И вновь я классическим образом забегалась, чему, признаться, ужасно рада. Поскольку, как показывает практика, мне совершенно противопоказано всяческое спокойствие, которое бездействие, – оно слишком плохо сказывается на моём самочувствии, уж не говоря о настроении.
Спать три часа в сутки гораздо приятнее (а в моём случае – ещё и определённо полезнее), чем, например, те же шесть и уж тем более восемь. Надо, наконец, не только понять это, но и выкинуть из головы дурацкие стереотипы насчёт пользы многочасовых блужданий по стране Морфея, а то пользы от них никакой, а душевных терзаний – бесконечное множество.
Кстати, о стереотипах. У нас же в пятницу исторический день был. Мы писали то самое эссе (в том числе и про стереотипы, от которых надо отказываться в угоду объективности мышления), которым на протяжении всего семестра нас пугали старшие товарищи, а мы, соответственно, – друг друга. Так вот, нам, как ни странно, относительно повезло с темами - в том смысле, что всё могло быть и хуже, причём, намного. На содержании наших сочинений, правда, это почти никак не отразилось, ну да, речь не о том.
На втором часу созерцания окружающего мира и ожидания очередного пришествия вдохновения со мной случился культурный шок. Мне к тому времени уже здорово поднадоело любоваться скромной красотою противоположной стенки и кокетливо висящей на ней доски, так что я стала спешно искать какой-нибудь другой объект для своих наблюдений. Оглядевшись по сторонам, но так и не найдя на просторах аудитории ничего и никого, достойного моего внимания, я пошла на отчаянный шаг и скосила взгляд в сторону писанины своего товарища по сомнительному учебному счастью. И знаете, что я там увидела? Связный, разделённый на абзацы, написанный прямо-таки каллиграфическим почерком текст. И это - в черновике! Понимаете?
Понимаете, наверное. А я вот при виде всего этого литературного творчества испытала искренне недоумение, плавно переходящее в тихое, но глубокое изумление. Потому что сама я черновиков почти никогда не пишу. Просто не вижу смысла делать одну и ту же работу дважды и вообще ужасно не люблю повторения. Когда же обстоятельствам в лице каких-нибудь предположительно умных дяденек и тётенек всё-таки удаётся вложить мне в руки кучу совершенно ненужных мне листов бумаги и убедить меня в том, что их непременно надо заполнить собственными художествами, я просто записываю туда все свои мудрые мысли по мере их формирования. В хаотичном порядке, нисколько не заботясь о читабельности написанного и не упуская ни единого шанса воспользоваться для фиксации снисходящих на меня озарений понятными лишь мне значками, а иногда и вовсе - шифрами. Собственно говоря, именно поэтому просьбу сдать черновик я обычно расцениваю как серьёзнейшее оскорбление своей персоны. Ибо не для того я всю эту формальную чушь исполняю, чтобы потом даже не иметь возможности откопать случайно свои каракули и потратить суток этак двое на их расшифровку!
Короче, черновики я не признаю. Считаю их использование проявлением неспособности чётко выражать свои мысли и, как следствие, отвечать за свои слова. А люди, оказывается, вон как серьёзно к их заполнению подходят. Удивительно!
А ещё удивительнее то, что я – человек действия, который, мягко говоря, скептически относится к философии как таковой и любителям её разводить на ровном месте – в частности, – умудрилась под конец четвёртого часа скатиться от вполне рациональных рассуждений по теме к каким-то бесконечным разглагольствованиям о сущности Науки и Истины. И ведь не в первый раз я уже вот так начинаю за здравие, а продолжаю в духе доморощенных мыслителей. То ли это общение с местными интеллектуалами (приставка «псевдо» прилагается, но тщательно скрывается всеми заинтересованными лицами) на меня пагубно влияет, то ли пора завязывать с чтением всякой заумной графомани.

