Всем привет!
Долго (по моим понятиям) отсутствовала. Но теперь пытаюсь наверстать упущенное.
Тетя прилетела и дело завертелось :)
Жаль, что поездка во Львов отменяется по причине "а у бабы в селе лучше". Неужели люди такие тяжелые на подъем? Я так и не поняа, какую картошку собрались копать в ноябре месяце, хотя это и неважно ;)
Обещаю, что буду чаще наведываться и на форум...
Всем удачи и творческого настроения!

Два ролика скрипачек и виолончелисток. Знаю, что халтурю, но пока что не до постов с размышлениями :(

У меня самые хорошие новости. В воскресенье прилетает моя тетя из Нью-Йорка, которую я уже не видела очень давно. Тетя - самый понимающий меня человек,и очень строгий к тому же. Знаете, когда я в детстве впервые прочла книжку про самую правильную няню на свете, Мэри Поппинс, мне почему-то казалось, что книжка была написана про мою тетю. Даже многие фразы, манеры разговора - все напоминает о ней. И вот она приезжает на неопределенное время, но до Нового Года обещала остаться точно.
А к тому же вроде все говорит за то, что я поеду во Льво с бывшими одноклассниками. Так хочется ещё раз окунуться в атмосферу этого города-сказки...

Не удержалась и выложила после очередного просмотра ;)

Ты видишь, что твой главный Соблазн: Иллюзии

Тебе хватило одного взгляда, чтобы понять: это ОН(А)! Твоя сбывшаяся мечта, твой сон. Сначала несколько туманный, но быстро обретающий четкость, словно тонко подстраиваясь под твои желания и мечты. Как обольстительна улыбка Соблазна Иллюзий!.. Волшебное, вкрадчивое, почти идеальное обольщение: в этой мерцающей дымке твой мир обретает совсем иные очертания. И за всю это сказку, гармонию и прелесть тебе придется заплатить самую малость – всего лишь немного времени твоей жизни. Размер оплаты – по масштабам и длительности иллюзий. Его главная тайна: «Что ты хочешь на самом деле?» Какие твои НАСТОЯЩИЕ желания он прячет за пазухой? Свои желания можно превратить в реальность или – в красивую колыбельную. Выбор за тобой.

 

 

Фильм Твоей Жизни снят в стиле… Драмы

Твоя жизнь, действительно, произведение искусства – что бы в ней ни происходило по факту, ты всегда умудряешься превратить её в захватывающее действие, которое производит неизгладимое впечатление даже в пересказе. Вот именно таким образом лучшие писатели, поэты и режиссеры создают свои творения, видя в повседневности вспышки и переливы человеческих эмоций, усиливая их, показывая нюансы, сталкивая одно чувство с другим… Вобщем, делают так, что всем становится интересно. Собственно, ты занимаешься тем же и добиваешься в этом успеха. Но если эмоции внезапно выходят из-под контроля, и азарт переходит в панику, имеет смысл поменять жанр – например, на фэнтэзи или комедию И это будет сильный сюжетный ход.;)

http://aeterna.ru/test.php?link=tests:18483

 

Да уж. Не знаю, можно ли назвать все это драмой. Наверное, можно, только с приставкой "ненормальная"...

Бездушная, но многоликая толпа, равнодушная к чужому горю, завидующая чужому счастью. Толпа, где все лица сливаются в серую безликую массу. Находишься ли в аэропорту, бываешь ли в больнице, едешь ли в метро, прогуливаешься ли по площади - тысячи лиц, и каждое имеет свое выражение, все они разные индивидуальности. В эти моменты остро чувствуешь, что человек - одиночка в этом мире. Увы, наш мир жесток и несправедлив. Почему же те единицы, которые пытаются отыскать крупицу счастья, радости, обречены на непонимание, в лучшем случае?

Тоскливо становится на душе. Горько осознавать, что жизнь идет, она не замедляет хода, она стремительным потоком протекает совсем рядом, но влиться в это течение ты не можешь. Ибо, чтобы влиться туда, в моем конкретном случае, нужно отречься от ненужных ограничений, норм, принятых в нашем обществе - но обрести свободу. Стоит ли утверждаться, пытаться что-то доказать людям, которые не стоят этого и не должны стоить? Ведь жизнь у человека всего одна, её никому не дано прожить за тебя, зачем же зависеть от кого-то? :(

Мариша, поздравляю!

 

 

У меня вряд ли найдутся слова, чтобы описать все, что бы мне хотелось сказать! Ты - чудесный человечек, который является ангелом света в нашем мире. Хочу пожелать тебе всего самого-самого лучшего! Пускай в твоей жизни каждый день будет солнечным, все окружающие - с улыбками на лице, а все невзгоды будут обходить тебя стороной.

 

 

 

 

Никогда не сдавайся, и, поверь, музыка  - твое второе "я". Она никогда тебя не покинет. Поэтому хочу пожелать тебе всегда оставаться самой собой.

 

 

 

 

Будь счастлива!

