Воспоминания Шостаковича. Эта книга создавалась в семидесятые годы совместно с Соломоном Волковым. Волков записывал слова Шостаковича на магнитофон, расшифровывал и давал Шостаковичу на подпись. Издать "Свидетельства" предполагалось по прошествии пятнадцати лет после смерти Шостаковича и только за границей.На русском языке книга не издана. В Сети часть материалов разместил Илья Блинов. Я подобрал к этому отрывку картины Налбандяна и другие иллюстрации. В этом фрагменте - о выборе Сталиным путинского гимна.

Сталин

Сталин очень придирчиво относился к своим изображениям. Есть замечательная восточная притча: некий хан велел привести к себе художника, чтоб сделал его портрет. Казалось бы, простое дело. Но загвоздка в том, что хан-то был хромой. И на один глаз - кривой. Художник таким его и изобразил. И немедленно был казнен. Хан: "Не надо мне понимаешь, клеветников". Привели второго художника. Он решил, что будет умным. И изобразил хана: "Орлиные очи и обе ножки одинаковые". Второго художника тоже немедленно казнили. Хан: "Не надо мне, понимаешь, лакировщиков". Самым мудрым, как и полагается в притче, оказался третий художник. Он изобразил хана на охоте. На картине хан стрелял по оленю из лука. Кривой глаз был прищурен. Хромая нога была поставлена на камень. Этот художник получил премию.

Дмитрий Налбандян. В Кремле, 24 мая 1945 года. 1947. X., м. 300x247

Я подозреваю, что притча была сочинена не на востоке, а поближе. Хан этот списан прямо со Сталина. Сталин расстрелял несколько художников. Их сначала вызывали в Кремль, чтобы увековечили вождя и учителя. И, как видно, не угодили они вождю. Сталин хотел быть высоким. Ручки чтоб одинаковые. Всех перехитрил художник Налбандян. На его портрете Сталин, сложив руки где-то в районе живота, идет прямо на зрителя. Ракурс взят снизу. При таком ракурсе даже лилипут покажется великаном. Налбандян последовал совету Маяковского: художник должен смотреть на модель, как утка на балкон. Вот с этой позиции утки Налбандян и написал портрет Сталина. Сталин остался очень доволен. Репродукции портрета висели во всех учреждениях. Даже в парикмахерских и в банях. А Налбандян на деньги, полученные за портрет, построил роскошную дачу под Москвой, огромную, с куполами. Ее один мой ученик остроумно назвал Спасом на Усах.

Д. Налбандян.Крымская конференция.1945


Встреча моя со Сталиным прошла при следующих обстоятельствах. Во время войны было решено, что "Интернационал" не годится быть советским гимном. Слова неподходящие. "Никто не даст нам избавления, ни Бог, ни царь и ни герой". Бог и царь уже был - Сталин. Так что слова получались какие-то ущербные идеологически. Сочинили новые слова: "нас вырастил Сталин". Он же был, как известно, великий садовод. И вообще "Интернационал"- сочинение иностранное, французское. У России - французский гимн? Своего гимна родить не можем? Ну, сляпали слова. Раздали их композиторам. Хочешь не хочешь, а надо в конкурсе участвовать. Иначе дело пришьют. Скажут, уклоняешься, стервец, от ответственного задания. Ну и конечно, для многих композиторов это был шанс отличиться, влезть в историю на карачках.

Ладно, написал я гимн. Начались бесконечные прослушивания. Сталин иногда на них появлялся. Отдал приказ, чтоб мы с Хачатуряном написали гимн совместно. Идея глупейшая. Мы с Хачатуряном разные. Стиль, манера работать, темперамент. Но пришлось подчиниться. Конечно же, никакой совместной работы не получилось. Не получилось из нас Ильфа и Петрова. Когда-то и я мог сочинять в любой обстановке. При любом шуме. Хоть на краешке стола. Лишь бы не толкали. Сейчас похуже.

