Я сидела в баре и тратила время на самое бестолковое в мире занятие: пыталась отыскать в жизни смысл. То ли плохо искала, то ли он был запрятан так, что не докопаешься, но я его не видела и почему-то здорово переживала из-за этого, хотя давно могла бы привыкнуть.
Жизнь для меня ничего не стоит, она не то, что не нужна мне, она надоела. Ведь без знания того, что я такое и зачем я здесь - нельзя жить. А я знать этого не могу, следовательно,  жить тоже не могу.
Жизнь, теперь вся моя жизни, независимо оттого, что может случиться, каждая минута её – бессмысленна. Невозможно заставить человека жить, если он этого не хочет.
Если бы ты хотя бы на минуту ощутил ту боль, которая наполняет всю мою душу, ты не выдержал этой муки. Она невыносима. С каждым днем она убивает во мне живые чувства. Я привыкла к ней, она стала частью меня. Я стараюсь забыть тебя. Сначала привыкаешь, а потом все проходит, и ничего уже не чувствуешь. Совсем ничего: ни боли, ни радости, все становится черно-белым. И дышать тяжело, хотя вокруг один воздух. Ничего не вернешь, я упустила её. Но менять уже поздно.
А что дальше, зачем дальше жить. Когда смысл жизни потерян, когда терять уже нечего. Все, что было раньше нормой жизни, стало теперь невыносимо. Раньше день был тяжелой мукой, но я знала, придет ночь и укроет от страданий, а теперь и она не дает покоя. Мысли, прожитые воспоминания тревожат мой разум, заставляя заново переживать минуты боли, переживаний, страха те, что пора давно  уже забыть, но нет возможности это сделать.
Я открываю глаза среди ночи, а тебя нет рядом. Тебя ведь и вправду нет, ни сегодня, ни завтра. Ну, зачем такая правда нужна? А если нельзя избавиться от нее, то зачем мне такая жизнь? Я не хочу, чтобы так было, слышишь, не хочу! Без тебя каждый день последний…
Я не могу оставаться одна ночью, в темной комнате, куда даже в окно не попадает лунный свет. Здесь так пусто, что хочется кричать от боли. Как раскаленным железом проходит по телу ощущение вечной тьмы. Я боюсь, что эта пустота проникнет в меня, убьет все чувства, все мысли, воспоминания, потушит свет, оставит только боль ушедших лет. И так день за днем, живешь только лишь потому, что надо выжить.
Все возможно вынести и через все пройти, необходимо только что-то для поддержки.… А когда ничего нет, когда никого нет, что делать тогда? Оставить все свои вопросы для других, просто уйти? Ведь эта горечь одиночества уже почти невыносима, нельзя постоянно так жить. Я боюсь внутренней темноты: там нет  слез, нет радости, а только тишина, мертвая тишина.
Весь мир кажется погруженным в какой-то тонкий туман. Тишина моих комнат оглушает, я разговариваю, чтобы немного вселить жизни в эти мертвые стены. Я хожу вдоль и поперек, и в критические минуты прикладываю лицо к оконному стеклу и кажется оно такое ледяное. Рана на кисти, иногда, я ее не замечаю, а сейчас стало больно, руки впились в подоконник, я заревела,  или от боли в руке, или от той, что рвала меня изнутри: пронзала каждую часть моего тела, вскоре утихала, но лишь затем, чтобы с новой силой убивать последние крупинки моей души. Нет сил, даже думать о чем-то. Пустота, темнота, ничего не хочу видеть, никого не хочу слышать, мне ничего не интересно знать. Я уже не стану прежней, всё меняется, все меняются.