И вновь я классическим образом забегалась, чему, признаться, ужасно рада. Поскольку, как показывает практика, мне совершенно противопоказано всяческое спокойствие, которое бездействие, – оно слишком плохо сказывается на моём самочувствии, уж не говоря о настроении.
Спать три часа в сутки гораздо приятнее (а в моём случае – ещё и определённо полезнее), чем, например, те же шесть и уж тем более восемь. Надо, наконец, не только понять это, но и выкинуть из головы дурацкие стереотипы насчёт пользы многочасовых блужданий по стране Морфея, а то пользы от них никакой, а душевных терзаний – бесконечное множество.
Кстати, о стереотипах. У нас же в пятницу исторический день был. Мы писали то самое эссе (в том числе и про стереотипы, от которых надо отказываться в угоду объективности мышления), которым на протяжении всего семестра нас пугали старшие товарищи, а мы, соответственно, – друг друга. Так вот, нам, как ни странно, относительно повезло с темами - в том смысле, что всё могло быть и хуже, причём, намного. На содержании наших сочинений, правда, это почти никак не отразилось, ну да, речь не о том.
На втором часу созерцания окружающего мира и ожидания очередного пришествия вдохновения со мной случился культурный шок. Мне к тому времени уже здорово поднадоело любоваться скромной красотою противоположной стенки и кокетливо висящей на ней доски, так что я стала спешно искать какой-нибудь другой объект для своих наблюдений. Оглядевшись по сторонам, но так и не найдя на просторах аудитории ничего и никого, достойного моего внимания, я пошла на отчаянный шаг и скосила взгляд в сторону писанины своего товарища по сомнительному учебному счастью. И знаете, что я там увидела? Связный, разделённый на абзацы, написанный прямо-таки каллиграфическим почерком текст. И это - в черновике! Понимаете?
Понимаете, наверное. А я вот при виде всего этого литературного творчества испытала искренне недоумение, плавно переходящее в тихое, но глубокое изумление. Потому что сама я черновиков почти никогда не пишу. Просто не вижу смысла делать одну и ту же работу дважды и вообще ужасно не люблю повторения. Когда же обстоятельствам в лице каких-нибудь предположительно умных дяденек и тётенек всё-таки удаётся вложить мне в руки кучу совершенно ненужных мне листов бумаги и убедить меня в том, что их непременно надо заполнить собственными художествами, я просто записываю туда все свои мудрые мысли по мере их формирования. В хаотичном порядке, нисколько не заботясь о читабельности написанного и не упуская ни единого шанса воспользоваться для фиксации снисходящих на меня озарений понятными лишь мне значками, а иногда и вовсе - шифрами. Собственно говоря, именно поэтому просьбу сдать черновик я обычно расцениваю как серьёзнейшее оскорбление своей персоны. Ибо не для того я всю эту формальную чушь исполняю, чтобы потом даже не иметь возможности откопать случайно свои каракули и потратить суток этак двое на их расшифровку!
Короче, черновики я не признаю. Считаю их использование проявлением неспособности чётко выражать свои мысли и, как следствие, отвечать за свои слова. А люди, оказывается, вон как серьёзно к их заполнению подходят. Удивительно!
А ещё удивительнее то, что я – человек действия, который, мягко говоря, скептически относится к философии как таковой и любителям её разводить на ровном месте – в частности, – умудрилась под конец четвёртого часа скатиться от вполне рациональных рассуждений по теме к каким-то бесконечным разглагольствованиям о сущности Науки и Истины. И ведь не в первый раз я уже вот так начинаю за здравие, а продолжаю в духе доморощенных мыслителей. То ли это общение с местными интеллектуалами (приставка «псевдо» прилагается, но тщательно скрывается всеми заинтересованными лицами) на меня пагубно влияет, то ли пора завязывать с чтением всякой заумной графомани.

А скажите-ка мне, люди добрые, как друзья человека - человеку, вы, случайно, не знаете, как мы будем завтра писать экзаменационное эссе? Вот и мы тоже не знаем.
Как писать недавнюю контрольную мы, кстати говоря, тоже не знали. Поэтому среди известнейших научных работ в области социологии 1980-2000 годов у нас чуть было не оказались творения Дюркгейма, Канта и Вебера. Ну, подумаешь, не прочитали поначалу вторую часть вопроса, мелочи какие!
Милая преподавательница французского языка, которой товарищи из здешней - замечательной во всех отношениях - администрации поручили перевод на русский язык учебных материалов, вон всё, что было надо, прочитала. От начала и до конца. И не один раз. А что в итоге? Два вопроса из оставленных заграничной профессоршей трёх она ещё с грехом пополам и явно не без помощи словаря перевела. На третий же у неё ни сил, ни познаний уже не хватило. Так что, не мудрствуя лукаво, эта умница просто выписала из оставшегося неохваченным предложения понятные ей слова, коих там оказалось крайне мало, и вручила результат своих праведных трудов нашей преподавательнице со словами: «Я вообще-то в области социологии не разбираюсь».
Долго, очень долго мы совместными усилиями пытались угадать, в каком порядке должны располагаться части этой лингвистической головоломки, однако в результате своих изысканий достоверно выяснили лишь то, что возможности коллективного бессознательного, как и количество возможных вариантов злополучного вопроса, бесконечны. Поэтому в итоге нам всё же пришлось последовать сомнительному примеру старших товарищей и подойти к решению проблемы творчески: накропать каждый - по небольшому сочинению на вольную тему, да в таком виде работы и сдать от греха подальше. Интересно, оценит кто-нибудь нашу сообразительность по достоинству?

Пальто у меня, конечно, зимнее, но всё же больше - осеннее. И красивое. Очень. Подбитое алым атласом. Который, оказывается, имеет кое-что общее с материальным выражением формулы Аш-Два-О. В том смысле, что при минусовой температуре моментально замерзает. А потом и заледеневает.
Вместе с ним замерзаю и я, разумеется. До зубовного стука, аристократической синевы лица и трясущихся рук. И это - несмотря на перчатки, шапку и тёплый пуловер. Замерзаю, но кутаться во что-нибудь более тёплое не спешу, ибо в моей душе всё ещё жива надежда на то, что по какой погоде оденешься – такая и на улице и обнаружится. Рано или поздно, так или иначе, как говорится.
И не спрашивайте, где тут логика. Ибо её тут нету – у неё сегодня выходной.


