Ах, да Боже ж ты мой, да не может тут быть никогда ни единения, ни единообразия! Москва и Петербург — эти два города вечно будут противостоять друг другу, качаться на гигантских весах, то возвышаясь, то унижаясь. Ведь и построен-то Петербург назло Москве — в пику, навыворот. И люди разные, антиподные. Еще Гоголь различил массу противоположностей, а тогда прошло только 150 лет с основания северной столицы. А с Гоголя и по сей день еще почти столько же лет прошло. Города разбухли. Москва чуть ли не до Клина тянет щупальца к Ленинграду — вгоняет клин прямо в северо-западную Пальмиру. Да и Ленинград не сжимается, а обороняется разбуханием: что там Обухово, Колпино — уже и Саблино, и Тосно, и чуть ли не до Любани все «Лен… Лен… Лен…» — приставочка приставучая (Ленхлад… Ленобл… Ленгос…). Тянутся друг к другу городки! Между ними ниточки напряглись: рельсы раз! Рельсы два! Шоссе раз! Шоссе два! А самолеты? А проселки?! А тропки??!! И люди идут и едут — сидя и лежа, споря и молча, с песнями и без вещей, с подругой и без надежды, и с деньгами, и без провожатых.

Люди разные, антиподные. (Говорил уже, извините! Да и Гоголь 150 лет назад заметил, так что… ой, ой, повторяюсь!)

Тронулась «Красная стрела», поехали. У окон в коридоре и те, и другие.

Ленинградец всегда полон восторга — он едет в столицу, это прекрасно! (Или он едет из столицы — это тоже прекрасно!) Он едет через столицу за границу — это великолепно! (Или из-за границы через столицу — тоже великолепно!) Он (ленинградец) потирает руки, прищелкивает языком. Он кривит рот в привычность, старается шутить, насмешничать, но восторженность проглядывает, пробивается.

Москвич спокойно-снисходителен. Он знает, что его шансы все равно выше. Ленинград ЦЕНИТСЯ, Москва КОТИРУЕТСЯ! А это большая разница! Ценится на словах и на рубли. Котируется на деловых бумагах и на валюту.

Ленинградец вежливо оживлен.

Москвич полусонен.

Ленинградец смеется чужой шутке, даже если она не очень смешна. Москвич чужую шутку просто пропускает мимо ушей, а смеется позже, среди общего молчания. Смеется собственным воспоминаниям и ассоциациям.

В одежде ленинградца наличествуют пуговицы, часть которых бывает застегнута. У москвича в одежде только «молнии». Носит свитер или накидку, презирает галстуки.

На предложение встретиться ленинградец начинает длинный разговор о часе и месте будущей встречи, говорит о своей занятости, о желании обязательно увидеться, записывает адрес и телефон, одним словом — суетится. Москвич сразу и твердо обещает, не выясняя никаких подробностей, потому что твердо знает — договор ни к чему не обязывает, да и вообще — если надо будет, найдут.

Упоминая в разговоре фамилии высших руководителей государства или ругаясь матерно, ленинградец понижает голос и косится по сторонам. Москвич вообще-то говорит вполголоса и хрипловато, но мат произносит внятно и звонко, фамилии верхов резко выкрикивает и при этом победно смотрит вокруг.

И москвичи, и ленинградцы очень любят, когда кто-нибудь из знакомых подвозит их на машине. Ленинградец при этом старается оплатить чем-нибудь духовным — рассказывает забавные истории, советует наилучший маршрут, угощает водителя сигаретой. Москвич, напротив, без спросу берет хозяйскую сигарету, открывает бардачок и ищет там спички, вынимает оттуда разные предметы, наткнувшись на что-нибудь фривольное или двусмысленное, укоризненно качает головой и тонко улыбается. Говорит о недостатках машины, водителя, дороги, города. Но говорит не горячо, а устало.

Москвич имеет много знакомых иностранцев. Встречаясь с ними, он сощуривает глаза, тычет кулаком в грудь, говорит почти исключительно матом в смеси с именем и фамилией данного иностранца. Например: «Ну, глядь, Родриго, хлоп мою гладь, Суарес, равно ты рваное, Дриго, езда в незнаемое, писсуарес…» После этого москвич обнимает иностранца за плечи и на секунду прижимается щекой к щеке. Знакомые женщины-иностранки у москвича обычно уродливые и очень богатые. Он их треплет по щечкам и по грудке и между прочим ждет и поглядывает — не обломится ли чего? И обычно обламывается.