Днем я сплю, а ночью стою у окна и вглядываюсь в темноту ночных улиц. Иногда там идет снег, а может дождь или просто ветер, мне теперь это без разницы. Бывало, посещают глупые мысли, а не оставить ли этот мир другим, пусть они живут, любят, умирают. Ко всему можно привыкнуть и я смогу, я сумею только надо время. Жизнь иногда может стать тяжелой болезнью даже для здорового человека.
И вроде все нормально, но когда вспоминаю это время, что-то с новой силой пронзает сердце: резко и быстро, а потом эта боль медленно растекается по всему телу, практически, превращается в физическую. Нет желания открывать глаза и начинать день заново, просыпаясь утром, я жду скорей бы вечер.
Странно, одни говорят, что любовь есть, другие утверждают, что ее нет. А насколько проста истина: любовь и есть, и нет – в зависимости от того верят ли в нее. Это внушение самому себе. Удивительно при этом только то, что если я верю в любовь, она в результате не только появляется, но и оказывается в состоянии самостоятельно противиться моим желаниям и воле.
Я не хочу испытывать это чувство еще раз, оно оставляет болезненные раны, которые не заживают, а лишь затягиваются со временем. Зачем искать то, что потеряешь позже, не стоит эта боль тех радостных мгновений. Не хочу мучаться годами из-за  нескольких счастливых минут. Любовь не стоит того, чтобы за нее платить так дорого.
Со мной что-то происходит, а я не знаю, что делать и помочь мне никто не может. Ошибки в нашей жизни, как паутина: чем быстрей ты хочешь освободиться, тем сильней она сковывает твои движения. Я не знаю, что нам нужно друг от друга и не знаю что мне надо от себя. Я не знаю, зачем ты мучаешь меня, зачем играешь со мной. Каждым словом ты причиняешь мне боль. Ты думаешь, это так просто? Жить без любви, жить и знать, что человек, за которого ты бы отдал жизнь, тебя просто не замечает. Разве можно было взглянуть на меня так, как ты взглянул? Посмотреть на меня, видеть, что сердце мое разрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Ты не то, что охладел ко мне, ты ненавидишь меня. Ты думаешь, что знаешь меня? А ты знаешь меня так же мало, как кто бы то ни был на свете знает. Я сама не знаю. Всем нам хочется сладкого, вкусного. Нет ни конфет, ни шоколада. Нам хочется любви! Чего ты искал во мне? Любви не столько, сколько удовлетворения своего тщеславия. Разумеется, была и любовь, но большая часть была гордость успеха. Зачем эта ложь? Только для того, чтобы скрыть, что мы все ненавидим друг друга.
Борьба за существование и ненависть – одно, что связывает людей. Мне говорят, что я бессмысленно ревнива, и я говорю себе, что бессмысленно ревнива; но это не правда. Я не ревнива, я недовольна.
А между мной и тобой, какое же  я придумаю новое чувство. Возможно ли какое-нибудь не счастье, уже, а только мученье? Нет! Не возможно! Моя любовь становится все ярче, а твоя все гаснет и гаснет, вот от чего мы расстаемся. Раньше мы шли друг другу на встречу, а теперь неудержимо расходимся в разные стороны. И изменить этого нельзя. Все попытки были сделаны. Мы с тобой жизнью расходимся, и я делаю твое несчастье, ты – мое, и переделать ни тебя, ни меня невозможно. Разве мы не брошены на свет затем только, чтоб ненавидеть друг друга  и тем самым мучить себя и других. Ведь нечему радоваться, этот смех раздражает до боли, хочется закрыть уши, чтоб не слышать его. Зачем все разговаривают, зачем смеются? Все не правда, все ложь, все обман, все зло…
