыто "по техническим причинам", так что всем жаждущим продолжить свой путь домой предлагалось, либо перейти на кольцевую линию, либо всё-таки выбраться на свежий воздух и доехать в родные пенаты по городу. Мы, разумеется, выбрали первый вариант. И уже вскоре оказались, что называется, ближе к народу. Проще говоря, зажатыми в толпе, медленно, но верно продвигающейся вперёд по метрополитеновским катакомбам под аккомпанемент чьих-то недовольных выкриков.
Когда вся эта давка благополучно закончилась, я почувствовала себя бесконечно счастливым человеком. Мне даже воздух, лишь чудом сохранившийся в коридорах метро, показался свежим. Не меньше избавлению от человеческих тисков была рада моя спутница, которая тащила по узким коридорам подземки не только саму себя, но ещё и крупногабаритный ноутбук, а потому получила в ходе близкого контакта с широкими народными массами вдвое больше удовольствия, чем не обременённые тяжёлой ношей страдальцы.
Впрочем, решили мы, всё, что ни делается - всё к лучшему. В конце концов, если бы ни сегодняшнее ЧП, у нас бы теперь не было оригинальной темы для дипломного проекта. А теперь она есть. Одна на двоих, правда, зато какая! Называется "Влияние происшествий, случающихся в недрах метрополитена, на процесс социализации человека в современном обществе и на его планы". И только попробуйте сказать, что вам не нравится эта формулировка! ;)

Вопреки моим смелым ожиданиям, человеком, который рискнул в половине третьего вчерашней ночи позвонить в нашу дверь, оказался вовсе не какой-нибудь гений преступного мира и даже не один из моих заклятых друзей, а всего-навсего наш сосед снизу. Впрочем, расстраиваться по этому поводу мне не пришлось, ибо этот дядечка средних лет, как выяснилось в ходе нашей с ним светской беседы, пришёл к нам не только для того, чтобы чрезвычайно своевременно пожелать мне доброго дня. Помимо вежливого приветствия, у него для нас была припасена также и весьма любопытная новость - оказывается, у него случился неслабый потоп, и теперь он был полон решимости выяснить, не знаем ли мы с мамой чего-нибудь о причинах этого стихийного бедствия.
Мы не знали, но в дом его пустили и даже дружною толпою прошлись по квартире в поисках потенциального источника неприятностей. Когда такового не обнаружилось, мама вместе с ночным гостем отправилась вниз – оценивать масштаб разрушений, я же, наконец, позволила себе улыбнуться в предвкушении весёлого вечера и продолжила бесцельно шататься по коридорам.
Вскоре моё внимание привлёк странный шорох, который становился всё сильнее по мере моего приближения к дверям ванной. Как выяснилось в ходе осмотра помещения, доносился он из недр того сооружения, которое мы называем шкафом для труб. Не без труда распахнув потайную дверцу и едва не разрушив при этом всю хитрую конструкцию, я с удивлением обнаружила, что в одной из труб, спрятанных за кафельной стеной, образовалась дыра, из которой фонтаном бьёт вода, постепенно заполняя небольшое пространство тайника.
После того, как я продемонстрировала свою находку вернувшейся из путешествия на нижний этаж маме, а также её печальному спутнику, на смену столь ненавистному мне спокойствию, царившему до того момента у нас дома, пришёл самый настоящий переполох, который ваша покорная слуга по-прежнему считает самой приятной формой времяпрепровождения. На протяжении следующих нескольких минут мы искали телефон аварийки, хором объясняли диспетчеру, что именно у нас случилось и почему мастера нужны нам не завтра, а срочно, и предпринимали невероятно комичные и совершенно безуспешные попытки остановить воду самостоятельно.
- Как в старые добрые времена, - умилялась я, глядя на всё это безобразие.
Времена, о которых шла речь, на самом деле, были не такими уж и старыми. С того момента, как закончилась предыдущая череда разнохарактерных происшествий, периодически случающихся на просторах нашей квартиры, не прошло и пары месяцев. Но даже за столь короткий срок я успела ужасно соскучиться по бесконечной суете, связанной с необходимостью срочно приводить окружающую среду в хотя бы относительный порядок и ещё давным-давно ставшей неотъемлемой частью моей счастливой жизни. Так что, когда на горизонте замаячила перспектива возвращения бытия в авральное русло, я лишь ценой героических усилий удержалась от того, чтобы не сплясать на радостях что-нибудь зажигательное. А вот лучезарную улыбку со своей физиономии согнать, как ни старалась, всё же не смогла. Впрочем, все вокруг (в том числе и пробудившийся от шума папа) были слишком заняты борьбой с разбушевавшейся стихией, чтобы обращать внимание на совершенно неуместные проявления моего иррационального счастья.

Мастера из аварийки ехали к нам долго, но, судя по тому, что ближе к половине четвёртого ночи два колоритных товарища в униформе всё же переступили порог нашей квартиры – упорно. Вспомнив о том, что они где-то забыли какой-то фонарь и обозвав всё происходящее у нас кошмаром, эти спасатели человечества посоветовали нам завтра с утра вызвать мастеров и поменять какие-то вентили, после чего отправились в подвал – перекрывать холодную воду. Ничего больше они, по их словам, сделать для нас не могли.
В течение следующих двух с половиной часов сладкая парочка шаталась по катакомбам нашего дома в поисках нужного вентиля, с периодичностью в четверть часа названивая нам, дабы поинтересоваться, не перестала ли из кранов литься вода. Получая отрицательный ответ, они тяжко вздыхали и продолжали свои изыскания, которые завершились оглушительным успехом лишь с рассветом.

