"Insomnia"
 

Снова это чудовищное, когда одна крупица химических соединений останавливает поток живых мыслей. Когда не можешь чувствовать окружающее, потому что начинаешь воспринимать лишь детали. Как муха ползёт по ноге девушки, медленно рыская, потирая лапки. Какие чудовищно-длинные ноги у человека-крысы. Рассматриваешь каждую деталь его татуировок, но трудно собрать картину в целое, словно это невероятное физическое усилие. Я останавливаюсь посреди улицы загипнотизированный полётом стрижей. Или зачарованный сводами домов к горизонту. Время совершенно извратилось. Оно то размахом драконьего крыла простилается надо мною и тысячами других, то как кобылка проносится неразличимой для глаза точкой.

-Вам нужно вернуть здоровый сон и угомонить вашу гиперчувствительность.

Я же только чувствую как выветривается дофамин. Как лезвие мысли в край затупляется. Мне и без того было тяжко терять способность мыслить картинами. А тут еще и такое.Будто чувствуешь взглядом, самим глазным яблоком шероховатость клавиатуры. Сосредаточиться на движимом процессе, воспринять целиком, сложив восприятия и реакции. Не отвлекаться.

-Где-то спустя неделю реакция нормализуется. У вас же есть кому за вами приглядеть?

До конца этой недели год пройдёт. Или сотни лет. Весь день превращается в недели. Дома или в любом другом закрытом пространстве хуже всего. Муха перебирается по тонким прозрачным волоскам на ее бедре, снова потирает лапки. Приглядеть... Что это вообще значит? Шлёпать меня по лицу, когда я в очередной раз во что либо залипаю? Тормошить меня вопросами, не позволяя мне виснуть и тормозить? Ну да. Конечно. Из тушеванного треугольника вырывается блёкнущая на середине пути линия, уводя от пальцев человека-крысы к его запястью. 

Не хватает лишь того, чьи черты и детали можно рассматривать бесконечно, медленно и наслаждаясь, ...

Но даже сложно воспроизвести сейчас черты эти в своей голове. Медовая сладость поблёкла, осталась лишь тень.

Я не знаю, куда деть себя. На этот раз мне досталась пачка Мальборо Голд "инсульт"

Я узнаю запах, заполнивший густой вуалью всю кухню. Сафлор.Хотя, вероятно, мне кажется это. Сафлор не может так навязчиво заполнять лёгкие. Мой разум преувеличивает.

-Ты и правда настаивал его полчаса?

-Именно..

Ты выдыхаешь в окно клубочки дыма, разглядываешь заоконное пространство. Я вижу как тонкая прядка твоих волос колеблется на ветру. Я вижу сеть, тёмную на солнце для меня, но для солнца она такая белая... Я скучал даже по цвету твоих волос. Я курил сигареты, которые куришь ты, потому что тосковал. Я смотрел на солнце, потому что мне не хватало..Я даже и ожидать не мог, что ты прилетишь сюда. Снимешь квартиру в часе езды от дома моего отца. Напишешь мне.. Я думал, что мы с тобою поругались. Окончательно добили друг друга. Нанесли глубокие, незаживающие раны на наши отношения. А теперь даже понять не могу, кровоточат ли они. Или же они не были такими глубокими и вовсе. Я уже смирился. Расставил точки, не допуская их близости чтобы, не дай Создатель, не вышло многоточия. А ты прилетаешь. Якобы по делам бизнеса своего треклятого. Будто мы снова старые друзья пишешь мне... Ну да, конечно. Трудно отказаться от такого, от своего создания. Чувствую себя лабораторной крысой, которая уже втянулась. Давно.

Твои руки, вены на них, родинки на молочной коже. Где то в грудине скользкий язык облизывает зубы. Я ухожу в уборную. Я запираю дверь и в крошечной комнате сползаю по стенке на пол. Я чувствую, как подскакивает моё давление. Я закрываю руками лицо, которое кажется мне ослепительно горячим. Я даже не чувствую, как дышу. Вот как оно. Мои уши горят. Еще немного, и внутри черепной коробки поплавится всё. Кажется, я мог бы уловить твой запах еще на лестничной клетке обшарпанной парадной. Кажется, я мог эритроцитами крови почуять твоё присутствие. И я резко поднимаюсь, врубаю воду...

-Всё хорошо?

-Просто жара, захотел умыться. Лицо липкое..)

Я сажусь на пол с чашкой чая, сафлор проникает в меня с каждым вдохом. Реальность ускользает с каждым выдохом. Я будто падаю в прошлое. Глубоко, стремительно, гулко...Разглядываю твои босые ступни на паркете. Я хочу сбежать. И остаться навечно в этой квартире. И сбежать, не разбирая дороги, прочь, не оглядываясь. Не брать трубку два часа двадцать три минуты назад. И схватить с плиты чайник и плеснуть тебе в лицо. И наблюдать за каждым движением твоих рук, плечей, бровей, губ, всего. И слушать.