Что такое любовь – это грязное чувство! Что скрывается за этим словом? Это не что иное, как привязанность, перерастающая в привычку. А люди думают, что это величественное, светлое чувство посетило их, окунаются в мир иллюзий, забывая о реальности. А когда спускаются с небес - разочаровываются, понимая, что любви-то НЕТ!
Отчего же не потушить свечу надежды в любовь, когда смотреть больше не на что, когда гадко смотреть на все это!
Я  люблю тебя, так же как и раньше. Я так хочу еще раз взглянуть в твои синие как  небо глаза, хотя бы еще один раз прикоснуться к твоим губам, почувствовать тепло твоих объятий один только раз, последний, прощальный… 
Жизнь течет спокойно, разумно и правильно. Нельзя войти второй раз в ту же реку, такую родную теплую реку, даже если на суше ты задыхаешься, как полумертвая рыба.
Я пью уже четвертую чашку кофе за последние полтора часа. Хотя мне отчаянно хочется напиться, но по опыту знаю, что это не поможет. Я придвинула чашку ближе и почему только сейчас поняла, что кофе мне не нужен. Я сама себе не нужна. Настроение ни к черту, и придется как-то это пережить. Но хуже было то, что подобное настроение в последнее время перешло в разряд хронических. Не могу сказать, что, к примеру, полгода назад я смотрела на мир с восторгом. Восторги оставили  меня довольно давно, но все-таки в жизни я старалась находить что-то приятное.
Я помню нашу встречу до мелочей, тысячу раз прокручивала ее в голове. Я помню каждое твое движение, каждый жест: наши взгляды встретились, в его глазах было какое-то выражение, которого я раньше не замечала: тоска, растерянность, непонимание. В этот  вечер  он был слишком молчалив, наверно потому что это была не просто последняя встреча, а заключительная. Ни я, ни он не хотели этого, но так должно быть. Он просто сказал:
- Давай распишемся.
- Нет, - подумав, сказала, - у нас ничего не получиться.
Нам не следует больше встречаться, так легче все забыть и смириться с тем, что есть.  Одни говорят, что это происходит иногда,  другие говорят, что это случается довольно-таки часто, все утверждают, что это проходит и забывается. А со мной это впервые и это не проходит и не забывается. Я  люблю слишком сильно, чтобы делать ему больно. Знаю, он никогда меня не полюбит, он никого не полюбит, никогда. И от этого так больно, как никогда еще не было. Чем меньше мы будем видеться, тем лучше. Чем раньше расстанемся, тем  лучше. Просто встретились не так как могли бы, а теперь расходимся. И никто не узнает, что было внутри у меня, никто.  Ведь шансов нет, ни одного, зачем обманывать себя, кормить надеждами, верить в то, чего не будет никогда, любить того, кого нельзя. Так сложно, я больше не могу.
Наверно я это все придумала сама и то, что тебе не все равно, что я ухожу, и эту любовь  ко мне. Ведь ничего нет, и не могло быть. И я это прекрасно знаю, но не хочу принимать, так как есть, не хочу, ты слышишь? Конечно, он уже не слышал, он был слишком далеко, чтобы понять мои слова. Прошло много времени со дня нашей последней встречи, а я все не знала, что делать и как дальше с этим жить. Я сидела за крайним столиком и не заметила, как она подошла и резко спросила:
-  Где он?
-  Ушел, - пожала я плечами, не поднимая взгляда.
-  Куда?
- Он не куда. Он совсем ушел…
                                                          