У ленинградца есть знакомый, у которого брат знал одного иностранца. При встрече с иноземцами ленинградец слегка приподнимает подбородок и напруживает мышцы. Взгляд его становится отсутствующим, потому что ленинградец в это время складывает в уме английскую фразу «я очень хотел бы узнать, где сейчас Рей Бредбери, жив ли он?». Потом, уже сложив фразу, решает, что спрашивать об этом нетактично, в результате ничего не спрашивает и еще выше поднимает подбородок.

Раньше ленинградцы не любили приглашать к себе домой, потому что «мама уже легла, ребенок нездоров и квартира коммунальная». Москвичи по тем же причинам, напротив, тащили к себе в гости. Ленинградцы постепенно научились московскому гостеприимству, а москвичи к тому времени уже обзавелись отдельными квартирами и стали «давать приемы» — определенное число штук в год, не считая деловых обедов и ужинов — с очень определенными людьми и четко определенными намерениями. Теперь ленинградцы тоже попросту никого не приглашают, но «целевыми» застольями овладели не в полной мере.

Если кто-нибудь восхищается ленинградцем, тот благодарит и говорит, что особенно рад оценке именно этого человека, потому что много труда вложил именно в это произведение. Москвич при похвалах вертится, делает вид, что не слышит, потом посылает говорящего в жопу и говорит (по-доброму, с улыбкой), что «все это» (а именно — роль, спектакль, роман, статья, диссертация и т. д.) — «хреновина», дает понять, что «все это» абсолютная импровизация, что «он сам удивляется, откуда такой всеобщий успех».

Если ленинградца ругают, он злится и сникает. Москвич выслушивает внимательно, не отвечает ничего, но запоминает навсегда.

И ленинградцы, и москвичи очень любят начальников, которые к ним благоволят. О любящих их начальниках среднего ранга они говорят: «Это наш человек». О тех, кто повыше: «Это абсолютно свой парень». Еще выше связи ленинградца не доходят, а связи москвича доходят, и он говорит: «ОН ТАМ исключение! ОН понимает ВСЕ! ОН про НИХ все знает!» Москвичи в большинстве бросили курить.

Ленинградцы курят, имея малые возможности развивать другие пороки.

При проходе таможенного контроля ленинградец сильно потеет. Москвич громко переговаривается с тем, кто стоит сзади, и жует жвачку.

И москвичи, и ленинградцы очень любят, когда что-нибудь запрещают. Тогда они звонят друг другу по телефону и громко возмущаются.

У москвича есть два видеомагнитофона (чтобы нужное переписывать). У ленинградца есть друг, у которого есть видеомагнитофон.

Ленинградец чистит зубы на ночь.

Москвич вообще не чистит, а опрыскивает рот специальной жидкостью, подаренной одним шведом.

Ленинградец читал последний рассказ такого-то.

Москвич пил с ним (с таким-то) не далее как вчера.

Ленинградец познакомился с Лидией М.

Москвич был на ней женат, и даже два раза.

Ленинградец получил международную премию (правда, не сам ездил получать — не успели оформить документы). Москвичу остается только криво улыбаться и шумно втягивать носом воздух. Лысеют москвичи раньше, но у ленинградцев быстрее портятся зубы.

При гастрите москвич чаще имеет пониженную кислотность, ленинградец — повышенную. В сексуальном плане москвич слабее, но развязнее.

На морском пляже ленинградец немедленно кидается в воду и заплывает далеко-далеко. Москвич, помочив ноги, возвращается на берег и начинает рассказывать анекдоты.

Ленинградцы любят ходить в кино. Москвичи любят ходить в Дом кино.

Умирают москвичи обычно в больнице. Ленинградцы чаще дома.

Памятники им ставят примерно одинаковые. Но ленинградцам чаще из гранита, а москвичам из габры или мрамора.

Трава и тут и там растет похожая.

Говорят, что климат раньше сильно отличался, но теперь (по общему мнению) почти сравнялся.

Небо тут и там похожее, северное.

Птицы в нем летят те же. Когда на юг, то сперва через Ленинград, а потом через Москву. Когда обратно, то наоборот.

Но птицы те же.

Декабрь 1984 г.