 

 

 http://www.websetsbydietzdesigns.com/roses/pianoroses.html

 

 

Дон Гарсия допивал последнюю бутылку монтильского вина, когда дон Хуан,
бледный, залитый  кровью,  с  блуждающим взором,  в  разорванном камзоле,  с
брыжами, торчавшими на целую ладонь больше положенного предела, стремительно
вошел в комнату и,  задыхаясь, бросился в кресло, не  в  силах произнести ни
слова. Дон Гарсия  сразу понял, что  случилось нечто серьезное. Он дал  дону
Хуану немного  отдышаться,  затем  стал расспрашивать. Тот в двух словах все
ему рассказал. Дон Гарсия, который не легко терял свое обычное хладнокровие,
выслушал,  не  поведя бровью, рассказ своего  приятеля. Затем,  протянув ему
наполненный бокал, сказал:
     - Выпейте, это будет вам полезно. Дело серьезное, - продолжал он и тоже
выпил. - Убить  отца возлюбленной  -  это не шутка...  Правда,  бывали  тому
примеры,  начиная хотя  бы с  Сида [31].  Плохо  то,  что  у вас нет пятисот
близких  и  дальних родственников,  одетых с ног до головы  в белое, готовых
защищать  вас  против  саламанкской  городской  стражи  и  родных убитого...
Обсудим, что нам нужно прежде всего сделать.
     Он прошелся два-три раза по комнате, как бы собираясь с мыслями.
     -  Оставаться  в Саламанке  после такого скандала было  бы безумием,  -
начал он. - Алонсо де Охеда не какой-нибудь мелкий дворянчик, а, кроме того,
его  слуги, наверное, вас узнали.  Но  допустим на минуту, что вас  никто не
узнал. Вы уже приобрели в университете такую блестящую репутацию, что вас не
замедлят обвинить в любом безыменном злодеянии. Поверьте мне, надо бежать, и
чем скорее, тем  лучше. Вы стали  в  три  раза ученее, чем это приличествует
дворянину из хорошей семьи. Бросьте Минерву и послужите немного  Марсу [32].
Это вам удастся лучше - у вас есть к этому способности. Сейчас идет война во
Фландрии. Едем убивать еретиков [33]. Это лучший способ искупить наши грешки
здесь, на земле. Аминь, закончу я, как кончают проповедники.
     Слово  "Фландрия"  подействовало  на  дона  Хуана  как  талисман.   Ему
показалось, что, покинув Испанию, он спасется от самого себя. Среди  тягот и
опасностей войны не будет времени для угрызений совести.
     - Во  Фландрию, во Фландрию!  -  вскричал  он. - Едем искать  смерти во
Фландрию.
     - От Саламанки до Брюсселя далеко, - продолжал серьезно дон Гарсия, - а
в вашем положении надо спешить. Помните: если сеньор коррехидор вас поймает,
вам нигде уже не приведется воевать, кроме галер его величества.
     Переговорив  со  своим  другом,  дон   Хуан  быстро   сбросил  с   себя
студенческое  платье. Он надел  расшитую кожаную куртку, какие тогда  носили
военные, и большую шляпу с опущенными полями, не забыв набить свой  пояс тем
количеством  дублонов, каким  только мог его  снабдить  дон Гарсия. Все  эти
приготовления были закончены в  несколько минут.  Он двинулся в путь пешком,
выбрался из  города никем не узнанный и  шел всю ночь и следующее утро, пока
солнечный зной  не  принудил его остановиться.  В первом же городе,  куда он
попал, он купил лошадь и, примкнув к каравану путешественников, благополучно
добрался до Сарагосы. Там  он  прожил несколько дней  под именем дона  Хуана
Карраско. Дон Гарсия, покинувший Саламанку на  другой  день после его ухода,
пошел  другой дорогой и присоединился к  нему в Сарагосе.  Там  они  пробыли
недолго. Помолившись наспех Пиларской божьей матери [34] и полюбовавшись  на
арагонских  красоток, они,  запасшись каждый  добрым слугой,  направились  в
Барселону, откуда отплыли  в Чивита-Веккью. Под действием усталости, морской
болезни,  новизны мест и природного своего легкомыслия дон Хуан быстро забыл
ужасное  приключение, оставшееся позади. Удовольствия,  в  которые окунулись
оба приятеля в Италии, отвлекли их  на несколько месяцев от  главной цели их
поездки.  Когда же  средства  начали у них  иссякать, они  присоединились  к
небольшой группе земляков, людей таких же, как они, храбрых и безденежных, и
двинулись вместе в путь через немецкую землю.
     По  прибытии  в Брюссель  каждый  из  них зачислился в  отряд того  или
другого полководца по своему выбору.  Оба  приятеля захотели принять  боевое
крещение  под  начальством Мануэля Гомаре  прежде всего  потому, что  он был
андалусец  родом, а  также потому, что, как говорили, он  требовал от  своих
солдат только храбрости да еще  того, чтобы их оружие всегда блестело и было
в порядке, в отношении же дисциплины был очень снисходителен.
     Весьма одобрив их внешность, Гомаре отнесся к ним хорошо и распорядился
