С чем я всех причастных, в том числе и себя, и поздравляю. Побольше нам с вами, дражайшие мои дамы, солнечных деньков, тёплых улыбок и прочих приятностей! Ну и перемен к лучшему, конечно.

Это была официальная часть.
А теперь будет рубрика "кто про что, а юрист – про родной, любимый суд". Который у нас и впрямь, мировой. И не только по статусу, но и в плане атмосферы, царящей в его стенах и в частности – на просторах нашего участка.
Это я всё к тому говорю, что в прошлую субботу мы не только ударными темпами заслушивали бесконечные гражданские дела, но и отмечали 8 марта. Аж в три присеста отмечали, причём.
В первый раз – до начала слушаний, когда обменивались подарками, поздравлениями и идеями насчёт того, куда лучше всего поставить очередной букет.
Во второй – во время обеденного перерыва, в компании девчонок с соседнего участка, которые пришли к нам не только с миром, но и с блинами, благодаря чему праздник сразу обрёл масленичный оттенок. Однако продлился, увы, недолго, поскольку веселье - весельем, но работу-то никто не отменял.
А в третий – уже после окончания рабочего дня, вместе с нашей прекрасной судьёй и многочисленными сочувствующими из дружественных отделов и организаций. И вот что я вам скажу – это было просто изумительно. Гораздо лучше, чем все прошлые посиделки такого рода, в которых мне довелось участвовать. А всё потому, что Люди. Да, вот так – с большой буквы, ибо они прекрасны до невозможности.

На самом деле, мгновенно и качественно разбудить меня в самом начале выходного дня совсем не сложно. Нужно просто позвонить мне с утра пораньше и поведать душераздирающую историю о том, что вы сейчас как раз возвращаетесь откуда-нибудь в родные пенаты и вот уже совсем скоро будете проезжать мимо моего дома.
После этого вам останется лишь полным искренней надежды на лучшее голосом спросить сакраментальное:
- Так я к тебе зайду, да? Ну, минут через пятнадцать где-то.
И совершенно проснувшаяся от внезапного осознания всего ужаса своего положения (дома-то, как обычно, любимый и чрезвычайно масштабный бардак, в холодильнике – пустота, а времени на то, чтобы как-то исправить всё это, совершенно нема) Анечка будет вам явлена.

А ещё можно заглянуть ко мне в гости. Без предупреждения, разумеется, и опять же – с утра пораньше. В этом случае я тоже мигом вынырну из сонного царства. Только вот вас это вряд ли обрадует. Потому что если я и утро – понятия, пусть и с трудом, но всё же совестимые, то случайное попадание в эту систему третьей составляющей под названием «общество», как правило, серьёзно нарушает вселенское равновесие.

