Надо же, как всё просто, оказывается. И как я только могла этого сразу не заметить, не осознать, не захлебнуться восторгом напополам с удивлением, в конце концов!
Обрыв, внизу живописная улочка, чуть дальше железная дорога, а совсем далеко - река, до которой я, к своему стыду, так в тот раз и не добралась. Ну а где-то там, куда не то что дойти, доехать-то, насколько я понимаю, весьма проблематично - вновь вполне себе городской пейзаж. Владимир - город, где все дороги ведут именно туда, где тебе больше всего не столько хочется, сколько жизненно необходимо оказаться в определённый момент времени, даже если ты и не догадываешься ни о чём таком. Не зря я, как выясняется, тогда рискнула отправиться на эту прогулку, несмотря на то, что буквально валилась с ног, и уж куда-куда, а по пройденному маршруту идти вовсе не собиралась. И, разумеется, не случайно оказалась именно там, где и увидела красоту, которую только что и попыталась худо-бедно описать.
У меня ж, ведь, дурёхи эдакой, совсем недалеко от дома всё то же самое имеется! Ну почти. Склон, он же всё-таки, наверное, обрыв. Внизу - стоянка и узкая дорожка, которые в сумме легко сойдут за ту самую улочку. Или она сойдёт за них вместе взятых - без разницы. За всем этим, как несложно догадаться, рельсы-рельсы-шпалы-шпалы. Почти заброшенные, правда, ну да ладно. А уж за ними - та-дам! - набережная и, конечно, Москва-река, на другом берегу которой не громоздятся друг на друга, как у нас теперь принято, а выстроены ровным, торжественным строем дома всех цветов, размеров, видов и форм.
Та самая картина, которая была для меня родной лет этак десять, если не больше, назад и про которую я почему-то напрочь забыла на многие сотни дней, хоть со мной такого никогда и не бывало раньше. Вспомнила о ней только прошлым летом, совершенно случайно и, как ни странно, в результате стечения обстоятельств, которое я тогда считала далеко не самым лучшим в своей жизни. Да и и то поначалу была уверена в том, что и не знала про такую никогда, пока добрые люди мне всю правду не рассказали. Что никто никуда и ниоткуда не появлялся, и места эти всегда были там, где я их обнаружила, скрываясь от безысходности, только вот оказались скрыты за недавно построенными зданиями. И что ни у кого из ближних просто всё не хватало времени, чтобы меня туда завлечь, а сама я каким-то невероятным образом растеряла все воспоминания об этом уголке, где всегда как-то спокойно, что ли, уютно, а, может, это они сами от меня сбежали, обидевшись на что-то. И, ведь, было-то всё это до поездки во Владимир!
А я тогда - уже в этом городе, который теперь иначе как волшебный назвать не могу - ещё всё никак не могла сообразить, что же мне так напоминают обрыв и пейзаж, которые по определению должны были казаться чужими, а по ощущениям - оказались свои, родные до такой степени, что хоть переезжай в тот самый Дом На Краю, да так там жить и оставайся. Видимо, и правда, умаяться я к тем временам успела настолько, что напрочь забыла о такой замечательной штуке, как умение сопоставлять видимое и знакомое. Или просто слишком счастлива была, чтобы задумываться о природе сказки, в которую попала через те самые три года, так необходимые для того, чтобы дождаться обещанного, даже если обещание не кому-то там знакомому или не очень давала, а себе любимой. И только сейчас, в пятом часу утра, щёлкнуло что-то в памяти, стукнулось сердце о рёбра чуть сильнее, чем обычно, и дыхание сбилось немного от внезапно свалившегося на мою головушку великого открытия .

Я отчётливо слышу слова, понимаю их смысл и значение, но при всём при этом, как ни стараюсь, упорно не могу поверить в то, что они действительно могут складываться в столь невероятные, абсурдные и, в то же время, отвратительные заявления, обвинения и насмешки.
Мне бы сейчас реветь взахлёб или на луну выть, на худой конец, а я гляжу, как рушатся те мизерные остатки иллюзий, с которыми я до сих пор не решалась распрощаться, как каждая их частичка ранит меня куда-то в область души, и безудержно хохочу.
Я всегда смеюсь, когда сталкиваюсь с опасностью, чем-то очень не хорошим или просто-напросто страшным. И, ведь, никакая это не истерика. Не попытка справиться с нервным перенапряжением даже. А проявление какого-то иррационального удовлетворения от того, что я в очередной раз не ошиблась в своих предположениях и расчётах, пусть вместо радости моя правота и принесла мне лишь очередное разочарование и боль.
Впрочем, в этот раз мне прямо-таки повезло: у меня не было ни малейшей возможности сделать неверный прогноз развития событий. Однажды всё должно было прийти именно к нынешнему своему состоянию. Вопрос только в том: раньше или позже. И почему я была так уверена в том, что смогу растянуть и так-то слишком обнадёживающее "позже" до бесконечности? Потому что самоуверенная слишком. И очень, очень люблю ту картину мира, которая столь великодушно позволяла мне верить в свою реальность в течение многих лет.