ими согласно их вкусам и склонностям, иначе  говоря, стал посылать их во все
опасные экспедиции. Судьба была к ним благосклонна, и там,  где многие из их
товарищей обрели смерть, они ни разу не были даже ранены  и обратили на себя
внимание генералов. Оба в один и тот же день получили офицерский чин. С этой
минуты, уверенные в  хорошем мнении  о них  и в расположении начальства, они
открыли свои настоящие имена и стали снова вести свою обычную жизнь, то есть
дни проводили  в  игре  и пьянстве, а ночью давали  серенады  самым красивым
женщинам того  города, где стояли на зимних квартирах. Они получили от своих
отцов  прощение,  что  мало  их  тронуло, а также денежные переводы  на  имя
антверпенских банкиров.  Они сумели  распорядиться этими деньгами. Благодаря
своей молодости, храбрости и предприимчивости они одержали множество быстрых
побед. Не стану их перечислять; достаточно будет  сказать, что едва замечали
они красивую женщину, как  все  средства, чтобы овладеть ею, уже казались им
хорошими.  Клятвы и обещания ничего  не  стоили этим бесчестным  повесам. А.
если братьям или мужьям  приходило в голову их  наказать, у них всегда  были
наготове добрые шпаги и безжалостные сердца.
     Весной возобновилась война.
     В одной из стычек, неудачной для испанцев, Гомаре был смертельно ранен.
Дон Хуан, увидев, что он упал,  подбежал к нему, зовя  солдат, чтобы вынести
его из боя. Но доблестный военачальник, собрав последние силы, сказал ему:
     - Дайте мне умереть. Я чувствую, что мне пришел конец. Не все ли равно,
умру я здесь или на полмили дальше? Берегите ваших солдат; им найдется много
работы, -  вот, я  вижу, голландцы  двинули  в ход  крупные  силы. Ребята! -
обратился он к солдатам, хлопотавшим около него. - Сомкнитесь  вокруг знамен
и не думайте обо мне.
     В этот момент подошел дон Гарсия и спросил его, не выскажет ли он своей
последней воли, которую можно было бы исполнить после его смерти.
     - Какая там к черту воля в такую минуту?
     Он несколько секунд помолчал, словно раздумывая.
     - Я никогда не размышлял о смерти, - заговорил он опять, - и  не думал,
что  она так близка...  Я не прочь был бы повидать священника...  Только все
монахи сейчас в обозе... А все же нелегко умирать без исповеди.
     - Вот мой молитвенник, - сказал дон Гарсия, подавая ему флягу  с вином.
- Хлебните для бодрости.
     Взор храброго вояки быстро тускнел. Он не расслышал шутки дона  Гарсии,
но старые солдаты, стоявшие поблизости, были ею возмущены.
     - Дон Хуан, дитя мое! - молвил умирающий.  -  Подойдите ко мне. Я делаю
вас  моим наследником. Возьмите этот кошелек, в нем все мое имущество. Пусть
лучше он достанется вам, чем этим грешникам. Об одном только попрошу я вас -
заказать несколько месс за упокой моей души.
     Дон Хуан обещал и  пожал ему  руку, в  то время как дон Гарсия тихонько
ему объяснял, какая разница между мыслями слабого человека в минуту смерти и
теми, которые  он провозглашает за столом, уставленным  бутылками. Несколько
пуль, просвистевших мимо их ушей, возвестили приближение голландцев. Солдаты
вновь сомкнули ряды. Они наспех простились с Гомаре и все внимание направили
на  то,  как  бы отступить в порядке.  Сделать это  было нелегко  вследствие
численного превосходства врага, плохой дороги, размытой дождями, и усталости
солдат после  длинного перехода. Все же голландцам не удалось их настигнуть,
и к ночи они бросили преследование, не захватив знамени и не взяв в  плен ни
одного человека, который бы не был ранен.
     Вечером оба приятеля, сидя с несколькими офицерами в палатке, обсуждали
бой, в котором только что участвовали. Все порицали приказы того, кто в этот
день командовал,  и задним числом сообразили, как надо было поступать. Потом
заговорили об убитых и раненых.
     - А о Гомаре, - сказал дон Хуан, - я буду долго жалеть. Это был храбрый
офицер, славный товарищ и истинный отец для всех солдат.
     -  Да, -  сказал  дон  Гарсия, -  но, признаюсь  вам,  я был необычайно
удивлен, видя, как он страдает от  того, что  около него не оказалось черной
рясы. Это доказывает только, что легче быть храбрым на  словах, чем на деле.
Иной смеется над  далекой  опасностью и  бледнеет, когда она близка. Кстати,
дон  Хуан,  раз  вы  его  наследник, скажите нам,  что  вы нашли в кошельке,
который он вам оставил?
     Только  тогда  дон  Хуан  открыл  кошелек и  увидел,  что в  нем  около
шестидесяти червонцев.
     -  Раз мы  при  деньгах,  - сказал  дон  Гарсия,  привыкший смотреть на
кошелек своего друга  как на свой собственный, - почему бы нам  не сыграть в