Вся уголовщина, запланированная на пятницу, взяла да и отменилась в самый что ни на есть решающий момент. Утреннее слушание было отложено до лучших времён по техническим причинам, а дневное – потому, что подсудимый умудрился забыть дома не только паспорт, но и своего защитника, а самостоятельно оправдываться не пожелал - из желания насолить остальным участникам процесса, притащившимся ради восстановления справедливости на другой конец города, не иначе. Так, из дуэта «хлеба и зрелищ» я получила лишь первое, то бишь обед в прекрасной компании и уйму интересных историй из жизни законников на десерт.
Что же касается всякого любопытного абсурда, его дорогое мироздание устроило мне лишь вчера - в рабочую субботу, которая обещала быть совершенно спокойной. Выражалось это в том, что к нам вчера заглянули на огонёк одни из самых ярких представителей общества постоянных клиентов дворца правосудия - таких странных личностей, которые постоянно с кем-то судятся, причём по самым нелепым основаниям, а также, что называется, с песнями и плясками.
Женщина, возраст которой неумолимо приближается к сотне, размахивала справками из поликлиники, подтверждавшими наличие у неё и без того очевидных для всех присутствующих проблем со здоровьем, натурально выла, что все вокруг «жу-у-улики» и с маниакальной настойчивостью требовала, чтобы судья в сто тысячный раз прочитала двадцать пятую страницу какой-то брошюрки. И хотя её истеричное поведение, мягко говоря, не вызывало у меня восторга, поначалу я совершенно искренне ей сочувствовала, потому что больной человек и всё такое. Моё сострадание, правда, немного поубавилось в объёме, когда эта дама после завершения очередного своего пламенного монолога, стала бросать заинтересованные взгляды на всех свидетелей своего выступления, в которых так и читалось желание узнать, не остался ли, ненароком, кто-нибудь равнодушным к её весьма условным проблемам. Но, тем не менее, до самого окончания процесса я просидела со скорбным выражением лица, которое должно было в полной мере выразить моё отношение к наличию в жизни явно чрезмерного количества несправедливостей. А потом один хороший человек поведал мне страшную тайну, заодно расставив все точки над i в этом деле и моём отношении к оному. Оказалось, что обиженная и оскорблённая уже далеко не в первый раз пытается хоть что-нибудь отсудить у окружающих, не имея никаких законных оснований для своих требований. А уж фокусы из тех, что она продемонстрировала сегодня – это для неё, и вовсе, что-то вроде обязательной программы. Правда, раньше - до того, как она заработала сердечный приступ или что-то в этом роде - истерики были помасштабнее.
Другая представительница прекрасной половины человечества в своё время не посчитала нужным сообщить в пенсионный фонд о том, что выходит на работу. По этому поводу на протяжении нескольких лет она получала и зарплату, и повышенную пенсию, которая полагается лишь безработным. Когда всё это открылось, её вполне вежливо попросили явиться в соответствующую организацию и объясниться. А заодно вернуть полученную незаконным путём часть денег. Она это предложение проигнорировала, и не самая серьёзная на свете проблема превратилась в тему судебного разбирательства. В ходе которого женщина сначала упорно не хотела признаваться в том, что прекрасно понимала противозаконность своих действий, а потом и вовсе принялась самым наглым образом хвастаться судье, что, дескать, договор, заключённый между ней и работодателем, ничтожен по определению. Так что юридически она чиста. Каково же было её удивление, когда ей популярно объяснили, что она сильно заблуждается в своих предположениях.
Но покорила моё сердце другая личность – истец по делу о возврате денег за некачественный товар и возмещении морального ущерба, для которого суд тоже уже давно стал филиалом родного дома. Сей добрый молодец купил в каком-то магазине рубашку и майку. На распродаже, менее чем за триста рублей в общей сумме. (Прим. автора: а что такие цены вообще существуют на свете?!) Так вот, принеся обновки домой, он обнаружил, что на них есть какие-то пятна, и вообще они выглядят потёртыми, после чего пошёл менять вещи на более кондиционные. В обмене этом ему отказали, сославшись на то, что таких рубашек на складе уже не осталось, а майки вообще обмену не подлежат по определению. Денег тоже не вернули, зато обвинили его в порче собственных же покупок и попытке выдать её за производственный брак. Тогда товарищ возмутился и отправился за правдой в суд. И вот теперь, помимо злосчастных двухсот восьмидесяти с чем-то рублей и неустойки за просрочку этой оплаты, он требует ещё и двадцать тысяч морального ущерба. Пять тысяч – за, цитирую: душевные страдания, которые он испытал, обнаружив изъяны в приобретённых вещах. И ещё пять, опять же, цитирую: – за негативные эмоции, которые пришлось испытать ему в ходе общения с представителями магазина. Да-да, именно в таких формулировках, которые, к тому же произносятся в зале суда с убийственным пафосом и видом оскорблённой добродетели. А всё ведь, по сути, из-за несчастных трёх сотен рублей. Которые явно не стоят тех средств и сил (в том числе, кстати, и моральных), что вкладываются в процесс их отсуживания.

