Существо не смогло определить, где находится…

Тело не находило определяющих параметров. Да, и само тело как-то никак не находилось. Режущее чувство опасности и тревоги накатывало прибывающими волнами.

Тяжелые сумерки придавили все, что находилось между двумя гравитационными плоскостями. Оглушающая тревожная тишина дышала липким теплом.

- Ну, повезло, так повезло… - появилась тягучая чужая мысль, и вяло ворочаясь, утонула в подсознании.

-Ага! – вдруг живо и радостно откликнулось эхом.

И опять тишина, темнота…

-Так бы и лежать… - лениво вновь подумал кто-то.

-Ага! – живо и радостно откликнулось эхом.

Внутреннее и внешнее пространства были неразделимы. Неритмично пульсируя, взаимно перетекали друг в друга, превращаясь в жгучую, неразделимую границами, рвущую боль.

- Для мазохиста – прямо рай! – проинформировал кто-то.

-Ага! – живо и радостно откликнулось эхом.

Чувство острой смертельной опасности нарастало. Под этим нарастающим давлением, откуда-то изнутри, вспучиваясь пузырем, содрагаемая болезненными рывками, начала формироваться неуклюжая мыслеформа. Пространство вокруг нее задрожало и, привлеченное сгустком рождающейся энергии, мгновенно выстрелило жадными щупальцами.

-Здесь жить нельзя… - резюмировал кто-то.

-Ага! – живо и радостно откликнулось эхом.

Накаченная вырабатываемым адреналином, преодолевая попытки к самораспаду, мыслеформа судорожно сканировала пространство в поиске укрытия. Но мир вокруг нее был равнодушен и беспощаден. Отчаянным усилием мыслеформа метнулась вверх…. И ярким куполом раскрылось восстановленное самосознание существа. Тело все-таки определило и зацепило искомые координаты.

Да, да!!! Да, это точно оно…



Земля… Утро… Понедельник… На работу…

-Ага! – живо и радостно откликнулось эхом.

А моя летает.

Рецепт обычный.

Цель: Вижу!

Препятствия: О чем вы говорите? Какие препятствия когда видишь Цель?

СТРАХ - чувство,/эмоция,/гремучая смесь, получаемая в чистом виде путем препарирования себя Любимого, в ожидании, придумывании, воспоминании, высасывании из пальца  моментов жизненных и трудных.

 Разноцветным клубком-пульсаром вдруг что-то вспухает в  районе солнечного сплетения, и руша все и корежа, с оскаленными цокающими пастями, красочно оформленными стекающей кровавой слизью,  выворачивает резким ударом все внутренности.

Все добрые силы, строящие  меня, занимающиеся в этот момент построением и налаживанием каких-то добрых связей и проектов, несущие в мир от моего имени что-то доброе, нежное, светлое,  жевавшие что-то вкусненькое, хитровато флиртовавшие с кем-то извне, тщательно перебиравшие тонкими пальцами томное, вкусное  и прекрасное, контуженные мгновенно накрывшим ударом класса «эпицентр всяким там мозглякам», и придя после ступора в себя,  обреченно бросают все и призываются под ружье, стягиваясь к месту прорыва.

   Весь этот разночинный клубок под пристальным наблюдением моей продажной разведки начинает хоть как-то различаться по боевым своим силам.

Вот – Ненависть, да не простая, а эдакая всесветная. Это «Я - против всех». Она слепа и голодна. Мои кишки  и всякие там миофасции  вырываются ею на раз. Желудок, печенка и их собратья  выкручиваются и завязываются ею в морской узел, душа все крики о помощи в их же собственных воплях и соплях.

    Тут же суетится и подмогает Ужас. Чем может. А может много. Накрывает ударной волной. Прижимает  к стенке. Отрезает все пути к бегству. Вырубает все датчики внешнего наблюдения. Темнеет в глазах? То-то. Свистит в ушах? Вот так-то.

    Следом ломится тупорылый Гнев-упырь. Туда, в прорыв, где обрывки внутренностей вперемешку с освобожденной желчью, асфальтно-черной, вызревшей до уровня ядохимикатов.  Расталкивая и придавливая сообщников, ищет, ищет слабое место для прорыва. И активно чавкая по этой адской смеси, дотягивается  до аорты, и сердце безнадежно никнет и замирает в его безжалостных щупальцах. Вперед! Вперед! На свободу рвется он. Да так, чтобы дотянутся до горла, где много вкусной и сладкой крови. Да так, чтобы рвать всех зубами, не сортируя на своих и чужих.

  Нагло смеется в лицо, играя вспухшими радужными мускулистыми кольцами, сжимая душу в своих кисло-прогорьклих объятиях, да так что выворачивается челюсть и кости оставляют точный предсмертный свой слепок на спазмированных мышцах.