фараон [35], вместо того чтобы хныкать, вспоминая умерших друзей?
     Предложение  пришлось всем  по вкусу. Принесли  несколько  барабанов  и
накрыли их плащом. Это заменило карточный стол. Дон Хуан начал игру в доле с
доном  Гарсией,  но,  прежде  чем  понтировать,  вынул  из  кошелька  десять
червонцев и, завернув их в платок, положил в карман.
     - Черт возьми! Что вы собираетесь с ними делать? - вскричал дон Гарсия.
- Видано ли, чтобы солдат откладывал деньги, да еще накануне сражения!
     -  Вы знаете, дон Гарсия, что не  все эти  деньги принадлежат  мне. Дон
Мануэль  завещал   мне  свое   состояние  sub  poenae   nomine  [Условно,  с
обязательством (лат.).], как выражаются у нас в Саламанке.
     -  Проклятье!  - вскричал дон  Гарсия. - Черт  меня побери, если  он не
хочет отдать эти десять экю первому встречному священнику.
     - Почему бы нет? Я обещал.
     - Замолчите! Клянусь бородой Магомета, я вас не узнаю и краснею за вас.
     Игра  началась. Сначала  она шла с переменным успехом, но затем  судьба
решительно ополчилась на дона Хуана. Напрасно, чтобы перебить невезение, дон
Гарсия  вместо  него  взял карты  в руки. Не прошло и часу, как все  деньги,
бывшие у них, вместе с пятьюдесятью экю Гомаре перешли в руки банкомета. Дон
Хуан хотел было идти спать, но дон Гарсия,  разгорячившись, стал  настаивать
на реванше, надеясь отыграть потерянное.
     -  Ну, ну,  сеньор разумник, давайте-ка ваши  последние экю, которые вы
так старательно запрятали! Я уверен, что они нам принесут счастье.
     - Подумайте, дон Гарсия, о данном мною обещании!..
     - Эх  вы, младенец!  Время теперь думать о мессах! Если бы  Гомаре  был
здесь, он скорее ограбил бы церковь, чем отказался понтировать.
     - Вот пять экю, - сказал дон Хуан. - Не ставьте их все сразу.
     - Будем смелы! - вскричал дон Гарсия.
     И поставил пять экю на короля. Выиграл, удвоил и проиграл все.
     - Давайте пять остальных! - крикнул он, бледнея от гнева.
     Напрасно  дон  Хуан пробовал возражать.  Ему пришлось уступить; он  дал
четыре экю, и они  немедленно последовали  за  прежними.  Дон Гарсия швырнул
карты в лицо банкомета и поднялся в бешенстве.
     -  Вам всегда везло, - сказал он  дону Хуану. - К тому же  говорят, что
последнее экю обладает удивительной способностью приносить счастье.
     Дон Хуан не менее его распалился. Он не  думал более ни о мессах,  ни о
данном слове.  Он  поставил  на  туза  свое последнее экю и  тотчас  же  его
проиграл.
     - К черту душу капитана Гомаре!  - воскликнул он.  -  Должно быть,  его
деньги были заколдованы!..
     Банкомет спросил, не желают ли они сыграть еще, но так как деньги у них
кончились, а  кредит у людей,  ежедневно  подвергающихся опасности  потерять
голову, невелик, то  им поневоле пришлось оставить карты и искать утешения в
обществе собутыльников. Душа бедного полководца была окончательно забыта.
     Несколько дней спустя испанцы, получив подкрепление,  перешли в атаку и
двинулись вперед. Им пришлось проходить место недавней битвы. Убитые не были
еще  погребены. Дон  Гарсия и дон Хуан погнали своих лошадей, чтобы поскорее
удалиться от трупов, оскорблявших одновременно  зрение и обоняние, как вдруг
солдат, ехавший  впереди, громко вскрикнул при виде тела, лежавшего  во рву.
Они приблизились и узнали Гомаре. Он  был, однако, страшно  обезображен. Его
искаженные  черты,   застывшие  в  ужасной  судороге,  доказывали,  что  его
последние  минуты  сопровождались жестокими  страданиями.  Хотя  дон Хуан  и
привык к  таким зрелищам, он не мог  не содрогнуться при  виде этого  трупа,
тусклые глаза которого, наполненные запекшейся кровью, казалось, смотрели на
него с угрозой.  Он вспомнил  о  последнем  желании несчастного  полководца,
которое он так и не  выполнил.  Однако  черствость,  которую он искусственно
вызвал в своем сердце, помогла ему  заглушить голос совести. Он велел быстро
вырыть яму и  похоронить Гомаре.  Случайно нашелся капуцин и наспех прочитал
несколько молитв. Труп, окропленный святой водою, засыпали камнями и землей,
и солдаты, молчаливые  более обычного,  двинулись дальше в путь. Но дон Хуан
заметил, как один старый стрелок, долго рывшийся в карманах, вытащил наконец
оттуда экю и дал его капуцину.
     - Вот вам на мессы за Гомаре, - сказал он.
     В этот  день  дон Хуан проявил необыкновенную  храбрость; он бросался в
огонь с такой отчаянной отвагой, словно искал смерти.
     -  Будешь  храбрым,  когда  нет  ни  гроша  в  кармане,  - говорили его
товарищи.

