Его руки были заточены под пистолет или карандаш, может, под тяжёлый не складной нож.

Его разум был взращён для того, чтобы судить кому умирать, а сердце - чтобы судить кому жить.

Его глаза могли видеть то, чего не видел бы обыватель, размешивающий по графику кофе мельхиоровой ложечкой.

Но однажды он свернул с пути. И, как и ожидалось, оказался не там, где мог Быть.

 

Его руки творят одно, его разум видит сны об ином, а сердце мечтает о третьем. Молодость он провёл на воде, лицо его огрубело от соли, волосы выцвели под жадным солнцем. А руки не знали нежностей. Только канаты да сети. Когда он снова сошёл на землю - его верхняя губа лопнула, а кровь уступала в солёности морской воде. И он решил, что будет скучать. 

 

Его лицо стало старше, чем он сам. а тело крепче, чем его сомнения. Морские законы не действуют на суше, и еще пол-года он шлялся по кабакам под покровом ночи. И там, впервые, он познал страсть другого рода, чем натужные от улова сети и яростный шторм. И там же, пьяного и отупевшего, его нашли. Вычислили. По метке и по речи. Его забрали в ту же ночь, хлестал ливень.

 

А на утро ему в руки уже вложили тяжёлый нож. И сказали что он кому-то должен. И должен он цену дороже, чем все жемчужины его моря.

 

И так в нём зародилось желание мести. И яд. И позже.. Любовь.

 

Я устал быть. Устал быть никем. В этом неправильном мире неправильный я. Недоживой, недочеловек. 

Куда бы я не смотрел - я могу смотреть лишь в пустоту. 

Трудно быть инородным предметом в Мире. Трудно быть инородным предметом в этом Чужом Мире. Каждый раз претворяясь "своим", стоит лишь покинуть стены собственной квартиры. Всё время делать вид, иногда забываться, но снова вспоминать и осознавать. Что застрял в клетке Мире Где-Меня-не-должно-Быть. Как будто звёздное небо вовсе не бесконечная россыпь кристаллов, занавешенная вуалью из облаков и туч. Как будто это лишь потолок и стены, вымазанные краской. Декорации меняются, но идут по кругу.

И чем дольше я тут, тем сильнее кальцифицируются мои кости, тем прочнее закоксовываются мои глаза. И прозрачнее и невесомее становится мой дух, моё нутро. Это не смерть, это скорее Таксидермия. И я не допишу "при жизни". 

Я всё еще вижу тебя. Сквозь пространства Миров, иногда, и впрямь, грань истоньшается. Постоянно вспоминать Тебя - будто ковырять раз за разом рану, не давая ей зажить. Вызывая периодически воспаление, гниение... И пальцы уже липкие и перепачканы в крови и сукровице, а движения уже напоминают психомоторное возбуждение... Как-то так, верно? Но это и зависимость. Это и мазохизм.

Я смотрю в окно, справа от моего стола, смотрю без времени. И небо кажется плоским и фактурным. Отвратительные декорации, у художника не было воображения, он устал, или же был увлечён тайно чем-то другим. И даже думать нелепо, что где-то здесь можно было бы встретить Тебя. Или это было... Но чересчур давно, и от того остался лишь полупрозрачный призрак, размытый и искаженный.

 

И всё же, я вижу тебя иногда. Вижу твоё лицо отъезжая от станции в вагоне метро, замечаю случайным взглядом из проносящегося в монотонном потоке механизмов автобусе. Из такси, оторвав скучающий взгляд от монитора старенького blackberry. Вижу Там где-тебя-быть-не-должно. Я достаю ручку и лист бумаги без линовки. Мне хочется рисовать о том, что было рассказано тобою, что было увидено Тобою в ином мире.. в мире, где я уже лишь призрак, колеблющийся среди высоченных стволов исполинских деревьев... Но я беру ручку и просто пишу. Пишу так много, что храни я все эти письма, уже хватило бы на приличную стопу. Как раз такую, чтобы встать на нее и, перекинув пояс от халата через люстру, шагнуть с нее и сломать гортань. Было бы это лучшим применением?.. Каждый раз после - я выкуриваю одну-две сигареты, оставляя на запястье очередной сигаретный ожог. Сначала вздувается пузырь. И я сковыриваю его ногтем через какое-то время. Размазываю липкую сукровицу по коже. В припухшем красном ободке, словно голодный рыбий рот, он начинает просить. Молить: "не дай мне исчезнуть"... Но, в итоге, все они покрываются коркой, рубцуются, растворяются во времени. Похоже на Нас с тобою, не так ли?..

 

Я так устал быть никем в этом мире. Быть тут инородным, атавизмом. и так трудно держать всё это внутри себя. Кормить черную дыру внутри себя. Недоживой, недочеловек. Куда бы я не смотрел - я вижу лишь пустоту. Как бы сильно я не прислушивался, я слышу лишь тишину. Я боюсь забыть, но уже забываю. Тебя, Настоящий Мир, настоящую Жизнь. И я боюсь, что от меня в какой-то момент ничего не останется. Даже памяти. И я умру до конца, даже не осознав, что произошло. И ты увидишь меня таким, пустым. Истлевшим коконом, в котором никого не сталось. 

 

Неон скользит по твоей щеке, выцвечивает твои полупрозрачные волосы синим, лиловым, розовым. Твой рот настойчиво произносит что-то. Музыка вторгается в уши и глубже, и я не различаю твоих слов. Мир то ускоряется, то замедляется. Женский голос с пластинки будто спотыкается, я пытаюсь не потерять тебя  толпе. В твоих глазах вспышками бликуют электрические всполохи. Точно такие же искрят в моей голове. Нейронные связи играют в "замри-отомри". Я бы позволил тебе распять меня прямо здесь. Вскрыть мои руки от запястьев и до локтей острием своего взгляда. И сам бы хотел сблизиться с Тобою до хруста твоих костей. И я протягиваю руку через толпу. А у тебя губы цвета спелого граната. Свет стробит, твоё лицо рябит в толпе, мерцает, блекнет в десятках других. И я иду сквозь этот полуголый конвульсирующий муравейник, расталкиваю чужие руки и спины, зову тебя, хищно вычисляю глазами.. Но не нахожу. И я широко открываю глаза в панике, и вижу потолок..Потолок своей комнаты. Знаешь.. Я так устал быть Никем в Мире без-Тебя.