Это цитата сообщения Bo4kaMeda Оригинальное сообщениеКого читать: 50 поэтесс (Путеводитель по поэзии, созданной женщинами)|Часть 3

Bo4kaMeda

Часть 1
Часть 2





Лина Костенко


Место и время
СССР/Украина, XX–XXI века

Кто она
Одна из крупнейших современных поэтесс Украины, автор восемнадцати книг стихов и прозы — в том числе одного из самых популярных постсоветских украинских романов «Записки украинского сумасшедшего». Известность пришла к ней на волне общесоветского оттепельного культурного всплеска. В 1960-е и 1970-е несколько ее сборников зарубила цензура, стихи Костенко ходили в самиздате. В последние годы она почти не появляется на публике и почти не публикует новых произведений — хотя в 2015 году появились сообщения о том, что Костенко заканчивает исторический роман.

Избранное
К сожалению, Лину Костенко мало переводили на русский. Вот один из самых удачных переводов:

* * *
Рядом с белою башней черный тополь. Ты спи.
В межпланетности страшной
мы одни, как в степи.
Сны? В них-то что желанней: поле,
речка, баркас.
Чу! Глядят марсиане
в свой бинокль на нас.
Дела нет внеземлянам:
мы летим, вот и все.
Здесь — луга и поля нам,
там, на Марсе — свое…
Но в степи онемелой,
звездной — мы не одни.

Рядом с башнею белой черный тополь. Усни.
перевод И. Кручика



Сильвия Плат


Место и время
США, XX век

Кто она
К прожившей 30 лет Сильвии Плат признание пришло лишь в последние три года ее жизни, когда вышли сборник «Колосс» и роман «Под стеклянным колпаком». До этого было несчастливое детство и несчастливая молодость: дневники Плат отражают ее поразительную волю к шлифовке самой себя, стремление становиться умнее, глубже, «работать над внутренней жизнью». Плат вышла замуж за выдающегося поэта Теда Хьюза, и эти отношения составили одну из самых мрачных легенд в истории поэзии; как пишет в прекрасном эссе о Плат Мария Степанова, «у легенды Плат две зеркальные версии: в одной действуют красавица-поэтесса и равнодушное чудовище, в другой — депрессивная стерва и ее терпеливый муж». Измена мужа, психическое расстройство, яростный дар, который был больше нее самой (Плат писала краткими «взрывами», во время которых создавала сразу много стихотворений) — и страшное самоубийство (Плат отравилась газом, выпив снотворного и сунув голову в духовку. Через несколько лет таким же способом покончит с собой поэтесса Ася Вевилл, к которой от Плат ушел Тед Хьюз.) Через два года после смерти Плат вышел сборник ее последних — и лучших — стихотворений «Ариэль», вошедший в канон практически мгновенно.

Избранное
В самом скандальном стихотворении Плат нашли выход ее чувства к покойному отцу, требовательному и авторитарному человеку, к которому она испытывала смесь любви и ненависти. Стихотворение, разумеется, не о биографическом отце Плат, но от этого не становится менее резким.

Папуля

Никогда, никогда, никогда
Черный сапог тебе не натянуть
В котором жила, как нога,
Тридцать лет, и бледна, и худа,
Не смея дыхнуть иль чихнуть.

Нужно было убить тебя, папуля,
Да не успела — ты умер сам — мешок
Мраморно-тяжек, словно там Бог,
Статуей жуткой палец будет торчать,
Огромен и сер, как Фриско печать,

Голова же в Атлантике, полной смури,
Льющей зелень фасоли в нежность лазури
Прекрасной носетской бухты.
Я молилась, чтобы воскрес ты.
Ach, du.

На немецком языке, в польском городке,
Который расплющил каток
Войны, войны, войны.
Но заурядно звался тот городок.
Мой польский друг

Говорит, что было несколько дюжин таких.
Посему вовек не найду,
Чьи мостовые топтал ты, сея беду,
А с тобой говорить не могла никогда.
Язык застревал во рту,

В проволоке колючих пут.
Ich, ich, ich, ich, —
Слов не выговорить сих.
Мне казалось, немец любой был тобой.
Как ругательство, неприличен язык.

Мотор душегубки
Душил меня, как еврейку
Дахау, Освенцима, Бельцена.
Как еврейка я говорить начала,
За еврейку сойти я вполне бы могла.

Снег Тироля, прозрачное венское пиво
Не столь уж чисты и правдивы,
С цыганской прабабкой, с судьбой-индейкой
С везеньем еврейским и колодой Таро
Я вполне бы могла быть еврейкой.