Дон Хуан,  до  слез посмеявшись  выдумке своего приятеля,  взял карты и
стасовал их. Хотя он играл без всякого старания,  он выиграл. Дон Гарсия, не
выказав  никакого огорчения по поводу своего  проигрыша, потребовал бумагу и
чернил  и написал  нечто  вроде  ордера на  донью Фаусту,  в котором  он  ей
предписывал отдаться  в распоряжение предъявителя  записки,  совсем так, как
если  бы приказывал  своему  управляющему отсчитать  сто  дукатов одному  из
кредиторов.
     Дон  Хуан, продолжая  смеяться,  предложил  дону Гарсии  реванш, но тот
отказался.
     - Если у вас  найдется достаточно смелости, - сказал он, - накиньте  на
себя мой плащ и отправляйтесь  к маленькой дверце,  хорошо  вам знакомой. Вы
встретите только Фаусту,  так  как  Тереса не ждет вас.  Следуйте за нею, не
произнося ни слова; когда вы очутитесь в ее  комнате, возможно, что  она  на
минуту удивится и  даже прольет одну-две слезинки. Но вы не обращайте на это
внимания. Будьте  спокойны,  она не решится кричать.  Затем покажите  ей мое
письмо.  Скажите,  что я последний негодяй,  чудовище - словом, все, что вам
придет в  Голову, что ей представляется случай легко и быстро мне отомстить,
и будьте уверены, что она найдет эту мысль весьма сладкой.
     С каждым  словом  дона Гарсии дьявол все  глубже забирался в  душу дона
Хуана, внушая  ему, что то, что он  до сих пор  считал пустой  шуткой, может
привести  к  самым приятным для него  последствиям. Он перестал  смеяться, и
румянец удовольствия выступил на его лице.
     - Если бы я был уверен,  -  сказал он, -  что Фауста согласится на  эту
замену...
     - Согласится ли она! - воскликнул повеса. - Ах вы,  желторотый птенчик!
Вы думаете,  что  женщина  может колебаться между шестимесячным любовником и
любовником одного дня? Полноте, я не сомневаюсь, что завтра вы поблагодарите
меня оба, и единственная награда, которой я у вас прошу,  это разрешить  Мне
ухаживать за Тереситой, чтобы возместить свой ущерб.
     Затем,  видя,  что дон  Хуан уже  наполовину сдался на его  доводы,  он
сказал:
     - Решайтесь, потому что я-то уж  ни за что не пойду  к Фаусте  сегодня.
Если вы не желаете, я передам  эту записку толстому  Фадрике, и вся  прибыль
достанется ему.
     - Пусть будет что будет! - вскричал дон Хуан, хватая записку.
     И,  чтобы  прибавить  себе храбрости,  он залпом  выпил  большой  бокал
монтильского вина.
     Час  близился.  Дон Хуан,  которого еще мучила немного совесть, пил  не
переставая, чтобы забыться.  Наконец башенные  часы пробили условленный час.
Дон Гарсия  накинул  дону Хуану на плечо  свой плащ и проводил его до дверей
своей возлюбленной. Затем, подав условленный знак, пожелал ему доброй ночи и
ушел без малейших угрызений совести по поводу злого дела, которое только что
совершил.
     Дверь тотчас же открылась. Донья Фауста уже ждала.
     - Это вы, дон Гарсия? - спросила она тихим голосом.
     - Да, -  ответил  дон Хуан, еще тише, пряча  лицо  в  складках широкого
плаща.
     Он вошел; дверь затворилась, и  он стал подниматься  по темной лестнице
вслед за женщиной, которая его вела.
     - Держитесь за кончик моей мантильи и идите как можно тише.
     Вскоре  он оказался в  комнате  Фаусты.  Единственная  лампа тускло  ее
освещала.  Первую  минуту  дон Хуан,  не  снимая плаща и шляпы, стоял  возле
двери, не  решаясь еще  открыться.  Донья  Фауста  сначала молча смотрела на
него, потом вдруг подошла к нему, протягивая руку. Дон Хуан, сбросив с  себя
плащ, сделал такое же движение.
     - Как, это вы, сеньор дон Хуан! - воскликнула она. - Дон Гарсия болен?
     - Болен? -  сказал  дон Хуан.  - Нет... Но он не мог прийти.  Он послал
меня к вам.
     -  Ах, как это досадно! Но скажите, может быть, другая женщина помешала
ему прийти?
     - Так вы знаете, что он ветреник?
     - Как моя сестра будет рада вас видеть! Бедняжка! Она думала, что вы не
придете... Позвольте мне пройти, я хочу ее предупредить.
     - Не делайте этого.
     -  У вас  странное выражение  лица, дон Хуан...  Не принесли  ли вы мне
дурную весть?.. Говорите! С доном Гарсией случилось что-нибудь плохое?
     Чтобы избавить  себя  от  затруднительного  ответа,  дон Хуан  протянул
несчастной девушке гнусную записку дона Гарсии.  Она пробежала ее  глазами и
сначала  не  поняла.  Потом  перечла,   не  веря  своим  глазам.  Дон  Хуан,
внимательно  наблюдавший,  видел,  как она  то  подносила  руку  ко лбу,  то
протирала глаза. Ее губы дрожали,  мертвенная бледность покрыла лицо, и  она
