БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Милый друг, почему бесконечная боль


ДРУГУ

Милый друг, почему бесконечная боль
Затаилась в душе огорченной твоей?
Быть счастливым себя хоть на миг приневоль,
Будь как царь водяной и как горный король,
Будь со мною в дрожанье бессвязных ветвей.

Посмотри, как воздушно сиянье луны,
Как проходит она - не дыша, не спеша.
Все виденья в застывшей тиши сплетены,
Всюду свет и восторг, всюду сон, всюду сны.
О, земля хороша, хороша, хороша!

Констентин БАЛЬМОНТ, "Будем как солнце"

Хотел опять уйти в размышления на пару дней, да вот Бальмонт с Ахматовой не дают. Анна всея Руси теперь моя ежедневная спутница, а вот маг наплывает чисто воспоминаниями, но какими! Тут уж никак мимо не получается, "серебряный" уже захватил твоё внимание и грустной интонацией, и восторгом. В такой восторженно-прекрасной стихии хорошо побродить основательно после грусных напевов Ахматовой. Поразительно! Они в поэзии - как бы в параллельных мирах, а вот у меня всегда рядом, куда ближе, чем с Гумилёвым и даже Волошиным. Но оба прекрасны вселенской красотой души, которую не всякому разглядеть между житейских буден и аллегорических споров. Потому что оба знают: правда одна и она - в Любви!

БАЛЬМОНТ: Знакомый и незнакомый "серебряный" маг

Коментируя Бальмонта, я невольно то и дела касался событий его биографии: равной по сумасбродству, богатству на события и авантюры не сыскать верно не то что у наших поэтов - в целом мире творцов прекрасного. Пожалуй, только Челлини может с ним в этом соперничать. Я уже писал здесь о его магической любви к Луне, а позже здесь о его колдовской любви к воде. Луна и вода навечно связаны тогкой магической нитью и он это знал. Когда он явился из своих феерических странствий... Я, впрочем выставлю тут его невероятную биографию, над которой в счастливом изнурении сил начал работать по старым записям перед самой смертью и не забрасываю сей работы после воскрешения, новой смерти и нового воскрешения вместе с Ним прямо под пасхальные колокола, до сего дня. А пока послушаем, что писали о нём Великие из Великой троицы "серебряных". Слово Брюсову.
"В течение десятилетия Бальмонт нераздельно царил над русской поэзией. Другие поэты или покорно следовали за ним, или, с большими усилиями, отстаивали свою самостоятельность от его подавляющего влияния". Так писал в 1906 году Валерий Брюсов, хлёстко и точно определив хронологические рамки апогея творчества Бальмонта вехами от 1895 до 1905 года. А так отозвался о нём и его Творчестве киммерийский маг здесь, а позже, до своего "разочарования" и волшебник потаённых смыслов здесь. Далее, в отличие от Брюсова, Блока, Андрея Белого Бальмонт писал в уже привычном для него, освоенном круге мотивов, мыслей и образов. "С каким миропониманием Бальмонт начал писать, с таким он и остался поныне". Это тоже Брюсов в одной из своих статей, полагая, что в 1911-1912 годах Бальмонт уже закончился. Ха! Жизнь показала, что великий Бальмонт, слава Богу, неисчерпаем: стоит назвать лишь книгу "Ясень" и "Сонеты солнца, меда и луны", которые я тут слегка коментировал и обязательно продолжу.
Из русских писателей, современников Бальмонта, наверное, только Бунин может в какой-то мере соперничать с ним в масштабности путешествий. Бальмонт пропустил только дебри Африки и Гималаи. Начало его путешествиям положила поездка в 1892 году в Скандинавию. В 1896 году вместе с Е. А. Андреевой он уже во Франции, потом - Западная Европа. Еще в 1897 году, из Парижа, он был приглашен в Англию, в Оксфорд, где прочёл блестящий цикл лекций о русской поэзии. А в январе 1912 года он пересек океан и в кругосветке завертелись Полинезия и Цейлон, Новая Зеландия и Мадагаскар, Австралия и Индия. Это при том, что до этого он побывал в США и Мексике. Вот письмо профессору Ф. Д. Батюшкову: "Я видел моря и океаны... и снова, сидя у окна в моем парижском домике, среди своих книг и цветов, я говорю: "Я рад, что я родился русским, и никем иным быть бы я не хотел. Люблю Россию. Ничего для меня нет прекраснее и священнее ее. Верю в нее - и жду". И этот мотив будет звучать у него целую жизнь! "Сердце здесь сжимается", "много слез в нашей красоте",- пишет он в 1915 году, попав после своих странствий на Оку, я тут писал об этом, в русские луга и поля, где "рожь в человеческий рост и выше". "Я люблю Россию и русских, - восторженно заявляет он в одной тогдашней статье. - О, мы, русские, не ценим себя! Мы не знаем, как мы снисходительны, терпеливы и деликатны. Я верю в Россию, я верю в самое светлое ее будущее". "Русские" стихи Бальмонта особой щемящей нотой входят в многоголосье его книг. Тут и весенняя "Зарождающаяся жизнь", и "Ковыль", и "Скифы", и историческое сказанье "В глухие дни". Щемящая и баюкающая русскую душу "Безглагольность" во все времена - визитная карточка его поэзии, его и мною любимое чудо. Вот оно.

