Литература в школе. Наша песенка спета?                                                                                                                                                 


 Название новой книги Льва Соломоновича, заслуженного учителя, проработавшего в школе более шестидесяти лет, говорит само за себя. Есть ли будущее у литературы в шке, какова судьба преподавания этого непростого предмета, выживет ли он, переродится ли, или постепенно умрет, погрязнув в пучине формализма и сухой академичности, которая губительная для литературы, чужда ей, и вредна для понимания.

 Лев Айзерман указывает на то, что сейчас, к сожалению, на уроках литературы учеников заставляют ее знать, а о понимании не идет и речи. Страшное словосочетание "анализ произведения" вызывает у современных школьников приступы зубной и головной боли, все уже до них давно проанализировано, рассмотрено и записано в различных хрестоматиях и пособиях, а несовпадение личного мнения с мнением учебника грозит поплывшим в журнале лебедем. Вот и получается, что наши отличники, прекрасно подготовленные к ЕГЭ, оказываются совершенно беззащитны и даже невежественны, как только речь заходит о произведениях, которые не были включены в школьную программу. Рассуждения Льва Соломоновича не голословны, он приводит крайне наглядный пример губительности такого подхода к преподаванию и изучению. Была олимпиада по литературе, в которой участвовали сорок два лучших ученика города Москвы, десятиклассники из лицеев, гимназий, закрытых школ, безусловные отличники. Им было предложено написать свою рецензию на рассказ Чехова "Студент" (стоит отметить, что сам Чехов считал это рассказ своим лучшим, тем не менее, он не включен в школьную программу). Так вот, из сорока двух писавших, послание Чехова дошло (а говоря попросту, рассказ поняли) до восьми человек, то есть до каждого пятого. Остальные же остались глухи к призыву Чехова, и печально было наблюдать, как отличники, ученики школ с гуманитарным уклоном пишут совершеннейшую нелепицу. Не видят рассказа, не чувствуют его. "Прочитав рассказ Чехова "Студент", я задумалась, а какая же тема рассказа, какова его идея? Никакой темы и идеи рассказ не содержит, я бы никогда не стала перечитывать этот рассказ и, слава Богу, что подобных у Чехова больше нет", - вот так, а Чехов, между делом, считал это произведение своим самым лучшим.


В чем же дело, где произошел тот сбой? Вполне возможно, что ученики, писавшие эти рецензии, ничего не знают о том евангельском сюжете, что звучит в рассказе, но Лев Соломонович считает, что дело в другом. В том, что детей не научили анализировать - анализ сам по себе самоценен и самоцелен, он развивает нас, помогает открыться, но вместо того, чтобы научить ловить рыбу, нас кормят уже выловленной, причем не всегда свежей. И именно в этом вся беда современного преподавания школьной литературы. Эта проблема касается не только современности. Она не возникла здесь и сейчас на ровном месте - советская школа так же грешила этой канцелярщиной и сухостью, попадались учителя, которые даже в Пушкине с Гончаровым умудрялись найти любовь к социализму и Сталину, а в школьную программу было включено море бездарных советских авторов пишущих для партии на заказ. Но, учили же, не по учебнику, сами, собирали у себя в маленьких квартирках библиотеки, приглашали учеников на факультативы и литературные вечера. Осталось ли подобное в наше время?

 Книга Льва Соломоновича необычайна разносторонняя, она говорит не только о проблемах преподавания, но и о нашем отношении к литературе, к ценностям, моральным устоям. Сложно объяснять ученикам мотивы поступков Татьяны Лариной, когда сама ее фраза: "но я другому отдана, и буду век ему верна", - им в корне непонятна, а читая про Анну Каренину, многие крутят пальцем у виска. Другое время, другое воспитание и ценности, и как объяснять этим детям двадцать первого века классику остается неясным. Есть ли будущее у литературы, в принципе, той серьезной, заставляющей думать, сопереживать, анализировать. Той литературы, что обогащает эмоционально, а не просто позволяет скоротать время в общественном транспорте. Этот вопрос сейчас особенно актуален, когда не только интерес к чтению снижается, но и качественно меняются сами книги, которые мы читаем. Каждый третий держит в руках детектив в яркой завлекательной обложке, а вот увидеть у современного молодого человека томик Есенина, или, скажем, Захара Прилепина (очень современный, между прочим, писатель) это что-то за гранью фантастики. Откуда такое отношение к литературе, к классической ее составляющей? Здесь простое человеческое желание, замученного на работе обывателя, отдохнуть мозгом, а не окунуться в пучину страстей и дум глубоких. Здесь же и подспудное отвращение ко всему классическому, вынесенное со школьной скамьи. Печально, но благодаря школьным урокам литературы все мы твердо знаем, что классика это нудно, скучно и неизмеримо до нас далеко. Мой приятель читает какие-то дикие фантастические боевики, с унылым плоским языком, банальным сюжетом и яркими кислотными обложками, на мой закономерный вопрос, - «чем тебе не угодили Герберт Уэллс со Стругацкими?», - он честно признался, что грифом «классическая фантастика». Да, что далеко ходить за примером, моя собственная преподавательница литературы все школьные годы усиленно прививала мне отвращение к чтению, к счастью безуспешно. Хотя к классической русской литературе я до сих пор отношусь с опаской, а вдруг там и правда то, о чем говорила нам Марь Иванна, - Раскольников чудовище, Сонечка проститутка, а Базаров псих и нигилист. Занавес закрывается.