И сейчас я еще, пожалуй, с меньшей охотой делаю заявления о своих творческих планах. Что, дескать, задумал на актуальный сюжет - про освоение целинных земель. Или балет о борьбе за мир. Или симфонию про космонавтов. Когда я был моложе, то делал иногда похожие на эти, крайне неосмотрительные заявления. И до сих пор у меня интересуются, когда я закончу оперу "Тихий Дон". А я такую оперу никогда не закончу. Потому что я ее никогда не начинал. Просто пришлось в трудный момент сказать нечто подобное. Это ведь у нас особый вид самозащиты. Говоришь, что задумал такое сочинение. Обязательно с каким-нибудь убойно звучащим заголовком. Это - чтоб тебя не побивали камнями. А сам пишешь какой-нибудь квартет. И получаешь от этого тихое удовольствие. А руководству сообщаешь, что сочиняешь оперу "Карл Маркс". Или "Молодая гвардия". Вот и простят тебе квартет. Оставят в покое. Под мощным прикрытием таких "планов" можно иногда прожить год-два спокойно. Мы с Хачатуряном объявлены были соавторами в приказном порядке. Если встречаешься с Хачатуряном, значит надо обязательно хорошо, вкусно поесть, разумеется, с удовольствием выпить. И поболтать о том, о сем. Поэтому, когда у меня есть время, от встреч с Хачатуряном не уклоняюсь.

Д.Налбандян

***

Приняли соломоново решение. Каждый пусть сочинит свой гимн отдельно. Потом мы сойдемся вместе. И посмотрим, у кого лучше. То, что лучше, войдет в общий гимн. Материал показывали друг другу, начиная с эскизов. Каждый сочинял свой эскиз дома. Потом собирались и смотрели, что у кого вышло. Опять расходились. Но уже каждый держал в голове вариант соавтора. В общем, дело довольно быстро пошло. Но Хачатурян - обидчивый. Его лучше не критиковать. Когда он сочинил для Ростроповича концерт-рапсодию, то Ростропович замечательно вышел из положения. Ему хотелось, чтоб Хачатурян кое-что исправил. Но как сказать? Обидится. И Ростропович избрал такой путь: он говорит - "Арам Ильич, Вы написали замечательное сочинение. Просто золотое сочинение. Но некоторые места получились серебряные. Надо их позолотить". В такой форме Хачатурян критику принимал. Но у меня-то нет такого поэтического дара, как у Ростроповича. Вообще-то говоря, Ростропович - настоящий русский человек: все знает, все умеет. О музыке я даже и не говорю. Но Ростропович и физическую работу любую может делать. И в технике разбирается. Я тоже кое-что умею. Я, например, до сих пор могу разжечь костер одной спичкой. Но все-таки, куда мне до Ростроповича. Я не обладаю его поэтическим и дипломатическим дарованием. Так что мне с Хачатуряном труднее было управляться. Запев был мой, припев Хачатуряна.

Встреча Э. Че Гевары с Арамом Хачатуряном. Декабрь 1960 года


В финале вышло пять гимнов: Александрова, Ионы Туския, Хачатуряна, мой и наш совместный.

Прослушивание было в Большом театре. Каждый человек исполнялся 3 раза. Без оркестра; оркестр без хора; хор вместе с оркестром. (Надо бы озвучить и под водой - не догадались.) Исполнение было, помнится, неплохое. Прямо-таки экспортное. Хор - Ансамбля песни и пляски Красной Армии. Оркестр - Большого Театра. Жаль, что гимн нельзя было станцевать. Тогда танцевал бы, наверно, балет Большого Театра. И хорошо станцевал бы, честное слово. Тем более что оркестровка была четкая, как на параде. Для балетного народа понятная.