Я всегда боялась тебя
Твоего Luftwaffe, твоего жаргона,
Усиков аккуратных твоих,
Арийских глаз голубых,
Танком проехал, живое губя —

Не Бог, а свастика ты,
Небо отступит от такой черноты.
Фашист каждой женщине мил,
Сапогом ударив в лицо, покорил
Сердцем изверга, такой же изверг, как ты.

Ты стоишь у классной доски, папуля,
На фото, которое мне дали,
Подбородок раздвоен, скрыл копыто сапог,
Но от этого менее черен едва ли,
Не менее черен, чем черт, ты смог

Расколоть сердечко мое на части.
Мне было десять, когда тебя закопали.
В двадцать я попыталась покончить с собой,
Чтобы быть рядом с тобой, с тобой.
Чтобы вместе были хотя бы кости.

Но меня с того света вернули
И склеили снова меня потом.
И я поняла, как жить мне впредь.
Я нашла такого, как ты, папуля —
Человек из «Mein Кampf», черный, как смерть,

С любовью к дыбе и сапогу,
И я сказала, что так тоже смогу.
Итак, я выход нашла, папуля:
Вырвала с корнем провод черного телефона,
Чтоб голоса червяками не проскользнули.

Я убила бы сразу двух, убив одного
Вампира, твердившего, что он был тобой,
И пил мою кровь целый год или нет —
Если хочешь знать, целых семь лет.
Можешь теперь обрести покой.

Колом твое черное сердце проткнули,
В деревне тебя никогда не любили.
Танцуют они на твоих костях, топча твой прах,
Они тебя давно раскусили,
Папа, выродок, я выход нашла, папуля.
перевод Я. Пробштейна


Элизабет Бишоп

Место и время
США, XX век

Кто она
Сиротское детство, полное болезней, ученичество у одной из лучших американских поэтесс XX века Марианны Мур, дружба с великим поэтом Робертом Лоуэллом, путешествия по всему миру (Бишоп гораздо больше интересовали впечатления, чем материальные блага, и на свой скромный доход она сумела объездить множество стран), многолетний лесбийский роман с бразильским архитектором Лотой ди Маседу Соарес, отказ как от идентификации себя с «женской» поэзией, так и от личных откровений в своих текстах. Подчеркнуто частная жизнь и не очень обширное наследие — которое, однако, поставило ее в ряд лучших поэтов Америки; легенда Бишоп существует, но она тихая, и куда громче нее — ее тихие стихи.

Избранное
Чаще всего у Бишоп переводят стихотворение «One Art» — об умении терять. Но здесь хочется привести вольный перевод стихотворения «Squatter’s Children», выполненный Полиной Барсковой — поэтом, которому Бишоп оказалась роднее, чем другим. Это их общее стихотворение.

Фавелы. Дети под дождем
Из Элизабет Бишоп

На склоне раскаленного холма
Играют детки цельный день.
Девчоночка: веснушками испещрена она
(приди скорей, спасительная тень!)
А мальчик, словно соринка, застрял у солнца в глазу.
С ними щенок, как шарик жира в медовом пуху.
Кутенок, дети — внизу.
Разбухшие облака — наверху.

Вот-вот разверзнется гроза,
А побродяжки роют ямки,
А побродяжки строят замки
Щербатою лопаткою отца.
У ней и ручка отломалась —
Немного толка от такой лопаты.
Смеются… Смеха безмятежные раскаты
Сливаются с нависшими громами…

О да! Раскаты смеха их
Как молнии блистают.
Короче и прямей они, чем тявканье щенячье,
Прибитое дождем.
Раскаты смеха
их
Как взрыва эха
Над мокрою землей взмывают.
А мать их бегает, нелепая,
испуганно взывает:
Скорее в дом! Скорее в дом!

Глядите, дети, — ваши башмаки
Бесстыдно засосала буря.
Бегите, дети, ваши замки, ваши тайники
Дождь уничтожил, бедствуя и балагуря.

А впрочем, нет — рассыпчатый и черный
Тяжелый дом дождя куда просторней,
Величественней, чем лачуга ваша.
Так лучше — оставайтесь тут!
Куда вместительней прозрачная блистающая чаша
Дождя, чем та, куда вам молока прокисшего
Нальют.


