В колонках играет - Papa Roach - Do Or Die
Настроение сейчас - Все потом (С)

Осень касается меня холодными редкими каплями ноябрьского дождя, я протягиваю ей руки и улыбаюсь серому хмурому небу. Четырежды уколовшись об шип подаренной розы, алой, с бархатными краями, нервно хихикаю и все равно протестую против каких-бы то ни было оберток. Утопаю вечерами в аромате латте, запиваю прочитанные — когда я успеваю их читать? - книги мохито и кутаюсь в клетчато-бежевый шарф.
Осень — это когда «все потом» (С) Шато Тьели
Люди оборачиваются на меня, потому что я не чувствую пасмурности и не пугаюсь туманов.

Теперь, когда маленькая девочка в карминовом платье начала напевать свои декадентные мотивы, я мечтаю о белом пушистом снеге и точно знаю, что — все будет хорошо.

В такие минуты мне нестерпимо хочется подойти к тебе, показать на порезанный об нож палец, жалобно шмыгнуть носом и чтобы ты меня пожалел.
Хочется уснуть в твоих руках и не слышать про каких-то других, разных, оптовых, дешевых, которые сами к тебе.
Хочется сонно перебирать твои мягкие волосы цвета пепла и не строить из себя ледышку.
Хочется плакать, прижавшись лбом к твоим ключицам, прерывисто всхлипывая и стуча кулачками по груди.
Совершенно женские желания просыпаются, когда я целую тебя на прощание и дверь захлопывается, разом отделяя тебя от меня.
Хочется кричать, будто меня режут, колют, терзают всеми инструментами Ада. Мне немного страшно разом окунуться в жизнь, я боюсь сорваться, сломаться... И упрямо иду вперед ибо меня не научили сдаваться.

Но в квартире тишина и тебя не будет до полуночи.

В колонках играет - Scorpions - Believe In Love
Я растворяюсь карминовым ветром в тумане предрассветно-сумеречных улиц. Меня больше не пугают холодные громады высоток, унылые лица прохожих, косые взгляды. Девочка-осень каждый вечер заваривает мне фруктовый чай с двумя кусочками сахара, уютно кутает озябшее тело в вязаный плед и читает вслух Дрюона. Я засыпаю под вечер, а просыпаюсь под утро и наблюдаю за агонизирующим рассветом — ещё чуть-чуть и серые, свинцовые тучи-крылья зимы укроют его.
Совсем забываю писать, сочиняя сонеты на листках и забывая их в прочитанных книжках.

Всем тем, кто... не волнуйтесь.
Это просто медноволосая проказница с тонко-хрустальными руками украла меня.

В колонках играет - fleur - ashes

Настроение сейчас - follow me.....

Ветер стучится в закрытое окно пальцами в перчатках пожухлой листвы. Четвертую ночь холодные ленты дождя заливают тротуар и земля становится по-кладбищенски черной, набухшей, рыхлой. Такую бери до бросай на полированную крышку гроба. Я пишу тебе это письмо пером, чей кончик макаю в тонкий разрез на сгибе запястья. Я пишу тебе его...нет, Херцен, не кровью, но собственной душой.
В моих снах заблудились сумрачные тени, и я боюсь подниматься на порог - с двери на меня смотрит, гадко ухмыляясь, сказочный тролль. Вечность способна не только рассыпать камень, но и перековать металл. Позавчера феи из моего сада взмыли в посеревшее влажное небо фейерверком и растаяли летней дымкой, оставив лишь далекий серебристый звон и аромат полевых колокольчиков. Стоило им исчезнуть, как съежились травы, пеплом осыпались лепестки завядших цветов. Будто прошедший дождь смыл все краски, как незадачливый художник смывает водой акварель с листа. Со скуки я верчу ладонью колесо прялки и наматываю на палец тонкую нить. Книги уныло смотрят на меня со своих полок, иные - с ворсистого ковра, где я оставил их в художественном беспорядке. Мне совсем не хочется их даже брать в руки, а они обидчиво надувают страницы влагой. Может, книга, она как женщина, не прощает невнимания? Так или иначе, я маюсь со скуки, впадаю в уныние, порчу листы своим витиеватым почерком, а стена напротив письменного стола уже раскрашена черно-фиолетовыми пятнами чернил, и у основания её тускло поблескивают тонкие осколки пузатых скляночек.
Иногда возникает чувство, что я вижу все это впервые... И даже собственное отражение поражает меня обострившимися чертами лица, потемневше-медными волосами, прищуренными глазами и смешливо изогнутыми губами.
Твои дороги ведут тебя все дальше от этого призрачного домика, и все чаще страх целует меня прямо в сердце. Я боюсь, что ты не вернешься, что забудешь это тропинку усыпанную цветной галькой, что тебя проглотит чудовище каменных городов.
А с кем, если не с тобой, на шатком мосту в бесконечность мы будем пить вино на брудершафт и смеяться ветру в лицо?