Так вот, попытка склонить совершенно незнакомого человека к сотрудничеству при помощи телефонной связи и посредством дипломатических переговоров увенчалась оглушительным успехом, а потому я у нас теперь - гордая обладательница окончательно и бесповоротно доделанного философско-политического шедевра под кодовым названием, которого я вам не скажу, ибо секрет это. Страшный, ага. Очень. И, вообще, не о том речь.
А вот о чём. Мне-то таинственным шёпотом обещали чуть ли ни сутки кропотливой работы, полной накладок, неувязок и прочих нерадостей жизни. Ну я и подготовилась морально к многочисленным ужасам творчества. А на практике вся наша операция под опять же кодовым, но не столь секретным названием "Монтаж" оказалась парой часов посиделок в хорошей компании разбирающегося в этом деле человека, на пару с которым мы дружно смеялись надо всем, о чём заговаривали, а также компьютера и агрегата, зовущегося магнитофоном.

И, раз уж я тут завела беседу про моё учение, периодически превращающееся в мучение, про нашу незабвенную стилистику, суть которой никак не соответствует практическому воплощению оной, тоже скажу.
В нашем случае, сия дисциплина имеет - вернее, теперь уже имела, ибо, к моему бесконечному счастью, закончилась - чисто модный оттенок. Уйму часов так называемый стилист, то бишь тётенька, совершенно не умеющая одеваться соответственно своему возрасту и уверенная в том, что один и тот же макияж подходит всем на свете - пересказывала нам разнообразные банальности, которые уже перестали печатать даже в самых дурацких журналах.
Но, к сожалению, со временем занятия вербальным идиотизмом вошли в прикладное русло. Мы перешли от теории к практике и оказались вынуждены не только слушать советы из серии "искорёжь себя сам", но и пользоваться ими. Своего апофеоза вся эта несусветная глупость достигла на зачёте, когда нас во второй раз заставили превращаться с помощью несметного количества косметики в нечто среднее между пугалами огородными и тряпичными чучелами, которые сжигают на Масленицу - проще говоря, делать классический телевизионный макияж.
Я, вообще-то, могу долго ныть на тему "это было ужасно", но лучше всё-таки похвастаюсь тем, что мучения мои были не напрасны, и зачёт я всё-таки получила, а тонны всяких покрасочных средств со своего лица при первой же возможности соскребла, хоть это оказалось и совсем не просто. Так что, теперь я вновь похожа на себя. Более того, на себя, вполне довольную жизнью. И радует это безмерно.

За прошлые несколько дней я успела почувствовать себя звездой телеэкрана, детективом и хладным трупом; не по своей воле измениться до полной неузнаваемости и вернуть себе человеческий облик; обегать весь город и совершить ещё массу подвигов поменьше.

Как это было

Каждый человек, на мой взгляд, имеет полное право считать любое мнение, отличное от его собственного, неправильным. Другое дело, что некоторым двуногим прямоходящим, которых просто язык не поворачивается называть людьми, возможности жить, как они считают нужным, мало. Нет, им надо, чтобы и все вокруг тоже разделяли их мнения и взгляды. И добиваться такой вот уродливой идиллии они готовы как угодно. В том числе и далеко не гуманными способами, связанными с моральным уничижением тех, кто не занимает места в рядах их единомышленников, или же, и вовсе, с причинением физической боли оным. По принципу "либо станешь как я, либо не жить тебе рядом со мной или вообще не жить".
То есть, то, что для нормального человека - самые крайние меры или же просто зверство, для них - оправданные и вполне адекватные методы убеждения. Но это, как ни странно, в их случае ещё не самое худшее. Действительно ужасно и отвратительно то, что они считают такое поведение нормальным и, что ещё хуже, - правильным.