Вся уголовщина, запланированная на пятницу, взяла да и отменилась в самый что ни на есть решающий момент. Утреннее слушание было отложено до лучших времён по техническим причинам, а дневное – потому, что подсудимый умудрился забыть дома не только паспорт, но и своего защитника, а самостоятельно оправдываться не пожелал - из желания насолить остальным участникам процесса, притащившимся ради восстановления справедливости на другой конец города, не иначе. Так, из дуэта «хлеба и зрелищ» я получила лишь первое, то бишь обед в прекрасной компании и уйму интересных историй из жизни законников на десерт.
Что же касается всякого любопытного абсурда, его дорогое мироздание устроило мне лишь вчера - в рабочую субботу, которая обещала быть совершенно спокойной. Выражалось это в том, что к нам вчера заглянули на огонёк одни из самых ярких представителей общества постоянных клиентов дворца правосудия - таких странных личностей, которые постоянно с кем-то судятся, причём по самым нелепым основаниям, а также, что называется, с песнями и плясками.
Женщина, возраст которой неумолимо приближается к сотне, размахивала справками из поликлиники, подтверждавшими наличие у неё и без того очевидных для всех присутствующих проблем со здоровьем, натурально выла, что все вокруг «жу-у-улики» и с маниакальной настойчивостью требовала, чтобы судья в сто тысячный раз прочитала двадцать пятую страницу какой-то брошюрки. И хотя её истеричное поведение, мягко говоря, не вызывало у меня восторга, поначалу я совершенно искренне ей сочувствовала, потому что больной человек и всё такое. Моё сострадание, правда, немного поубавилось в объёме, когда эта дама после завершения очередного своего пламенного монолога, стала бросать заинтересованные взгляды на всех свидетелей своего выступления, в которых так и читалось желание узнать, не остался ли, ненароком, кто-нибудь равнодушным к её весьма условным проблемам. Но, тем не менее, до самого окончания процесса я просидела со скорбным выражением лица, которое должно было в полной мере выразить моё отношение к наличию в жизни явно чрезмерного количества несправедливостей. А потом один хороший человек поведал мне страшную тайну, заодно расставив все точки над i в этом деле и моём отношении к оному. Оказалось, что обиженная и оскорблённая уже далеко не в первый раз пытается хоть что-нибудь отсудить у окружающих, не имея никаких законных оснований для своих требований. А уж фокусы из тех, что она продемонстрировала сегодня – это для неё, и вовсе, что-то вроде обязательной программы. Правда, раньше - до того, как она заработала сердечный приступ или что-то в этом роде - истерики были помасштабнее.
Другая представительница прекрасной половины человечества в своё время не посчитала нужным сообщить в пенсионный фонд о том, что выходит на работу. По этому поводу на протяжении нескольких лет она получала и зарплату, и повышенную пенсию, которая полагается лишь безработным. Когда всё это открылось, её вполне вежливо попросили явиться в соответствующую организацию и объясниться. А заодно вернуть полученную незаконным путём часть денег. Она это предложение проигнорировала, и не самая серьёзная на свете проблема превратилась в повод для судебного разбирательства. В ходе которого женщина сначала упорно не хотела признаваться в том, что прекрасно понимала противозаконность своих действий, а потом и вовсе принялась самым наглым образом хвастаться судье, что, дескать, договор, заключённый между ней и работодателем, ничтожен по определению. Так что юридически она чиста. Каково же было её удивление, когда ей популярно объяснили, что она сильно заблуждается в своих предположениях.
Но покорила моё сердце другая личность – истец по делу о возврате денег за некачественный товар и возмещении морального ущерба, для которого суд тоже уже давно стал филиалом родного дома. Сей добрый молодец купил в каком-то магазине рубашку и майку. На распродаже, менее чем за триста рублей в общей сумме. (Прим. автора: а что такие цены вообще существуют на свете?!) Так вот, принеся обновки домой, он обнаружил, что на них есть какие-то пяться, и вообще они выглядят потёртыми, после чего пошёл менять вещи на более кондиционные. В обмене этом ему отказали, сославшись на то, что таких рубашек на складе уже не осталось, а майки вообще обмену не подлежат по определению, денег тоже не вернули, зато обвинили его в порче собственных же покупок и попытке выдать её за производственный брак. Тогда товарищ возмутился и отправился за правдой в суд. И вот теперь, помимо злосчастных двухсот восьмидесяти с чем-то рублей и неустойки за просрочку этой оплаты, он требует ещё и двадцать тысяч морального ущерба. Пять тысяч – за, цитирую: душевные страдания, которые он испытал, обнаружив изъяны в приобретённых вещах. И ещё пять – за негативные эмоции, которые пришлось испытать ему в ходе общения с представителями магазина. Да-да, именно в таких формулировках, которые, к тому же произносятся в зале суда с убийственным пафосом и видом оскорблённой добродетели. А всё ведь, по сути, из-за несчастных трёх сотен рублей. Которые явно не стоят тех средств и сил (в том числе, кстати, и моральных), что вкладываются в процесс их отсуживания.

Сначала эти прекрасные люди напоили меня кофеем и накормили тортом. Потому что утро, завтрак и вообще кушать надо чаще. Затем отдали в моё полное распоряжение целый и, надо сказать, очень уютный, кабинет - ну, раз уж он всё равно пустует. Когда к полудню поближе они стали с искренним волнением в голосе интересоваться, не заскучала ли я ненароком в тяжёлых условиях трудовых будней, меня стали обуревать серьёзные сомнения насчёт реальности всего происходящего. Потому что я, конечно, надеялась на лучшее, но не могла и предположить, что на деле всё окажется настолько замечательно.

Намедни коллеги учили меня превращать уйму разрозненных листочков в единое целое. Проще говоря, шить дела. Для человека, не обладающего, ни склонностью, ни особыми талантами к рукоделию, я на удивление быстро освоила нехитрую науку кройки и шитья судебного толка. Теперь осталось только собственноручно составить хотя бы один протокол судебного заседания, и можно будет смело считать себя крупным специалистом в области «технических» аспектов судопроизводства.

Сегодня, увы, не было ни одного заседания. Зато были граждане, жаждущие общения с судьями, а также всеми теми, кто только согласится их выслушать. А вот завтра у нас намечается много-много всего уголовного, чему лично я очень рада, ибо у меня по этому поводу есть веские основания ожидать зрелищ и любопытных историй, за которыми я, собственно говоря, в суд и пришла, если уж быть до конца откровенной.