В колонках играет - Ordinary - The buzzhorn

Настроение сейчас - ...but I do no cast a shadow

- Скажи, загадочный, кого ты любишь больше - отца, мать, сестру или брата?
- У меня нет ни отца, на матери, ни сестры, ни брата.
- А друзей?
- Не понимаю, о чем вы: смысл ваших слов от меня ускользает.
- А родину?
- Не знаю, в каких широтах она лежит.
- Красоту?
- Я рад бы ее полюбить, будь она бессмертной богиней.
- Золото?
- Ненавижу его, как вы ненавидите Бога.
- Так что же ты любишь, несуразный?
- Люблю облака... облака, плывущие там... далеко...сказочные облака!

Semmi sem változik
Én még gyerek
öné.
kisasszony.
S.

В колонках играет - Nothingface - Ether
Настроение сейчас - l'automne...

Лето осыпало город хрусталем дождей. Скромно, на прощание. Я смотрел сквозь цветной витраж на нутро города, расцветающее золотом сухих листьев, и перебирал пальцами фотокарточки воспоминаний. Танцующий ветер метал листву, выплетая осеннее кружево.
Le depart...
Девочка в красном платье с кружевной оторочкой и гофре бежит по мостовым и стук её каблуков эхом возвещает о начале нового времени года. Будто феникс она каждый год возрождается, чтобы, оббежав весь город, застыть на моем пороге, смущенно улыбаясь и протягивая букет из разноцветных кленовых листьев. Вот уже третий отрезок вечности моя вежливость не позволяет захлопнуть дверь перед её очаровательным носиком, а потому я приглашаю её пройти внутрь.
Её задорный карминовый смех греет меня, её нежные руки в росписи хны ласкают меня, её медовые кудри щекотят по ночам мне лицо...
Она нежно раздирает мою грудную клетку, выпуская птиц меланхолии и я боюсь её карамельного цвета глаз. Это маленькая девочка со взглядом искусительницы и сердцем, что полно шуршания страниц и ароматного латте.
Но, в предвверии гибели, она загорается пожаром киновари в прогалине старого парка и уходит, чтобы ещё пару сотен ночей шептать осенним дождем мне миндальные колыбельные.

Мама и папа я вас люблю
я харашо ем у бабушки Тома
мама папа
вы самые радитили
да смерти люблю я вас
17 август
кирилл

письмо младшего брата родителям, я умилен и растроган
(пунктуация и орфография автора соблюдены))

...это бывает опасно.

Сколько вечностей назад это было? Этот вечер, холодный фиолетовый вечер на станции не менее фиолетовой ветки? Этот вечер, в который на нас с тобой мрачно взирал закрытый театр? Этот вечер, когда ветер иссушал слезы и бросал длинные пряди в лицо?
Этот вечер, ставший первым разломом в моей жизни. Сколько мне тогда было? 14?
Сколько бы времени не прошло, я всегда буду помнить выражение твоих глаз и дрожаший струнами отчаяния голос:
- Это, чтобы... вернуться? как прощение? - сжимая в руках огромного плюшевого кота с пепельно-розовой лентой на шее.
И вот он, шанс, все вернуть, сказать, как же ты мне нужна, как мне без тебя холодно... Но мое тихое:
- Нет, это чтобы ты меня иногда вспоминала. - все, дороги назад нет, я только что сам сломал самый прекрасный цветок в своей жизни.
Тридцать секунд ядовитой вечности. Робкое, твое:
- Ну... все, да?
- Да, будь счастлива. - оборотом на каблуках, тенью в метро, лишь бы забыть этот хрусталь слез на твоих глазах... Приваливаясь к стене и безудержно рыдая, комкая в пальцах вязь шарфа.
Наверное, тогда я, что-то потерял. Впервые.
И спасибо тебе, Ведьма, что ты так и не смогла меня простить.