Майя Анджелу



Место и время
США, XX–XXI века

Кто она
Величайшая чернокожая поэтесса Америки, участница борьбы за гражданские права, работавшая с Мартином Лютером Кингом и Малкольмом Иксом, автор семи автобиографических книг, в которых отражена ее сложнейшая и богатая на яркие и тяжелые события жизнь. В детстве Майя была изнасилована другом своей матери, который вскоре после этого был убит — вероятно, родными девочки, которым она все рассказала; после этого несколько лет Анджелу не произносила ни слова, потому что думала, что ее голос убил человека. Ей вернула речь учительница, познакомившая ее с поэзией. Майя Анджелу сменила множество профессий, доступных чернокожей женщине того времени: была поварихой, танцовщицей, проституткой, хористкой; затем — координатором кинговской Конференции христианских лидеров Юга и журналисткой, работавшей в Египте и Гане, затем — актрисой, сценаристом и режиссером. Путь от жизни американских «униженных и оскорбленных» к статусу интеллектуального лидера, читающего стихи на инаугурации президента США, — это не только судьба одной поэтессы, но и путь чернокожего меньшинства, к чему Анджелу приложила немало усилий. Она умерла в 2014 году.

Избранное
По большей части поэзия Анджелу проста и декларативна, это заявление о своем существовании и своих правах. Это позволяло ее читателям — в том числе чернокожим женщинам, жертвам двойной дискриминации, — идентифицировать со стихами себя. Вот хороший пример:

Я встаю

Вы вписать меня рады в историю —
Только лжи вашей не признаю,
И из грязи, как пыль придорожная,
Я все же упрямо встаю.

Моя смелость вас огорчает?
Почему вы настолько мрачны?
Я иду, словно скважины нефти
В моем доме бьют из стены.

Как луна; так же просто, как солнце,
Как волна, зная силу свою,
Как высокий источник надежды
Я встаю.

Вы хотели увидеть сломлённую?
С головою, упавшею с плеч?
Чтобы криком своим и слезами
Я могла вас хоть как-то развлечь?

Моя гордость вас ущемляет?
Вы не слишком предвзяты ко мне?
Я смеюсь, будто золота шахты
У меня есть на заднем дворе.

Вы убить меня можете словом.
Вашу ненависть я терплю.
Вашим взглядом сверлите сурово,
Но как воздух, я все же встаю.

Cексуальность моя задевает?
И для вас неприятный сюрприз,
Что танцую, как будто бриллианты
Есть в том месте, где бедра сошлись?

Прочь cбросив маску, где прячется стыд,
Я встаю.
Прочь вон из прошлого, боли, обид
Я встаю.
Я — океан, черный, сильный, глубокий,
Я продвигаюсь в мощном потоке.
Ужас и страх оставляю в ночи.
Я встаю.
Чистый рассвет у меня впереди
Я встаю.
Дар моих предков несу за собой
Мечта и надежда раба — голос мой.
Я встаю
Я встаю
Я встаю.
перевод И. Саютиной


Кэрол Энн Даффи



Место и время
Великобритания, XX–XXI века

Кто она
Первая женщина, ставшая поэтом-лауреатом (то есть придворным поэтом) Великобритании, — до нее этого титула удостаивались среди прочих Уильям Вордсворт, Альфред Теннисон и Тед Хьюз; с 1999 года ранее пожизненный титул был ограничен 10-летним сроком, и в 2009-м его получила Даффи — не только первая женщина, но и первый поэт из Шотландии на этом посту. Слава к ней пришла в 1983-м, когда она получила премию Поэтического общества. Кроме того, она лауреат премии Элиота, а ее стихи изучаются в британских школах.

Избранное
Самый известный сборник Даффи — «Жена мира», где каждое стихотворение написано от лица спутницы жизни знаменитого мужчины: жена Дарвина здесь подает мужу идею о теории эволюции, указывая в зоопарке, что вон та обезьяна немного напоминает его, жена Фауста пользуется всеми благами мира, купленными на деньги дельца-чернокнижника, жена Лазаря испытывает шок от воскрешения мужа. А вот стихотворение о жене Шекспира:

Энн Хэтэуэй

«Своей жене я завещаю вторую из кроватей, похуже…»
(из завещания Шекспира)