Под конец очередной бессонной ночи решила проявить гражданскую сознательность и заглянула в недра электронной почты, дабы узнать, не возжелал ли кто-нибудь из ближних сообщить мне что-то чрезвычайно важное. Там, несмотря на не самый удачный для общения час, обнаружилось одно письмо. От моей одногруппницы из CUF’a. Видать, человеку тоже любопытно, какие у нас учебные планы на ближайшее будущее, вполне логично предположила я, и уже даже приготовилась печатать в ответ, что тоже ничего пока точно не знаю, зато если узнаю – непременно поделюсь информацией. Но тут пред мои ясны очи предстал текст послания, и необходимость признаваться в собственной неосведомлённости мигом отпала. А за компанию с ней куда-то подевалась и моя хвалёная способность связно изъясняться.
А всё потому, что я от этой милой дамы, конечно, ожидала всякого. Как и ото всех остальных людей, впрочем. Но мне и в голову прийти не могло, что она не поленится и через сутки (!) после моих семинарских разглагольствований о прелестях идей Эриха Фромма (они правда прекрасны, если что; особенно по сравнению с воззрениями прочих мыслителей) сообщит мне о том, что у меня, оказывается, получилось вполне себе замечательное выступление. И вообще, меня интересно слушать.
И ведь не то чтобы мне раньше никогда не говорили подобного рода приятностей. Говорили и говорят, причём довольно (я бы даже сказала – подозрительно) часто, а периодически ещё и совершенно искренне. Но чтобы вот так получить комплимент постфактум – такое со мной впервые.

Для меня весна – это не только одно из самых замечательных времён года, но и пора открытий, новых впечатлений и экспериментов.
Весной моя катастрофичность, которая и так-то всегда зашкаливает, разрастается до поистине немыслимых масштабов. Я кардинально меняю свою жизнь, пробую себя в новых профессиях, сбегаю с деловых и не очень свиданий, обнаруживаю в самых оригинальных местах трупы, которые на деле оказываются самыми что ни на есть живыми, и как какое-нибудь заправское торнадо ношусь по городу в поисках приключений. В общем, развлекаюсь на полную катушку и стабильно пребываю в состоянии счастливой эйфории. Вот прямо как сейчас, да. Правда, нынче у меня, помимо общечеловеческих поводов для радости, таких как чудесная погода за окном и общая прелесть бытия, есть ещё одна дополнительная – лично-профессиональная – причина улыбаться во все свои тридцать два зуба. И зовётся эта причина началом очередной практики. На этот раз – юридической.
В обитель наших мировых судьей я шла, терзаемая сомнениями насчёт лучезарности своего ближайшего будущего. Что, после моего чрезмерно близкого знакомства с некоторыми историческими личностями местного районного суда, совсем не удивительно. Однако мои опасения в очередной раз нарваться на кого-нибудь не слишком доброжелательного, но притом убийственно громогласного, к счастью, не оправдались.
Судья, на участке которой я намереваюсь околачиваться в ближайшие несколько недель, оказалась совершенно потрясающей женщиной. Она мало того, что весьма жизнерадостно отнеслась к перспективе провести начало весны в моей компании, так ещё и поинтересовалась, когда мне будет удобнее вносить смуту в её рабочие будни, чем удивила меня прямо-таки до глубины души. Мы с ней уже успели поболтать обо всём на свете, обсудить планы на ближайшее будущее и прийти к выводу о том, что наше знакомство вполне можно считать ужасно приятным для всех заинтересованных сторон, после чего она пообещала мне тёплое местечко в зале судебных заседаний, многочисленные зрелища и вообще много чего интересного и передала лично в руки своей помощнице. Которая также оказалась замечательной во всех отношениях особой. Как, впрочем, и все остальные служители законы, с которыми я успела познакомиться за сегодняшний день.
Так что, чует моё сердце, на этот раз мои праведные труды на благо народа окажутся не только полезными, но и весьма приятными. Как мне того и хотелось.

Если раньше у моих соседей была лишь потенциальная возможность и неоспоримое право в один не слишком прекрасный день повеситься на каком-нибудь крюке, то теперь, боюсь, у них появится ещё и веская причина, как минимум, для размышлений о тщете всего сущего и способах избавления от необходимости дальше созерцать всё творящееся вокруг безобразие.
А всё потому, что ко мне, наконец, приехала моя скрипка (боже, какая же она красивая!), и теперь я полна решимости научиться на ней играть. С учётом того, что в прошлый раз я предпринимала попытку исполнить нечто прекрасное посредством измывательств над инструментом (это был рояль) примерно восемь лет назад, процесс моего приобщения к искусству обещает быть весьма забавным. И, мягко говоря, оглушительным, хотя, я, конечно, постараюсь обойтись без жертв.