Меня потряхивает от холода. Неслабо так потряхивает, если уж говорить начистоту. Я знаю, что устала больше, чем надо бы, хоть пока и не чувствую этого. Мои грандиозные планы на ближайшие три дня нагло порушили личности, наше знакомство с которыми и шапочным-то не назовёшь. А я даже не могу всерьёз рассердиться на извергов, считающих, что включать отопление в учебных заведениях вовсе не обязательно, а также тех, кто патологически не способен делать своё дело по-нормальному. И всё это оттого, что жизнь моя окончательно и бесповоротно вошла в самое подходящее ей русло и теперь только и делает, что становится всё интереснее и увлекательнее.

Творческий беспорядок, ещё в незапамятные времена прочно обосновавшийся в моей комнате, окончательно превратился в хоть и живописный, а потому милый моему сердцу, но бардак. Подоконник, столы в количестве двух штук, кресло, тумба, кровать, стулья и все остальные имеющиеся в ней предметы обстановки завалены книгами, одеждой и листами бумаги, по степени помятости которых можно понять, являются они составляющими чего-нибудь важно-нужного или же просто были свалены туда за компанию с другими вещами, вроде резной шкатулки с документами или тяжеленной лупы в железной оправе.
Я всё куда-то иду, бегу, еду и спешу. А ещё уже не первый день таскаю с собой как минимум один запасной комплект одежды, диктофон, фотоаппарат, целую коробку разнообразных фейсопокрасочных средств, которые по-прежнему недолюбливаю, уйму кассет и дисков всех цветов размеров и форматов и почему-то ножницы. Это помимо вдоль и поперёк исписанной сокращениями, одной мне понятными буквенно-цифровыми шифрами и всякими заметками записной книжки, доброй половины ассортимента отдела канцтоваров ближайшего книжного магазина и ещё уймы всяких полезностей. Учитывая то, что дома я бываю, скажем так, набегами, по-другому и нельзя. То есть, можно, конечно, но тогда игру в мастера перевоплощений, в которую меня, к моей неописуемой радости, втянули обстоятельства, можно будет сворачивать за некрасивостью, а мне бы этого очень не хотелось. В конце концов, с трудом узнавать своё отражение в зеркале - это очень весело. Устраивать маскарад на ровном месте - тоже.
Выезжать из дому я с некоторых пор стараюсь в часы пик. Чтобы всегда иметь предлог выбраться из машины или какого другого народовоза и прогуляться до места назначения пешком. Пусть даже придётся не идти, а бежать наперегонки с ветром, так и норовящим сбить меня с ног. Лишь бы чувствовать присутствие весны, которая всё-таки уже пришла, что бы там по этому поводу ни думал календарь. Возвращаться же в родные пенаты у меня теперь получается не иначе как к началу новых дней поближе и в до неприличия замечательном настроении.

И обращать внимание на малоприятные мелочи жизни при таком положении дел, как вы понимаете, ну никак не получается. Что, конечно, радует безмерно.

Хуже истории с печальным финалом может быть только история без единого намёка на продолжение.

Пробудилась я сегодня к четырём часам дня поближе, глянула на часы, ужаснулась и в очередной раз пожелала своей совиной натуре хотя бы на время очередного Чрезвычайно Важного Дела вспомнить о том, как во времена моих владимирских каникул она преспокойно жила по жавороночьему расписанию и не изъявляла никакого желания поменять местами день с ночью. А поскольку мышление у меня ассоциативное, стоило в моих мыслях появиться образу славного града Владимира, как я устыдилась своей неспособности дописать отчёт о поездке в эти края, данное себе чуть ли не полгода назад, и решила срочно исправлять это упущение, что сейчас и сделаю. Итак, возвращаемся в август, включаем воображение и не ругаемся на меня за объёмы рассказа, который, видимо, всё же не будет закончен сегодня, хотя, конечно, кто его знает...

Городская мозаика.