БЕЗГЛАГОЛЬНОСТЬ

Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.

Вот, вот же за что я так безмерно люблю этого баловня салонов тех времён. Огромное сердце его сумело вместить весь спектр любви, от яростной или трепетно-нежной любви к женщине, до вот этой пронзительной сыновьей любви к Руси. Как часто Русь одаривает тебя такой вот благодатью любви, которой дышит каждая былинка, листик, дуновение ветерка и ты наедине с ней вдруг обнимешь берёзку и задохнёшься такой невыплаканной любовью и нежностью, так задрожат вдруг предательски губы, помутнеет и расплывётся перспектива и ты поймёшь, что плачешь, плачешь...Чистый как новорожденный, долго ещё будешь ты щекой прижиматься к берёзке, судорожно всхлипывая и улыбаясь сквозь слёзы. Чистые ключи Руси и русской души...
А что же Бальмонт, разбудивший лучшее моей души? Уже кумир салонов, однажды тишком, в неясном даже себе безумном порыве удравший вместе с лесопромышленником Дигановым на Ловозеро в Гиперборею. А далее на яхте в шторм к Мотке и Сейдозеру. Об этом именно извиве его судьбы писал я выше. На той самой яхте, что крепко побил у Кириллова острова в августе 1918 года Рерих, так неудачно пытавшийся проникнуть отсюда в Шамбалу.
Но я - снова о Бальмонте, о котором не раз ещё напишу здесь: совершенно другим явился он гулевому Питеру после Лапландии и эти его полутона и мерцания среди строф появились именно тогда: я сразу узнал их! Чистые ключи Гипербореи...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Мне хочется, чтоб ты, вся бледная от муки

Госпо-о-оди-и-и! Полнолуние же только что минуло, полнолуние, а я-то... Всё обострено до предела, все чувства и желания, нетерпение такое, что почти в невладение собой выливается. Что-то такое немедленно сделать хочется,...или застыть в позе глубочайшей задумчивости и уйти, ускользнуть от этой вечной муки поиска себя в себе...
ПЕЧАЛЬ ЛУНЫ

Ты мне была сестрой, то нежною, то страстной,
И я тебя любил, и я тебя люблю.
Ты призрак дорогой... бледнеющий... неясный...
О, в этот лунный час я о тебе скорблю!

Мне хочется, чтоб ночь, раскинувшая крылья,
Воздушной тишиной соединила нас.
Мне хочется, чтоб я, исполненный бессилья,
В твои глаза струил огонь влюбленных глаз.

Мне хочется, чтоб ты, вся бледная от муки,
Под лаской замерла, и целовал бы я
Твое лицо, глаза и маленькие руки,
И ты шепнула б мне: «Смотри, я вся — твоя!»

Я знаю, все цветы для нас могли возникнуть,
Во мне дрожит любовь, как лунный луч в волне.
И я хочу стонать, безумствовать, воскликнуть:
«Ты будешь навсегда любовной пыткой мне!»

Константин БАЛЬМОНТ

Луна всегда будет оказывать на меня магическое действие: далёкий тотемный предок в своё время построил Аполлону или лунному богу Фебу храм в Дельфах, о чём писал ещё Гесиод.

«Так многославное тут основали святилище Богу
Дети гипербореев, Пегас со святым Агийеем.
Также Олень: он первым пророком был вещего Феба.
Первый, песни который составил из древних напевов».