У меня был план – весьма смелый, продуманный до мельчайших деталей и просто потрясающий в своем изяществе. Несколько дней тому назад он, по милости своенравных обстоятельств, взял, да и рухнул во тьму Тартара, вместе со всеми возложенными на него надеждами. Однако горевать по этому поводу мне не пришлось, ведь на его месте тут же образовался новый – гораздо более интересный и многообещающий.
На радостях я побросала все текущие дела и под благовидным предлогом сбежала из города. Куда – совершенно не важно. А если и важно, то всё равно я не могу сообщить вам точный маршрут моих странствий. Не из-за своей прогрессирующей скрытности, нет, а лишь потому, что на этот раз я путешествовала своим излюбленным способом – проще говоря, ехала и шла, куда глядят глаза и несут ноги, наслаждаясь полнейшей неосведомлённостью о собственном местоположении в пространстве и времени.
Как и следовало ожидать, перемена обстановки, хоть и была на редкость недолгой, да и не слишком радикальной, крайне благотворно подействовала на моё состояние и самочувствие. За время своих скитаний по далёким краям я успела не только запастись ярчайшими и, к счастью, вполне приятными впечатлениями, но и прекрасно отдохнуть. Так что, если уезжала из дому я, хоть и будучи целиком и полностью довольной всем происходящим, но всё же немного усталой, то вернулась не только счастливой, но и полной сил для новых подвигов.

Вероятно, большую часть времени Земля и впрямь вертится вокруг Солнца. Однако же в данный конкретный момент она вертится исключительно вокруг мой скромной персоны. Вместе со всей остальной Вселенной, ага. По этому поводу я уже не первый час созерцаю чрезвычайно расплывчатую картинку окружающего мира и наслаждаюсь мелодией звона, основательно засевшего в моей буйной головушке. И, вот ведь несправедливость, даже пожаловаться на все эти ужасы бытия никому толком не могу, ибо язык мой заплетается, пальцы упорно не хотят попадать по нужным клавишам с первого раза, а фокус во взгляде присутствует лишь чисто номинально.

В свете всего вышесказанного эксперимент по привнесению в жизнь якобы единственно правильного распорядка, включающего в себя многочасовой сон и трапезы по три раза в день, а не по два – в неделю, можно считать торжественно провалившимся и повторению не подлежащим.

Я вот раньше тоже лишь иронически усмехалась в ответ на заявления о том, что, дескать, ремонт - это такое дело, которое легко начать, а вот довести до своего логического завершения практически невозможно. А сейчас и сама могу любому желающему послушать моё мнение на сию животрепещущую тему сказать нечто подобное. Ибо за те без малого десять лет, в течение которых на просторах нашей квартиры перманентно что-то строится, красится, чинится и ломается, в полной мере познала ремонтное Дао и теперь с трудом представляю себе бытие, в котором совсем нет места разнообразным побелкам, циклёвкам и прочим переделкам окружающей среды.

Это я всё к тому говорю, что у нас, кажется, вновь намечается нечто глобально-строительное. Потому что собственное Окно в Европу - это, конечно, прекрасно, но только не тогда, когда в роли такового выступает огромная дыра в стене (что характерно - той, что выходит на улицу), которую оставили после себя умельцы, чинившие нам трубы.