Утро принесло на своих крыльях дождь.
Он чертил закрытые окна, собираясь лужицами на деревянном подоконнике и настойчиво мешал мне заснуть. Лента сна рассыпалась холодными каплями у меня в руках... Спасительное забытье, расписанное переплавленными в картинки мыслями, предательски таяло. Не менее предательски и мерзко хихикнули, звякнув, часы под рукой... шесть утра. Черт одери, шесть утра....
Уберите этот дождь, он мешает мне страдать!
Ты спрашиваешь, почему я не ненавижу тебя, я смеюсь в ответ и отвечаю, что глупо ненавидеть того, с кем счастлива любимая. Ты спрашиваешь, почему я не хочу счастья для себя, а я не хочу говорить правду, прикрываясь полумаской святости. Нет, я не вру тебе - я всего-лишь не говорю всей правды. Ты говоришь, что я - счастливый, а я тактично не возражаю. Как давно мне стало все равно?....

Какое-то странное лето. Странное тем, что я не знаю - хочу я, чтобы оно закончилось, или наоборот - эти дни тянулись до бесконечности?

В колонках играет - Miss Construction - Slaughterhouse

Настроение сейчас - ashes to ashes, dust to dust

Ночь опустилась занавесью сигаретного дыма.
Я кашляю, давлюсь сизым ядом, но желание курить не пропадает.

Полночи сидел, смотрел как ты спишь. Как раскиданы темные волосы по подушке со смешным голубым рисунком. Как прижимаешь к обнаженной груди одеяло. Как морщишься, что-то невнятно бурчишь.
В очередной раз смог заставить свой эгоизм перенести дату пробуждения на более удобный момент.

Пожалуй, этот момент я назову «никогда»

Не то принцесса, не то заблудившийся в темном лесу волчонок. С болью на глубине глаз, с извечной иронией в изгибе чувственно-тонких губ. С жестами королевы, с повадками зверя.

Нет, меня не нужно защищать.
Нет, позаботься о себе.
Тебе это нужнее.
Да, я большой мальчик, я сам все могу, а от меня самого меня защитит лишь тот, чье имя я сократил до одной единственной буквы.


На наших билетах в будущее не указано место назначения... (С)

Кто-то все ещё согласен сотрясать воздух заявлениями о том, что умеет быть счастлив, когда счастлив любимый человек, не являясь при том причиной оной радости и не будучи даже рядом в этом момент...
Я готов смеяться Вам в лицо и говорить, что Вы просто никогда не Любили. Потому что никто из тех, кто Любит не счастлив. Можно улыбаться и говорить все «ну он же счастлив...» можно просто промолчать, но в глубине сердца всё равно есть червь, который будет изъедать. /когда-нибудь люди начнут признавать то, что они не такие чистые, какими хотят видеть себя в отражении зеркала?/

Вы отпускаете тех, кого любите, а потом страдаете и ищите сострадание.
Ведь я отпустил его во имя любви, ведь он хотел.
«я не люблю тебя, я использую тебя, чтобы быть несчастной» - это именно так.
Простые отговорки тех, кто не способен удержать и сохранить даже любовь, предпочитая хлеб жалости.

И нет того, кто способен меня переубедить.
Волбшебство не мертво. Мы все ещё сияем.

Благими намерениями дорога в ад вымощена. Какими намерениями вымощена дорога в рай? (c)

В колонках играет - Motley Crue - Fight For Your Rights
Настроение сейчас - Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.(с)

Это такое маленькое глупое счастье — 6 утра, сонно-воскресное метро, ты спишь на моем плече, а я, придерживая тебя одной рукой за плечи, кошусь по сторонам волчьим взглядом, в готовности разорвать любого, кто протянет к тебе свои грязные руки.

