Кто-то кинул дождь на нас,
Чтоб остыть.
Дождь кидается слезами
Во всю прыть.
А слеза течёт по небу
На висок,
И идёт к концу остывший
Тот бросок.
Боль становится сильнее у виска
И сильней.
Опустели все глаза,
Ты долей,
Чтобы завтра кинул кто-то дождь на нас
Как всегда.
Чтобы закидал нас дождь слезами
На века.
Чтобы боль виска осталась прежней
И сильней.
Чтобы глаз бездонный обмелел -
Ты долей...

В воздухе рождаются мысли,
поэту навеянные в рифмах.
Сижу перед солнцем. По фильмам:
в глазах только ветер и листья,
асфальт светлый-светлый, чуть серый,
один предо мной, спокойный.
А впрочем, ведь нет. нет листьев.
Весна у меня. В зелёном.
Лучи из-под крыши по окнам
ко мне, будто льстят, стремятся.
Стоп. Тень. И опять цвет красок
и солнце над нами смеётся.

Где мысли - там нет размера.
И рифма с трудом найдётся.
А мысли поэта всё льются
и солнцу опять неймётся.

Сегодня утром я шла по Б.Садовой. Не по той, которую мы видим каждый день, а по огромной улице, расширяющейся в безграничную воронку. И люди шли не мимо, не навстречу, а будто стекались в меня. И я поняла, что передо мной весь мир, и я только у его подножья.

*************************************

Просто пишу и нет секретов,
А есть советы, чрез них продеты
Нитки, тряпки, иглы,
вопящие об опыте портретов.
Уходим в вечность, в память, в жизнь опять же.
Уходим, исчезаем, как ответы,
не вслух, а просто так - в пакеты
Покидаем.

Подарите мне пожалуйста честность,
Вас самих, а не Ваши театры,
Где поёте себе серенады,
Воплощая саму нелепость.

Покажите мне пожалуйста лёгкость
Ваших душ, а не Ваше бремя,
Чем и плачетесь вечное время,
Награждая медалью блёклость.

закончила рисовую чистку. 40 дней ела рис натощак (предварительно промываемый в течение 5 дней). результатов не ощутила. а все так хвалили, расписывали... может у меня всё так запущено, что и 40 дней мало?! колени по-прежнему щёлкают.
зато получаю максимум удовольствия от суперсета Антигалифе от Марата Хисамова-Голтиса. После-ощущение тао-о-о-е, будто меня за ноги волочили километра 3.
ещё б шоколад разлюбить...

Я люблю Вас тихо, нежно.
Днём, быть может, безмятежно,
Ночью - горько, безутешно,
Утром вовсе очень грешно

Знаешь, я очень любила шоколад. Молочный, с лесным орехом, по настроению- белый. Что может быть круче блаженства мучительной сладости на языке? Это наравне с Бротиганом. Смакуешь "Ловлю форели в Америке" и понимаешь, что никогда не наешься. Вместо супа - "Ловля..", вместо черешни (которую готова есть вёдрами) - "Волхв".
(из Фаулза: "Нельзя ненавидеть того, кто стоит на коленях. Того, кто не человек без тебя. Склонённая голова, лицо в ладонях.
Молчит, не скажет ни слова, не протянет руки, не покинет застывшее настоящее время. Всё замерло в ожидании. Замерли деревья, небо осени, люди без лиц. В ивах у озера поёт весеннюю песню дурашка дрозд.
Голубинная стая над кровлями; кусочек свободы, случайности, воплощённая анаграмма. Откуда-то тянет гарью палой листвы.
** завтра познает любовь не любивший ни разу,
и тот, кто уже отлюбил, завтра познает любовь")

Случайно наткнулась на Гамлета. Не на того, что в
потрёпанной обложке, с выделенными столбцами и чёткими
фразами. На Гамлета чёрно-белого, захватывающего. Это
великолепная игра и потрясающая работа. Это как любимая
книга или предмет. Это муза для моего письма, вдохновляющая
на новые поиски. И лишь одна грусть, что нет той самой
потрёпанной обложки, и золотыми буквами на ней Вильям
Шекспир.

Слякоть, мерзость, пакость,
Где-то радость
Зависелась.
Придёт в 13.
Для меня эта подлая записка.
Оставьте меня
В этой комнате,
Наполненной
Жуткой руганью
И запахом от тебя виски.

Мне так больше нельзя:
Среди этих обоев
Нет уже ни тебя,
Ни цветастых узоров.

Не найти Вашу тень
Даже днём на картине.
Где Вы робкий мужчина,
Подаривший мне день?

Где Вы? Что Вы?
И сколько Вам надо
В день из пачки сырых сигарет,
Сколько лет, под какими мостами
Мне ждать встречи,
Чтоб услышать ответ.

Я знаю ради чего рисую,
Для кого я пишу стихи:
Я боюсь очень-очень помнить
И мне страшно насильно забыть.

Вот почти весна наступила. Моя первая весна.
Как будто не было у меня ещё ни одного лета с
прекрасным июлем и весны с солнечным на сопке маем.
Я боюсь, потому что не знаю, что это - слёзная морось,
лёд, тающий под ногами. И те две рыбки, откуда они, если всего
этого не было?
Где ты? Что ты?
Ты напомнила мне о прошлом, о том, что я не спала.
И эта музыка. И та фотография. Очень красивый поцелуй.
Тобой не замеченный, обоими пропущенный.
Где мы? Что мы?
Выдержать - значит успеть встретить март. Впервые в жизни.
Быть может, всё, что ни делается, - к лучшему. И мне
понравится шлёпать по лужам, жмурясь от света, вдыхая сырость,
не замечая больше ничего вокруг.
Выключи эту музыку. Мелодию, созвучную с моими мыслями.

Мы стояли посреди огромного озера, половина которого бесновалась, а другая была спокойной, и гладь мягкими волнистыми прядками ласкала наши ноги. Было ощущение пьяной карусели, она несла нас по кругу, разворачивая к каждой из сторон света. Вокруг весь мир шагал пошатываясь, крутился будто юла, заведённая нервным ребёнком.
А мы стояли под стеклянным колпаком всего действа, никем не тронутые, ничем не задетые, и целовали друг другу губы. Вопреки отчаявшемуся миру - нежно, тихо. Как падают капли с прекрасных цветов. Как упивающееся зноем лето печёт плечи. Как срывается бархат с его уст.
И нам это нравится.
И имя тому озеру - город.

На моём сердце вырос цветок
Ослепительной красоты,
Лепестками мне обнял грудь,
Даже стал обращаться на ты.
"Простите, что это за панибратство,
Вы пришли даже не заплатив?!
Давайте,цветок, ругаться
За место под сердцем моим.
Ах, что мы приникли к стеблю?
Быть может, забудем? Будь...
Вы лучше спойте мне песню
И обнимите грудь".
2006 г.

Завтра что-то случится в жизни:
мир свернётся и станет тесно
моим мыслям в моём сердце,
душу бренное тело стиснет.