Отыскать в городе с многомиллионным населением человека, который целенаправленно скрывается от излишнего внимания к своей персоне со стороны окружающих, вообще не просто. Отыскать в городе с многомиллионным населением человека, о котором ты почти ничего не знаешь, и вовсе, практически невозможно. Даже для меня и в моём понимании.
Потому что, большинство прекрасных людей, чей круг знакомств являет собой яркую иллюстрацию уголовного кодекса, увы, не обладает экстрасенсорными способностями. И для того, чтобы они могли с изрядной долей определённости сказать, знаком ли им тот или иной субъект, им требуется его описание. Желательно – точное и подробное.
Но вот незадача: именно этого описания у меня, как раз таки, до сих пор и не имеется, по большому-то счёту. Есть только набор разрозненных фактов, которые столь противоречивы, что по определению не могут сложиться в какую-либо чёткую картинку. А всё потому, что единственная (и, по совместительству, совершенно замечательная) личность, которая может заполучить его из первых рук, при этом не загремев на пятнадцать суток «чтоб под ногами не путалась», отличается излишней вежливостью и искренне полагает, что требовать у знающих людей подобного рода информацию в открытую не слишком удобно - мало ли ещё, кто как отреагирует на странные вопросы профессиональной направленности.
Причём, чисто по-человечески я её понимаю, и очень хорошо. Уже хотя бы потому, что сама однажды наступила на горло собственной песне и не стала задавать окружающим неудобные, но чрезвычайно животрепещущие вопросы, дабы не усугублять их и без того тяжёлое положение. А потом долго-долго и совсем небеспричинно жалела о своей неуместной вежливости. Потому что, забудь я в какой-то момент о приличиях и заставь людей выдать настоящую правду сразу, а не тогда, когда она потеряла всю свою актуальность, глядишь, и не вздрагивала бы на протяжении нескольких последующих лет при каждом упоминании формулировки «несчастный случай».
Впрочем, я отвлеклась. А до того как жаловалась на катастрофическую нехватку информации по делу, которая существенно затрудняет расследование. И, хотя я не люблю повторяться, сейчас я пожалуюсь на явный недостаток полезных сведений ещё раз. Потому что из-за него я не могу даже представить себе, где обретается наш беглец сейчас. То есть, представить-то я себе что угодно могу, но ничто так не украшает версию, как факты, подтверждающие её состоятельность. Которых у меня нет. И это ужасно.
Но есть и хорошая новость – при всей своей неосведомлённости, я прекрасно понимаю, каким именно образом подозрительно удачливый преступник сбежал из города и у кого определённо стоит поинтересоваться маршрутом его дальнейшего путешествия. По крайней мере, лично мне наличествующая в моём сознании цепочка причинно-следственных связей кажется весьма вероятной. Да и объективно она имеет полное право на гордое звание печки, от которой при желании можно будет плясать дальше.
Так что теперь дело за малым – поделиться своими соображениями по этому поводу с кем надо и заодно намекнуть этим товарищам на то, что кое-кто мог бы совершенно безвозмездно покопаться в материалах запутанной истории и, возможно, обнаружить там нечто весьма интересное. А уж, нужны им чужие гениальные планы или нет – это они пусть решают сами. Решат, что нужны – отлично, а нет – уговаривать не стану. У меня, в конце концов, есть занятия и поинтереснее, чем гоняться за человеком, который, решив нарушить закон, даже не позаботился о том, чтобы сделать это действительно красиво. Впрочем, лучше б заинтересованные физиономии всё-таки на всё соглашались. Потому что даже в том случае, если моя версия ошибочна по всем параметрам, чего не может быть определению, в ходе её проверки они гарантированно получат в своё полное распоряжение уйму чрезвычайно любопытных сведений, которые несомненно станут достойным украшением их архивов.

Есть люди, которых чрезвычайно легко взять «на слабо». Усомнитесь в их способности справиться с каким-то делом – и считайте, что они у вас в руках. Со мной этот фокус не проходит. Я слишком самолюбива для того, чтобы доказывать что-либо кому-то, кроме себя самой, а чужим мнением о своей скромной персоне интересуюсь исключительно в научных целях, так что на всякие уловки подобного рода не ведусь. Это, впрочем, вовсе не значит, что меня нельзя поймать на крючок. Можно. Причём, до смешного легко.
Просто надо действовать в обратном направлении. Попросите меня о чём-то как «знающего человека». Заодно, аккуратненько намекните на то, что только я одна и могу вам помочь. И всё - можете смело перекладывать нам мои плечи все свои заботы, а заодно и чьи-нибудь ещё. Ибо я извернусь, прыгну выше своей головы, перетерплю любые неудобства и продемонстрирую чудеса трудового героизма, но сделаю то, что нужно. Хоть всю технику в доме починю, хоть незнакомых людей помирю, а хоть и мир переверну аккуратненько.
И ведь буду отчётливо понимать, что занимаюсь не своим делом. Или что меня используют, а то и вовсе подставляют. Только вот остановиться уже не смогу. Потому что бескрайне честолюбива и не способна упустить ни единой возможности покрасоваться перед собой любимой, прекрасно справляясь с тем, что по идее должно быть для меня просто-напросто невозможно, да к тому же совершенно не умею оставлять людей в беде, пусть даже и надуманной. А ещё ужасно люблю, чтобы было по-настоящему интересно, но об этом, кажется, все и так уже прекрасно знают.

Посидели мы, подумали хорошенько, и решили, что всё-таки не будем подавать в суд на горе-коммунальщиков, которые нам расколотили балконную крышу. Ибо, во-первых, мотаться по инстанциям, по сути, из-за копеечной суммы – оно вообще себе дороже. А во-вторых, судя по тому, сколь бурные дискуссии возникают ежедневно между ДЭЗовцами и теми, кого их работа также буквально задела за живое, у казённых благодетелей человечества и безо всяких судов проблем хватает, что свидетельствует о пусть и условном, но всё-таки торжестве справедливости в отдельно взятом квартале.