Когда в шесть часов утра я ложилась спать, на лице у меня по-прежнему была счастливая улыбка.

С утра пораньше к нам всё же пришёл обычный мастер. В кой-то веки вменяемый и не только понимающий, что именно от него требуется, но и способный это сделать. Он поглядел на злополучные трубы, обрадовал нас новостью о том, что потоп случился по вине обстоятельств, а уж никак не нашей собственной, на удивление быстро всё починил и даже номер своего телефона нам дал – чтоб мы обращались, если вдруг что.

Кстати, с соседями мы по случаю потопа тоже телефонами обменялись, наконец-то. Самое время – после десяти-то лет почти совместной жизни, наполненных разнообразными происшествиями.

Они вернулись.
Да-да, товарищи, которым скудность собственного воображения не позволяет найти себе на ночь занятие получше, чем шататься по чужим дворам и одаривать пинками все попадающиеся на пути машины, дабы усладить слух окружающих воплями сигнализаций, неизменно следующими за их мелкими актами вандализма, снова с нами. Давно не виделись, ага.
Вы ведь знаете, как это чудесно - засыпать под вой сирен? А как приятно просыпаться оттого, что где-то под твоим окном вновь что-то дребезжит! Вот и я знаю. И потому настоятельно рекомендую любителям шумных развлечений не злоупотреблять моим терпением. А то я ведь тоже люблю ночные прогулки.

Намедни проявила гражданскую сознательность. Не дожидаясь, пока перепись населения придёт в мой дом, сама бесстрашно отправилась в логово переписчиков и как на духу выдала им все свои страшные тайны. Уж не знаю, прочувствовала ли милая девушка, с которой мы добрых десять минут общались на глубоко философскую тему "Кто я?", всю прелесть приобщения к чужим секретам, но ошибок в анкете не понаделала, кажется, и на том спасибо.

Полночи занималась интеллектуальным мазохизмом - расшифровывала свои конспекты "французских" лекций. К тому времени, как закорючки, сокращения и прочие элементы наскальной живописи, заполонившие собой аж тридцать тетрадных листов, изволили сложиться в более-менее связный текст и обрести хотя бы условный смысл, я успела проникнуться бесконечным уважением и глубочайшим сочувствием к тем героическим людям, которые занимаются переводом древних текстов с непонятного языка на человеческий, а также стать самым крупным знатоком социологии на просторах нашей квартиры. Да, метод изучения источников бесценных знаний по принципу "не читал, зато ксерил (а в моём случае, так и вовсе - "переписывал начисто") всё ещё остаётся одним из самых действенных.

И ещё, пока не забыла. Точнее - раз уж напомнили.
Мне одной резануло глаз это неоднозначное "Всех достали!", которым телевизионщики обозвали репортаж о спасении чилийских горняков или кому-то ещё этот лингвистический креатив тоже показался несколько неудачным?

Задачи по гражданскому процессу убоги, примитивны и безынтересны до такой степени, что мне не то, что решать их (было бы что!), мне и смотреть-то на них лишний раз не хочется. А всё потому, что моя тонкая душевная организация уже успела пристраститься к разгадыванию всяких восхитительных головоломок, коих, по счастию, вокруг хоть отбавляй, и теперь изо всех сил бунтует против траты драгоценного времени на что-либо недостаточно любопытное, сложное и масштабное по сравнению с виденным ранее. Что уж тут говорить - к хорошему быстро привыкаешь. Даже если прелесть этого самого «хорошего» весьма условна и находится в прямой зависимости от его катастрофичности.

Зато учебник по криминалистике – это для меня с некоторых пор главный источник бесконечной гармонии. Почитаешь про всякие экспертизы – и так хорошо на душе становится, словами не передать.
Вот что с людьми юрфак делает.


В колонках играет - 22-20s - Shoot Your Gun

Пока я отсыпалась после очередного богатого на происшествия дня, к нам на огонёк успела заглянуть зима. И хотя первый снег, на своё счастье, успел кануть в небытие прежде, чем я покинула сонное царство, это ничуть не помешало мне долго и упорно выражать своё недовольство по поводу его внезапного появления в наших краях. Не поймите меня неправильно - против снега как такового я ничего не имею. Но ведь в компании с ним имеет обыкновение приходить и холод, а это уже проблема, ибо я-то у нас по-прежнему теплолюбивая.
В общем, я пошла договариваться с Мирозданием насчёт ещё пары-тройки десятков тёплых деньков в этом сезоне, а вы пока смотрите, каким было начало нынешней осени и должно, по моему скромному мнению, быть каждое не совсем тёплое время года.




И ещё немного правильной осени.