«Так кто тут главный? Ты-у-у-у-у?», весело интересуется, явно заигрывая и вдыхая расширенными ноздрями пары вскипевшего холодного пота.

И вот весь в брызгах своей густеющей крови, держа бледными, синюшными пальцами вырванные извивающиеся внутренности, организм пытается уцепиться за спасительный якорь мысли:

«Это не Я. Я не могу быть таким!»

 Тут же суетятся мои добрые спасительные силы.

Возводят бетонный саркофаг поверх разрушенного, закидывая все вываливающееся, обратно, в темное родное  нутро. Подпирают спешно возводимыми конструкциями. Затыкают дыры мхом, вечерними закатами, кровавым тряпьем, нежными, еще трепетными надеждами.

«Навались, братцы!» - обнадеживают и подбадривают друг друга мои добрые силы, видя, как подсобный материал перепиливается и перегрызается ядовитыми челюстям  в бесноватой кровавой пене.

«Еще, еще, давай тащи бревно! Вот сюда! Ох! Давай! Давай!» - «Ух-х-хр-р-р! Гр-р-р-р!»

Бойня не утихает, но и эти уже  не в состоянии развивать свой успех. Поддаются. И огрызаясь, и плюя ядом, медленно и вынужденно втягиваются в смрадный дымящийся коридор прорыва.

И долго еще наваливают и наваливают, мои милые и добрые силы, все, что под руку попадется на дышащий и пульсирующий кокон. Он не затихает. Только звуки наполняющей  его жизни становятся глуше и глуше. Вскорости только низкочастотные вибрации проходят по его поверхности, передаваясь неслышимой, но грозной  дрожью по всему организму.

«Уф! Вроде, управились!»  

И застывшая кровь в жилах  шматками обморочно начинает обваливаться со стенок сосудов и главных артерий. И сердце робко делает пробный вздох.

Мышцы лица, вцепившиеся в момент взрыва за последнюю маску мимики, разжимают хватку и обвисают куда-то туда, внутрь черепа.

 Кости челюсти не доверяют еще никому и держат стиснутую оборону, позволяя только тоненькой струйке воздуха протискиваться сквозь  раскрошенные зубы. Нежная струйка крови, смешанная с помадой, игривой змейкой расположилась в уголке рта.

По всему внутреннему пространству, еще недавно ласковом, светлом и задиристо веселом, бродят какие-то дрожащие, измазанные и покалеченные  подозрительные личности, глядя внутрь себя слепыми обожженными глазницами.

 «Вот, вот смотри, а ведь это верная Любовь поползла…» -  нервно вздрагивая и закрываясь чем-то скомканным, вывазюканым при мужественном  преодолении зловонных  луж.

«Ах, а это, наверное – Благородство? Куда ты там забилось? Хромай сюда!»

Куда ни глянь, везде хаос, разруха и зловещее измочаленное пространство.

Но, чу! Неуверенно, но неуклонно  возвращаются поставки оттянутой энергии во внешние датчики. Осмысляются глаза, возвращаются от ключиц губы. Спазмированные и плотно прижатые к черепу уши, расслабляются, принимая форму, максимально приближенную к природной.

Вот  включились и присоединились к организму и  легкие с гортанью, шумно втянув в себя воздух и накопившуюся слюну.

«Пронесло!» - вспыхнула вновь рожденная мысль.

«Нет, нет. Все в порядке!» - тут же откликнулась невпопад первая чакра, видимо уже успевшая оглядеться вокруг себя.

«Так. Тут порядок» - резюмировал организм, трудово оглядывая работающий энергоканал, ныряющий куда-то в недра  усмиренного кокона и ставя жирную галочку в истрепанные инвентаризационные списки.

Вопрос: «И зачем я его кормлю?» невнятно как-то шевельнулся, но не всплыл на поверхность сознания,  задавленный необходимостью продолжения срочной инвентаризации и авральным восстановлением энергоснабжения.

Рука тела шевельнулась, губы растянулись в еще сползающей улыбке.

«Так какую справочку вы просили?» - выдохнуло тело во внешнее пространство.

Пока все. Справились. Теперь до следующего раза.

 До следующего раза, когда опять равнодушный и возможно негигиеничный и неумытый палец грубо ткнет в никогда не зарастающий  родничок эпицентра Несоответствия сложившегося у него образа Меня, с  образом Меня у меня, и с тем, что на самом деле Я.

А у вас то как?

Или это только у меня, во мне, со мною и при мне?

Грустная и печальная история

о наивной, бедной, юной девушке,

которая  опрометчиво доверила свою женскую честь мужчине,

под влиянием коварного и одурманивающего напитка

с таким французским названием «Арманьяк»

Глава 1.

Ë-е-е-е-е-бст!

Эпилог

Опя-я-я-ть!  Бли-и-и-ин!