До восьмого марта ещё, вроде как, далеко. До дня моего рождения - ещё дальше. А мироздание уже заваливает меня приятными сюрпризами.
Человек, мои отношения с которым всегда держались на отметке "сильно ниже среднего", самостоятельно, без моей на то просьбы, а заодно и без моего ведома вплотную занялся устройством моей судьбы и практически на блюдечке с голубой каёмочкой преподнёс мне сегодня жутко важную для меня информацию, которую в любом другом случае я была бы вынуждена выбивать из толпы народу не то, что по слову, а по каждой буковке.
Другой товарищ, по дурацкому стечению обстоятельств с самого начала не имевший ни одной причины относиться ко мне лучше, чем к лишнему, пусть и только потенциальному, поводу для беспокойства, оказывается, только в наших беседах tête-à-tête придирался к каждой частичке моего существа, а за глаза чуть ли не на каждом углу пел мне дифирамбы.
Ну а вовсе не милая дама, из-за которой между мной и теми, о ком речь шла выше, упорно не возникало, ни взаимной любви навеки, ни даже элементарного перманентного взаимопонимания, наконец-то презрела меня настолько, чтобы сделать всё возможное дабы избежать встречи с моей персоной. Ура! Ибо до самого недавнего времени я была уверена в том, что она мечтает как раз об обратном, а именно: о возможности вербально поизмываться надо мной при всём честном народе.
Что же до моих друзей-приятелей, они, и вовсе, балуют меня как могут. Кормят тортиками, стойко выдерживают ночные разговоры, плавно переходящие в утренние, и одаривают комплиментами по поводу и без.
Всё это, конечно, невероятно удивительно, но в то же время настолько здорово, что я, пожалуй, разок изменю себе и не стану задаваться моим любимым вопросом "С чего бы это?", а просто буду наслаждаться всё обрушивающимся и обрушивающимся на меня как из рога изобилия счастьем.

Мои однокурсники замечательны до невозможности.

Любой серьёзно-научный разговор они умудряются перевести в душевную беседу "за жизнь", причём сделать это так ловко, что преподавателям потом становится прямо-таки не удобно сворачивать оживлённые дискуссии на животрепещущие темы всего лишь ради того, чтобы вернуться к "нашим баранам". Хорошо сидим, ведь.

Ещё эти люди просто гениально готовятся к экзаменам.
- Это ещё что такое? - вопрошает некий Саша, глядя на внушительных размеров кипу помято-разодранных листочков, с которой наш прекрасный и удивительный Сирожа целый день носился как с писаной торбой.
- Шпаргалки, - гордо отвечает обладатель бумажного безобразия.
- Ты уверен, что они должны выглядеть именно так? - вносит свою лепту в сию беседу одна загадочная личность.

- Ну всё, осталось сдать в четверг зачёт - и свобода.
- Не зачёт, а экзамен. И не в четверг, а в пятницу.
- Да какая разница!

За три минуты до экзекуции.
- А почему это у меня в списке шестьдесят вопросов, а у тебя - сто двадцать?!
- Ну знаешь, жизнь вообще несправедлива...

А как они их сдают! Картина маслом, сыром и колбасой. Аудитория. Милая девушка берёт билет, читает вопросы, имеющиеся в оном, после чего обращается к преподавателю:
- А что такое аб...сен...ти...то есть, теизм? - и заметив вдруг откуда не возьмись появившееся у него на лице выражение неподдельного удивления, на всякий случай поясняет: Нет, Вы мне только определение скажите. А то вдруг я что-то о нём знаю, и просто не догадываюсь, что именно о нём.

Одним словом, весело мы живём.

Долго-предолго я с чувством, толком и расстановкой собиралась оглядеть своим пристальным взором имеющиеся на горизонте перспективы, и наконец-то выбрать из них те, к которым надо бы стремиться, заодно выкинув из головы остальные, но дальше построения грандиозных планов, которым позавидовали бы все великие полководцы вместе взятые, дело почему-то никак не шло. То времени на их претворение в жизнь не было, то сил на подвиги не оставалось, а то в процесс бесцеремонно вмешивались разномастные обстоятельства, обожающие брать бразды правления чужими судьбами в свои руки. В общем, за целых три недели, набитых относительно тёплыми и солнечными деньками, я так и не сподобилась совершить несколько не таких уж и долгих поездок в разные концы города. Зато стоило грянуть холодам и чему-то подозрительно напоминающему своим видом снегопад, как мне ну просто позарез понадобилось отправляться в путь. Я ж говорю, умение делать все чрезвычайно вовремя - наше все.
Впрочем, о своих талантах и безобразии, учинённом природой, я, пожалуй, поведаю как-нибудь в другой раз, ибо темы это бесконечные и определённо достойные отдельного монолога, а сейчас поделюсь с вами наблюдениями, сделанными за время моих сегодняшних скитаний по граду Московскому.