Этот день начался для меня неприлично рано, и с того, что я впервые года за два, а то и за три проспала. То ли будильник не прозвонил, то ли мой организм решил из принципа проигнорировать его вопли (что очень маловероятно с учётом моей повышенной чувствительности к любым раздражителям), но проснулась я не в запланированные без двадцати пяти шесть, а чуть позже половины девятого. Да и то лишь благодаря маме, которая (говорю же – святой человек) чрезвычайно своевременно вспомнила о том, что я вообще-то собиралась с утра пораньше ехать на занятия, и даже рискнула меня разбудить, дабы сообщить мне эту сногсшибательную новость.
Обычно на то, чтобы окончательно проснуться мне требуется от пары минут до пяти часов. На этот раз для того, чтобы напрочь забыть о сне, мне хватило ответа на один-единственный вопрос: «Который час?». Узнав страшную тайну московского времени и весьма обстоятельно высказавшись на тему прелести бытия, я вскочила на ноги и принялась лихорадочно думать, за что хвататься в первую очередь.
Сначала, конечно, надо было позвонить какому-нибудь хорошему человеку из нашей группы, дабы, в красках расписав ему все тяготы своего бытия, попросить его захватить на мою долю волшебный translator (это я так те самые переводческие гарнитуры теперь обзываю, ибо настоящего их названия мне выяснить так и не удалось). Потому что навести красоту можно и на бегу, а вот ухватить работающую коробочку с наушниками – не позже, чем за четверть часа до начала занятий. А всё потому, что дефицит техники в нашем случае по своим масштабам равен дефициту любителей играть в вербальную угадайку.
Отыскав в родном бардаке мобильный телефон, я обнаружила, что славная девушка, которой я намеревалась пожаловаться на судьбу, меня в этом уже опередила. Ещё ни свет, ни заря она прислала мне сообщение, текст которого подозрительно напоминал тот, который хотела довести до её сведения я сама. Моя последняя надежда на светлое учебное будущее, оказывается, тоже катастрофически опаздывала и, разумеется, просила меня разобраться с техническим вопросом. Ответ ей я набирала раза в два дольше положенного. Потому что это, знаете ли, совсем не просто - попадать по нужным клавишам, сотрясаясь от почти истерического хохота.
Обрадовав подругу по несчастью новостью о том, что great minds thinks alike и вообще, я уж было совсем смирилась со своей участью жертвы лингвистики, но тут телефон вдруг ожил и запел свою жизнеутверждающую песенку. На этот раз пообщаться со мной желала другая моя одногруппница, которая своим звонком напомнила мне, во-первых, о своём существовании в этом мире, а во-вторых, о возможности попросить об одолжении кого-нибудь, кроме опаздывающей особы. За всё за это я была готова долго и упорно признаваться ей в вечной любви.
Однако, ввиду отсутствия у нас времени на беседы «за жизнь», я ограничилась просвящением своей собеседницы на предмет места проведения лекции и просьбой придумать что-нибудь с переводческой техникой. После чего распрощалась с ней и, в считанные секунды приведя себя во вполне пригодный для созерцания вид, со скоростью, достойной чемпиона олимпийских игр по бегу на длинные дистанции, отправилась за знаниями. Под аккомпанемент своих же мыслей о высоком. Точнее об университетской высотке, которая, вопреки законам логики и здравого смысла, долгое время упорно не хотела приближаться ко мне с той же скоростью, с которой я неслась в её сторону. Что, впрочем, не помешало мне оказаться у дверей нужной аудитории ещё до перерыва (в компании таких же проспавших, между прочим), получить вожделенную конструкцию с наушниками и таки послушать большую часть лекции. Которая, кстати, оказалась на удивление интересной - спасибо замечательной синхронистке, которая так здорово переводила слова профессора, что я, слушая её, аж уверовала в то, что остались ещё на белом свете настоящие мастера своего дела.

Вчерашнюю лекцию по социологии нам должен был читать французский профессор. На своём родном языке, разумеется. По такому случаю, товарищи с нашего (русскоязычного) отделения подсуетились и притащили в аудиторию целых два чёрных чемодана, до верху забитых специальными гарнитурами для прослушивания синхронного перевода - такие ещё на заседаниях ООН выдают, чтобы всем присутствующим до поры до времени казалось, что они понимают всё, что происходит вокруг. Правда, с количеством хитроумных устройств эти добрые люди маленько промахнулись. Так что заветные приборчики достались лишь немногим счастливчикам. Мы со славной девушкой Лизой были в их числе. И даже успели порадоваться своей удаче.
А потом я обнаружила, что мне достался сломанный «переводчик» и почему-то даже нисколечко этому не удивилась. Только придвинулась поближе к своей подруге, которой чуть больше повезло с техникой, дабы на протяжении следующих трёх часов тихонько посмеиваться над особенностями собственного везения и старательно переписывать её конспект в свою тетрадь.

Из того, что заморский товарищ успел сообщить нам за первые десять минут своего монолога, я поняла лишь то, что он очень рад нас видеть. Ну, и ещё кое-что по мелочи.
Франкоговорящие товарищи, судя по всему, поняли не многим больше. А всё потому, что переводчица молодец.
Эта милая девушка отчего-то решила, что мы лучше поймём суть речей профессора, если она будет декламировать их русскоязычный вариант с ним хором. Причём декламировать не просто как-нибудь, а еле слышно и запинаясь через слово. Надо ли говорить, что к концу лекции число её недоброжелателей резко возросло?

А если серьёзно – повеселились мы на славу. Ну и опыта всякого разного понабрались по ходу дела, куда ж без этого.
И да. Если раньше я могла только догадываться о том, как нелегко приходится тем, кто вынужден жить или учиться в чужой стране, языка которой толком и не знают, наблюдая за мучениями своих однокурсников, то теперь я на собственной шкуре прочувствовала всю прелесть их бытия. И должна вам сказать – это было просто незабываемо.