В колонках играет - The Dandy Warhols - Bohemian Like You

Свершилось чудо! Я, наконец-таки, нашла магистерскую программу своей мечты.
Теперь я больше не буду изводить окружающих нытьём на тему «куда пойти, куда податься». И прыгать по комнате, оглашая квартиру радостными воплями, тоже не буду. Не буду, кому сказала!
«Уголовный процесс (это так, для затравки), криминалистика (любовь всей жизни практически), судебная экспертиза (ещё один объект бесконечного обожания) и теория оперативно-розыскной деятельности (мне, пожалуйста, сразу практику; желательно – в двойном объёме)».
Нет, ну вы только послушайте, как это звучит! А ведь там ещё и основы судебной медицины в учебном плане имеются. И что-то связанное с криминальной психологией, кажется, тоже. В общем, вы уже представляете себе масштабы катастрофы, то бишь моего счастья, правда?

Можно, конечно, в очередной раз посмеяться над нашими учебными злоключениями. Можно, но уже как-то не хочется. Потому что, вопреки логике здравого смысла, с течением времени бесконечные организационные проблемы, которые, по всей видимости, являются неотъемлемой частью жизни CUF’a, не исчезают, а, наоборот, приобретают всё большие масштабы, переходя, таким образом, из класса мелких неурядиц в ранг проявлений откровенного неуважения сотрудников сего прекрасного учреждения к окружающим. Во-первых, к студентам. Которые всё-таки - люди, а потому крайне неуютно чувствуют себя, слушая лекцию, но не понимая из неё ни слова. А во-вторых, разумеется, к преподавателям.
Профессора не поленились, проехали тысячи километров ради того, чтобы поделиться своими знаниями со здешней публикой. И что они видят? Первые двадцать минут занятий неизменно уходят на суматошные поиски функционирующей аппаратуры. В итоге, немногочисленным счастливчикам всё же удаётся обзавестись работающими гарнитурами. Те же, кому повезло чуть меньше (в лучшем случае – это треть группы, а чаще – так и вовсе её большая часть), остаются ни с чем и просиживают всю лекцию с выражением полнейшего непонимания происходящего на лицах. Нет, понять их можно - они, в конце концов, вовсе не обязаны знать французский, ибо учатся на русскоязычном отделении, но вы себе представьте, каково лектору работать в такой аудитории. Представили? А теперь, внимание – вопрос: какое мнение о России составят люди, столкнувшиеся здесь – в главном университете страны, причём, - с таким отношением к себе и своему труду? Вот и я говорю – страшно подумать.
А ещё страшнее то, что администрация колледжа, похоже, считает такое положение дел совершенно нормальным и не делает ничегошеньки для того, чтобы хоть как-то упорядочить тот бедлам, который здесь зовётся учебным процессом.

Просыпаться в эти холодные времена задолго до полудня и тут же бежать на прогулку стоит уже хотя бы ради того, чтобы увидеть, как преображается окружающий мир, когда его окутывает утренний туман - эта искрящаяся на солнце смесь кислорода, дыма, вырывающегося из труб теплостанций, вездесущей пыли, снега и самого настоящего волшебства. Чтобы, попав вместо обычной улицы в новогоднюю сказку, с удивлением обнаружить, что день, начавшийся в восемь часов утра, тоже может оказаться прекрасным во всех отношениях.

В кой-то веки решила прокатиться на автобусе. И, как оно всегда со мной и бывает, когда совесть жаждет скорейшего разрешения дел, а душа - приключений, немножко ошиблась с выбором транспортного средства. Надо же, а я ведь уже и забыла практически, как это здорово – уезжать неизвестно куда, будучи свято уверенной в том, что движешься в нужном направлении.
Мироздание, дорогое-любимое, а скажи-ка мне, как друг человека человеку, ты каким чудесным образом догадалось о том, что я просто мечтаю пройтись именно по этим улочкам и непременно в такую погоду? Ты что, мысли мои читаешь, да? Впрочем, тебе можно.

Светило российской юридической науки, ради встречи с которым, я сегодня покинула царство Морфея в столь ранний час, совсем не удивился моему бесцеремонному вторжению в собственную жизнь и благоразумно не стал припоминать мне былые заслуги. Не то, что некоторые его коллеги, которые чуть что – сразу переходят на личности. Так что наша с ним беседа прошла в атмосфере полнейшего взаимопонимания и, ко всеобщей радости, закончилась быстро и без жертв.
И это даже хорошо, что ей, в моём случае, предшествовало полуторачасовое ожидание у моря погоды. А то когда бы я ещё заглянула в нашу библиотеку, душевно поболтала с товарищем по несчастью, который тоже уже успел почувствовать на своей шкуре все прелести обучения по индивидуальному плану, и нечаянно подслушала эмоциональнейший монолог кое-кого из преподавателей на тему «Как жить дальше, если ты купил самолёт».

А возвращалась в родные пенаты я своим самым любимым путём, который гораздо более извилист и долог, нежели всенародно любимый, но зато пролегает по чрезвычайно живописным кварталам, возможность полюбоваться достопримечательностями которых мне, к сожалению, выпадает гораздо реже, чем хотелось бы.