должна была  взять  обеими  руками  бумажку,  чтобы не уронить  ее  на  пол.
Наконец, сделав над собой отчаянное усилие, она привстала.
     -  Все  это  ложь!  - крикнула она. -  Мерзкий обман! Дон Гарсия не мог
этого написать!
     Дон Хуан ответил:
     -  Вам  знаком  его  почерк.  Он  не  умел  ценить  сокровище,  которым
обладал... А я согласился прийти, потому что обожаю вас.
     Она  бросила  на  него  взгляд,  полный самого  глубокого  презрения, и
принялась   вновь   перечитывать   письмо   с    внимательностью   адвоката,
подозревающего  подлог в документе.  Ее  широко  раскрытые глаза впивались в
бумагу.  Время  от времени  на них навертывались  крупные  слезы и, падая  с
немигающих век, скатывались по щекам.  Вдруг она улыбнулась безумной улыбкой
и воскликнула:
     - Ведь это шутка, не правда ли?  Это шутка? Дон Гарсия здесь, он сейчас
войдет!..
     - Нет, это не шутка, донья Фауста! Нет ничего истиннее любви, которую я
питаю к вам. Я буду очень несчастен, если вы не поверите мне.
     - Негодяй! - вскричала донья  Фауста. - Но если ты говоришь правду,  ты
еще больший злодей, чем дон Гарсия.
     - Любовь  все оправдывает, прекрасная Фаустита. Дон Гарсия вас покинул;
возьмите  же меня, чтобы  утешиться. Я  вижу на этой картине Вакха и Ариадну
[29]. Позвольте мне быть вашим Вакхом.
     Не сказав ни  слова в ответ, она схватила со стола нож и, высоко подняв
его  над головой,  бросилась  на  дона Хуана. Но  он, заметив  ее  движение,
схватил ее за руку,  без труда обезоружил и, считая себя вправе наказать  ее
за это начало враждебных действий, поцеловал раза три или четыре и попытался
увлечь  к маленькому дивану. Донья Фауста  была женщина слабая  и нежная, но
гнев придал  ей силы, и она  стала сопротивляться, то цепляясь за мебель, то
защищаясь  руками,  ногами  и  зубами.  Сначала дон  Хуан принимал  удары  с
улыбкой, но вскоре в нем  пробудился гнев с такою же силой, как и любовь. Он
сдавил  донью  Фаусту, не боясь  попортить ее  нежную кожу. Это был яростный
борец,  решивший во что бы  то ни стало одолеть своего  противника,  готовый
задушить  его, если  это  понадобится для  победы. Тогда  Фауста прибегла  к
последнему средству, которым располагала. До этой минуты женский  стыд мешал
ей позвать на помощь, но тут, видя свое близкое поражение, она огласила  дом
криками.
     Дон  Хуан увидел, что он не сможет  овладеть своей  жертвой, что  нужно
подумать о собственном спасении. Он попробовал оттолкнуть Фаусту и выскочить
за  дверь, но  она так вцепилась в его одежду, что  он не мог вырваться. Уже
послышался тревожный  стук отворяемых  дверей. Шаги  и  голоса приближались,
нельзя  было терять  ни  минуты.  Дон Хуан старался отбросить  от себя донью
Фаусту, но она ухватилась за его камзол с такой  силой, что  он закружился с
нею по комнате,  но вырваться ему не удалось. Фауста оказалась  теперь около
двери, которая вела во внутренние покои. Она продолжала кричать. Вдруг дверь
распахнулась, и  на  пороге  показался  человек  с  аркебузой  в  руках.  Он
вскрикнул  от удивления, и тотчас же раздался выстрел.  Лампа погасла, и дон
Хуан  почувствовал,  как  руки   доньи  Фаусты  разжались  и  что-то  теплое
заструилось по  его пальцам. Она  упала, вернее,  скользнула на пол, так как
пуля раздробила  ей  спинной хребет. Отец убил свою  дочь вместо насильника.
Дон  Хуан, почувствовав  себя  на  свободе, кинулся к  лестнице  сквозь  дым
выстрела.  Сперва он получил удар прикладом от отца,  затем удар  шпагой  от
прибежавшего с ним слуги. Но ни тот,  ни другой удар не причинили дону Хуану
большого  вреда.  Со  шпагой в руке он старался проложить дорогу и  погасить
факел,  который  держал  слуга.  Испуганный  его  решительным  видом,  слуга
отступил.  Но  дон  Алонсо де  Охеда,  человек  пылкий  и  неустрашимый,  не
колеблясь бросился на дона Хуана. Тот отразил несколько его ударов, вначале,
без сомнения,  думая лишь о защите. Но привычка  к фехтованию делает то, что
рипост  вслед  за  парадом  [30]  становится  движением естественным,  почти
невольным. Минуту спустя отец доньи  Фаусты испустил глубокий  вздох и упал,
смертельно раненный.  Дон Хуан,  которому открылся свободный  путь, бросился
как стрела на лестницу, оттуда к выходной двери и в  одно мгновение очутился
на  улице.  Слуги  не преследовали  его, -  они хлопотали  около  умирающего
хозяина. Донья Тереса, прибежавшая на аркебузный выстрел, увидев эту ужасную
картину, упала без чувств на труп отца. Она знала еще только половину своего
несчастья.

