Вера не знает ошибок. Она просто не прощает отречений. (С)
82. |
Просто моя жизнь напоминает натянутую над пропастью леску, когда каждое дуновение ветра - опасно.
А самое смешное, что я не могу и не хочу - иначе.
|
81. |
Я курю воспоминания.
Я курю их, запивая сладким черным чаем с привкусом ежевики.
Курю людей, курю их мысли, курю их чувства, их страхи, их страсти. Курю их запахи, путая воздух паутиной сизой дымки, их прикосновения, оставшиеся во мне, поддернутые патиной забытья, их взгляды, их слова и смех.
Курю обещания, данные в приступах нежности, стертые утекающими песчинками минут.
Курю сцеженную по каплям яда ложь.
Я выпускаю канителью вьющегося узора чужие поцелуи, картинки неосознанных ласок.
Я выкуриваю чьи-то тонкие запястья, обесцвечиваю цвет чужих глаз – сугубо для себя-
Раздирая горло когтями отравы, я улыбаюсь, потерянная в антраците холодной ночи, а она тянет ко мне звездные руки, пахнущие дождем.
И в этот дождь я выдыхаю чужие сказки, чужие привычки, бывшие и моими – тоже, чужие шутки и чужую вечность.
Я курю тебя.
|
80. |
теперь каждое утро будет чуть сложнее просыпаться
|
79. Колыбельная для |
|
78. |
|
77. |
Поколение, возросшее на пепелище, на стыке двух времен. Одного: разбитого, жалкого, времени тирании и молчания. И второго, обещающего взрасти цветами среди серого праха повседневности.
Поколение боли, поколение потерянных детей. Странные, болезненные души.
Мы искали себя в отражениях грязно-бензиновых луж, расплывающихся палитрой красок.
Мы искали себя в тенях, которые прячутся в подлунные часы в лабиринтах наиболее отвратительнейших мест.
Мы искали себя в рассветах и закатах, утопленных в бутылках дешевого вина и усыпанных звездной пылью.
Мы старались взять от этого мира все, что он мог нам дать. Мы брали все – и нам было все равно, что будет дальше.
Дети сегодняшнего дня.
Вгрызаясь в монохром книжных строк, мы искали в этом мире красоту.
Тонкими порезами на запястьях мы оплакивали свои чувства.
Высокими словами рассуждая о тайнах бытия, мы тайком ото всех покуривали травку в заплеванном подъезде.
Саморазрушение. Самосовершенствование. Красиво. Одновременно.
До боли, до алых кругов перед глазами, до срывающегося в белый шум ночного города криков.
Повторить.
Мы страстно жаждали декаданса, мы мечтали быть – с худыми запястьями, с длинными пальцами, с безразличными лицами, с идеальными манерами. Невзначай бросать колкие слова, смеяться и выдыхать сигаретный дым уголком губ.
Мы мечтали убить себя, сначала изнутри – затем уже – снаружи. И так же страстно мы мечтали жить.
Те, что пришли позже нас – они уже другие. Они проще, они переделаны на евро-американский манер. Все, что делали мы – для них – конечно, притягивающее – но «лучше я посмотрю».
Быть может, в них – наше будущее. Они – почти те, кем хотели быть мы. В них нет нашего беспокойства души, мятежности, испепеляющих желаний, изничтожающей боли и… тяги.
Они это не «двойственность», они это «либо-либо».
Повторяя наши действия, как делали это мы, ориентируясь на тех, кто был До нас, они уже не испытывают того благоговения, которое испытывали мы.
Старые боги уходят в тень?
Они – поколение «знающих». Дети кока-колы, дорогих игрушек, сладкой пастилы, секса по телевизору и белых дорожек, пачкающих пластик кредиток.
Они – восхитительны в своей наивности, в своем незнании, в своей боязни коснуться неизведанного.
Но смогут ли они, когда-нибудь, кружиться по разбитым зеркалам на крыше многоэтажки в вальсе, купаясь в багрянце городского рассвета?
|
76. насущное |
Он такая сука, что я непременно хочу за него замуж!
|
75. мое четвертое слово - сомнение. |
|
74. |
|
73. "...nobody told you how to unfold your love." |
|
72. |
Я встретил тебя на закате. Ты сидела на тротуаре, одетая в нелепое платье из черного шёлка и пересчитывала лежащие на ладони монетки. Светлые кудри были уложены в причёску, которую растрепал ветер, а в глазах цвета васильков затаилась напряженная задумчивость. Я до сих пор не знаю — не хватало ли тебе на проезд или ты просто получала удовольствие от этого монотонного занятия. Но, стоило мне на тебя посмотреть, как ты смутилась, будто застигнутая на месте преступления, и спрятала монетки в кулаке, широко улыбнувшись. Час был поздний - ночь, какая бывает только в августе — синяя и блестящая, как на променаде, блестками звезд — давно уже шагала по пустынным улицам, замершим проспектам и уснувшим садам.