Рассвет на фоне промзон и трущоб - это исключительно прекрасная картина. Не верите? Отправляйтесь с утра пораньше куда глаза глядят и, как забредёте в лабиринты дымящих труб и складских помещений, оторвите, наконец, взгляд от дороги. Если он при этом не зацепится за какую-нибудь малоприятную физиономию, обладатель которой по определению не может сделать ваше бытие счастливее, увидите просто изумительный пейзаж.
Кстати, чтобы долго не бродить в поисках удачной точки наблюдения, можно сразу отправляться в район Каширской. Там при желании и таланте к этому искусству можно такие заповедные уголки отыскать, что просто ах. Ну или эх. Как повезёт.

Вокруг подозрительно много явно не пользующихся популярностью железнодорожных путей. Я понятия не имею, куда они ведут, а также кто, когда, зачем и на чём катается по ним, но, признаюсь, была бы совсем не против это узнать. Желательно, опытным путём.

В районе станции метро "Речной вокзал" царит невероятная эклектика, которая производит неизгладимое впечатление даже при взгляде на неё из окна машины. Небоскрёбы там мирно соседствуют с древними блочными пяти - и девятиэтажками, которые в свою очередь успешно делят территорию с современными офисными зданиями. Расцветки всей этой архитектуры тоже отличаются оригинальностью. На фоне сиреневых громадин типа "советская гостиница очень среднего класса", выложенных яркой плиткой высоток и не менее колоритных зданий серые строения кажутся почти неуместными.
И чем дальше отъезжаешь от входа в подземку в сторону торгово-экономического университета, тем страньше становится окружающая действительность. Такое ощущение, что проектировщики всех составляющих оной специально делали всё, что только могли, дабы превратить этот кусочек города в точку соприкосновения противоположностей.
То же самое можно сказать об окрестностях улицы 1905 года. И, наверное, почти обо всей Москве.

Нежно любимый мною и не только Макс Фрай утверждает, что злость является отличным средством от страха, а потому, если тебя что-то пугает, возьми и хорошенько разозлись на это "что-то", и тогда негативные эмоции разом вытеснят любые другие.
Сей способ сохранения душевного спокойствия в экстремальных ситуациях, в общем-то, хорош и, насколько я знаю, действенен, но как по мне, так самая настоящая панацея от ужаса, испуга и всех их производных вместе взятых - это самое обыкновенное любопытство. Потому что, когда человеку интересно, что же будет дальше или что кроется за каким-то до невозможности заурядным "фасадом", он становится намного меньше подвержен фатализму и разнообразным страхам. Ведь, будучи по-настоящему увлечённым чем-то, довольно сложно при этом постоянно думать о скрывающихся повсюду опасностях, которым прямо-таки делать больше нечего, кроме как поджидать тебя на каждом шагу.

Сегодняшнее утро кажется мне далёким, словно каменный век, а события трёхлетней давности - случившимися буквально только что. И я сильно подозреваю, что эта путаница во временах есть ни что иное, как тонкий намёк моего вконец умаявшегося организма на то, что от силы шесть часов сна за четверо под завязку забитых делами суток - это всё же маловато. Впрочем, на данный момент наши с календарём расхождения во мнениях насчёт всего происходящего тянут лишь на звание мелочей, ибо у меня имеются новости и поважнее.
Коллективный разум, моя личная удача и ещё парочка не менее замечательных факторов наконец-то одержали сокрушительную победу над тяготами учения. Так что, теперь я абсолютно счастливый, до жути довольный собой и жизнью, а также почти совершенно свободный человек, с чем меня и поздравляем.
Впереди у меня самые настоящие выходные, за время которых я собираюсь, несмотря ни на что и ни на кого, выспаться на полгода вперёд, довести коэффициент прекрасности своей жизни до максимума и насладиться ничегонеделанием в чистом виде. А потом настанет время перемен к лучшему, о которых я, возможно, когда-нибудь вам расскажу.

В 2008 году в одной из школ Оренбургской области рухнула стена и часть лестницы. Под завалами тогда погибли пять учениц одиннадцатого класса. Ещё несколько детей при этом получили травмы.
А сегодня суд вынес обвинительный приговор бывшему директору этого учебного заведения. Она официально признана виновной в халатности, повлекшей смерть учениц, и теперь будет отбывать наказание (2 года лишения в свободы плюс запрет на занятие руководящих должностей в течении двух лет) в колонии.
Лично я такое решение суда целиком и полностью одобряю, хотя считаю, что Лариса Цеповяз заслуживает и всех семи лет лишения свободы, которые являются абсолютным максимумом наказания для статьи, по которой были квалифицированы её действия.
Ведь, на мой взгляд, только человек, для которого чужая жизнь не является даже условной ценностью, мог допустить, чтобы кто-то не только вошёл в здание, одна из стен которого была искорёжена более чем просто заметной трещиной, но и находился там в течение далеко не пары мгновений. Я уже молчу о том, что у директоров школ вообще-то имеются некоторые обязанности, кроме той, что заключается в созерцании происходящего, и за исполнение этих самых обязанностей государство и платит им совсем не малые деньги, которые, между прочим, не из воздуха берутся, а из налогов граждан и с таким трудом заработанных прибылей.