   

Любимый мой вчера убит,
  Любимый мой в гробу лежит,
И солнца луч навек погас,
    Мой милый не откроет глаз.

(с)

Свет, сахар, соль, столп, снег, слабость, слепота. Дым, идущий от земли.

Белая смерть, древнемоавитский символ плодородия.

Зима пришла первого декабря - в тот самый день, о каком условилась с составителями календарей. Во сне он вспоминал слова русского языка на "с", но сбился, когда за "солью" и "сахаром" встал "дым" - то вмешался английский.

Он проснулся ровно в девять утра, его разбудило нестерпимое желание выкурить сигарету. Некоторое время, не открывая глаз, он по привычке слушал тихий осенний дождик за окном, но вдруг понял, что капает слишком равномерно, понял, что это кварцевые стрелки настенного "таймекса" двигают потихоньку время - прямо здесь, в одной с ним комнате.

Он выбрался из-под вороха смятых простыней, нащупал очки и устроил их дужки за ушами. Опираясь о стену, добрался до окна, и понял - пришла зима.

Пустой холодный воздух уже не мог держать горячую тяжесть небес, плотные облака просели, почти легли на заснеженные крыши. Снег сыпался на землю быстро и густо, наспех, неравномерно покрывая припаркованные под окнами автомобили, лотки с дешевыми солнечными очками, летний мусор, любые следы присутствия человека - скорее всего, подумал он, все именно так и обстоит.

По крайней мере, так подсказывала ему тайная и веселая логика, который он теперь владел.

Он замерз в сухом кондиционированном воздухе комнаты, натянул свитер. От свитера все еще остро пахло растворителем - хотя он забросил работу много дней назад. Солнца не было видно из-за снега, но все равно - то было настоящее утро. Со стороны могло показаться, что он стоит у окна и просто смотрит - стараясь не моргать и не утирая слез. Просто смотрит - словно наблюдает, как мир по ту сторону исчезает под снегом, а снег сверкает чище паросского мрамора.

Сделав глоток воды из имитации греческой амфоры, он вспомнил, что лег всего час назад, а перед этим принял снотворное.

Один доллар восемьдесят семь центов. Это было все. Из них шестьдесят центов монетками по одному центу. За каждую из этих монеток пришлось торговаться с бакалейщиком, зеленщиком, мясником так, что даже уши горели от безмолвного неодобрения, которое вызывала подобная бережливость. Делла пересчитала три раза. Один доллар восемьдесят семь центов. А завтра Рождество. Единственное, что тут можно было сделать, это хлопнуться на старенькую кушетку и зареветь. Именно так Делла и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из слез, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают.  Пока хозяйка дома проходит все эти стадии, оглядим самый дом. Меблированная квартирка за восемь долларов в неделю. В обстановке не то чтобы вопиющая нищета, но скорее красноречиво молчащая бедность. Внизу, на парадной двери, ящик для писем, в щель которого не протиснулось бы ни одно письмо, и кнопка электрического звонка, из которой ни одному смертному не удалось бы выдавить ни звука. К сему присовокуплялась карточка с надписью: "М-р Джеймс Диллингем Юнг". "Диллингем" развернулось во всю длину в недавний период благосостояния, когда обладатель указанного имени получал тридцать долларов в неделю. Теперь, после того, как этот доход понизился до двадцати долларов, буквы в слове "Диллингем" потускнели, словно не на шутку задумавшись: а не сократиться ли им в скромное и непритязательное "Д"? Но когда мистер Джеймс Диллингем Юнг приходил домой и поднимался к себе на верхний этаж, его неизменно встречал возглас: "Джим!" -- и нежные объятия миссис Джеймс Диллингем Юнг, уже представленной вам под именем Деллы. А это, право же, очень мило.  Делла кончила плакать и прошлась пуховкой по щекам. Она теперь стояла у окна и уныло глядела на серую кошку, прогуливавшуюся по серому забору вдоль серого двора. Завтра Рождество, а у нее только один доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму! Долгие месяцы она выгадывала буквально каждый цент, и вот все, чего она достигла. На двадцать долларов в неделю далеко не уедешь. Расходы оказались больше, чем она рассчитывала. С расходами всегда так бывает. Только доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму! Ее Джиму! Сколько радостных часов она провела, придумывая, что бы такое ему подарить к Рождеству. Что-нибудь совсем особенное, редкостное, драгоценное, что-нибудь, хоть чуть-чуть достойное высокой чести принадлежать Джиму.

Однажды старый кот, повстречал молодого котёнка. Котёнок бегал по кругу и пытался поймать свой хвост. Старый кот стоял и смотрел, а молодой котёнок всё крутился, падал, вставал и опять гонялся за хвостом.
- Почему ты гоняешься за своим хвостом? - спросил старый кот.
- Мне сказали - ответил котёнок - что мой хвост, это моё счастье, вот я и пытаюсь его поймать.

Старый кот улыбнулся, так как это умею делать только старые коты и сказал:
- Когда я был молодым, мне тоже сказали, что в моём хвосте, моё счастье. Я много дней бегал за своим хвостом и пытался схватить его. Я не ел, не пил, а только бегал за хвостом. Я падал без сил, вставал и опять пытался поймать свой хвост. В какой то момент я отчаялся и пошёл.