 А еще проблема современности в том, что у нас появилось какое-то извращенное понятие об образованности и культурности - не обязательно читать, понимать и чувствовать, для того чтобы считаться образованным человеком достаточно знать. Глупо было бы считать наше время веком невежества и бескультурья, стричь всех под одну гребенку, невежд хватало всегда, но никогда, кажется, не было такого, что важным становилось не быть образованным, а прослыть таковым. В качестве печального примера подобного отношения Лев Соломонович приводит книгу Сергея Чупринина с потрясающим эпиграфом «Все, что вам нужно знать, чтобы прослыть человеком, хорошо разбирающимся в современной литературе». Ирония автора горька, но прекрасно отражает реальное положение вещей. Вот и получается главная основная тенденция в школах – дать современным ученикам сведения о произведениях, информацию о них. Главным становится не процесс сопереживания, размышления, чтения, а результат, итог, вывод, который можно зафиксировать в ЕГЭ. В качестве примера в книге приводится выписка из современной методички для преподавателей литературы. Первый урок по «Грозе». «План урока: 1. Творческая история драмы «Гроза». 2. Тема, идея, конфликт пьесы. 3. Композиция, жанр». Замечательно получается, еще не разобрана ни одна сцена из пьесы, а уже все готово: и тема, и идея, и жанр. Выводы с итогами лезут вперед батьки в пекло, а телега мчится впереди лошади. Читать дальше ничего не нужно, все уже готово и написано в той же самой методичке. Осталось записать и выучить. Или, допустим, тема «Взгляды Базарова». Десятиклассники должны выписать из текста взгляды героя по четырем направлениям: взгляды научные, философские, политические, эстетические. Разобрать живого человека на составляющие и превратить его в схему, наглядную и удобную для заучивания. Выглядит жутковато, но как ни печально это наша действительность, подобные методички рекомендованы к ознакомлению лучшими умами педагогики…

 На самом деле о книге Льва Соломоновича Айзермана можно рассказывать и рассуждать еще очень долго, можно даже написать новую книгу по мотивам, назвать ее «Размышления, на которые меня натолкнула книга «Педагогическая Непоэма» и предаться разнузданному анализу… что и говорить, несмотря на свой небольшой объем, произведение получилось очень обширным, значим и затрагивающим важные проблемы. Здесь есть о чем и над чем подумать. Книга будет, безусловно, полезна преподавателям, педагогам и воспитателям, но и просто родители детей школьного возраста смогут почерпнуть для себя много полезного. Возможно, эта книга поможет вам понять своего ребенка лучше, чем все брошюры из серии «что говорить и как, чтобы ребенок вас слушал и слушался». Присмотритесь, что читает ваш ребенок и читает ли он вообще, может, стоит задуматься, если книгам он предпочитает стрелялки и бесконечные передачи по телевизору?

Какие ассоциации первыми приходят нам в голову, когда мы слышим или говорим о Швеции? Холодное небо, хмурые молчаливые люди, возможно потомки тех самых скандинавов, о которых сложено так много песен и легенд и, конечно же, море. Море окружает Швецию, подступает к ней со всех сторон, оно кормит не одно поколение рыбаков, выросших здесь. Море дает, и море же забирает.