«Я понимаю лишь то, что ничего не понимаю», - под столь философским и почти сократовским девизом прошла для нас очередная «французская» лекция по социологии. И это вовсе не потому, что мы - безмозглые тунеядцы, уже третий месяц намеревающиеся уж если не открыть и прочитать учебники, то хотя бы взять их в библиотеке. Просто в нашем чудном учебном заведении по-прежнему наблюдается дефицит всего хорошего и в частности – переводческих гарнитур, благодаря чему наша жизнь порой становится особенно прекрасной и удивительной.
Всё начиналось хорошо. Слишком хорошо, для того, чтобы продолжиться в том же духе.
Придя на занятия с солидным запасом времени, я не только стала свидетельницей явления народу смутно знакомого дядечки с чёрными чемоданами в руках, но и одной из первых получила волшебный прибор, название которого по-прежнему остаётся для всех тайной века. Сие обстоятельство целых пять минут радовало меня чрезвычайно. А потом я попыталась включить доставшееся мне чудо техники. И ещё раз попыталась. Затем – доверила это дело знающему человеку. И только когда его попытки найти общий язык с достижением технического прогресса увенчались столь же оглушительным провалом, как и мои собственные, пошла искать справедливость. Или хотя бы работающий аппарат.
Товарищ, (кажется) ответственный за техническое обеспечение наших лекций, клялся и божился, что «переводчик», который он торжественно вручил мне взамен неработающего, совершенно исправен. А шипение, которым откликнулись на включение нехитрой конструкции наушники, заставило меня поверить его словам. И не только меня, что характерно. Вера эта, однако, оказалась совершенно бессильна против закона подлости, который признался в вечной любви сначала мне, а потом и парочке моих товарищей по несчастью, также не сумевшим найти общий язык с техническими новшествами даже со второй попытки.
Серьёзно, когда очередные экземпляры злосчастных «переводчиков», которые только что работали, вновь отказались подавать хоть какие-нибудь признаки жизни, мы – их гордые обладатели – почувствовали себя идиотами. Клиническими. Теми самыми, у которых и лыжи не едут, и крокодил не ловится, и простейшие приборы в руках ломаются. Но тут пришла какая-то милая девушка, поглядела на наши задумчивые физиономии и авторитетно заявила, что с нашими умственными способностями всё как раз таки в порядке, а вот с батарейками гарнитур – нет. Они разряжены, потому-то ничего и не работает. Точно так же, как и в прошлый раз, между прочим.
Воспрянув духом, всё, кто узнал эту страшную тайну, ринулись к столу с зарядными устройствами, и добрых полчаса толпились у него в ожидании чуда. А какие-то люди носились по помещению, пытаясь понять, а ну почему же опять не работает микрофон, да и вся остальная техника - тоже.
Симпатичная преподавательница из университета созерцала воцарившийся в аудитории переполох с выражением искреннего недоумения на лице. Судя по всему, она как-то иначе представляла себе должный ход развития событий.
К тому времени, как хоть что-то их аппаратуры заработало, и лекция всё-таки началась, наши «переводчики», разумеется, зарядиться не успели и работать не начали. Так что на протяжении двух часов мы наслаждались дивным звучанием французского языка, давились от смеха по поводу собственного везения и, не поверите, но таки писали конспект. То есть, писал его мой однокурсник, который намедни очень своевременно взялся за изучение французского; я же в основном жизнерадостно переписывала обрывки фраз, вырванные им из контекста преподавательских речей, к себе и искренне поражалась тому, что и сама кое-что понимаю. Одну двадцатую часть того, что говорится, не больше, но ещё недавно для меня было наисложнейшее задачей определить, где в этом сумбуре звуков заканчивается одно слово и начинается другое, так что нынешние успехи можно было смело считать за прогресс.
А потом настал второй перерыв и кое-кто очень добрый, хороший и человеколюбивый, устав глядеть на мои лингвистические мучения, поделился со мной работающей гарнитурой. Где-то минут через десять после этого знаменательного события я не без удивления обнаружила, что слушать преподавательницу, при этом понимая всё, что она говорит, тоже довольно-таки интересно.

В нашем деканате работают прекрасные люди. Моим редким визитам в свои края они радуются так, словно встреча со мной является самой лучшей приметой на свете и сулит как минимум вечное счастье, а если и звонят мне, то только после полудня и, кажется, даже не обижаются на то, что трубку я беру лишь по большим праздникам, ибо отключив телефон, вспоминаю об этом только когда кто-нибудь, так и не сумевший дозвониться до меня, в личной беседе интересуется, и чего ж это я не отзываюсь. Но меня уже заранее потряхивает при мысли о том, какое расписание экзаменов они преподнесут нам в качестве новогоднего подарка на этот раз. С них ведь станется устроить нам четыре экзамена подряд или же, наоборот, растянуть волынку на долгие недели.