Кровать, где он меня любил, была как ось земная:
водили хоровод леса, холмы, светила, бездны,
куда на ловлю жемчуга нырял любимый. Из рая
его слова, как звездный дождь, слетали, поэзия
дышала мне в лицо; я становилась женской рифмой
к его мужской, иль эхом, ассонансом; его ласки —
глаголом, пляшущим посередине существительного.
Порой мне снилось, будто я его творенье, а кровать —
огромный лист бумаги под его пером. Роман
и драма, где герои — ласки, запах, вкус.
На том, роскошном ложе — дремали гости:
из них сочилась проза. О пламя буйное любви,
я угли бережно храню в ковчежце памяти: вдова я, —
так нас двоих хранила та кровать, другая.
перевод И. Соколова


Лин Хеджинян


Место и время
США, XX–XXI века

Кто она
Одна из виднейших представителей так называемой языковой школы поэзии, сформировавшейся вокруг журнала L=A=N=G=U=A=G=E. Для языковой школы важно существование стихотворения как конструкции, внутри которой с помощью средств языка совершается исследование, направляемое лингвистическими законами. Уместнее всего сравнить эту поэзию с эссеистикой, которая разворачивается скорее в голове мыслителя, чем на бумаге. Хеджинян работала редактором, занималась совместными проектами с музыкантами и художниками, преподает в Университете Калифорнии в Беркли.

Избранное
Одно из главных событий в жизни Лин Хеджинян — знакомство с русским поэтом Аркадием Драгомощенко, который прививал на русской почве принципы языковой школы. Они с Драгомощенко активно переводили стихи друг друга.

***
В ночном кошмаре моих намерений
свернуто описание.
Птица следует птице — но сквозь пелену.
Может ли человек захлебнуться восторгом?
Ласточки в каденциях щебета (люди овладевают
порой языками, как, например, другие мажутся
грязью). Свет
всем объемом помещается в день.
Он спит на протяжении места в ночи — пожелай
и с кошмаром, и светом начнется игра.
Пузыри интенций — существуют они, каждый
облечен новой вселенной.
Приговор и совмещающий метод.
Совокупленье лягушек у лужи —
органы. Двигатель
внутреннего сгорания осыпает аплодисментами.

Слушай нас, ибо ласков наш слух.
Все случится, коль скоро помыслил.
Незнакомый блаженства знак означает налет хрипотцы.
В сердце судороги брезжит росток пространства —
зрение вспять.
Тела особенное смятение.
Метод описывающий и симфонический взрыв.
Разум молочно-лазурный, небо поверх — и это их жизнь.

Не обязательно солнце взойдет именно здесь.
Это должно лишить их рассудка!
Наутро муж рассказал, он слышал приключения
в моих сновидениях,
я говорила: «ни один и ни мертвый, ни один
и не мертвый»: вот кто и есть «интеллектуальное тело»,
либо оно должно быть «красотою ума»!
Тело непроницаемо, когда в сострадании бьешься вокруг.
Зубы — жемчужные пропилеи, тело — Эдема каркас,
спрессовано, так что, скорей всего, прерывности нет,
не продлить, не избегнуть.
перевод А. Драгомощенко


Айлин Майлз


Место и время
США, XX–XXI века

Кто она
Айлин Майлз — человек, о котором всегда много говорили, поэт сознательно громкий; в 1992-м она, например, баллотировалась в президенты США, призывая своих сторонников просто вписывать ее имя в бюллетень. Майлз всегда знала, что будет поэтом, — с тем, чтобы стать им, она в 1974-м переехала в Нью-Йорк, и этот город обрел в ней одного из самых страстных апологетов. Только что она выпустила большой том избранных и новых стихотворений, написанных с 1975 года по 2014-й; эта книга получила огромное количество хвалебных отзывов.

Избранное
Одно из самых известных стихотворений Майлз в новом переводе Дмитрия Кузьмина:

Стихи по-американски

Я родилась в Бостоне в
49-м. Никогда не хотела,
чтобы знали об этом, в
сущности всю лучшую
часть моей взрослой
жизни пыталась свои
юные годы замести под
ковер и вести ту жизнь,
которая точно моя
и независима от
исторических судеб моей
семьи. Вы представьте,
каково это было —
быть одной из них,
быть сложенной, как они,
разговаривать, как они,
обладать всеми благами
принадлежности к столь
влиятельному и богатому
американскому роду. Я
ходила в лучшие школы,
занималась у всяческих
тренеров и наставников,
каталась по миру, встречала
звездных, скандальных и не
столь уж приятных персон
и знала с самого раннего
возраста, что однажды
мне выпадет шанс сбежать
от общей участи этой
славной бостонской семьи,
и я непременно ухвачусь
за этот шанс, — и да,
я ухватилась. Я
прыгнула в скорый до
Нью-Йорка в начале
70-х, и знаете —
тогда-то и начались
мои, скажем, потаенные
годы. Я думала: Ну
что, стану себе поэтессой.
Кажется, куда уж там
глупее и незаметней.
Я стала лесбиянкой.
Все женщины у меня
в семье выглядят как
бучи, но в самом деле
стать одним из них —
это ни в какие ворота.
Застряв в этом постыдном
положении, я наконец
кое-что увидела и
кое-чему научилась и
теперь начинаю думать,
что никуда не сбежишь
от истории. Женщина,
с которой сейчас у меня
роман, сказала: знаешь,
ты выглядишь, будто ты
тоже Кеннеди. И
у меня бросилась кровь
в лицо. Люди вечно
смеялись над моим
бостонским выговором,
не отличающим «large»
от «lodge» и «party» от
«potty». Но когда
эта женщина, ничего
не подозревая, впервые
выкликнула мое
фамильное имя, я
поняла, что моя карта
бита. Да, так и есть,
я тоже Кеннеди.
Мои попытки остаться
незаметной не привели
к успеху. Поначалу
скромная поэтесса, я
быстро добралась до
профессиональных высот,
вышла в лидеры,
удостоилась почестей.
Ну и правильно, что
в конце концов женщина
разоблачила меня. Да,
я тоже Кеннеди.
И я ожидаю
ваших распоряжений.
Вы же Новые Американцы.
Бездомные бродят по улицам
величайшего города
нашей страны. Среди
них мужчины со
СПИДом. Что, это правильно?
А что нету домов
для бездомных, что нет
бесплатной медпомощи для
этих мужчин? Не говоря
о женщинах! Что им,
когда они умирают,
сообщают: вы тут не дома?
И как у вас, кстати,
нынче с зубами? Вам
по карману лечить их?
Какая у вас квартплата?
И если искусство — высшая
и честнейшая форма
коммуникации в наше
время, а молодой
художник больше не может
сюда перебраться, чтобы
говорить со своим временем…
Да, я смогла, но это
было 15 лет назад, и
не забудьте, как я не могу
забыть: я ведь Кеннеди.
Может, нам всем стать Кеннеди?
Величайший город этой страны —
дом родной для бизнес-
мена и для высоко-
оплачиваемого художника.
Для не живущих на улице
владельцев красивых зубов.
Что же делать с этой дилеммой?
Слушайте, я ведь училась.
Я много узнала про западную
цивилизацию. Знаете вы,
что сообщает нам западная
цивилизация? Я одна.
Я одна этим вечером?
Вряд ли. У меня одной
этим вечером кровь из
десен? В этих стенах
я единственная лесбиянка
этим вечером? У меня одной
умерли друзья или прямо
сейчас умирают?
И мое искусство никто
не поддержит, пока оно
не станет огромным, больше,
чем у всех остальных, укрепляя
ощущение публики, что все они
одни этим вечером. Что они одни
хорошие, достойные
купить билеты на выставку
и смотреть на это искусство.
Что у них работа,
что они здоровы, и
всё переживут, и у них
всё нормально. А у вас
этим вечером всё нормально?
И у всех тут — всё ли нормально?
Нет, это ненормально для
меня быть одной из Кеннеди.
Но я теперь не
стыжусь, теперь не
одна. Этим вечером
я не одна, потому что
мы все здесь Кеннеди.
И я ваш президент.
перевод Д. Кузьмина


Лора Касишке


Место и время
США, XX–XXI века

Кто она
Сочетающая мрачное визионерство с фрагментами загадочных нарративов и молитв Лора Касишке — один из лучших поэтов в сегодняшней Америке, хотя, пожалуй, известна в большей степени как прозаик: романов она выпустила больше, чем сборников поэзии. Касишке принадлежит к числу университетских поэтов — преподавателей, филологов, пишущих стихи; отсутствие яркой легенды здесь компенсируется теснейшим вживанием в стихию слов.

Избранное
Одно из самых лаконичных стихотворений поэтессы, названное в честь известного лекарства-транквилизатора.

Ативан

Сон о сверчке
во тьме ночной
у подножия
виселицы.