В новом романе шведского писателя Йона Айвиде Линдквиста тоже очень много воды, по мере прочтения книги нет-нет да и ощутишь соленый привкус на языке, и смутно слышится шепот прибрежных волн. Море зовет…

«Человеческая гавань» (издательство Азбука) это повествование об обычных людях, столкнувшихся со совсем необычными и даже пугающими обстоятельствами. На маленьком островке, затерянном среди скал происходят ужасные вещи: бесследно пропадает маленькая девочка, жители острова слышат потусторонние голоса, толкающие их на самоубийства и подлости, вода в колодцах отравлена, а вышедшие из морских глубин призраки, как ни в чем не бывало, разъезжают на старом мопеде, поджигают дома, и топят в ведре старых подружек. И за всем этим стоит море. Невозмутимая и бесконечно могущественная стихия  -  трудно бороться со злом, когда его вроде бы и нет. Море абсолютно равнодушно, оно не испытывает эмоций и не считает должным объяснять свои поступки – оно просто берет то, что считает нужным.

Сама по себе книга производит двоякое впечатление – с одной стороны это леденящий душу сюжет с лихо закрученными поворотами, а с другой, то самое, что принято называть «феноменом шведского триллера» Само повествование затянуто до невозможности. Это практически так же неспешно и нудно, как все скандинавские саги. Даже сцены, где происходит оживленное действие здесь, скорее убаюкивают, чем будоражат.

«Рольф медленно поднялся. На лбу у него было темное пятно и немного крови. Глаза смотрели безумно. Он выхватил нож и бросился на Йохана. Симон кинулся следом, схватив ружье, которое уронила Анна-Грета. 

- Стой, подлец! – крикнул он отчаянно.»

Не трудно заметить, что язык автора настолько лаконичен и скуп, что порой напоминает черствый сухарь, чем дальше читаешь, тем сильнее убаюкивают эти мерные волны холодной скандинавской прозы, убаюкивают и затягивают в свою пучину. Начав читать остановиться уже невозможно и, несмотря на, всю специфичность книги и ее изложения, вы обязательно прочтете ее до конца. Быть может, не проглотите в спешке, как привычные глазу и разуму американские экшны и триллеры, а прочтете неспешно, вдумчиво и уж точно не останетесь  равнодушными, ведь книга насквозь пропитана запахами, звуками и ощущениями, порой весьма жутковатыми.

Линдквист несомненно оправдывает звание «шведского Стивена Кинга», присвоенное ему крупнейшими литературными критиками. В, казалось бы, избитый жанр ужастика, со всеми его клише из зомби, призраков и прочей нечисти он привносит нечто свое, кардинально новое и от того еще более захватывающее. Еще ни кому не удавалось победить море или договориться с ним – эта стихия настолько же непредсказуема, насколько опасна и могущественна, и человеческие жертвоприношения лишь шаткий мостик, призрачный шанс, на то, что все будет хорошо.

«Человеческая гавань» на поверку оказывается не просто историей о призраках, пропавших людях и человеческих жертвах, а рассказом об отношениях, любви, дружбе и преданности. Здесь страшное и фантастическое явилось не целью, а всего лишь средством, чтобы описать всю гамму чувств и переживаний, и по-новому осмыслить самого человека и мир его окружающий. Часто холодный и неприветливый.

Аккуратные мемуары педантичного еврейского«мальчика» о его не совсем аккуратной и местами весьма потрепанной жизни. То тут, то там из стройного ряда воспоминаний выбиваются лохматые обрывки слов, мыслей, записок и недочитанных писем. Автор то и дело перескакиваетс темы на тему, путается в словах и «показаниях».У читателя может возникнуть ощущение, что ему на голову высыпали ворох старых бумаг, фотографий, счетов и листов из амбарныхкниг, исписанных мало разборчивым почерком, предоставив разбираться во всем этом самому, самому же и устанавливать причинно-следственные связи. Сколько раз на страницах появляется упоминание о некоем убитом дятле и о том, как эта картинка сильно повлияла на психику маленького Виталика… собственно о том, как она повлияла он обещает рассказать, раз пять, и каждый раз забывает, отвлекшись на другие, более важные, всплывшие в памяти детали, а потом снова и снова возвращается к дятлу и опять, как и раньше не договаривает, перескакивает… До конца книги мы так и не узнаем, что же там приключилось такое. А может, и вовсе не узнаем, неизвестно вспомнит ли он о данном себе и нам обещании.  
Автор то говорит от первого лица, то переходит на повествование от лица третьего.Будто бы отстраняясь от жизни того Виталика, которая сейчас разворачивается перед читателем, обнажая порой не самые красивые свои стороны. 
Он смотрит со стороны, оценивает и анализирует – жизнь и свое к ней отношение в частности. Порой это слишком уж смахивает на тяжелую рефлексию: на страницах книги не раз можно встретить упоминание о нездоровой завистливости, чрезмерной раздражительности и порой излишней педантичности Виталия Затуловского, которые частенько мешали ему жить и этой жизни радоваться. 
Санки,козел, паровоз – книга, на страницах которой автор препарирует себя,раскладывает по полочкам каждое свое движение, эмоцию или событие. Но обнажает не только свою жизнь - вся его семья, и люди так или иначе тесно с ним связанные, тоже оказываются под прицелом микроскопа, тоже не избежали участи быть изученными со всех сторон.Их чувства и переживания рассмотрены, разложены на составляющие и пришпилены к страницам книги, словно бабочки на булавках в альбоме у заядлого энтомолога. Здесь он расходится на столько, что позволяет себе читать и даже публиковать страницы из личного дневника своей матери, найденные им в ее секретере после смерти женщины, здесь же и ее переписка с отцом Виталика, погибшего во время войны. 
У этого повествования нет точного начала и нет точного конца. Отправной его точкой можно считать самое первое воспоминание автора– санки, козел на железной дороге и паровоз по этой же железной дороге едущий. 
Санки,козел, паровоз это так же лаконично как улица, фонарь, аптека у Блока, но вмещает в себя, куда больший объем информации. Эти три слова вместили в себя практически всю жизнь от самого ее начала и до конца.  