Александров, который сам же своим хором и дирижировал, очень суетился. Просто сам не в себе был человек. Его кандидатом на должность государственного гимна была песня под названием "Гимн партии большевиков". Эту песню Сталин любил. Александров, захлебываясь от восторга и верноподданнической слюны, рассказал мне, как Сталин эту песню "выделил" среди других. Ансамбль песни и пляски Красной Армии под руководством Александрова первый раз спел ее на торжественном концерте. Дело было еще до войны. В антракте Александрова вызвали в сталинскую ложу. Вождь и учитель велел повторить песню после окончания концерта еще раз. Для него персонально. Тогда она называлась "Песней о партии". И Александров со своим ансамблем исполнил ее в ритме походного марша. Сталин велел, чтобы песню исполнили в более медленном темпе - как гимн. Прослушав же, обозвал "песенным линкором". И дал новое название - "Гимн партии большевиков". Так песня эта и именовалась отныне. Александрову очень хотелось, чтобы песню завтра же произвели в фельдмаршалы. То бишь, в государственный гимн.
 

Д.Шостакович исполняет свою музыку к кинофильму "Незабываемый 1919-год".
1951 год. Первый слева: А.Хачатурян

Прослушивание шло, композиторы волновались. Многие пришли с женами. Хачатурян привел свою жену, я тоже. Все осторожно поглядывали в сторону правительственной ложи. Старались это делать незаметно. Наконец, грохотание на сцене окончилось.

И тут нас с Хачатуряном повели в правительственную ложу, к Сталину. По дороге легонько, как бы невзначай, обыскали. У правительственной ложи был небольшой предбанник. Туда нас и ввели. В "предбаннике" стоял Сталин. Внешность его я уже описывал. Скажу честно, никакого страха я не испытал, когда Сталина увидал.

Волнение, конечно, было. Но страха не было. Страшно бывает, когда держишь в руках газету, а там написано, что ты - враг народа. И оправдаться ты не можешь. Никто не хочет тебя слушать. Некому сказать хотя бы слово в свою защиту. Ты оборачиваешься - в руках у всех людей та же самая газета. Все молча смотрят на тебя. А когда ты пытаешься что-то сказать - отворачиваются. Не слышат тебя. Вот это - действительно страшно. Такой сон мне часто снился. Тут самое страшное то, что все уже сказано. Все давно решено. А ты не знаешь, почему решено так, а не иначе. И поздно возражать. Бесполезно спорить. А тут, чего же бояться? Еще ничего не решено. И ты можешь что-то сказать.

Эволюция медведя в свинью

Так думал я, увидев жирненького человека. Он был такой низенький, что не позволял никому стоять рядом с собой. Рядом, например, с буревестником М.Горьким Сталин выглядел комично. Как Пат и Паташон выглядели они. Поэтому на снимках Сталин и Горький всегда сидят. И тут Сталин стоял отдельно. Все остальные высокие чины кучкой толпились поодаль. Кроме нас, композиторов, были тут и оба дирижера: Мелик-Пашаев, который руководил оркестром, и Александров, который руководил хором. Зачем нас позвали? До сих пор не могу понять. Вероятно, Сталину вдруг захотелось поговорить со мной. Но разговора не получилось.

Сначала Сталин изрек что-то многозначительное о том, каким должен быть государственный гимн. Общее место, типичный сталинский трюизм. Настолько это было неинтересно, что я даже не запомнил. Приближенные поддакивали, очень осторожно и тихо. Почему-то все тут говорили тихо. Обстановка напоминала какое-то священнодействие. Казалось, сейчас произойдет нечто чудесное. Например, Сталин родит. Ожидание чуда было написано на всех холуйских лицах. Но чуда не совершалось. Сталин если и рожал, то какие-то невнятные обрывки мыслей. Эту "беседу" поддерживать было нельзя. Можно было или поддакивать, или молчать. Я предпочитал молчать. В конце концов, теоретизировать по поводу искусства написания гимнов я не собирался. В теоретики искусства не лезу. Не Сталин.