Я закрываю глаза, на две секундочки закрываю. Я представляю, как руки окунаются во влажное, теплое, пульсирующее нутро, раскрытое миру тонким прохладным лезвием. Гладкая поверхность стали соприкасается с жировой прослойкой, и глубже. И руки эти мягко сжимают мерцающие под лампой внутренности. Тёплые, трепещущие. И руки эти совсем не мои. Вот как я себя чувствую, когда ты на меня смотришь украдкой. Когда рассказываешь о новой партии автомобилей, сбое поставок, а твой взгляд как то лезвие. И жертва вовсе не жертва. Гримаса ужаса и боли перевоплощается в блаженную улыбку. Сигарета в твоих руках тлеет. Моё чувство самосохранения тлеет. 

А я наливаю себе второй бокал чая. 

Плохо будет потом.

žít okamžik

"я видел ваше лицо без глаз. Подумал тогда - Как прекрасно! Этому лицу не солгать.. Лицу без лица. Совершенно ничего. Лишь несколько крупных морщин, пересекающих гладкую кожу. Нельзя и угадать было ни надбровных дуг, ни глазных впадин, ни переносицы. Лишь практически ровный овал липца, нечто, затянутое в бледную кожу. Я лишь подумал сначала, как жаль, что нету волос на этой голове. Но тут же решил, что они смотрелись бы тут нелепо. Радовался, что нет лживого рта, как радовался я в тот миг. И даже когда вы показали мне свой зубастый и влажный рот на груди, там, чуть левее от центра, где могло бы быть сердце... Даже тогда я радовался. 

И мне нравилось, нравилось всё. Прохлада кожи и абсолютная тишина. Пальцами путешествовать по лицу, шее, ключицам. Скользить ими под вашу рубашку и самыми кончиками касаться влажной расщелины беспокойного рта. Я возвращался домой, где меня ждали. Впервые за долгое время ждали... Я возвращался в безмолвные объятия длинных рук, длинных пальцев... Жадных поцелуев. Рана на моей груди росла медленно. Каждый такой "поцелуй" наводнял мою кровь токсинами, заполнял нервы эйфорией, теплыми снами, а мою голову - ощущением нужности. Утром я просыпался, светило солнце. Бережно оставленный на кресле, на тахте или и вовсе на одеялах, я просыпался с предвкушением очередных сумерек. На чердаке, с одним лишь крошечным витражным окошком я находил вас под потолком... Чёрный подвижный кокон, свитый из лоснящихся тёмных проводов.

Я так хотел, чтобы мы были вечно. Я хотел, чтобы моё тело было бы более живучим. Я мечтал быть нужным тебе всегда. И вот я сижу в кресле, напротив подрагивающей под сводом чёрной массы. На коленях держу молоток, а левой рукой зажимаю полотенцем сочащуюся рану. От грудины почти ничего не осталось. В следующий раз - ты доберёшься до самого моего сердца. А дальше - я буду как высосанная пауком муха. Лишь фантик, оставшийся в конце. А если так случится - меня вовсе не станет. И я бы не возражал, но уж слишком я не хочу расставаться со всем этим. Я думал уехать на несколько месяцев. Привести себя в порядок... Полотенце становится слишком мокрым, и я отбрасываю склизкую тряпку прочь. Дело ведь не во мне. А в том, что внутри меня. Моя плоть уже отдаёт заливом после шторма. Все эти пожухлые, гниющие морские растения... Я уже даже думал поджечь чёртов дом, вместе с тобою. Но как ты меня нашёл, и есть ли еще такие как ты?.. Из самого сгустка тьмы, капающей на половые доски, показывается бледная кожа. Смотришь ли ты? Или как еще улавливаешь мои мысли... Но тебе ничего не сделать до темноты. Ведь я уже разбил окно и яркая солнечная полоса раздилила нас, сепарация золотым скальпелем. Но, в конце концов, я пришел к довольно таки одиозному выводу. Мне нужен ты. А тебе нужна еда.

Мне необходимо быть нужным. Я лишь хочу быть тем, кого всегда ждут. От кого зависят, кем живут. Я лишь хочу того, кто не солжёт никогда и ни при каких обстоятельствах. Того, кто не оставит меня. НЕ СМОЖЕТ ОСТАВИТЬ. Чёрные кабели тянутся от кокона ко мне. И я вытягиваю руку через барьер из солнечного света. Влажные, они лижут мне ладони, опутывают запястье, влекут подойти ближе... А я резко дёргаю руку назад и, попав на солнце, они начинают пузыриться и плавиться, и странный гул, похожий на стон, наполняет всё густое пространство.

Не бойся. Я не сожгу тебя. И я не заставлю тебя голодать. Встаю, спускаюсь вниз. И уже через пару минут затаскиваю по лестнице тело. Еще спит. Рукоятью молотка тычу в бок, ноль реакции. Но дыхание ровное. А значит, с медикаментами я не перестарался. Я волоку тело, сажаю на кресло, и долго и тщательно орудую верёвкой. Стоя сзади, я примеряюсь какое то время молотком к чужому виску... А затем завершаю всё дешёвым кляпом из секс-шопа. Знаешь, хочется верить, что всё это было не эфемерно. Что насытившись, ты всё еще будешь ждать меня. Хочется верить, что это был лучший план. Хочется верить, что этой ночью у меня всё еще будет смысл.

Я ставлю пластинку, выворачиваю громкость на проигрывателе. Сверху кто-то сучит ногами по половым доскам. А я сижу в темноте, напротив лестницы на чердак, погружаясь всё глубже в Шопена.

И примеряя молоток к своему виску. Просто на всякий случай.

кажется, я слышу вопль"

Hell o 1