Жизнь, тем временем, полна сюрпризов. Намедни вот выяснилось, что мне неплохо бы в самое ближайшее время сдать жилищное право. Во второй раз. Потому что в первый был зачёт, а в моём чрезвычайно индивидуальном учебном плане, оказывается, значится экзамен. Просто обнаружилось это лишь пару дней назад – всего-то с полугодовым опозданием и, готова поспорить, что совершенно случайно.
Повозмущаться на этот счёт я уже успела, причём душевно и со вкусом, так что сейчас скажу лишь одно. Уберите – ну, пожа-а-алуйста! - от меня весь этот ужас жизни (а именно: жилищное, земельное, семейное, трудовое, экологическое, гражданское во всём его многообразии, и особенно финансовое право) и дайте почитать что-нибудь действительно интересное. Доселе невиданный мною справочник по криминалистике, например, или хороший учебник по судебной медицине. Если к нему будет прилагаться ещё и шоколадка – счастью моему не будет предела, честное слово.

Только я смирилась с тем, что мы живём в северной стране, у нас на дворе зима, а снег – это красиво, как белый ковёр, ещё пару дней назад покрывавший городские улицы, взял да и растаял под натиском сильнейшего ливня. В результате, картина мира вновь стала чересчур серой, на парковых лужайках зазеленела травка, а я погрузилась в пучины глубочайшего когнитивного диссонанса.
Эх, природа-погода, я бы, конечно, посоветовала тебе не менять декорации хотя бы до наступления Нового Года, а там уж устроить нам пару снежных деньков, и окончательно перейти к весеннему режиму функционирования, но ты ж всё равно меня не послушаешься. А я, между прочим, совершенно не готова к грядущим холодам. Ни морально, ни физически. Оно так всегда, конечно, бывает, но вот незадача – легче мне от осознания этого факта почему-то не становится.

В процессе поиска телефона выяснилось, что дома нет ни крошки хлеба. Хлеб никто из нас практически не ест, особенно – тихими тёмными ночами, но мне случайно обнаруженная необходимость пополнить домашние запасы продовольствия показалась неплохим поводом для того, чтобы лишний раз прогуляться по улицам из своих снов.
Вот тут, дабы люди с чересчур прямолинейным восприятием чужих слов не решили, что я уже и во сне гуляю, уточняю – во сне я сплю. И вижу исключительно чудесные сны, действие которых очень часто разворачивается на узких улочках, утопающих в тумане и синевато-рыжем свете фонарей и закатного солнца, по которым ездят машины с включёнными фарами и ходят весьма загадочные личности. А теперь внимание – вопрос: насколько далеки мои представления о жизни от реального положения дел? Впрочем, я отвлеклась.
Итак, к полуночи поближе я, провожаемая подозрительными взглядами ближних, оправилась подышать свежим воздухом. На улице, помимо нежно любимого мною тумана, мелкого дождя со снегом и совершенно волшебной иллюминации (перекрёстки – это, оказывается, очень красиво), обнаружилось также и почти полное отсутствие людей, которому я была крайне удивлена, ведь сидеть в такой вечер дома – это просто преступление против себя самого. Причём, ни какое-нибудь там лёгкое, а особо тяжкое.
И всё же, одну незабываемую встречу с колоритными представителями рода человеческого судьба мне всё же преподнесла. Суровые джентльмены, вынырнувшие из какой-то подворотни как раз в тот момент, когда я собиралась туда свернуть, к сожалению для них, не могли похвастаться внешним сходством с персонажами моих сновидений, зато несомненно имели ничуть не менее вескую причину для того, чтобы покинуть в этот вечер родные пенаты, нежели я сама. Они добрых пять минут любовались моею неземной красотой и, уверена, по достоинству оценили мастерство портнихи, у которой я заказывала своё пальто, после чего всё же расступились, пропуская меня вперёд - видимо, светская беседа с таинственной незнакомкой в их планы не входила. Мне оставалось лишь пожелать им приятного вечера и продолжить свой путь. Кстати, я тут уже распиналась на тему того, что, по моему скромному мнению, подкреплённому многочисленными фактами из богатого личного опыта, в тёмные часы последние трущобы бывают гораздо безопаснее, нежели районы, считающиеся благополучными? Если – нет, считайте, что теперь – да.
Окажись обстоятельства более благосклонны ко мне, я бы кружила по окрестным дворам до самого утра. Или до тех пор, пока кто-нибудь, ничего не понимающий в этой жизни, не отвлёк меня от исследований окружающего мира своим звонком и просьбами завязывать с ночными прогулками. Но с наступлением нового дня мелкий дождик превратился в ливень с градом, так что, дабы не промокнуть до нитки, мне пришлось спешно возвращаться домой. Где, скажу справедливости ради, тоже нашлось немало достойных моего внимания мелочей. Но это, конечно, уже совсем другая история.
А хлеба я, разумеется, так и не купила. Что, впрочем, совсем не удивительно.