Праведный
сверчок. Крохотное,
полное надежды лицо-
сердечко
в свете луны

Крохотная, полная надежды, неумолчная
песня
о будущем
пропетая
висящим над ней башмакам.
перевод Л. Оборина


Герта Мюллер



Место и время
Румыния, Германия, XX–XXI века

Кто она
Главная тема прозы Герты Мюллер — жестокость коммунистического режима, которую она вполне могла почувствовать, живя в Румынии при Чаушеску. В 1945 году 17-летняя мать Мюллер была отправлена на принудительные работы в Советский Союз; жизнь румынских немцев, чьими судьбами распорядились победители во Второй мировой войне, — тема ее романа «Качели дыхания». Поэзия Мюллер многим известна в первую очередь визуально: часто она, как дадаисты, наклеивает на бумагу слова, вырезанные из газет и журналов, — только эти тексты выражают вполне законченные мысли. В 2009 году Мюллер стала лауреатом Нобелевской премии.

Избранное
Пример стихотворения с неясным субъектом и неясной речевой характеристикой, передающими, однако, фобию тоталитарного, главнейшую эмоцию творчества Мюллер.

***
отец он также брат его
в живых уж нет и все такое
одного взять будет двое
с Мировой войною трое

но зачем сверчат сверчки
зачем растут у девочки
глаза чернильный виноград
соски — укусы комара

купила карты игральные
и верчусь на карусели я
а мотор жрет шнапс
а начальник жрет бензин
и наверное мне страшно
он был точно на войне
как солдаты эти оба три
перевод А. Прокопьева


Ингер Кристенсен


Место и время
Дания, XX век

Кто она
Умершая в 2009 году Кристенсен была одним из самых титулованных европейских поэтов. Наряду с Тумасом Транстрёмером она учила своего читателя ценить сдержанность, пейзажность, тонкость скандинавского письма — но при этом у нее попадаются тексты по-настоящему страстные и чувственные. Кристенсен обладала большим запасом жизненной энергии, которая все время подталкивала ее к формальным экспериментам. Она работала с, казалось бы, давно отжившими свое сонетами, с числами Фибоначчи, располагала стихи по алфавитному принципу: поэзия для нее была «трагической игрой, в которую мы играем с миром, играющим с нами в свою собственную игру».

Избранное
Пример баланса между отстраненной описательностью и личной вовлеченностью:

Наклон в мозгу

Наклон в мозгу
хватаюсь за потолок
в пустых домах

Это изношенное до серости дерево
принимает тело
высасывает кровь

Жди меня вечером я
знаю что мы не
дотянемся до. Приду.
перевод А. Прокопьева


Ингеборг Бахман


Место и время
Австрия, XX век

Кто она
Бахман была участницей «Группы 47», которая состояла из интеллектуалов, посвятивших себя обновлению немецкого языка, разума, гуманитарного мира после катастрофы Второй мировой войны; в эту же группу входили Генрих Бёлль, Гюнтер Грасс, Иоганнес Бобровский, Пауль Целан. Союз Бахман с Целаном, существовавший большей частью на расстоянии и сохранившийся в чудесной переписке, — одна из самых печальных литературно-любовных историй XX века; не менее грустна и история ее брака с Максом Фришем. Высоко ценимая критикой и читателями поэзия Бахман давалась ей трудно, и несколько раз она пыталась «запретить» себе писать стихи. С 1961 года до смерти в 1973-м она написала лишь несколько стихотворений, закончила роман «Малина» и начала еще два больших прозаических текста.

Избранное
Среди главных текстов Бахман — стихотворение «Слова», по сути говорящее об отказе от писания стихов и действительно ставшее одним из последних в ее жизни.

Слова
Нелли Закс, другу, поэту, с уважением

Слова, подъем, за мной,
ведь мы гораздо дальше,
мы слишком далеко зашли, и дальше
еще идет все это, нет конца.

Нет просветленья.

Слово
непременно
потянет за собой слова другие,
а фраза — фразу.
Это хочет мир
Сказаться,
раз и навсегда
остаться здесь.
Его не говорите.

За мной, слова,
и пусть не насовсем,
не эта жажда слов,
не дух противоречия!

Пусть чувства замолчат
хотя бы ненадолго,
а сердце
тренируется иначе.

Пусть, говорю я, пусть.

Но только высший слух
пускай ни слог, ни слово не тревожат
о смерти слово, слышишь, не тревожат,
за мной, я требую, не сладостно —
с горчинкой,
не жалостливо —
жалости не надо,
без ярлыков,
однако же со смыслом,

еще не все: опутана картина
пустым потоком слов,
словами смерти.

Нет слову смерти —
слышите, слова!
перевод Е. Соколовой

arzamas.academy

.

http://www.liveinternet.ru/users/3162595/post407351170/