Тричашки чая – это поразительная книга о «Настоящем Человеке» 

История о жизни упорного американца, доказавшего всему миру,что можно добиться потрясающих успехов,обладая лишь решительностью и нечеловеческим трудолюбием. 
Грег Мортенсон соавтор и главный герой книги прошел длинный путь от простого нищего альпиниста до руководителя одной из самых успешных благотворительных организаций мира – Института Центральной Азии, основной целью которой является развитие образования в Пакистане и Афганистане. 
Первая глава книги носит весьма символичное название «Провал». Путь Мортенсона в Пакистане действительно начинался с полнейшего краха и полосы неудач, сам повод, что привел его в эту страну нельзя назвать счастливым – Грег прибыл в Пакистан чтобы почтить память умершей сестры восхождением на вторую по высоте гору мира – К2,но кажется, что все обернулось против него: не дойдя до вершины всего немного, Мортенсон заблудилсяи едва не погиб меж скалистых ущелий неприступной горы, уставший и изможденный он все же вышел к людям, но оказалось, что свернув не туда, он оказалсясовершенно не в той деревне, где стоял их альпинистский лагерь. 

Именно здесь в Корфе начинается самая главная история его жизни, перед читателем разворачивается описание сложной и огромной по своим объемам работы, которую проделал этот самоотверженный человек, чтобы выполнить свое обещание и построить в Корфе – дикой деревне, затерянной в горах Пакистана, их первую вжизни школу. 
Неприятности сыпались на Грега как из рога изобилия, денег катастрофически не хватало,приходилось ночевать в машине и экономить каждый цент, перебиваясь скудной пищей и отказывая себе порой в самых необходимых вещах. Все его письма вблаготворительные организации и известным людям оставались без ответа, Мортенсон уже почти отчаялся, как ему улыбнулась удача – Жан Эрни, в прошлом великий альпинист, выдающийся ученый и просто очень богатый человек, пожелал сделатьпожертвование для постройки школы в Афганистане. Этих денег хватало ровно для того чтобы построить школу, и Грег окрыленный удачей тут же выехал в Корфе. 

После долгих перипетий, преодоленных препятствий и трудностей школа все-таки была построена, а этот отверженный человек уже твердо решил для себя, что продолжит свою деятельность в этой стране, он не собирался ограничиваться одной школой,хоть и знал, что выполнить задуманное будет очень и очень сложно. 
Через некоторое время тот же Жан Эрни, основал благотворительный фонд под названием Институт Центральной Азии, сделав Грега директором и пожертвовав в его адрес миллион долларов США, так начался второй виток истории просветительской деятельности Мортенсона в мусульманских странах. 