В колонках играет - Starsailor - Four to the Floor

Пять часов утра. Я стою у окна и полным укоризны взглядом гляжу на залитую дождём улицу. Предположительно, от такого взгляда Мироздание должно вздрогнуть и быстро (быстро, я сказала!) устроить мне солнышко, поющих птичек и ещё что-нибудь в том же духе. Оно, однако, не вздрагивает, и менять декорации не собирается совершенно. Но я терпелива. И ужасно, ужасно настойчива. А потому не спешу покидать свой наблюдательный пост, невзирая на то, что созерцание серого пейзажа не доставляет мне ну никакого удовольствия. Одни сплошные душевные терзания. Потому что дождь – это, в принципе, неплохо, но вот осенний дождь, который уже почти снег, на фоне бесконечной серости – это грустно. Очень. До такой степени, что при каждом взгляде на это погодное безобразие в душе просыпается иррациональнейшее желание взвыть от тоски. Можно даже не на луну.
Стою, значит. Гляжу. Страдаю практически. И тут из глубин родного подсознания всплывает изумительный в своей неуместности вопрос: «Что произойдёт при сочетании амфетамина и кофеина с тем, кто это сочетание рискнёт попробовать?». Через пару секунд к нему добавляется ещё несколько: «Что есть амфетамин?», «Откуда вообще в моей памяти взялось это название?» и самый главный - «Какого чёрта всё это меня интересует в пять часов утра?!». Все, разумеется, - безответные. И, решаю я, останутся такими, пока я не залезу в интернет – то есть ещё, как минимум, часов пять, поскольку я ни за что не стану сейчас по новой включать только что выключенный компьютер. Ибо мне завтра рано вставать и вообще… Не буду я сейчас ничего выяснять, и всё тут!
С грехом пополам убедив себя в том, что так будет лучше, я отхожу от окна и ложусь, наконец-таки, спать. Впервые за непонятно сколько времени. Уснуть, естественно, не могу, потому как в мыслях, по-прежнему – амфетамин, кофеин и почему-то особенно интересующее меня состояние потенциальных жертв этой смеси (наверняка, гремучей, мне ж другая в жизни в голову не придёт), но из принципа продолжаю изображать отдых и в какой-то момент, действительно, проваливаюсь в сон. Как ни странно, мне не снится ничего связанного с химией.
Просыпаюсь я немного раньше положенного – и тут же кидаюсь к компьютеру. Через несколько минут копаний в интернете я уже знаю практически всё об амфетамине и вспоминаю, что именно о нём шла речь в детективе, шедшем позавчера вечером по телевизору. Уже по дороге на занятия методом нехитрых логических умозаключений я прихожу к выводу о том, что передозировка сего вещества, особенно в сочетании с кофеином, не будет сулить тому, кто рискнёт испытать оную на своей шкуре, ничегошеньки хорошего, и понимаю – сегодня у преподавателей как никогда мало шансов заинтересовать меня своими разглагольствованиями.

Ты можешь быть сколь угодно мудрым человеком, но если твои знания не имеют практического применения – значит, они абсолютно бесценны. Проще говоря, ни стоят ни гроша.
Если ты что-то умеешь, ты должен хотя бы изредка пользоваться своими способностями. Не просто же так они тебе даны, в конце-то концов!

Эти утверждения не аксиоматичны и вряд ли тянут на звание истин в последней инстанции, однако я предпочитаю считать их чем-то вроде правил жизни, придерживаться которых совсем не обязательно, но очень желательно, если хочешь, чтобы всё у тебя было хорошо. Как ни странно, но именно по этой причине моё личное благополучие порой оказывается в прямой зависимости от наличия у окружающих меня людей проблем и прочих поводов для беспокойства. Ведь для меня посильная помощь ближним – это уже давно не только одно из самых любимых на свете занятий, но и жизненная необходимость, которая, вопреки требованиям здравого смысла и житейского опыта, с каждым днём становится всё сильнее и сильнее.
Да только вот незадача – большинство моих талантов отличаются некой, скажем так, оригинальностью. В том смысле, что им совершенно нет места в обычной жизни. Так что реальный шанс сделать своими руками что-то действительно важное и хорошее у меня обычно появляется лишь в критические моменты, когда ситуация окончательно выходит из под чьего-либо контроля, и я, наконец, получаю редкую возможность раскрыться и использовать все свои знания и умения в полную силу. Для того, чтобы собрав воедино частички чужой (а иногда и своей собственной) реальности, вернуться к размеренному существованию. И жить вот так, в режиме ожидания, до наступления в окружающем мире очередного мини-апокалипсиса.
Всё это было бы очень плохо, грустно и тягостно, если бы не мои профессиональные предпочтения и полнейшее соответствие самых важных аспектов моей жизни моим представлениям о том, какими они должны быть.

А вообще, я хотела сказать, что это невероятно, просто бесконечно приятно, когда люди, имея возможность попросить о помощи кого-нибудь намного более опытного и грамотного, чем ты, всё же обращаются к тебе. А понимать, что ты можешь сделать другого человека хоть капельку счастливее (или хотя бы чуть менее несчастным) – это уже не только ужасно приятно, но ещё и очень жизнеутверждающе.