Шлепать по холодным лужам, подставляя лицо дождю, держа тебя за руку...
И плевать, что сутки без сна за спиной и столько же — впереди.
Одной мыслью — странной, захватывающей... и немного пугающей - Я никому тебя не отдам. И осознанием, что тебе... тебе всё-таки нужно поспать.

Охранять твои сны, шептать на ухо, что ты не один, перебирать влажные спутанные волосы, путать ткань простыней... Так сладко, так непривычно. Как будто внутри задели струнку, именем который было «забота».
Нет, если ты соберешься уходить — я не отпущу тебя. Чего бы мне это ни стоило.

Я умею жить без тебя, но превращать собственноручно свою жизнь в локальный ад?
Увольте, райским кущам предпочитаю вересковые пустоши.

В колонках играет - Scream Silence - My Tenebrous Illusion

Настроение сейчас - Мы скоро в сумраке потонем ледяном...(С)

В твоем городе узкие улочки, пожелтелые (такие осенние... а ты спрашивал, за что я влюбился в этот город?) дома.
В твоем городе высокие шпили церквей и крыши, так близко-близко к друг другу, что можно перешагнуть с одной на другую.
В твоем городе тихие уютные парки, с филигранными скамейками и апельсиновыми фонарями.
В твоем городе смешные приветливые люди, такие искренние и теплые. Ликер, запах масляной краски, метры проявленной пленки, пухлые конверты со снимками...
В твоем городе разводные мосты и побережье холодного северного моря.
В твоем городе дожди царапают окна, ветер метает лоистья по серому асфальту, небо такое суровое,такое тяжелое, такое низкое...

В моем городе широкие проспекты, цветные дома с обновленными фасадами.
В моем городе церкви затерялись среди бетонных высоток и крыши так запретно-недоступны.
В моем городе не парки, а зоны отдыха, и фонари у меня в городе постоянно мигают. 
В моем городе люди лживо улыбаются, протягивают руки, пахнущие миндалем, ласкают прагматично-расчетливо.
В моем городе не разводят мостов и мне приходится иногда подолгу искать прохладу в этом каменно-прямом лабиринте.
В моем городе синее небо, яркое солнце и перистые облака.

Но в нем совсем не видно звезд.

И если бы ты пришёл, и если бы я открыл тебе дверь, и если бы мы не стали выяснять, кто из нас виноват.... Я бы обязательно показал тебе, как прекрасны мощеные мостовые твоего города.

В колонках играет - Kill Chauntel - Inland Taipan
Настроение сейчас - Хорошая погода, не знаю, то ли чаю попить, то ли повеситься. (с) Чехов