Целый месяц я искала на просторах Белокаменной открытку, не обременённую какой-нибудь дурацкой поздравительной надписью. Намедни вот нашла, наконец. В неприметной сувенирной лавке на другом конце города. Притащила этот шедевр полиграфии домой и тут же вдоль и поперёк исписала его внутренности своими каракулями. Запечатала конверт. Минут двадцать, не меньше, украшала его физиономию упоминаниями необходимых адресов, паролей и явок. Нет-нет, пишу я быстро, даже очень, и более того - знаю, как надо оформлять всякие почтовые формальности. Просто вышеупомянутый конверт был сделан из какой-то очень красивой бумаги - золотистой и, как выяснилось совершено не пригодной для начертания на ней чего-нибудь посредством шариковой ручки, так что, дабы адресные закорючки стали хотя бы относительно заметны на его поверхности, мне пришлось прорисовывать контуры каждой из них чуть ли не по десять раз.
Когда с упражнениями на правописание было покончено, я испытала то самое бесконечное счастье, в существовании которого кто-то до сих пор сомневается, и почти галопом побежала на почту. Купила марки, под чутким руководством знающего человека наклеила их на конверт и собралась торжественно забросить своё послание в почтовый ящик. Но не тут-то было! Злополучный конверт оказался к тому же ещё и нестандартным и напрочь отказался пролезать в отверстие для писем даже в полусогнутом состоянии.
Столкнувшись с такой вопиющей несправедливостью бытия, я поначалу немного растерялась, затем возмутилась до глубины души и вознамерилась обратиться за помощью к кому-нибудь из работников почты, но, повнимательнее к ним присмотревшись, решила, что лучше не надо, после чего, наконец, расхохоталась над абсурдностью сложившейся ситуации и несолоно хлебавши отправилась восвояси. С так и не отправленным письмом в руках и видом человека, который окончательно перестал понимать логику этого мира, чему очень и очень рад.

А завтра я снова пойду на почту и буду караулить там почтальона, чтобы отдать ему злополучный конверт лично в руки. Потому что другого способа отправить моё письмо в его первозданном виде, по всей видимости, не существует. То есть, можно, конечно, запихнуть открытку в какую-нибудь красивую коробку и обозвать получившуюся инсталляцию бандеролью, но это уже, по-моему, будет явный перебор. Или всё-таки - нет?..

Позавчера весь день шёл дождь. Не шёл, точнее, а издевательски осыпался с неба по одной капле в несколько секунд, как побелка с плохо покрашенного потолка, тем самым пробуждая во мне желание, то ли срочно что-нибудь сокрушить, то ли завыть от тоски, то ли совместить оба этих процесса. Вчера, ближе к ночи, равномерное постукивание, наконец, прекратилось, а сегодня погода и вовсе окончательно сжалилась надо мной и обрела единственно правильный (на мой взгляд) солнечный вид.
На радостях я решительно отложила все свои дела на какое-нибудь пасмурное потом и отправилась бродить по осеннему городу. Целых полчаса я честно наслаждалась прогулкой, а потом ещё сорок минут, с трудом передвигая ноги, ковыляла в сторону дома, попутно силясь понять, какая именно нечистая сила дёрнула меня выйти на тропу московского бездорожья в совершенно новых, да к тому же ещё и не слишком пригодных для походных целей туфлях.
И вот теперь, забравшись с ногами в любимое кресло и заедая горести жизни шоколадкой, я сижу себе, никого не трогаю, и усиленно думаю, как бы мне так умудриться не покалечиться ещё больше до того исторического дня, когда мы, наконец-таки, пойдём искать приключения.

Сегодня была первая лекция по социологии. Вводная. То бишь, как нетрудно догадаться, посвящённая разнообразным историко-теоретическим вопросам, обсуждению которых я, несмотря на все попытки профессоров наставить меня на путь истинный, по-прежнему предпочитаю практические эксперименты.
В общем - здравствуй, философия, давно не виделись. Платон, Аристотель, Дюркгейм, Локк и ещё толпа древних и не очень графоманов, с фундаментальными трудами которых я имела сомнительное счастье познакомиться ещё в самом начале своего студенческого бытия. Ну и Макиавелли, конечно. Которого я так и вовсе обожаю. До зубовного скрежета, ага. О чём ещё давным-давно сообщила преподавателю по политической этике на самом первом нашем с ним семинаре. В жизни не забуду того выражения, которое появилось у него на лице, когда, бесцеремонно перебив свою однокурсницу, вещавшую что-то там насчёт наличия в макиавеллевской этике некоторой доли разумного, доброго и вечного, я весьма доходчиво объяснила всем присутствующим, почему именно считаю самого Макиавелли опасным для общества психом и клиническим параноиком, а его злосчастное творение с громким названием «Государь» - лучшим тому подтверждением.
И хоть на этот раз я всё же воздержалась от подобного рода комментариев по теме, сути дела это всё равно не меняет. Как не нравилась мне философия в том её понимании, которое столь любимо составителями бесконечных учебных планов, так и не нравится. Ну да, оно и к лучшему – должна же я хоть в каком-то вопросе проявлять постоянство, в конце-то концов.

И ещё. Из грустно-весёлого и несколько настораживающего.
В ходе нынешнего занятия выяснилось, что некоторые мои одногруппники понятия не имеют о существовании в обширном историческом пространстве личности с фамилией Гоббс. Это стало очевидно, когда в своих конспектах они принялись обзывать несчастного мыслителя Дотсом, Готтсом и даже Кобом. А всё, разумеется, исключительно оттого, что кто-то слишком тихо говорит.