Это высечено на стене Дельфийского храма и сей день. Наверное оттого любовь лунной ночью, а особенно в полнолуние для меня всегда была открытием себя в любимой, а любимой - в любви. И мои испанские безумья, и тихое уединение в полнолуние с милой на даче кончались одинаково: глубокой, нечеловеческой тоской. Как будто увидел я нечто за пределами магической страсти, да не разглядел. Вновь и вновь принимал я отраву недосказанности и пытку незавершённости, пока простая и ясная мысль не посетила меня и не уняла мой пыл непременно докопаться до истоков: лунная незавершённость есть начало новой жизни, тогда как завершение даже бесконечной как космос страсти как жизни есть смерть. "Остановись мгновенье - ты прекрасно!" - вот же чего требовал дьявол от Фауста за бессмертную душу!
С тех пор не бормочу я на смятых простынях любви подобно Пилату: "И при луне нет мне покоя". Есть... В мечтах о моей любимой!

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"..."ГОЛУБИНАЯ КНИГА"

ГЛУБИНАЯ КНИГА

Восходила от Востока туча сильная, гремучая,
Туча грозная, великая, как жизнь людская - длинная,
Выпадала вместе с громом Книга Праотцев могучая,
Книга-Исповедь Глубинная,
Тучей брошенная к нам,
Растянулась, распростерлась по равнинам, по горам.
Долин_ы_ та Книга будет - описать ее нельзя,
Поперечина - померяй, истомит тебя стезя,
Буквы, строки - чащи леса, расцвеченные кусты,
Эта Книга - из глубинной беспричинной высоты.
К этой Книге ко божественной,
В день великий, в час торжественный,
Соходились сорок мудрых и царей,
Сорок мудрых, и несчетность разномыслящих людей.
Царь Всеслав до этой Книги доступается,
С ним ведун-певец подходит Светловзор,
Перед ними эта книга разгибается,
И глубинное писанье рассвечается,
Но не полно означается узор.
Велика та Книга - взять так не поднять ее,
А хотя бы и поднять - так не сдержать ее,
А ходить по ней - не выходить картинную,
А читать ее - прочесть ли тьму глубинную.
Но ведун подходит к Книге, Светловзор,
И подходит царь Всеслав, всепобедительный,
Дух у них, как и у всех, в телесный скрыт цветной убор,
Но другим всем не в пример горит в них
свет нездешний, длительный.
Царь Славянский вопрошает, отвечает Светловзор.
"Отчего у нас зачался белый вольный свет,
Но доселе, в долги годы, в людях света нет?
Отчего у нас горит Солнце красное?
Месяц светел серебрит Небо ясное?
Отчего сияют ночью звезды дружные,
А при звездах все ж глубоки ночи темные?
Зори утренни, вечерние - жемчужные?
Дробен дождик, ветры буйные - бездомные?
Отчего у нас ум - разум, помышления?
Мир - народ, как Море, сумрачный всегда?
Отчего всей нашей жизни есть кружение?
Наши кости, наше тело, кровь-руда?"

И ведун со взором светлым тяжело дышал,
Перед Книгою Глубинной он ответ царю держал.
"Белый свет у нас зачался от хотенья Божества,
От великого всемирного Воления.
Люди ж темны оттого, что воля света в них мертва,
Не хотят в душе расслышать вечность пения.
Солнце красное - от Божьего пресветлого лица,
Месяц светел - от Божественной серебряной мечты,
Звезды частые - от риз его, что блещут без конца,
Ночи темные - от Божьих дум, от Божьей темноты.
Зори утренни, вечерние - от Божьих жгучих глаз,
Дробен дождик - от великих, от повторных слез его,
Буйны ветры оттого, что есть у Бога вещий час,
Неизбежный час великого скитанья для него.
Разум наш и помышленья - от высоких облаков,
Мир-народ - от тени Бога, светотень живет всегда,
Нет конца и нет начала - оттого наш круг веков,
Камень, Море - наши кости, наше тело, кровь-руда".

И Всеслав, желаньем властвовать и знать всегда томим,
Светловзора вопрошал еще, была беседа длинная.
Книгу Бездны, в чьи листы мы каждый день и час глядим,
Он сполна хотел прочесть, забыл, что Бездна -
внепричинная,
И на вечность, на одну из многих вечностей, пред ним
Заперлась, хотя и светит, Книга-Исповедь Глубинная.