Для счастья народа. Заседание Политбюро ЦК ВКП(б). Художник Д.Налбандян, 1949

И вдруг вяло текущий разговор принял опасное направление. Сталин решил показать, что он большой знаток в оркестровке. Очевидно, ему донесли, что Александров не сам оркестровал свою песню. Александров отдал ее профессиональному оркестровщику. Так сделали, кстати, многие из претендентов. Несколько десятков гимнов, из числа прозвучавших, были оркестрованы одной, весьма опытной рукой. В этом смысле мы с Хачатуряном оказались в блистательном меньшинстве. Ибо оркестровали сами. Сталин решил, что, предъявив претензии по части оркестровки Александрову, он сыграет беспроигрышно... Сталин стал допрашивать Александрова, почему тот так скверно оркестровал свою песню. Александров был смят, опрокинут, уничтожен. В мыслях он прощался с карьерой, а может быть и с чем-то большим.

В такие моменты человек раскрывается до конца. Александров сделал гнусный ход. Начал валить вину на оркестровщика. (У того в результате могла голова полететь.) Я увидел, что дело может кончиться плохо. Сталин заинтересовался оправданиями Александрова. Это был интерес волка к ягненку. Тут я не выдержал. Сказал, что оркестровщик - отличный профессионал. Разговор вышел из опасного русла.

Сталин спросил у меня, какой гимн понравился больше. Я назвал Туския. (Александров - активно не нравился.) Сталин лучшим считал мой с Хачатуряном. Но надо кое-что переделать, 5 часов. Разгневан...

Обрыв страницы.
Жалко, правда? На самом, что называется, интересном месте...

Продолжение следует.

Дм.Дм.Шостакович. Воспоминания

Первая часть - здесь

Хочу предварить вторую часть сегодняшнего фрагмента небольшим предуведомлением. Д.Д. говорит, что Сталин - сумасшедший. Я считаю, что это широко распространившееся мнение - ошибочно и поэтому вредно. Понятно, чем оно вызвано - любому не столь кровожадному человеку такая сатанинская жестокость и террор ТАКОГО масштаба кажутся делом рук нездорового человека. Между тем, ненормальность нравственная (свойственная, безусловно, Сталину) - не есть ненормальность психическая, не есть болезнь в понимании психиатрическом.

Психически больной человек не может контролировать даже себя и свой быт. Товарищ Сталин контролировал всю страну и все сферы её жизни. Осуществление тотального контроля, колоссальная память, дальновидная расчётливость, постановка сверх-сложных целей и постепенное их достижение путём сложных комбинаций - не свойства больного человека.

И суеверным он не был. Тут - другое.
it
 

Хренников

..Назову героя по имени. Он ведь случалось, тоже мою фамилию называл. В различных докладах и статейках. Я уж не говорю о многочисленных рапортах по начальству. В магазинах у нас висят вдохновенные плакаты: "Покупатель и продавец, будьте взаимно вежливы". Вдохновленный этими замечательными плакатами, буду вежлив. Я буду как покупатель, а герой мой будет как продавец.

Речь идет о Тихоне Хренникове, руководителе Союза композиторов. А значит, и моем руководителе. Почему же я покупатель, а он продавец? Ну, во-первых, продавец у нас всегда главнее покупателя. От продавца вечно слышишь: "Вас много, а я один".

Так и с Хренниковым. Нас, композиторов много, а он - один. Конечно, таких поискать. А во-вторых, у Хренникова отец был приказчик.

В лавке у какого-то богатого купчины подвизался. По этой причине наш бессменный руководитель себя в анкетах именовал "сыном работника прилавка". Думаю, именно это обстоятельство и сыграло роль, когда Сталин выбирал "челаэка", чтобы назначить этого "челаэка" руководителем Союза композиторов. Сначала Сталин, как мне известно, изучил анкеты кандидатов в руководители. Потом велел принести их фото. Разложил фото на столе. И, подумав, ткнул пальцем в изображение Хренникова: "этот". И не ошибся. Удивительное чутье было у Сталина на подобных людей. "Рыбак рыбака видит издалека".