Просто пошёл куда глаза глядят. И знаешь что я вдруг заметил?
- Что? - с удивлением спросил котёнок?
- Я заметил, что куда бы я не шёл, мой хвост везде идёт со мной..

(с)NBespalov

«Бывает же — топишь печку, глядишь на огонь и думаешь: «Вот она какая, большая зима! И вдруг просыпаешься ночью от непонятного шума. Ветер, думаешь, бушует вьюга, но нет, звук не такой, а далекий какой-то, очень знакомый звук. Что же это? И засыпаешь снова. А утром выбегаешь на крыльцо — лес в тумане и ни островка снега не видно нигде. Куда же она подевалась, зима?

Тогда сбегаешь с крыльца и видишь... лужу. Настоящую лужу посреди зимы. И от всех деревьев идет пар. Что же это? А это ночью прошел дождь. Большой, сильный дождь. И смыл снег. И прогнал мороз. И в лесу стало тепло, как бывает только ранней осенью».

Вот как думал Медвежонок тихим теплым утром посреди зимы.

«Что же теперь делать? — думал «Медвежонок. — Топить печку или нет? Щипать на растопку лучинки или не надо? И вообще как это так — опять лето?»

И Медвежонок побежал к Ёжику посоветоваться. Ёжик ходил вокруг своего дома в глубокой задумчивости.

— Не понимаю, — бормотал Ёжик, — как это так — ливень посреди зимы? И тут прибежал Медвежонок.

— Ну что? — еще издали крикнул он.

— Что-что? Печку затопил? — спросил Ёжик.

— Нет, — сказал Медвежонок.

— Лучинок нащипал?

— Не-а, — сказал Медвежонок.

— А что же ты делал?

— Думал, — сказал Медвежонок.

— Я тоже.

И они стали ходить вокруг Ёжикиного дома и думать вместе.

— Как ты думаешь, — сказал Ёжик. — Если прошел дождь и теперь туман, может еще быть мороз?

— Не думаю, — сказал Медвежонок.

— Значит, если мороз быть не может, значит, может быть только тепло.

— Значит, — сказал Медвежонок.

— А чтобы было тепло — должно появиться солнце.

— Должно, — сказал Медвежонок.

— А когда солнышко, хорошо быть на реке.

— Я бы в жизни не догадался, — сказал Медвежонок.

— Тогда давай возьмем и позавтракаем у реки, — предложил Ёжик.

— Угу, — сказал Медвежонок.

И они сложили в корзину грибы, мед, чайник, чашки и пошли к реке.

— Куда вы это идете? — спросила Белка.

— К реке, — сказал Ёжик. — Завтракать.

— Возьмите меня с собой!

— Айда!

И Белка взяла орешков и чашку и поспешила следом.

— Идем, — сказал Медвежонок.

Выбежал из травы Хомячок.

— А я уж заснул, — сказал он. — А тут — вода! Куда это вы?

— Завтракать, к реке, — сказал Заяц. — Идем с нами!

— У меня еда с собой, — сказал Хомячок и постучал лапой по раздувшемуся мешку за щекой, — только чашки нету, — и пошел следом.

Пришли к реке, развели костер, сели завтракать. Выглянуло солнце. Солнце осветило реку, и тот берег, и завтракающих друзей. Туман растаял.

— Если б не дождь, — щурясь, сказал Хомячок, — так бы и не увиделись до весны.

— Если б не дождь, — сказала Белка, — уж так бы не попрощались.

— Если б не Ёжик, — сказал Медвежонок, — никто бы не догадался в такую теплынь позавтракать на реке.

А Ёжик, прикрыв глаза, пил чай, слушал тишину, птицу, вдруг тонко и чисто запевшую за рекой, и думал, что, если б не все они, зачем бы понадобилось тепло этому зимнему лесу?