Константин БАЛЬМОНТ

Кто только не брался на Руси пересказывать, трактовать, переводить и даже выдавать за апокриф, как масон Лихачёв, великий славянский эпос-Традицию "Голубиная книга". Я тут давал блистательную версию Заболоцкого: он, как и Бальмонт был славянистом и переводчиком от Бога: его "Слово о полку Игореве" не смог превзойти никто, да это и невозможно. Бальмонт затаил свои самоцветные славянские откровения в фольклоре, заговорах и переводах в сборнике "Жар-птица" с подзаголовком "Свирель славянина". Лето 1906 года он посвятил блужданиям среди родных просторов, пока салоны сходили с ума в догадках, куда опять подевался их кумир, находящийся тогда в зените русской и европейской славы, снисканной непревзойдённым до сих пор сборником о любви "Будем как солнце" и феерическими переводами западных поэтов на добрую сотню языков. Тогда, а позже в Гиперборее, раз и навсегда постигнув истинное величие Руси-России и её народа, её истинных истоков, он в благоговении припал к ним и до конца жизни черпал из них и щедро делился с нами. Нет, прошу поверить мне, на Руси другого такого поэта, сумевшего глубже него заглянуть к самым глубоким корням нашей великой самобытности первого Рода Земли - альвов-ариев. Мне не всё пока дозволено тут сказать, но я верю и жду: скоро. Для того выживаю и живу, борюсь и люблю...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Люди Солнце разлюбили


Вся земля - моя, и мне дано пройти по ней.
Аполлоний Тианский

* * *

Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть,
Свет Луны они забыли, потеряли Млечный Путь.

Развенчав Царицу-Воду, отрекаясь от Огня,
Изменили всю Природу, замок Ночи, праздник Дня.

В тюрьмах дум своих, в сцепленье зданий-склепов, слов-могил
Позабыли о теченье Чисел, Вечности, Светил.

Но качнулось коромысло золотое в Небесах,
Мысли Неба, Звезды-Числа, брызнув, светят здесь в словах.

Здесь мои избрали строки, пали в мой журчащий стих,
Чтоб звенели в нем намеки всех колодцев неземных.

Чтоб к Стихиям людям бледным показал я светлый путь,
Чтобы вновь стихом победным в царство Солнца всех вернуть.

Константин БАЛЬМОНТ

Солнышко впервые за последние дни прорвало пелену тучек, скрывших от меня великолепие Персеид: лучик загадывал мне моё. Ну, а Бальмонт-волшебник, как о сегодняшнем дне пишет. Всю душу разом перевернул. Вот уже несколько дней занимаюсь я тем, что исправляю последствия своей беды. Временные неудачи теперь, после пережитого, мало меня занимают, да и виден уж им конец, я б его раньше разглядел, коли б не нянькал свои трудности. Пришлось сделать пару резких движений, более напоминающих окрик: ты не забыл, кто ты? Солнышку поклонился, там где-то лучик путеводный ждёт моих побед над собой и миром. Немедленно мне захотелось встряхнуть окружающий люд. И вот вам совпадение, тотчас подхватил это устремление к солнцу любимый мой поэт, только к целому народу: вы не забыли себя, великие русы? И как всегда пронзительно, с болью, с состраданием и любовью. Вот и встрепенулись мы. Ду-у-у-маем...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Она шепнула страстно: "Подожди"


***
Волнообразно двигая спиной, -
На теле нежном, точно в колыбели,
Она меня качала, - и со мной
Уже была совсем-совсем у цели.

Но вдруг, помедлив, с трепетом в груди,
Обняв меня за шею и за плечи,
Она шепнула страстно: "Подожди", -
И тайные меж нас возникли речи.

Недвижность ласк - продление мечты,
Там, в глубине - чуть внятное дрожанье.
"Постой... Еще... О, как прекрасен ты!"
"- Моя... Моя... Как дружно состязанье!.."

И вдруг, в блаженной боли застонав,
Ты исказила счастьем наши лица, -
Затрепетав, как в ветре стебли трав,
Затрепетав, как раненая птица.

Константин БАЛЬМОНТ

А вот это вам подарок на ночь. Знакомо? Ну и наслаждайтесь, погружаясь тёплыми волнами в сказку, созданную магом любви, в которой вы всегда можете принять посильное участие: было бы желание. Желание... Оно ещё не понято и не осознано, а уже легкий холодок магических касаний чуть тронул пушок на спине и волна ощутимого желания поднялась терпким ознобом от мизинцев ступни к полыхнувшим щекам. О! эти минуты... Впрочем, что это я - удачи...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Мне открылось, что Времени нет


Я когда-то был сыном Земли,
Для меня маргаритки цвели,
Я во всем был похож на других,
Был в цепях заблуждений людских.