- Моя Королева, я буду верен вам до разлома неба.. - воодушевленно вещал юноша — совсем ещё мальчишка, с огромными глазами цвета наивности и по-детски припухлыми губами. - Я готов отдать вам свою кровь, свою жизнь, свое сердце и свою душу.... - его нервные, тонкие пальцы терзали тяжелую ткань платья, расшитого лунным серебром. Золотистые волосы, собранные пюсовой лентой в хвост, сверкали в пламени двенадцати свечей.
Королева сдержанно улыбнулась, качнула головой, чуть прищурив ярко-зеленые, кошачьи, глаза. Взгляд её блуждал в зазеркальных далях и был задумчив. Новая жизнь, новая, горячая... нет, обжигающая, кровь...
Меланхолично тикали напольные часы,тяжелый маятник будто музыкальный метроном отмерял маленькую вечность в замке из льда.
- Да, конечно будешь, конечно... - отозвалась она гортанным мурлыканьем, распуская его волосы, перебирая длинными ногтями мягкие пряди.
Сколько их было, таких живых юных мальчиков? Восторгавшихся ею, боготворящих её, влюбленных в неё... Она уже давно перестала считать, принимая их любовь за должное и забирая всё, что могла забрать. Они были как попугайчики для вечности — минутные всплески проснувшегося одиночества.
Как коктейль для забытья — на одну ночь, когда за окнами бесится северный ветер и поют камни мостовых.
А она была для них — богом, легендой, мечтой, пропуском в богему и шкатулкой пандоры.
- Мальчик, ты знаешь, что зеркала умеют лгать? - томно спросила она, чертя указательным пальцем по его щеке.
- Разве? Кажется, они показывают... - замявшись, вскинул на неё взгляд — нам нас. - сконфуженно, опуская голову.
- Нет, зеркало, как и женщина — способно лгать, многолико и капризно. Оно будет показывать тебе, то, что ты хочешь, лишь до тех пор, пока его само это устраивает. Запомни это, мальчик.
- Я не хочу ничего запоминать, я хочу остаться с тобой, моя Королева и ни о чем не задумываться... - обиженный взгляд, капризный излом губ... Она слегка повела головой и тяжелые локоны цвета ночного неба — аспид с отблеском фиолета — упали на узкие плечи в разрезе платья.
- Именно поэтому ты никогда не останешься здесь. Уходи. - женщина закрыла глаза, мягким движением тонкой руки оттолкнув его от себя.. ошарашенного, обиженного... Такого прекрасного в пламени свечей и разбитых желаний. - Уходи, я сказала. И никогда — никогда не возвращайся сюда, мальчик. Слышишь? - звон разбитого бокала. Кто его опрокинул — он, она или вошедшая девушка в костюме для верховой езды? Вспугнутой птицей он побежал сквозь комнату, задев плечом дверной косяк, странно изогнувшись и исчезнув в темноте коридора, увешанного зеркалами в тяжелых рамах.
Пару минут спустя где-то в доме хлопнула входная дверь. Тяжело, как опускается лезвие гильотины.


- Мара... - с укоризной качнула головой девушка.
- Значит, ma Belle, зеркала умеют врать? - шепнули сгустившиеся у изголовья вольтеровского кресла тени.

В колонках играет - David Bowie - Something In The Air
Настроение сейчас - Falling feels like flying, until you hit the ground...(С)

Этот принц был из сумасбродной сказки. Сказки, где ложь и правда ведут долгие беседы на пороге ночи, смерть дарит жизни розы цвета янтаря, а небо качает звезды на руках перистых облаков.
Этот принц любил тишину, одиночество и песню стали. А остальные просто любили принца. Или ненавидели. Любили - за его редкий ум, циничность и невиданную красоту. Ненавидели за то, что он плел для них кружево сказки, а затем таял в темноте длинных коридоров. Ну, и за то, что совсем его не понимали.
Даже в самой сумасбродной сказке люди не меняются — они всё-равно ненавидят и боятся того, чего не понимают.
А принц просто шёл по дороге, усыпанной чужими вздохами, собирал потерянных и понимал обреченных.
И его безумие шло по правую руку, и отчание цеплялось за левую.

А сказка их не имела конца, как не имеет конца дорога в вечность.

Моё лето бегает босыми ногами по раскаленному асфальту и целует плечи мокрыми от дождя губами. Оно заливисто смеётся и ломает моими пальцами тонкие сигареты. Нет, в такую жару просто невозможно курить....
Чьи-то двери, чьи-то лица, приветливые, грустные, слова, что не задевают ни одной струнки внутри, ответная механически-искренняя улыбка. «Я тебя буду ждать..» Чужие губы, чужим голосом совершенно чужого мне человека.
Моё лето кружит морской чайкой по кругу бытия, а я вдыхаю жаркий, душный, раскаленный воздух и стараюсь надышаться.
Карамельная ностальгия, леденцы по карманам, сорванный с клумбы цветок (такой синий..) и танцующие шаги вперед, навстречу всему, что бывает дальше в сценарии судьбы.
И тихо-тихо читать по ночам Бодлера, с улыбкой вспоминая тебя и веря в твое возвращение. Ведь невозможно не_верить.

Je cesserai de t'attendre seulement alors, quand la dernière étoile se répandra par les grains de verre au ciel.

В колонках играет - Motley Crue - Goin' Out Swingin'

Настроение сейчас - хруст ломающегося льда. чужого.