© Сергей Козлов (http://ejik-land.ru/mist/page02.html)

Утром Мамочка Алексея Петровича громко, громко зевает: ура, вперед, новое утро прыщет в окно; кактусы блещут, трепещет занавеска; захлопнулись ворота ночного царства; драконы, грибы и страшные карлики снова провалились под землю, жизнь торжествует, герольды трубят: новый день! новый день! ту-ру-ру-ру- у-у-у!

Мамочка быстро-быстро чешет руками лысеющую голову, скидывает синеватые ноги с высокого спального постамента - пусть повисят, подумают: каково им весь день таскать сто тридцать пять килограммов, накопленные Мамочкой за восемьдесят лет?

Алексей Петрович раскрыл глазки; тихо стекает с тела сон; забывается, улетает во мрак последний ворон; ночные гости, собрав свой призрачный, двусмысленный реквизит, прервали пьесу до следующего раза. Сквознячок сладко овевает лысину Алексея Петровича, отросшая щетина покалывает ладошку. Не пора ли вставать? Мамочка распорядится. Мамочка такая громкая, большая, просторная, а Алексей Петрович маленький. Мамочка знает, может, всюду пройдет. Мамочка всевластна. Как она скажет, так и будет. А он - поздний ребенок, маленький комочек, оплошность природы, обсевок, обмылок, плевел, шелуха, предназначавшаяся к сожжению и случайно затесавшаяся среди своих здоровых собратьев, когда Сеятель щедро разбрасывал по земле полнокровные зерна жизни.

Уже можно встать или рано? Не пищи. Мамочка совершает утренний обряд: трубит в носовой платок, натягивает на колонны ног цепляющиеся чулки, закрепляет их под распухшими коленями колечками белых резинок. На чудовищную грудь водружает полотняный каркас о пятнадцати пуговках; застегивать их сзади, наверно, неудобно. В Мамочкином зените утвердится седой шиньончик; из чистого ночного стакана порхнут, отряхиваясь, освеженные зубы. Мамочкин фасад укроется под белой, с каннелюрами, манишкой, и, скрывая спинные тесемки, изнанки, тылы, служебные лестницы, запасные выходы - все величественное здание накроет плотный синий кожух. Дворец воздвигнут.

Все хорошо, что ты делаешь, Мамочка. Все правильно.

Настроение сейчас - Жизнь - это движение........................

Группа выпускников, успешных, сделавших замечательную карьеру, пришли в  гости к своему старому профессору. Конечно же, вскоре разговор зашел о работе - выпускники жаловались на многочисленные трудности и жизненные проблемы. Предложив своим гостям кофе, профессор пошел на кухню и вернулся с кофейником и подносом, уставленным самыми разными чашками -   фарфоровыми, стеклянными, пластиковыми, хрустальными и простыми, идорогими, и изысканными. Когда выпускники разобрали чашки, профессор сказал: “Если вы заметили, все дорогие чашки разобраны. Никто не выбрал чашки простые и дешевые. Желание иметь для себя только лучшее и есть источник ваших проблем. Поймите, что чашка сама по себе не делает кофе лучше. Иногда она просто дороже, а иногда даже скрывает то, что мы пьем. То, что вы действительно хотели, было - кофе, а не чашка. Но вы сознательно выбрали лучшие чашки. А затем разглядывали, кому какая чашка досталась. А теперь подумайте: жизнь - это кофе, а работа, деньги, положение, общество - это чашки. Это всего лишь инструменты для хранения Жизни. То, какую чашку мы имеем, не
определяет и не меняет качества нашей Жизни. Иногда, концентрируясь только на чашке, мы забываем насладиться вкусом самого кофе.У самых счастливых людей нет всего лучшего. Но они извлекают все лучшее из
того, что есть.
Счастье в том, чтобы хотеть то, что у тебя есть. А не в том, чтобы иметь то, что хочешь.
Жизнь коротка!
Нарушай правила!
Прощай быстро!
Целуй медленно!
Люби искренно!
Смейся неудержимо!
И никогда не сожалей о том, что заставило тебя улыбнуться.

(с)