А в среду к нам приходил мастер. Он долго глядел глубокомысленным взором на зияющую в балконной крыше дыру, после чего выразил своё окончательное и бесповоротное согласие с тем, что, действительно, проще разобрать всю конструкцию, чем починить её, и, заявив, что для начала всяческих работ в этом направлении ему нужна монтировка, ушёл. Но обещал вернуться в воскресенье - уже в полной боевой готовности, и всё сделать.
Воскресенье настало. Однако вместе с ним в наши края пришло и похолодание. Не особенно ужасное, конечно, но всё же довольно существенное. И не сказать, чтобы способствующее успешному проведению всяких сложных монтажных работ на свежем воздухе. Так что уже почти начатую перестройку, во избежание всяческих эксцессов (без которых, впрочем, дело в любом случае не обойдётся), пришлось отложить до лучших, а точнее – хоть чуточку более тёплых времён.
Что ж, да здравствует второй акт бытия в немного порушенном жилище.

Тут вот хорошие люди интересуются, как я себя чувствую. Отвечаю сразу всем и каждому лично - лучше, чем могло бы быть, но хуже, чем хотелось бы. Короче говоря, весьма интересно с научной точки зрения самозабвенно скучающего криминалиста-естествоиспытателя.
А о таком тембре голоса, гордой обладательницей какового я нынче являюсь по милости простуды, вообще просто обязан мечтать каждый уважающий себя злодей. Потому что даже самые безобидные фразы, будучи произнесёнными хрипло-вкрадчивым шёпотом, обретают чрезвычайно зловещий оттенок. А уж заявления чуть менее дружелюбного характера звучат в столь оригинальном исполнении, и вовсе, откровенно пугающе.
Пользуясь такой оказией, я передаю горячий - прямо-таки испепеляющий и прожигающий до глубины души - привет обитателям своего родного учебного заведения. И напоминаю этим прекрасным людям, чья логика неизменно поражает меня своей оригинальностью и нелинейностью, о том, что если они ещё хоть раз предпримут у меня на глазах и при минус десяти градусах по Цельсию за бортом попытку проветрить какую-нибудь аудиторию путём раскрывания настежь всех имеющихся там окон и дверей, то кому-то очень, очень сильно не поздоровится. И этим «кем-то» в кой-то веки буду не я.

Лично я считаю, что мне уже самое время выздоравливать, потому что неделя безынтересного домоседства в компании злополучного гриппа – это и так уже слишком. Организм, однако, моего мнения на этот счёт, увы, не разделяет и, вместо того, чтобы спешно возвращаться к здоровому образу жизни, продолжает самозабвенно болеть. Ужасно некрасиво с его стороны.

И вот ведь что характерно - больше всего меня в этом безобразии раздражает вовсе не то обстоятельство, что я тут уже который день чуть ли не на атомы распадаюсь под гнётом температуры, а вынужденное и совершенно невыносимое бездействие, которое является прямым следствием моего паршивого самочувствия.

Не-е-ет, голова в холодильнике и глаза в микроволновке - это, как раз, ещё ничего. Весьма оригинально, конечно, но, в общем-то, понятно и даже вполне разумно. Нет, ну правда, а где прикажете хранить всё это добро? На балконе, вместе с лыжами и ведром краски, оставшимся после ремонта, что ли?
А вот обнаружить купленные месяц назад и благополучно потерянные на просторах родного жилища перчатки мирно лежащими на дне спрятанной в глубине шкафа и плотно закрытой крышкой кастрюли - вот это, я понимаю, quite extraordinary. Узнать бы теперь, какая светлая головушка додумалась их туда запихнуть (вот не надо сейчас на меня так смотреть, ибо я тут совершенно точно не причём; я к тому шкафу вообще уже сто лет и близко не подходила даже) - и день можно будет считать окончательно удавшимся.

Я у нас героиня не лирическая совершенно, а самая что ни на есть комическая. И не героиня вовсе, по большому-то счёту, а так – человек обыкновенный с судьбинушкою забавной. Поэтому недавняя погоня за очередной исторической личностью нашего городка закончилась для меня купанием в одном из окрестных водоёмов, обозвать который лужей мне не позволяют его поистине огромные габариты и достойная среднестатистического озера глубина, и последующей пробежкой по продуваемым всеми ветрами улицам в успевшем за каких-то несколько секунд промокнуть до нитки пальто.
Столь интересное времяпрепровождение, разумеется, не могло просто взять, да и пройти бесследно для моей скромной персоны. Нет, оно ещё и свои последствия обрело. В виде сильнейшей простуды и жутчайшей головной боли, борьбу с которой я намедни весьма опрометчиво во всеуслышание обозвала ужасно скучным занятием, как будто не знала, чем такие заявления обычно оборачиваются.
Дорогое Мироздание, надо отдать ему должное, долго терпело мои жалобы на полнейшее отсутствие в жизни больного человека хоть сколь-нибудь любопытных происшествий. Однако, в какой-то прекрасный момент роль слушателя пламенных речей в моём исполнении ему всё же надоела и, дабы избавить себя от необходимости и дальше наблюдать за моими страданиями, оно таки устроило мне весёлую жизнь. В свойственной ему ироничной манере и с утра пораньше.