Сначала эта умница долго и упорно соглашалась со своей собеседницей в том, что если и стоит ходить на танцы, то лишь для того, чтобы отыскать там себе спутника жизни. Потому что танец, в её понимании – это вам не дёрганье под весёленькую музычку, а вертикальное выражение горизонтальных желаний и вообще.
Затем решила в лицах изобразить обстоятельства, при которых у них с преподавателем по этим самым танцам (будь они неладны) произошёл следующий диалог:
- Слушай, Миш, а я так люблю твою жену, обожаю просто.
- Взаимно. – Пауза. – В смысле…э-э…аналогично, да.
На роль озадаченного молодого человека она выбрала меня. Вероятно потому, что мой вид, к этому моменту разговора уже тоже успел стать несколько озадаченным. Так что именно мне пришлось высвобождаться из страстных объятий этой творческой личности, пока она развлекала наших одногруппниц обстоятельнейшим рассказом на тему: «А я вообще людей люблю. Любых.». Рассказ сей был хорош и правилен почти во всех отношениях, только вот закончился уж больно оригинально – доведя до сведения широких масс постулаты своей личной философии, юная мыслительница взяла, да и призналась при всё честном народе в любви к моей скромной персоне. Хорошо так призналась, громогласно. Со знанием дела и чрезвычайно серьёзным выражением на лице.
О том, как именно поняли её слова окружающие, свидетельствовали их взгляды. Полные искреннего недоумения и направленные почему-то на меня, уворачивающуюся от очередного удара по рёбрам, которые то и дело отвешивала мне ораторша, как ни в чём ни бывало продолжая разглагольствовать о вечном и сопровождая свои речи поистине убийственной жестикуляцией.

- То есть, ты не видишь смысла в замужестве как таковом? – некая Лена была прямо-таки ошарашена, узнав о том, что на свете бывают такие странные люди, для которых свадьба не является единственной целью в жизни.
- Нет, - ответила ей жертва моего безграничного обаяния.
Несказанно удивившись столь неожиданному (а также первому и, подозреваю, единственному) совпадению наших с ней мнений, я решила внести свою лепту в разрушение идиотских стереотипов и напомнила всем присутствующим:
- Я, кстати, тоже.
И тут же пожалела о своём вмешательстве в так хорошо протекавшую без моего участия беседу. Ибо, стоило мне умолкнуть, как эта милая дама тут же повисла на моей шее и принялась вопить что-то насчёт того, что «у нас та-а-ак много общего!!!», приводя тем самым в ужас наших спутниц, вдоволь налюбовавшись растерянными физиономиями которых, я не удержалась, и, многозначительно подмигнув излишне эмоциональной девушке, предложила:
- Пойдём, поищем его вместе?..
В сочетании с почти звериным оскалом во все тридцать два зуба и соответствующей интонацией это прозвучало весьма и весьма впечатляюще. Ровно настолько, чтобы у окружающих надолго атрофировалось всяческое желание нарушать границы моего личного-родного-любимого пространственно-временного континиума.

Поистине гениальный ответ вопрос «Как ты провёл лето?» дал ещё в незапамятные времена мой одноклассник Артём.
- Летом я отбывал срок в лагере, - признался он в самом начале своего сочинения на животрепещущую тему.
На этом повествование можно было бы и заканчивать, ибо даже в столь кратком варианте оно уже представляло собой самый настоящий литературный шедевр. Однако автор был на этот счёт несколько иного мнения, а потому на протяжении ещё двух тетрадных страниц делился с миром своим горем по поводу того, что погода в дни его отдыха стояла преотвратная, распорядок дня в лагере был едва ли не хуже тамошней еды, соседи по комнате ему попались ужасные, а старшие товарищи, и вовсе, оказались самыми настоящими извергами.
И всё бы ничего, но закончил свой рассказ о тяготах детского бытия в суровых условиях оздоровительного учреждения этот милый человек вовсе не исполненной горя и отчаяния фразой в духе Гамлета или Короля Лир, а жизнеутверждающим:
- Но, в общем, всё было хорошо!

Сама я, как вы уже, наверное, успели догадаться, не стану сейчас в красках описывать здесь те чудесные деньки, о которых многие уже и забыли напрочь, ибо куда нам простым графоманам с мастерами слова тягаться. А вот летними фотографиями вас порадую. Потому что лучше поздно, чем ещё позже.



Ещё немного лета.

А знаете, почему я вот уже почти тринадцать часов кряду абсолютно уверена в том, что мы с вами живём в век научно-технического прогресса? Потому что дорожки в парке около нашего дома больше не подметают обыкновенные живые дворники. За их чистотой теперь следит бездушная, но симпатишная с виду машина (нет, не поливальная или как её там, а подозрительно похожая на военные Хаммеры), узрев которую из окна своей комнаты в половине четвёртого вчерашней ночи, плавно переходящей в утро, я аж на целых полторы минуты минут утратила душевное спокойствие и способность связно изъясняться.