События11 сентября серьезно ударили по моральному состоянию американцев и усугубили ситуацию в Афганистане, вызвав волну бомбардировок со стороны Америки. Несмотря на реальную угрозу своей жизни Грег не отказался от своей деятельности и не уехал из Афганистана, хотя посольство Америки не раз настоятельно ему это рекомендовало. 
Мортенсон активно призывает не бороться с джихадом и терроризмом исключительно с помощью насилия, он видит корень всех проблем в отсутствии светского образования среди большинства мусульманских детей. Эта книга о том как один самоотверженный Американец борется за образование и просвещение детей мусульманского мира, а люди, встречающиеся на его пути учат его самого. 
« Когда ты впервыепьешь чай с горцами балти, ты – чужак. Во второй раз – почетный гость. Третья чашка чая означает, что ты – часть семьи, а ради семьи они готовы на что угодно. Даже умереть»- Грег Мортенсон пьет чай, за все время пребывания в Пакистане и Афганистане он, кажется, выпивает литры чая, а вместе сним впитывает в себя мудрость народов балти и многих других, населяющих эти страны, и встречающихся на его пути. Не раз на страницах книги читатель может убедиться в том, что даже необразованный и дикий горец, может многому научить самого просвещенного и продвинутого жителя «большого» мира. Это и мудрость,  и бесконечное терпение и спокойствие. А самое главное умение ценить и дорожить своей семьей, человеческими отношениями, которые здесь ставятся во главу угла. 
Книга словно открывает глаза, занавешенные плотными стереотипами, заботливо взращенными различными СМИ, о поголовной жестокости и радикальности всего населения Афганистана, Пакистана и других стран центральной Азии. Отнюдь - на территории этой страны не так уж и много приверженцев радикального ислама-большинство детей, в частности девочек, хотели бы учиться, быть образованными и полезными в современном обществе. На шаткую дорожку джихада этих людей толкает отсутствие, каких либо перспектив в жизни. Пакистанское правительство просто не способно обеспечитьобразование даже на половине территории страны. И за дело берутся ваххабитские организации и движения Талибан. 

Тут же возникает и вопрос о «превентивности удара» Зачем отвечать агрессией наагрессию, не лучше ли было бы сделать так, чтобы эта агрессия просто не могла возникнуть, не гуманнее ли создать условия, где ростки радикализма не взойдут?
Возможно сейчас не самое лучшее время для публикации книги в России. В связи с массовой истерией вокруг внешней политики США сложно воспринимать книгу как нечто отдельное и никак с ней не связанное. Книга казалась бы чище и откровеннее, без привкуса попытки отбелить и оттереть Америку от налета агрессивности и ярлыков, что навешивают на нее мировые СМИ, из-за манеры правительства Соединенных Штатов вести «переговоры» со странами мусульманского мира. 
Тем не менее, чтобы ни привиделось читателю между строк, это нисколько не умаляет достоинств и свершений Грега,который своим примером доказывает, что человек действительно может свернуть горы стоит только захотеть. Три чашки чая, это не только история о том, как по крупицам собирается доверие, это такой ненавязчивый пинок с явным посылом – у нас миллион возможностей, почему бы их не использовать? Быть может, удастся сделать мир вокруг хоть чуточку добрее. 

Сегодня пришла к гениальному выводу - неплохо было бы, чтобы моя логофилия во всех ее формах приносила хоть какие-то деньги. Ну и опыт. Ну и портфолио. 

Выклянчила у начальника нашего отдела культуры две книги на рецезию. И да поможет мне... ну, кто там обычно помогает журналистам, настолько же ленивым, насколько и талантливым. А я все же надеюсь, что зачатки светлого и доброго во мне есть, не погибли еще окончательно под грузом отвратительного характера. 

У меня прошла зимняя апатия и состояние нестояния неписания, поэтому я снова с удвоенной силой возьмусь портить своими пальчиками клавиатуру. 

В частности буду писать небольшие рецезюшки. В меру своих убогих сил и возможностей, как всегда. Ибо читаю я много, а некоторые книги все же достойны того чтобы о них узнала общественность, непредвзятое мнение, так как за рекламу мне никто не платит и платить, вроде как, не собирвается. 

Дина Рубина... да Дина Рубина, я читала, мне понравилось, но вот как раз о ней говорить я ничего не буду, хоть это и одно из самых ярких моих литературых впечатлений за последнее время. 

Во-первых, про нее и так уже достаточно сказано пересказано, а во-вторых, кажется мне, что своим далеко не филигранно отточенным слогом, словами своими, грубо поставленными и не всегда в ряд, я попорчу то хрупкое и невесомое, что несут в себе ее романы, ту канву из аллегорий и олицетворений, ту тонкую вязь дествительности, что создает она словом. Одно скажу - до Рубиной я и предположить не могла, что небо можно описать так, а для описания луны существует куда больше метафор, чем "сливочная" и "сырная" .

P.S. Жаль, что прочтение хорошей литературы совсем не учит меня пунктуации. она как-то все время остается за гранью моего восприятия, все эти запятые, крючочки и палочки просто остаются незамеченными в ворохе событий и круговерти сюжета, что я жадно заглатываю в себя.