В очередной раз я ну совершенно не собиралась никуда уезжать на выходные. Но вы же знаете, сколь переменчивая величина - мои планы!
В пятницу вечером мама случайно проговорилась о том, что собирается съездить в не шибко дальнее Подмосковье - в гости к одной своей знакомой. Разумеется, я тут же ухватилась за возможность смыться куда-нибудь из города и принялась упрашивать её взять меня с собой, разбрасываясь обещаниями вести себя тихо, ничего не крушить, а в квартиру к некой Наташе и не входить вовсе, а пойти вместо этого на прогулку по незнакомым улицам. Мама, к её чести, долго и упорно пыталась избежать путешествия в моей компании - десятками перечисляла намного более приятные способы отдыха в выходные, клятвенно заверяла меня в том, что славный город Красногорск - это не совсем то место, которое непременно должен посетить каждый уважающий себя человек, и даже стращала перспективой раннего пробуждения. Но на меня разумные доводы в пользу московского бытия, как обычно, не произвели никакого впечатления, и вскоре она всё же была вынуждена признать, что я - взрослый человек и вправе распоряжаться своим временем как только мне заблагорассудится, так что, если мне так уж хочется в один из своих немногочисленных свободных дней отправляться невесть куда и неизвестно зачем - значит, туда мне и дорога.

Следующее утро началось для меня с осознания двух простых истин. Первая заключалась в том, что я всё-таки не железная (какая досада!), вторая же гласила, что мой организм - последний гад и садист, в придачу. А познала всю эту горькую правду жизни я в ходе борьбы с отвратительнейшим самочувствием, которое с самого рассвета упорно омрачало моё существование и несомненно намеревалось разрушить все мои грандиозные планы на грядущий день, но не выдержав моего безразличного отношения к собственной персоне, к полудню кануло в небытие, где ему и место.

А ближе к часу дня мы с мамой уже сломя голову неслись по перрону, в надежде всё-таки успеть запрыгнуть в вагон нужной электрички раньше, чем она исчезнет из виду.
Вообще-то изначально мама намеревалась воспользоваться для передвижения по просторам нашей Родины намного менее общественным транспортом. Но она ведь согласилась отправиться в путь в моей компании, а я питаю плохо объяснимую, но при этом просто безграничную любовь к поездам и вообще всему железнодорожному, а также обладаю крайне полезным для жизни даром убеждения (проще говоря, могу своими разговорами довести любого человека до такого состояния, когда он будет готов согласиться на что угодно, лишь бы от него отстали), так что выбор средства передвижения в итоге вполне предсказуемо остался за мной.
Десять минут созерцания всех прелестей окраин Белокаменной - и мы уже были на месте. При первом же взгляде на Красногорск я отметила для себя, что он состоит из двух частей: цивилизованной и, соответственно, совсем не интересной, а также - старой и обшарпанной, куда я и отправилась на прогулку, предварительно всё-таки на минутку заглянув в гостеприимный дом, дабы узнать о том, что я та-а-ак изменилась (за пятнадцать-то лет - не мудрено) и, сообщив его хозяйке о том, что она живёт в совершенно замечательном городе, тут же распрощаться с ней. Как минимум - до вечера.
Всего нескольких минут хватило мне для того, чтобы добраться до приглянувшихся моей тонкой душевной организации трущоб и заблудиться там ровно настолько, чтобы почувствовать себя не только счастливым, но также ещё и абсолютно, просто невероятно свободным человеком. А вот осмотреть все тамошние достопримечательности (стройку, свалку и мед. училище... в смысле, парк, симпатичные, почти пряничные домики, железную дорогу и какую-то плотину) я не успела и за целых три часа блужданий по узким дорожкам, имевшим обыкновение петлять, сворачиваться в восьмёрки и постоянно выводить меня туда, где я, по мои расчётам, не могла оказаться в принципе, по истечении которых мне позвонила мама и сообщила о том, что, во-первых, меня ждут к ужину, а, во-вторых, я вроде как обещала пойти прогуляться, а не пропасть без вести.
Впрочем, не стану кривить душой и признаюсь, что к тому времени я успела в полной мере насладиться поразительно уютной атмосферой старого города и вдоволь поудивляться особенностям тамошней жизни.
О некоторых любопытных аспектах бытия местных аборигенов (очень доброжелательных людей, кстати), на мой взгляд, непременно надо рассказать отдельно и хотя бы относительно подробно, что я сейчас и сделаю. Обитают эти героические люди по большей части в двух-пяти этажных домах, которые отличаются изяществом, утопают в зелени и едва не разваливаются на мелкие кусочки на глазах у изумлённой публики. Все входные двери в таких домах оснащены домофонами, но при этом постоянно пребывают в открытом настежь состоянии, что даёт возможность всем желающим полюбоваться красотами окружающего мира с высоты...ну, не птичьего полёта, конечно, но вполне достаточной для того, чтобы впечатлиться увиденным. И да, девятиэтажное здание - это, по тамошним меркам, самая настоящая высотка.
Всякие кофейни и прочие буржуазные излишества отсутствуют в ветхой части города как класс. Зато разнообразных свалок там хоть отбавляй - судя по всему, местные жители чрезвычайно любят избавляться от своего имущества. Ещё там очень много кошек, зелёных насаждений (заходишь в какой-нибудь двор и видишь перед собой лес в миниатюре, или луг - удивительное зрелище), мошкары (что и не удивительно с учётом количества свалок на квадратный метр) и отчего-то – заборов (всё околовокзальное перегорожено буквально вдоль и поперёк, а потому, чтобы дойти до здания, расположенного в сотне метров от тебя, приходится делать полукилометровый круг по городу).
От цивилизации этот заповедный уголок отделяет Волоколамское шоссе. И огромная мировоззренческая пропасть. Но об этом пусть рассуждают философы, а я вам лучше покажу фотографии тамошних красот, которые, как обычно, не представляют никакой художественной ценности и не факт, что могут порадовать чей-то глаз, кроме моего собственного, но атмосферу города (ну хорошо, хорошо - моё личное и крайне субъективное восприятие оной) отражают просто идеально.