Мой друг детства - назовём его Серёжей - человек исключительно воспитанный, добропорядочный и законопослушный (да, такое тоже бывает, как ни странно), а потому, обнаружив в своём почтовом ящике повестку из военкомата, он не пустился в бега и не стал изображать из себя самого больного человека на свете. Вместо этого он принялся основательно готовиться к переезду из отчего дома в казарму. Уладил все свои дела, собрал вещички, распрощался с приятелями и уже приготовился ехать в дальние края, когда ему позвонили якобы из военкомата и сообщили, что его служение Родине откладывается до лучших времён, ибо на данный момент в армии для него - как, впрочем, и ещё для целой толпы потенциальных защитников Отечества - просто-напросто нет места.
Парень, естественно, решил, что всё это чья-то шутка или же просто ошибка, и, проигнорировав совет наслаждаться тихой гражданской жизнью, в назначенный день и час явился в военкомат - с вещами, толпой провожающих и твёрдым намерением отправиться на службу. Каково же было его удивление, когда какой-то дядечка в форме командным голосом слово в слово повторил монолог его телефонного собеседника, после чего посоветовал ему отправляться домой и ждать новостей.
Дело было прошлой весной.

Где обретается этот товарищ сейчас, я не имею ни малейшего понятия. Знаю только, что в середине нынешнего сентября места в стройных солдатских рядах для него всё ещё не было.

- Вот буду писать книгу – сделаю тебя главной героиней. А то где ж я ещё такую возьму. (с)


За каких-то восемь часов ваша покорная слуга умудрилась:

Напроситься в гости к одному очень хорошему человеку.
Дело было так:
- Там, надеюсь, есть хоть какая-нибудь гостиница?
- Ну да.
- Хорошая?
- Вроде бы. Только я не понимаю, зачем тебе какая-то гостиница, когда у тебя есть уникальная возможность поселиться в квартире, которую пятнадцать – хотя нет, уже - семнадцать – лет не ремонтировали?

В свою очередь, кажется, всё-таки уговорить уже этого хорошего человека посетить мою скромную обитель. Ну, разумеется - я ж ведь мастер подбирать аргументы.
- Ты приходи, пока нам ещё дыру в стене (про это окно в Европу надо бы по-хорошему вообще отдельно рассказать, что я как-нибудь потом непременно и сделаю) не заделали – узнаешь, во что способны превратить классический интерьер простые ребята из нашего родного ДЭЗа.

Напроситься добровольным помощником в уголовно-исполнительную инспекцию славного города К.
Ну я ж не виновата в том, что кое-кто на протяжении многих лет так упорно расхваливает меня перед своими многочисленными друзьями-товарищами-родственниками, что те уже заочно меня любят и готовы терпеть в качестве, хоть дорогого гостя, хоть – консультанта.

Узнать о том, что моя первая Alma Mater, да не в выходной день она будет помянута, меня таки не забыла, и потому хранит в своих архивах хорошую такую порцию компромата на мою скромную персону, а вопрос «Ты в школьной самодеятельности, случайно, не участвовала?» - далеко не так безобиден, как может показаться на первый взгляд.
Эх, родная школа, я, конечно, никогда не питала особых иллюзий на твой счёт, но такой подлянки не ожидала.

А ещё - услышать уйму любопытнейших историй и рассказать столько же своих, прогуляться по ночному городу (это было чудесно, но мало, ибо холод и дождь), и обеспечить себе, как минимум, вечную жизнь (и кто сказал, что нельзя столько смеяться?).

Я и так-то не злоупотребляю отдыхом, мягко говоря, но ещё немного – и перестану спать вообще. Потому что вы даже представить себе не можете, какое количество глупостей умудряются натворить взрослые, вроде как разумные люди за те три (максимум - пять) часов, на время которых я отбываю в царство Морфея и, соответственно, оставляю их без присмотра.
Впрочем, ладно. Очередной апокалипсис местного значения мы благополучно пережили. Свои собственные дела из разряда «и делать противно, и не сделать нельзя» я тоже наконец-то прикончила, чему несказанно рада. Теперь самое время устроить себе пару дней свободы от забот и хотя бы ненадолго сменить обстановку – чтоб уж окончательно восстановить немного пошатнувшееся в процессе совершения трудовых подвигов душевное равновесие.

Вместо предисловия.
Как однажды сказала моя одноклассница Маша другой моей однокласснице Юле, когда они в очередной раз стали свидетельницами моих безуспешных попыток свести к минимуму последствия своей феерической аккуратности: «Анечка у нас талантливая - даже обычную упаковку от шоколада она может превратить в идеальное средство самоубийства».

И, собственно, по теме.
Ещё в середине недели организм почувствовал приближение Хеллоуина и стал усиленно готовиться к жутковатому праздничку. В итоге, за каких-то три дня я успела дважды слететь с одной и той же лестницы (и теперь немного хромаю по этому поводу), получить по лбу внезапно раскрывшейся дверью (окружающие уже давно пытаются меня убить, но я-то живучая!), чуть не свернуть шею (в который раз) и в буквальном смысле слова раскроить себе ладонь шариковой ручкой (аккуратность – моё главное достоинство; после осторожности). Так что, маскарадный костюм мне теперь ни к чему. С красными («в цвет туфель») от недосыпа глазами, белоснежной физиономией и забинтованной рукой я и без него выгляжу просто сногсшибательно. Осталось только обезоруживающе улыбнуться – и буду идеально соответствовать гордому званию Ужаса. Хоть и не летящего на крыльях ночи, но оттого не менее впечатляющего.