Умные люди, раньше меня прошедшие круги ада и симпатизирующие мне, рассуждали иначе:
— Уезжать с Колымы можно только с чистым паспортом, как у всех, кто не сидел в лагере и не подвергался репрессиям... А у тебя паспорт «с повышенной температурой» (39-я статья), так что — сиди и не рыпайся! Радуйся, что не подох в лагере, а выбрался живым! Радуйся, что работаешь в театре, а не в забое вкалываешь! Что не отлучен от любимой профессии... Война, слава Богу, кончилась, радуйся вместе со всеми! Все ждут перемен к лучшему, вся страна, ждут и надеются, — жди и ты! И не торопись, не шустри, жизни у тебя впереди еще много, ты молод...

Честно говоря, я не очень внял тогда напутствиям и предостережениям друзей — слишком велика была радость освобождения... а главное — вера! Выстраданная, выжившая в испытаниях вера в то, что все страшное уже позади, что с окончанием мировой войны неизбежно падет и царство ГУЛАГа. Изменится режим власти в СССР, «империи зла» на земле рухнут и мир встанет наконец на путь Добра и Справедливости...

Наивный человек! Я все еще отказывался верить, что мировой фашизм — это гидра, чудовище с несколькими головами. Отрубив голову германскому фашизму, мир избавился лишь от Гитлера... На 6-й части земли, в СССР, выстоял и торжествовал победу над соперником еще более жестокий, более человеконенавистнический фашизм — фашизм сталинский, коммунистический!

Какая, к черту, могла сохраниться вера в разумное, справедливое устройство послевоенного мира, когда я к тому времени на собственной шкуре сполна познал, что почем в жизни. Ведь жизнь, как любая монета, имеет 2 стороны — лицо и изнанку, «орла» и «решку»... Испытание на прочность начинается тогда, когда стороны эти соприкасаются. В моей жизни это случилось на 23-ем году, когда судьбе угодно было ткнуть меня носом в самую что ни на есть «изнанку»... Приоткрыть жизнь, как она видна «с черного хода», из «людской», откуда советская действительность виделась в своем настоящем, истинном свете, без парадной показухи, без лжи и демагогии — непременных спутников любой диктатуры.

Георгий Жженов, отрывок из недописанного рассказа «КЛЕЙМЁНЫЙ»