Заглянуть в Старый город.

Теперь осталось только в Йельский университет документы подать. Или в Оксфорд. Для полного счастья. Впрочем, я отвлеклась.

На вчерашнее собрание студентов я ехала с прямо-таки неприлично большим запасом времени, а также со смутным предчувствием бюрократических неприятностей, которые были просто обязаны свалиться на меня после того, как ещё в июне месяце я позволила знойной женщине, олицетворявшей весь секретариат университетского колледжа, выпроводить меня из своего кабинета раньше, чем я успела сообщить ей, какой именно предмет мне бы хотелось изучать в их славном заведении. И если лишние полчаса, благоразумно оставленных мною для блужданий по лабиринту разномастных строений в поисках нужного мне здания, оказались вовсе не лишними (по правде говоря, их еле-еле хватило на то, чтобы добраться до места назначения), то насчёт бумажной стороны дела вполне можно было и не переживать. Но это выяснилось лишь под конец встречи со знающими людьми, самым интересным в которой было место её проведения – не каждый день я, знаете ли, бываю в аудиториях, с потолков которых свисают громадные допотопные телевизоры.
А началось всё с того, что вчера ближе к вечеру ваша покорная слуга отправилась на поиски знаний или хотя бы впечатлений, про себя здорово надеясь на то, что в кой-то веки получится совместить приятное с полезным. Точного адреса интересующего меня факультета я не знала - в течение всего лета я тысячу раз собиралась, но так и не удосужилась узнать его. Но, несмотря на это, мне всё же удалось добраться туда раньше, чем я пожалела о том, что в спешке забыла захватить с собой зонт.
Найти нужную аудиторию оказалось легче лёгкого - у её дверей ещё задолго до начала собрания образовалось масштабное столпотворение, а вот отыскать там хоть одно свободное и, в то же время, сидячее место было уже намного сложнее. Впрочем, с этой задачей я тоже справилась. Нет то, что ещё пара сотен человек, которым пришлось слушать речи светил науки, стоя по стойке смирно в толпе своих товарищей по несчастью.
Что касается самого сборища, ну хорошо - собрания, оно хоть и оставило о себе массу приятных воспоминаний, но было на редкость малоинформативным. Все ораторы, кто - на русском, кто - на французском (с чудным переводом в духе «Итак, господин такой-то сказал, что последний срок выбора учебных курсов – 12 октября. Но это по-французски. А по-русски – чтобы к девятому числу все уже определились с группами, ясно?) лишь пересказывали по памяти то, что все присутствующие и так знали наизусть, и упорно не говорили ничего нового и важного.
Единственным исключением из этой компании стала уже упомянутая мною выше знойная женщина, которая, не тратя времени на констатацию известных всем и каждому фактов, сразу перешла к новостям. Одной хорошей, другой – сенсационной, как обычно. Сначала она сообщила нам о том, что занятия в некоторых группах начались ещё несколько дней назад, так что мы, скорее всего, уже успели пропустить что-то важное. Заявление это, разумеется, вызвало массу возмущённых охов-вздохов, поскольку о том, что в понедельник и среду имели место какие-то лекции, мы узнали лишь в тот момент, когда нас поздравили с тем, что мы их прогуляли. Однако, до восстания народных масс дело так и не дошло. В основном потому, что чуть позже эта милая дама всё-таки сжалилась над нами и великодушно разрешила всем страждущим разобраться с разнообразными формальностями, подойти к ней не «в любой рабочий день со скольких-то там до пяти», а прямо после собрания. Потом она ещё пожелала всем удачи, успехов и ещё много чего хорошего и внезапно объявила собрание закрытым, потому что «в этой аудитории, оказывается, через пять минут должны начаться занятия».
Только напрочь лишённые здравого смысла и чёткого представления о своих учебных предпочтениях люди сразу после этого ринулись в главный корпус – на административную запись. Всё же, кто уже давно определился с направлением будущей учёбы, первым делом отправились на охоту за преподавателями по профильным предметам, дабы в ходе допроса оных с пристрастием, наконец, выяснить, где, когда и как будут проходить занятия.
Мы – социологи – в этом плане преуспели больше всех. Не успела женщина приятной наружности, имевшая неосторожность ещё в начале собрания проговориться о том, что будет вести занятия у нашей группы, переступить порог аудитории, как мы тут же окружили её и принялись забрасывать разнообразными вопросами. Она, конечно, поначалу пыталась отослать нас к страницам официального сайта, где, по её словам, есть вся необходимая нам информация, но мы жаждали личной беседы и были весьма настойчивы, так что в итоге ей всё же пришлось просветить нас на предмет нашего ближайшего будущего.
Лишь добившись от неё обещания не сердиться на нас за ненамеренный прогул предыдущей лекции и раскрытия тайны места проведения следующей, мы, наконец, выпустили её на свободу и бодрым галопом понеслись в секретариат – решать извечный бумажный вопрос.
По счастию, к тому времени, как мы ворвались в кабинет знойной женщины с твёрдым намерением раз и навсегда покончить с формальностями, там оставалось не так уж много желающих, чтобы их посчитали. Так что, процесс получения ответов на животрепещущие вопросы прошёл довольно быстро и почти без жертв. В ходе дискуссии с уже отмучавшимися товарищами мы выяснили, что от нас требуется сначала где-то отыскать папки со своими документами, затем вписать в соответствующие графы анкет название выбранного отделения и язык обучения, а затем при помощи степлера соорудить себе из сложенного пополам листа А3 и всех перечисленных бумаг личные дела.
Как настоящие студенты, мы с прекрасной девушкой Лерой, которой, как выяснилось, тоже не чужд юрфак (и именно поэтому из всех дисциплин она выбрала не право, а социологию), с честью выдержали все бюрократические испытания и вскоре, торжественно вложив результаты своего рукодельничества в нужные папки, наконец, откланялись и отправились восвояси.
Из дверей главного здания университета мы (с четвёртой попытки) выходили уже студентками французского университетского колледжа МГУ.