- В такие ночи не спят либо влюбленные, либо безумцы. - Я опустился рядом с тобой на тротуар, вскинув лицо к тающему негой небу. - Вы себя к кому относите?
- К безумной влюбленной... - потянула паузу, изогнув уголки губ в бесовской улыбке - а может быть, к влюбленной безумности?
- Второе предположение вызывает уважение и интерес - я скосил взгляд прозрачно-черебристых глаз безвременья на эту девицу, неизвестно откуда взявшуюся в городе в самый что ни на есть глухой час. На меня смотрели два васильковых острия-кинжала. Отточеные клинки, прячущиеся за щитом угольных ресниц.
- Знаете, мне второй день снится море. - неожиданно разорвала повисшую в сумраке неловкую паузу. - Мне снятся поезда. И море. Свинцовое, тяжелое, штормовое море... Оно глухо рычит, раскачивается барашками волн и пытается дотянуться пенистыми пальцами гребней до монорельса, по которому расписной гусинецей несется поезд. Ветер взметает брызги, разбивая их веером о стекла.
Я просыпаюсь и мне страшно. Вот знаете, такой животных страх.
Я просыпаюсь и чувствую на своей коже липкие соленые брызги.
Я просыпаюсь и чувствую, как в моих волосах запутались клочки того безумного морского ветра.
Я молчу, внимательно смотря как стирается кукольная безмятежность с твоего красивого лица. Теперь оно становится как у ребенка - встревоженным, нежным в своей отчужденности и до боли - до боли в пальцах, в суставах, ибо у меня такого нет и не будет - живым.
Ты обхватываешь себя руками. Маленький беспокойный ребенок, испуганный собствеными снами.
- А потом, я оказываюсь ранним утром на пляже. И море... Оно... Как рассвет. Всех оттенков нежности, заботы, юности и юношеской любви... Оно мерно перекатывается по блестящим осколкам скал и манит к себе. И я бегу по кромке песка, чувствуя, что где-то там тот, которого я ищу... Но впереди лишь спутанные знамена, тянущиеся на ветру ленты цветного шелка и я путаюсь в них...
И я не добегаю, я не могу, я пытаюсь закричать, но мои крики глотает море...
"Радостно помнить, что я не умру,
Ибо порука – глаза детворы,
Неодолимая тяга к перу,
Мир мой – и все остальные миры."
Ты резко поднимаешься и я замечаю, что тебя шатает от усталости. Улыбаешься мне так, будто мы с тобой знакомы всю жизнь. Я еще ощущал кожей тепло этой улыбки, когда ты, резко обернувшись, побежала в темноту. Как призрак августовской ночи, тонкая Офелия с глазами цвета родниковой воды.
Той ночью мне снился мерцающий силуэт в удушающих объятиях соленой воды, а утро обозначило рассеяным светом россыпь золотистых монет в белоснежном пляжном песке.
|
71. |
Настроение сейчас - где-то на границе безумия
А знаешь, счастье это просто.
Для меня - целовать твои ресницы.
photo by den_rv
|
70. |
|
68. |
когда я допишу эти строки, время сотрет из моей памяти цвет твоих глаз.
Когда я не знала, какого они цвета - я думала о том, каким именно дымом пахнут твои руки.
Когда я придумывала себе сказочо-сигаретный аромат - я гадала на рождественских игрушках,оттенка какого серебра твои волосы.
Когда я писала тебе письма и сумасшедший апрельский ветер метал их по небу - я желала, чтобы хоть один ошметок упал тебе на подоконник.
И... чтобы ты вспомнил.
Когда мне сказали: "ты его любишь" - я смеялась безумным смехом, я заливалась горечью изнутри и, светло улыбаясь, говорила "его невозможно не любить. Но мы в оппозиции".
Когда за тобой захлопывались двери - я сжималась в комок, царапала ногтями плечи и сдерживала слезы. Потому что не комильфо.
Когда твое имя приносил агонизирующий закат - я хмурилась и бежала танцевать по раскаленному асфальту босиком.
И июльскому теплому дождю я молилась лишь об одном - чтобы ты забыл меня.
Но дождь меня не услышал.
f S
|
67. |
|
65. |
|
64. Колыбельная для Птицы |
|
63. |
|