Но, земную печаль разлюбив,
Разлучен я с колосьями нив,
Я ушел от родимой межи,
За пределы - и правды, и лжи.

И в душе не возникнет упрек,
Я постиг в мимолетном намек,
Я услышал таинственный зов,
Бесконечность немых голосов.

Мне открылось, что Времени нет,
Что недвижны узоры планет,
Что Бессмертие к Смерти ведет,
Что за Смертью Бессмертие ждет.

Кокстантин БАЛЬМОНТ


У Бальмонта крайности граничат порой меж собой, как бы поддразнивая друг друга. То перед нами кудесник любви, то полный штормовых грёз странник, то вот, извольте, - Просветлённый. "Веды на ладони" - так воспринимается этот смелый и решительный набросок мирозданья. Трудно предположить, что он слушал самхиты вживую, хоть от этого скитальца и переводчика полумира всего можно ждать. Эдгар По чуть не свалился с коня, когда этот романтический русский с глубоким шрамом, более похожий на карибского корсара, начал на слух переводить его, Эдгара, новый сонет, который По, забывшись, бормотал в седле, раскачиваясь в зарослях chaparra. Веды на слух, конечно, сложнее и глубже, но, уходя от смысла, начинаешь вживаться в их внутреннюю суть первозвука, "услышанного свыше" в начале времени мудрецами риши...и Бальмонтом. Таковы они, "серебряные"...

СОЗНАНЬЕ, СИЛА И ОСНОВА

Сознанье, Сила и Основа
Три Ипостаси Одного,
О, да, вначале было Слово,
И не забуду я его.
В круженьи Солнца мирового
Не отрекусь ни от чего.

Высоты горные Сознанья -
Как Гималайские хребты.
Там вечный праздник пониманья
Зачатья новой красоты.
Для нежной радости ваянья
Я изменяю все черты.

Неумирающая сила
Не знает, что такое мель.
Она не помнит то, что было,
Родит приливы и метель.
И в каждом атоме могила,
В пылинке каждой колыбель.

Неистребимая Основа -
Неисчерпаемый рудник.
В ней все возможности живого,
В ней мрак и блеск и вздох и крик.
Столетье отжил я, и снова
Встречаю детски майский миг.

Среди стихийного бесчинства
И столкновенья встречных струй
Я чую радость материнства,
Я слышу новый поцелуй,
И двустороннее Единство
В моей крови поет: "Ликуй!"

О, да, вначале было Слово,
И как не помнить мне его!
В движеньи круга мирового
Я прикасался до всего.
Сознанье, Сила и Основа -
Три солнца духа моего!

К. Бальмонт

Мудрость на ночь: Размышляет Бальмонт


Есть удивительное напряженное состояние ума, когда человек сильнее, умнее, красивее самого себя... Такие состояния, приближающие нас к мирам запредельным, бывают у каждого, как бы в подтверждение великого принципа конечной равноправности всех душ. Но одних они посещают, быть может, только раз в жизни, над другими, то сильнее, то слабее, они простирают почти беспрерывное влияние, и есть избранники, которым дано в каждую полночь видеть привидения и с каждым рассветом слышать биение новых жизней. БАЛЬМОНТ

БАЛЬМОНТ: "Серебреные россыпи"...Включить в оправу стройную сонета


ЗВЕЗДНЫЕ ЗНАКИ

Творить из мглы, расцветов и лучей,
Включить в оправу стройную сонета
Две капельки росы, три брызга света
И помысел, что вот еще ничей.

Узнать в цветах огонь родных очей,
В журчанье птиц расслышать звук привета,
И так прожить весну, и грезить лето,
И в стужу целоваться горячей.

Не это ли веселая наука,
Которой полный круг, в расцвете лет,
Пройти повинен мыслящий поэт?

И вновь следить в духовных безднах звука,
Не вспыхнул ли еще не бывший след
От лёта сказок, духов и комет.

Константин БАЛЬМОНТ

Бальмонт неисчерпаем. Вот эта миниатюра напоминает лестницу в небо, где каждая ступень, один из этапов эволюции декаданса, от несмелого фрондирования в форме, через блестящий символизм, рассыпавшийся самоцветными брызгами разных течений и представляющих их гениев "серебряного века", до любовных вибраций на уровне Космоса самого мага. Как будто сам посетил всё это великолепие. Такие они - "серебряные"...