Т.Хренников
 

Один раз мне на глаза попалось замечательное высказывание вождя и учителя. Я его тогда же для памяти выписал. Оно точно характеризует Хренникова. У меня даже такое создалось впечатление, что Сталин это именно про Хренникова и писал: "В рядах одной части коммунистов все еще царит высокомерное, пренебрежительное отношение к торговле вообще, к советской торговле в частности. Эти, с позволения сказать, коммунисты рассматривают советскую торговлю, как второстепенное, нестоящее дело, а работников торговли - как конченых людей. Эти люди не понимают, советская торговля есть наше, родное, большевистское дело, а работники торговли, в том числе работники прилавка, если только они работают честно - являются проводниками нашего, революционного, большевистского дела".

Вот таким проводником "нашего" дела (Сталин любил говорить о себе во множественном числе) и оказался "наш" потомственный работник прилавка. История с Хренниковым тоже весьма примечательная, такова. Хренников, как руководитель Союза композиторов, должен был представлять Сталину кандидатуры композиторов, отобранные для присуждения ежегодных Сталинских премий. За Сталиным оставалось последнее слово.

фото от vorontsova_nvu
Эскиз оформления Большого театра к 8 марта

К этому фрагменту Д Д Шостаковича, думаю, будет интересно добавить в качестве приложения вот это:

Тихон Хренников

Выступление на собрании композиторов и музыковедов г.Москвы.
Журнал "Советская музыка", №1, 1948 г.

"Центральный Комитет нашей партии в своем Постановлении от 10 февраля 1948 года сурово заклеймил антинародное формалистическое направление в советской музыке. Непосредственным поводом для вмешательства высших партийных органов в музыкальные дела явилась новая опера «Великая дружба» (музыка В. Мурадели, либретто Г. Мдивани), поставленная Большим театром Союза ССР в дни 30-й годовщины Октябрьской революции.<…> Советские композиторы должны отбросить, как ненужный и вредный хлам, пережитки буржуазного формализма в музыкальном творчестве и понять, что создание высококачественных и идейных произведений во всех жанрах—в области оперной, симфонической музыки, в песенном творчестве, в хоровой и танцевальной музыке — возможно, только следуя принципам социалистического реализма. <…> Наш долг—мобилизовать все наши творческие силы, чтобы в кратчайший срок достойно ответить на этот призыв нашей партии, на призыв нашего великого вождя, товарища Сталина".

Юдина

Сталин был человек болезненно суеверный. Все непрощённые отцы народов и спасители человечества этим страдают. Это у них черта неминуемая. И поэтому они с некоторым уважением и даже страхом относятся к юродивым. Некоторые думают, что юродивые, которые правду-матку царям режут - дело прошлое. Так сказать, достояние литературы." Молись за меня, блаженный". Очень сильно это место у Мусоргского получилось. Тут Мусоргский показывает, какой он великий оперный драматург. Все эффекты отбрасывает ради драматургического воздействия. И действует - до слез. Но юродивые не перевелись. И тираны их боятся по-прежнему. Тому есть примеры в наши дни.
 

Конечно, Сталин был полоумным. В этом нет ничего удивительного. Мало ли сумасшедших правителей. Их в России было достаточно - Иван Грозный. Или Павел. Сумасшедшим был, вероятно, Неронов Англии, говорят какой-то из Георгов тоже был не в себе. Так что сам по себе факт удивления вызвать не может. Удивительно другое. Иван Грозный умер в своей постели как полноправный монарх. Однако уже следующему сумасшедшему так легко отделаться не удалось. Павла I, как известно, удавили. Тут некоторый прогресс налицо. Казалось, в дальнейшем все пойдет прекрасно. И следующего сумасшедшего русского властителя можно будет просто пригласить в санаторий. Чтоб он там отдохнул от дел. И полечился заодно.