Скоро будет полтора года, как я перманентно обитаю в своей нынешней Alma Mater и не меняю мест учёбы. А для меня это, между прочим, личный и абсолютный рекорд, ибо изо всех предыдущих университетов и академий, в стенах которых мне доводилось грызть гранит науки, я с превеликим удовольствием сбегала сразу же по окончании первого семестра своего пребывания там.
И вот хоть бы кто оценил моё феноменальное постоянство, слово доброе сказал или хотя бы поинтересовался, а что это я так долго не даю воли врождённой тяге к перемене мест! Так нет же - все всё знают, но молчат, нехорошие люди.
Ну да, ничего. Я вот возьму, да и обижусь на такое безразличие к своим достижениям, а потом с горя в очередной раз куда-нибудь переведусь (на четвёртом курсе, конечно, - самое время) - будут тогда знать, как не замечать чужих подвигов.

Вчера к нам на огонёк должна была заглянуть мамина бывшая коллега и нынешняя хорошая знакомая. Точнее, она обещала приехать, но говорила об этом на бегу и в столь неопределённом тоне, что мы отчего-то сильно подозревали, что словами всё и ограничится. Не ограничилось, к счастью. Подруга таки приехала. Правда, лишь к ужину и без дочки, ну да не страшно.
Страшно то, что большую часть вечера она общалась со мной, а не с мамой, к которой, собственно, и ехала через полгорода. То есть, это тоже не страшно, а очень даже хорошо и приятно во всех отношениях (по крайней мере, на мой личный взгляд), но, кажется, я всё-таки увела у мамы подругу, если можно так выразится. Что характерно - мама пребывает в полнейшем восторге по этому поводу и с нескрываемым удовольствием подшучивает на счёт того, что в следующий убирать квартиру перед визитами Марины буду я, раз уж она теперь - моя приятельница.
А я всё никак не могу понять, и чего это взрослые, вроде как мудрые и крайне плохо знакомые со мной люди так любят доверять мне свои секреты, и грожусь вот прям щас позвонить Марине и предложить ей пойти на каток, куда она, по её словам, идёт уже полгода, вместе. Нет, ну а что? Я тоже вспомнить детство собираюсь уже года три, как минимум, да всё никак не соберусь. Вот, глядишь, объединив наши усилия, мы осуществим желаемое раньше, чем начнётся новый век. Только вот маму мы с собой не возьмём. Ну хорошо, возьмём, но на лёд не пустим. Не потому, что изверги, а исключительно из соображений безопасности. Нашей собственной, разумеется. Должен же ведь хоть кто-то из нашей компании остаться после предполагаемых спортивных экспериментов в добром здравии, дабы потом успешно дотащить остальных до ближайшего травмопункта.


А вечером я пыталась приобщить окружающих к прекрасному. Согнала всех, кто не успел к этому времени сбежать из дому, в гостиную, усадила перед телевизором и пообещала, что сейчас они увидят чудо. Зря я это сделала, очень зря. Потому что в такой отвратительной озвучке смотреть "Шерлока" оказалось просто невозможно. Ибо "адаптированный перевод" изумительных диалогов и вообще всего-всего явно делал человек, у которого, похоже, проблемы не только с английским языком, но и с русским, а также со слухом, головой и чувством юмора.
Короче говоря, двадцать минут этой пытки я ещё кое-как выдержала, но, исходив вдоль и поперёк всю комнату, осыпав господ переводчиков самыми последними английскими словами (которых они, видимо, тоже не знают, на их счастье) и окончательно расстроившись, всё-таки выключила это безобразие, несмотря на заверения окружающих в том, что они и так всё прекрасно понимают, с моим-то синхронным переводом, и вообще разделяют моё мнение по поводу гениальности фильма и возмущение по поводу лингвистических ужасов, которые портят всё впечатление от хорошего кино. Теперь вот жду-не дождусь вечера, когда продемонстрирую ближним всё то же чудо, но в оригинальном варианте.

Я тут решила дело доброе сделать - свет в гостиной включить. Да, опять. Вам рассказывать, чем это обернулось, или вы уже догадались, что у меня тут в очередной раз катастрофа районного масштаба случилась? Догадались, наверное, но я всё равно немного пографоманствую, ибо надо же как-то восстанавливать пошатнувшееся душевное равновесие.

Как это было.