БУНИН: "Серебряные россыпи"...Поёт в душе серебряная Русь

* * *
Бледнеет ночь... Туманов пелена
В лощинах и лугах становится белее,
Звучнее лес, безжизненней луна
И серебро росы на стеклах холоднее.

Еще усадьба спит... В саду еще темно,
Недвижим тополь матово-зеленый,
И воздух слышен мне в открытое окно,
Весенним ароматом напоенный...

Уж близок день, прошел короткий сон -
И, в доме тишине не нарушая,
Неслышно выхожу из двери на балкон
И тихо светлого восхода ожидаю...

Иван БУНИН

Бунина я начал читать раньше всех. Обязателен такой период у любого думающего мальчика-юноши, когда магнетически тянуло к Мопассану и Золя, Апулею и Декамерону. Запретное..., а почему?
Мама, увидев у меня как-то "Пышку" улыбнулась понимающе: "У нас в России любой студент прошлого века, пробовавший писать на темы любви прозу - уже Мопассан. А лучший среди них Бунин, хоть начинал он как блестящий поэт "серебряного века". Да так им и остался в своей дивной прозе в несколько десятков строк". Я уже к тому времени случайно наткнулся на "Натали" и "Легкое дыхание", моё воображение блуждало по "Тёмным аллеям", но стихи...я не слыхал и не читал его, я просто не знал, что у Бунина есть стихи!
Первым опытом были "Осыпаются астры в садах..." - ни слова о любви,... но именно про любовь, так они были напоены ароматом свежей юношеской души с её трепетным ожиданием...чего? не знаю...славного, светлого,...а это всё в любви всегда в избытке...пожелай только.
"Зачем и о чём говорить..." , ну прямо лермонтовское "У врат обители святой", только мягче...тона пастели и чувства приглушены: грусть утешает горечь. Далее был сонет, перевернувший мне всю душу. А потом пришла ниоткуда эта воистину "серебряная" песня, вы только вслушайтесь. Я ринулся искать в двенадцать лет этих чудо-"серебрянных", наткнулся на Бальмонта... и пропал. В четырнадцать я вновь вернулся к Бунину и не расстаюсь с ним целую жизнь.
Бальмонта я люблю больше всех прочих "серебряных", а их троицу с гигантом Волошиным и волшебником смыслов Брюсовым просто не мыслю вне своего богомировоззрения - так они ясно описали почти всё самое дорогое моего сердца. Но при том всегда помню: "серебряных" мне открыл Бунин этим вот серебром мерцающего росой и чистотой истинно русского утра.

Притча: "Серебряные россыпи"...Любовь и время

За горами Рифейскими, где-то на север от Понта,
В странах мирных и ясных, где нет ни ветров, ни страстей,
От нескромных укрытые светлою мглой горизонта,
Существуют издревле селенья блаженных людей.

Но бессмертны они, эти люди с блистающим взглядом,
Но они непохожи на нас, утомленных грозой,
Эти люди всегда отдаются невинным усладам
И питаются только цветами и свежей росой.

Почему им одним предоставлена яркая слава,
Безмятежность залива, в котором не пенится вал,
Почему неизвестна им наших мучений отрава.
Этой тайны святой самый мудрый из нас не узнал.

Не бессмертны они, эти люди, меж нами - другие,
Но помногу веков предаются они бытию,
И, насытившись жизнью, бросаются в воды морские,
Унося в глубину сокровенную тайну свою.

Константин БАЛЬМОНТ

Читать далее...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Я тебя к тебе самой ревную


УТРЕННИК

Я нарвал черемухи душистой,
Освеженной утреннею мглой.
Как в ней много пьяности росистой.
Милая, скорей окно открой.

Я тебя к тебе самой ревную,
Я тебя так тесно обовью,
И тебя цветами зачарую,
И тебя росою напою.

Предо мною тонкая преграда,
Сквозь стекло видна твоя кровать.
Нет, не надо твоего "не надо" --
Дай тебя мне всю поцеловать.

Константин БАЛЬМОНТ

Нет, ну уж и не знаю, где брал он такие слова: да разве же можно тут удержаться, не ответить восторгом, не потянуться струночкой навстречу. Такая любовь легка, но вовсе не легковесна - это её естественная среда обитания. Загнанный в бетонные периметры горожанин, как отзывается в тебе она? А отзывается обязательно: человек создан для любви, как птица для полёта, а может ли быть полёт чище и звонче, чем вот так - наяву, как во сне...