Но не вышло ничего хорошего. Самый безумный, самый жестокий из тиранов властвовал совсем уж без всякого сопротивления. Умер Сталин на кровати или под кроватью - этого я уж не знаю. Но что он принес больше вреда, чем все ненормальные короли и цари прошлых времен, вместе взятые,- это я могу сказать точно. И никто даже не заикнулся о том, что Сталин - полоумный.

Говорят, Бехтерев, крупнейший наш психиатр и хороший знакомый друга нашей семьи - Грекова - осмелился заявить, что Сталин ненормальный. Бехтереву было тогда лет 70. Он был мировой знаменитостью. Его вызывали в Кремль. В Кремле он тщательно обследовал психическое состояние Сталина. Вскоре после этого Бехтерев умер. Греков был уверен, что Бехтерева отравили. А ведь это - еще один страшный анекдот. Из знаменитой серии о сумасшедших домах и их обитателях. Сумасшедший отравил своего врача.

(Я уверен, что сумасшедшим в данной ситуации можно назвать только одного человека - Бехтерева - tapirr)

В последние годы жизни Сталин все больше смахивал на безумца. Росла и его суеверность. Один мой приятель, музыковед, соседствовал по квартире с охранником Сталина. Мужик сначала отнекивался. Потом выпил, разговорился. Работа была хорошо оплачиваемая. Он патрулировал московскую дачу Сталина. Зимой - на лыжах, летом - на велосипеде. Они бесконечно кружили вокруг. Жаловался, что от этого начинает кружиться голова. Вождь за пределы дачи не выходил. А когда показывался, вел себя, как одержимый манией преследования. Все смотрел по сторонам. Оглядывался, озирался. Целыми днями никого к себе не подпускал. Он много слушал радио.

Однажды Сталин позвонил в Радиокомитет, где заседали руководители нашего радиовещания. И спросил, есть ли пластинка фортепианного концерта Моцарта N23, которую он слушал по радио накануне. "Играла пианистка Юдина,"- добавил он. Сталину отрапортовали, что, конечно, есть. На самом деле ее не было. Концерт передавали из студии. Но Сталину смертельно боялись сказать нет. Никто не знал, какие будут последствия. Жизнь человеческая ничего не стоила. Можно было только поддакивать. А поддакивать надо было сумасшедшему.

Сталин велел, чтобы пластинку с концертом Моцарта в этом исполнении доставили к нему на дачу. В Радиокомитете паника. Вызывают Юдину. Собирают оркестр. Ночью устраивается срочная запись. Все тряслись от страха. Кроме Юдиной - ей море по колено. Она позднее рассказывала, что дирижера пришлось отправить домой. Он от страха ничего не соображал. Вызвали другого. Но и этот дрожал и только оркестр сбивал.

Только третий оказался в состоянии довести запись до конца. Думаю, это уникальный случай в истории звукозаписи. Факт смены трех дирижеров в течение одной записи. К утру она была готова. На другой день изготовили единственный экземпляр пластинки. В исторически кратчайшие сроки. И отправили ее Сталину. Это тоже был рекорд. Рекорд подхалимажа.
 

Вскоре Юдина получила конверт, в который было вложено 20 000 рублей. Ей сообщили, что это сделано по личному указанию Сталина.

Тогда Юдина написала Сталину письмо. Рассказ ее звучал неправдоподобно. Но она никогда не лгала. А писала она следующее:

"Я буду о вас молиться денно и нощно и просить Господа, чтобы он простил Ваши прегрешения перед народом и страной. А деньги я отдала на ремонт церкви". С Юдиной ничего не сделали. Сталин промолчал. Утверждают, что пластинка с моцартовским концертом стояла на его патефоне, когда его нашли мертвым.

Тираны и юродивые одинаковы во все времена. Читайте Пушкина и Шекспира. Слушайте Мусоргского.

Продолжение следует

mp3 М.Юдиной

о Юдиной:

Н.А.Павлович

Ещё о ней


о.Георгий Чистяков о М.В.Юдиной:

http://tapirr.com/ekklesia/chistyakov/v[/url]echn_grad/yudina.htm