И да, я очень надеюсь, что и другим людям, которые были просто обязаны предотвратить несчастье, тоже будут вынесены суровые и справедливые приговоры. А ещё сильнее надеюсь на то, что больше такого рода трагических случаев нигде и никогда не произойдёт, и что теперь требования к педагогическому составу всех учебных заведений станут намного более высокими во всех отношениях.

Что-то вроде семинара у наших будущих коллег и нынешних товарищей по учебному счастью-несчастью.
Преподаватель интересуется:
- Кто может сказать, чем честь отличается от достоинства?
На пару секунд в аудитории воцаряется тишина. Потом умная с виду девушка поднимает руку, получает слово и на полном серьёзе выдаёт:
- Честь - это у женщин, а достоинство - у мужчин.
Окружающие в приступе хохота сползают, кто - под парты, кто - по стеночке, а преподаватель от такого заявления просто выпадает в осадок. Заметив это, девушка соображает, что сказала что-то не то и, пытаясь спасти ситуацию, с надеждой на лучшее в голосе добавляет:
- Или наоборот...

Кто бы мог подумать, что столь необходимыми мне козырями в рукаве на сегодняшнем экзамене по очередному праву окажутся с таким трудом выученный мною классе эдак в пятом к традиционному для нашей школы предновогоднему экзамену по английскому языку длиннющий и полный всяких на тот момент ещё труднопроизносимых для меня словечек текст про The British Parliament и black ravens, от жития которых в Тауэре, по преданию, зависит процветание Туманного Альбиона, а также моя большая и чистая любовью к политической сатире британского происхождения...

У меня с англичанами есть как минимум одна общая традиция. Что у них как ни 5 o'clock, так tea-time, что у меня. Ну а то, что по времени суток наши чаепития не совпадают - это сущая мелочь. В конце концов, если смотреть не на календарь и не в окно, а исключительно на стрелки часов, её и не заметишь.

Некий человек вынужден какое-то время прожить в определённых - совершенно неприемлемых в его понимании - обстоятельствах. Он, конечно, может выбрать и другой, менее тернистый по сравнению с имеющимся, путь, но тем самым только добавит себе неприятностей и разнообразных сложностей. В общем, хочет он того или нет, но ему надо с минимальными жертвами перетерпеть имеющиеся неудобства. Но вместо того, чтобы в целях сохранения собственного спокойствия как можно меньше думать о висящем над его головой дамокловом мече, а при случаях и вовсе забывать о нём, он упорно ищет поводы поразмышлять на неприятную тему, параллельно с этим душевно понервничав. И зачем он с таким упорством усложняет себе и без того не особо лёгкую жизнь лично для меня загадка.

Аристократическая синюшность моей морды лица, не соизволившая покинуть насиженное место даже после того, как я провела большую часть сегодняшнего дня в гостях у Морфея, свидетельствует о том, что пять часов сна за трое суток - это всё-таки маловато, а совершенно бессонная ночь перед экзаменом, и вовсе, не самый полезный способ времяпрепровождения. А радостная улыбка, украшающая всё это колоритное безобразие, являет собой самое веское доказательство того, что не всё вредное - бесполезно и ради успеха, которым завершилось сегодняшнее испытание и на который я даже не рассчитывала, всё же стоило целых двое суток безвылазно заниматься (читай - пытаться понять, что, собственно, от меня требуется) и бежать на ночь глядя в книжный за тысяча-сто-непонятно-каким кодексом для своей коллекции.
Одним словом, счастливый я человек. А теперь ещё и выспавшийся. Красота!
Но, конечно, вроде как найти ответы на все вопросы из билетов и даже ознакомиться с оными и только за два часа до экзекуции, то бишь в семь утра, обнаружить, что ключевое слово в этой фразе - "вроде как" и с этим надо срочно что-то делать или дело кончится плохо, могла только я.