Все-таки "Опасные связи" - хороший фильм. Мне по душе музыка. Не знаете, где её можно найти?

 

Хотите посмеяться?

http://birdloversonly.blogspot.com/2007/09/may-i-have-this-dance.html

http://www.metacafe.com/watch/26051/talking_parrot/

Автоматический улучшитель настроения, советую всем ;)

http://pbi.ru/interes/nastroenie/nastr.htm

А вот это очень полезная вещица. Просмотр хотя бы некоторой части заставляет задуматься... (особенно "Куда уходит время"). Лучше смотреть в спокойной обстановке и ночью ;))

http://pbi.ru/interes/movies.htm

Далог, который наглядно отображает ситуацию ;)

Пришла с родителями в очередную контору. Нужна справка о составе семьи.

 - Здравствуйте. Нам нужна справка о составе семьи.
 - За мусор платили?

Бюрократия на высшем уровне ;)) Только у нас могли задать такой простой, но гениальный вопрос...

Хороший сегодня был день... И вчера тоже ;)

Посмотрела некоторые фильмы ("Возвращение в Эдем", "Если только"), пересмотрела "Вальмонта". Что сказать... Первый фильм меня не впечатлил, я не любитель такого рода кино, такого сюжета в частности. Второй фильм заставил задуматься. Хоть и немного (совсем чуточку) слабоват, но есть мудрые вещи... А "Ваьмонт", тут даже говорить ничего не надо. Аннет Беннинг очень талантливая актриса, а про Ферта уже и не говорю. Я удивляюсь одному, как ему, с почти не меняющимся выражением лица, удается изображать чувства самые разнообразные? Хотя, это и не важно, главное, что кино хорошее...

И ещё одна новость. Я записалась (не могу подобрать нормальный глагол) в волонтерскую команду 2008 года. Меня заинтересовал этот проект, такая работа, я думаю, будет очень интересна. Хотя, я совсем не представляю, во что это выльется. Если кому-то интересно, то можно ознакомиться с информацией про волонтеров здесь:    http://www.iyf.or.kr/en/                  

Мне уже становится интересно. Почти всегда одинаковый ответ...

 

Составление вашего психологического портрета окончено. Результаты: Мечтатель-Фантазер

Ваше сознание всегда изобилует новыми идеями. Вы любите жить и находите в этом неисчерпаемое удовольствие. Ваш класс — полная противоположность классу Исчадий Ада, — вы улыбчивы и открыты, всегда готовы примирить поссорившихся и оказать любую помощь.В одежде вы неярки, но свободны и чуть консервативны.Характер иногда обладает излишней мягкостью, что позволяет злым умам пользоваться этим. Материальное состояние обычно среднее, но деньги используются с умом. Благотворительность — важная часть жизни. Работу мечтатели выбирают необременительную и/или творческую, полностью раскрывая себя на этом поприще. Традиционная внешность: карие/зеленые глаза, высокий рост, волосы "шатен", реже блондинистые и рыжие. Иногда люди вас не понимают, но это не мешает вам гнуть свою линию. Ваши покровители — из мифов: боги Уран и Гея. Вы любите поспать и вкусно поесть, но не увлекаетесь этим. Мир для вас — светлый и чистый ручей, в котором полно тайн.

 

http://aeterna.ru/test.php?link=tests:5516

Дмитрий Каштанов

Родился в Киеве в 1972 году.

В 1989 г. окончил художественную школу.

В основе сюжетов картин старый уходящий Киев: эпоха проходных дворов, сараев, коммунальных кухонь, подольских улочек.

Будучи уроженцем Подола, Дмитрий Каштанов избирает излюбленным мотивом своих работ старый Подол. Ностальгии и надежды полны его полотна. Все работы мастера весьма символичны. Здесь и голуби, и жёлтый осенний лист, и старинный патефон с забытой кем-то скрипкой, и храм, окружённый ныне чертополохом, некогда звавший в свои стены прихожан. Время… Неумолимое время показывает нам художник. Время, которое нельзя остановить, которое невозможно повернуть вспять, которое безжалостно изменяет города и судьбы. Но сквозь прозрачный воздух неповторимо лиричного и утончённого сюжета мы видим надежду, надежду на будущее…

Выставки:

Ужгород, 1993 г.

Киев, 1994 г.

"Осенняя коллекция", 1994, 1995, 1996 гг.

Киев, 1995, 1996 гг.

Работы можно просмотреть здесь:  http://artboyko.com/artist;KDC;all

Сегодня бродила по бескрайним просторам. Нашла сайт, посвященный украинской живописи. Украинского художника Дмитрия Каштанова, выбрала наугад. Но посмотрите, какие замечательные вещи:

 

 

From the cycle "City of Masks"

 

Night Guests

Ознакомиться с другими его работами можно здесь. Обязательно посмотрите, не пожалеете:

http://www.artshopua.com/sub/artists/art_prints_Kashtanov_Dmitriy-1011-1--.html

 