Родные коммунальщики уже который день облагораживают окружающую среду. Проще говоря, сбивают отовсюду сосульки. Особым вниманием у них почему-то пользуется именно наш балкон, по крыше которого они стучат особенно часто и с особым энтузиазмом.
Поначалу я этому радовалась – нет, ну правда, делают люди хорошее дело, стараются. Потом – когда со стороны балкона всё чаще стал слышаться нехороший скрежет – заподозрила что-то неладное. А сегодня это самое неладное предстало предо мною во всей своей красе в облике внушительной дыры, украшающей хрупкую крышу несчастного балкона.

И вот сижу я теперь, полусонная и по-прежнему простуженная, и думу думаю – то ли иск о взыскании причинённого ущёрба писать, то ли вызывать мастеров и разбирать всю конструкцию до основания, чтоб уж на будущее гарантированно избежать подобного рода инцидентов. И если первый вариант чертовски нравится моему юридическому правосознанию, то вконец умаявшийся за прошлые две недели организм обеими руками голосует за второй. Ибо за мастерами хотя бы никуда идти не надо, им позвонил – они приехали, а в суд придётся тащиться на своих двоих, и, скорее всего, не один раз.

Вчера ваша покорная слуга впервые в жизни играла на скрипке. То есть, конечно, не играла, а всё больше дёргала своими умелыми ручками струны несчастного инструмента, радостно взвизгивая каждый раз, когда эти сомнительные манипуляции приводили к хотя бы относительно мелодичному результату, но удовольствие от процесса, тем не менее, получила просто неимоверное. И совершенно не поддающееся описанию словами.
А потом меня пообещали научить играть на скрипке по-человечески. И саму скрипку тоже пообещали. Правда, её я в своё безраздельное владение получу не раньше середины следующего месяца, ибо инструмент таки - не игрушка, его ещё подобрать надо, и заказать, а потом и перестроить под мою левую руку (все струнные изначально на музыкантов-правшей рассчитаны; потому, собственно, меня в детстве никто и не решился обрекать на поиски общего языка с ними). Ну да ничего, когда надо, я и подождать могу.

Заведующая непонятно какой кафедрой, чрезвычайно склонная к ментальному уничижению ближних в независимости от их статуса, моральных качеств и продолжительности знакомства с ней, при виде меня каждый раз расплывается в улыбке и выдает такое доброжелательное «здравствуйте», что мне тут же становится ужасно неудобно перед своими однокурсниками, на которых одно упоминание её неординарной личности наводит поистине панический ужас. И это после того, как на зачёте она уже высказала в мой адрес столько всего хорошего, что окружающие обещали вечно хранить в памяти те мгновения, ибо тогда они в первые услышали из уст этой дамы добрые слова в чьей-то адрес.
Товарищ, который, сколько я его знаю, хотя и совершенно безуспешно, но очень упорно валит меня на экзаменах, не стесняясь ради достижения своей цели переходить на личности и прилюдно высказывать весьма странные суждения насчёт некоторых фактов из моей биографии, теперь расхваливает меня на все лады перед посторонними людьми. Хорошо хоть, ещё в пример никому не ставит. А то сил моих больше нет доказывать окружающим, что я уже давно не столько учусь, сколько развлекаюсь, а экзамены сдаю методом построения логических цепочек и самой обыкновенной угадайки.
Декан совершенно не жаждет отпускать меня в магистратуру и всеми правдами-неправдами уговаривает после окончания бакалавриата остаться в вузе ещё на один год, дабы защитить диплом специалиста, хотя, по логике вещей, ему бы радоваться надо тому, что он скоро от меня избавится. Его заместительница тоже демонстрирует чудеса трудового героизма и терпимости к людям. Другая бы на её месте уже давно приказ официальный издала, чтобы меня к деканату и на пушечный выстрел не подпускали ни под каким предлогом, а она, ничего, стоически выдерживает допросы с пристрастием и рассыпается в извинениях по поводу того, что не сможет сделать для меня документ, которой вообще-то оформляется около месяца, раньше середины следующей недели.
В свете всего вышесказанного то обстоятельство, что через полтора года совместной учёбы мы с моими любимыми однокурсничками в количестве целых трёх человек всё-таки обменялись телефонами, кажется гораздо менее удивительным, чем оно есть на самом деле.