В городе, где зажигаются на рассвете фонари, живет девочка. У неё мягкие нежные руки и волосы цвета пшеницы.
В городе, где танцуют ночами тени, живет девочка, у которой глаза цвета весенней капели и мечты вкуса карамели.
В городе, где сияют две луны, маленькая девочка смотрит ночами на звезды и слагает рифмы, которые тревожат чужие сердца.
В городе, где море ласкает пики сиреневых скал, живет девочка, чьи сказки написаны на пожухлых листах с вензелями осени.

Я нашёл её на закате, она сидела, безмятежно болтая ногами на карнизе маяка и кормила маленькими рыбешками из пакета белоснежных чаек. Я крикнул из окна, чтобы она была аккуратнее, но она лишь рассмеялась мне в ответ и ответила, что не боится упасть. Что мечтает быть такой же свободной, как эти птицы.
А чайки кружили вокруг спицы, не пугаясь сдвоенного красно-белого луча, то и дело пропадая из виду в выси безоблачного неба, а она держала в другой руке томик потрепанных сказок, которые уже никто никогда не прочтет. Ведь сказки обесценились в мире чужих игрищ и чужой войны.
Кроваво-красным солнце омыло её и блики запутались в кружевах подола маленькими рубинами.
Ветер выхватывал страницы из книги и они кружились среди стаи, а она всё смеялась, смеялась и смеялась своим смехом с привкусом полыни.
Горько-горько, и слезы чертили её лицо, скатываясь по щекам янтарем.

Я смотрел на неё, а потом она опустила взгляд и голос её не был заглушен шумом прибоя:
«я просто хочу научиться летать....»

Никогда не уходила первой, считая, что последнее слово должно быть за мной. Оставалась. Терпела. Надеялась на улучшение.
Никогда не била в спину, считая это подлостью. Не плевала в лицо, старалась не лгать. Верила. Старалась верить, даже когда врали, а потом клялись и божились.
Всегда любила до последнего, защищая свою любовь от мира. Неся её свечой в ладонях, не опуская рук и не туша пламя даже если от боли зашкаливает внутри. Ждала, опять же...
Давно перестала верить в дружбу навечно. В женскую — ещё раньше. В дружбу между полами — не верила вообще никогда.
Только дети способны дружить, остальные меняют теплые ракушки дружбы на монеты самолюбия.
Часто прощала. Давала второй шанс. Принимала обратно, под крыло, сжимая зубы, но не припоминая обид.
Отпускала, когда не хотели оставаться, уходила, когда не хотели видеть. Возвращалась —  очень редко.
Каждый год меняю шкуру, преимущественно — летом. Омываю голую кожу дождями и родниковой водой, натираю тело патокой цветочной пыльцы. Выбираю новое платье. Меняю круг общения. Отметаю ненужных как шелуху от семечек. Я ваш вечный офф-лайн. 
Мои маски сложены ворохом у кресла в городе на окраине Времен.
Я ухожу, собирая чужие мечты красками калейдоскопа в чудный коллаж.

Когда-нибудь я найду того человека, который протянет руку и коснется подушечками пальцев моих крыльев. Он прочтет мои сказки и улыбнется, ничего не сказав. Но для меня эта улыбка будет дороже всех восторженных вздохов. И тогда в городе моей души расцветут цветы невозможно-белого цвета. Когда-нибудь.

Верю в небо, звезды и в то, что когда-нибудь этот мир действительно очистится огнем.

Маленькая королева грустит у окна,
Выплетая из снега цветы.
Маленькая королева сегодня одна,
В ожидании нежной колдуньи-весны

Маленькая королева не ждёт кораблей,
Громких имен и кружева лжи,
Маленькая королева не любит цветы,
Если их дарил ей не ты.

Маленькая королева читает стихи,
Тихо-тихо и только заре.
Маленькая королева любит огни,
В зеркалах что цветут в темноте.

Маленькая королева бежит на рассвете,
В кровь сдирая о скалы ладони,
Маленькая королева бросается в бездну
Тщетно ища ладонью опору.