Я не то чтобы не люблю врачей. Я просто им не доверяю. Хотя бы потому, что, в моём скромном понимании, наличие у человека пусть и потенциальной, но всё же наличествующей и даже вполне удобной возможности искорёжить тебе жизнь - это уже повод хорошенько призадуматься на его счёт. Ну и ещё, конечно, оттого, что весь мой личный опыт общения с медиками (который, к счастью, минимален и очень надеюсь, что таковым и останется) сводится лишь к многократному столкновению с фактами, мягко говоря, не способствующими пробуждению в моей душе безграничной любви к людям в белых халатах, и ни к чему более. В конце концов, не виновата же я в том, что мне встречаются врачи исключительно двух типов: инициативные неучи, которые совершенно не разбираются в своём деле, но с таким энтузиазмом разводят бурную деятельность, что потом сидишь и удивляешься, и как это они только тебя не угробили, такими-то методами; и милые, добрые люди, которые тоже плохо понимают, что от них требуется, но хотя бы не строят из себя научных светил, а только раздают бесполезно-безвредные советы и приветливо улыбаются.
Что самое смешное, несмотря на всё на это, я до сих пор продолжаю упорно верить в то, что где-то там - далеко или не очень - существуют настоящие профессионалы, которые время от времени спасают чьи-нибудь жизни или хотя бы просто качественно выполняют свою работу. Другое дело, что при каждом погружении в реалии моей личной действительности эта вера вместе с уймой других абстрактных надежд мигом сгорает дотла. От стыда, не иначе.
Но исключения, конечно, тоже бывают. Наверное. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
И вообще, чем дальше в лес, тем больше я склоняюсь к мысли о том, что пора браться за изучение медицины. Принцип «хочешь сделать что-то хорошо – сделай это сам» для меня по-прежнему более чем актуален, да.

- Мы, между прочим, завтра встречаемся! - заявила Катерина посреди своего рассказа об очередных приключениях её чудных родственничков.
Параллельно с этим захватывающим повествованием я слушала также и монотонное бурчание ведущего какой-то на редкость убогой новостной передачи, так что не сразу поняла, о ком, собственно, речь, а потому на всякий случай уточнила:
- С кем? - отчего-то я была абсолютно уверена в том, что речь по-прежнему идёт о ком-нибудь из её родных.
- С тобой, вообще-то! - ответила моя собеседница.
- Правда?! - удивилась я. Нет, мы, конечно, уже сто лет собирались увидеться "в следующее воскресенье", но что-то всё как-то с этим не складывалось, и в итоге я окончательно утратила надежду на скорую встречу. - А где? И когда?
Ещё добрых пятнадцать минут мы искали ответы на эти животрепещущие вопросы. Перебрали целую уйму разнообразных мест встречи - одно другого оригинальнее, но в итоге, как это обычно и бывает, остановили свой выбор на самом банальном варианте. Затем ещё немного поболтали и распрощались до завтра.
- Только попробуй опоздать! - по своему обыкновению, пригрозила я подруге дней моих суровых прежде, чем пожелать ей, то ли спокойной ночи, то ли всё-таки доброго утра.

Дело в том, что эта милая дама отличается весьма интересными представлениями о пунктуальности.
Если она появляется в назначенном месте с получасовым опозданием - можно считать, что она пришла вовремя. Если ждать её приходится чуть меньше - значит, она вышла из дому с огромным, по своим представлениям, запасом времени и вообще ужасно торопилась. Когда же Катерина является куда-либо вовремя и, уж тем более, заранее, лучше всего сразу начинать бить тревогу. Потому что столь серьёзные сдвиги устоев мироздания просто так не происходят.
Со мной же дело обстоит несколько иначе. Я обычно прихожу куда надо как минимум на двадцать минут раньше, чем следует. Чуть реже я оказываюсь в нужном месте в нужное время - такое бывает, когда я выхожу из дому на полчаса позже, чем собиралась, да ещё и влипаю по дороге в какую-нибудь историю. Но вот если я куда-либо опаздываю - это уже явный признак того, что со мной или на моих глазах случилось что-то из ряда вон выходящее.
В общем, вы понимаете, почему большинство наших с Катериной встреч начинаются не с приветствия, а с моего вопроса:
- Тебя сразу убить или сначала объяснить - за что?

Как я уже неоднократно говорила, шопоголик из меня никакой. Я не то, что скупать всё подряд, я и просто ходить по магазинам не слишком люблю, если только речь идёт не о ювелирных, книжных и отделах электроники. Но присутствие Катерины на меня всегда плохо влияет, так что, прогуливаясь по торговым центрам в её компании, я постоянно покупаю что-нибудь ненужное - по большей части, какие-то мелочи для дома, которые по возвращении в родные пенаты демонстрируются домашним, после чего прячутся в шкаф, да так там и лежат до тех пор, пока в мою (или чью-нибудь ещё) светлую голову не приходит хотя бы относительно разумная идея насчёт их возможного применения.
Но в этот раз я превзошла самоё себя и притащила домой не только изящную записную книжку и подвеску в форме лупы (которая, как выяснилось, при ближайшем рассмотрении, вполне пригодна для использования по прямому назначению), но и - тадам! - цветы для мамы. Такую живучую зелёную палку. Бамбук - так, кажется, это чудо природы называется. Хотела ещё и орхидею в горшке прихватить (мама, вроде, любит эти цветы), но вовремя вспомнила о том, что сюрпризы-инфаркты окружающим надо устраивать дозировано, дабы, несмотря на все твои выкрутасы, у них всё же оставалось хоть немного душевного равновесия, и поставила несчастное растение туда, откуда его взяла. Как выяснилось - очень правильно сделала. Ибо тащить по ночному городу не только громадную (и, между прочим, тяжеленную) сумку, а также вышеупомянутый бамбук, но ещё и крупногабаритный цветок - это уже было бы слишком.