 С  этими  словами  он  сунул священнику  в  руку  два  или три  дуката,
окончательно  расположивших  его  в  пользу  юношей,  столь набожных,  столь
совестливых, а главное, столь щедрых. Он пообещал завтра на этом самом месте
вручить  им  свое заключение в  письменной  форме. Дон  Гарсия  рассыпался в
благодарностях, а потом прибавил небрежным тоном, словно речь шла о пустяке:
     - Только бы  правосудию не вздумалось сделать нас ответственными за эту
смерть! На вас же мы возлагаем надежду по части примирения нас с богом.
     -  Правосудия, - заявил священник,  -  вам нечего опасаться. Ваш  друг,
который дал на время свою шпагу, по закону отнюдь не является сообщником.
     - Да,  отец мой,  но  ведь истинный убийца  убежал. Станут  осматривать
рану, быть может, найдут шпагу со следами крови... Как знать? Эти законники,
говорят, страшные придиры.
     -  Но ведь вы свидетель тому,  что шпагу он взял  у другого человека? -
сказал священник.
     - Конечно, - ответил дон  Гарсия, - и  я готов  это заявить перед любым
судьей королевства. К  тому же, -  прибавил он вкрадчивым голосом,  - и  вы,
отец  мой, можете теперь подтвердить  истину. Ведь  мы обратились  к  вам за
духовным  наставлением задолго до того, как дело получит огласку.  Вы можете
подтвердить факт обмена шпаг... Да вот лучшее доказательство.
     Он взял шпагу дон Хуана.
     -  Поглядите,  - сказал он,  - на  эту шпагу: она совсем не  подходит к
ножнам.
     Священник  кивнул  головой,  как  человек,  убежденный  в   правдивости
рассказанной  ему истории. Он молча перебирал пальцами  дукаты, черпая в них
самый веский довод в пользу обоих юношей.
     - В конце концов, отец  мой,  -  прибавил  дон Гарсия  с очень набожным
видом,  -  что  значит  для  нас  земное правосудие? Главное  для нас -  это
примириться с небом.
     - До завтра, дети мои, - сказал священник, собираясь уходить.
     -  До завтра, -  ответил дон Гарсия. - Целуем ваши руки и полагаемся на
вас.
     Когда священник ушел, дон Гарсия весело подпрыгнул.
     - Да  здравствует симония  [24]!  -  воскликнул он. - Вот наши дела как
будто и поправились. Если правосудие потревожит нас, этот славный монах ради
дукатов, уже полученных, и тех, которые он еще рассчитывает  выудить  у нас,
не откажется  показать, что в смерти кавальеро, убитого вами, мы так же мало
повинны,  как  новорожденный младенец.  Ступайте  теперь  домой,  но  будьте
настороже и отворяйте дверь с разбором.  Я же пройдусь по городу и послушаю,
что говорят люди.
     Вернувшись  к  себе  в комнату,  дон Хуан, не  раздеваясь, бросился  на
кровать. Он провел ночь без сна, все время думая о  совершенном им убийстве,
главное же  - о  его  последствиях. Каждый  раз,  как  доносился шум шагов с
улицы,  он  воображал,  что  это идут  его арестовать. Наконец  усталость  и
тяжесть  в  голове от  недавнего  студенческого  обеда взяли  свое,  и  он к
рассвету задремал.
     Он проспал уже несколько часов, как вдруг  слуга разбудил его, сообщив,
что  какая-то дама  с закрытым  лицом  хочет его видеть.  В ту  же  минуту в
комнату вошла  женщина. Она была с ног до  головы закутана в  большой черный
плащ,  из-под  которого  выглядывал  только  один глаз.  Этот  глаз  сначала
посмотрел на слугу,  потом на дона Хуана, словно  желая дать понять, что она
хочет  говорить наедине.  Слуга  тотчас  же  вышел. Дама присела,  продолжая
широко раскрытым глазом смотреть на дона Хуана с большим вниманием. Помолчав
с минуту, она начала так:
     -  Сеньор  кавальеро!  Вы  вправе  удивиться  моему  поступку,  и,  без
сомнения, вы можете плохо обо мне подумать. Но когда вы узнаете  побуждения,
которые привели меня сюда, вы, наверное, не осудите меня. Вы вчера дрались с
одним здешним кавальеро...
     - Я,  сеньора? - воскликнул дон Хуан, бледнея. - Но вчера я не  покидал
своей комнаты...
     - Не притворяйтесь передо мной; я сейчас покажу вам пример прямодушия.
     С  этими  словами она  распахнула свой  плащ,  и  дон Хуан  узнал донью
Тересу.
     -  Сеньор  дон  Хуан!  -  продолжала  она,  краснея.  -  Я  должна  вам
признаться, что ваша отвага крайне расположила меня в  вашу пользу. Несмотря
на смятение, овладевшее мною, я  заметила, что ваша шпага сломалась и что вы
бросили  ее  на  землю  у дверей нашего  дома.  В то время как все толпились
вокруг раненого, я сошла вниз и подняла эфес вашей шпаги. Рассматривая  его,
я прочла на нем ваше имя и поняла, какой опасности вы подвергнетесь, если он
попадет в руки ваших врагов. Вот он. Я счастлива, что могу вам его вручить.
     Как и следовало ожидать,  дон Хуан, упав  перед ней на  колени, заявил,
что она спасла ему  жизнь, но что это  дар бесполезный, так как  он умрет от
любви к ней. Донья Тереса спешила домой  и хотела тотчас уйти. Но слова дона
Хуана доставляли ей  такое удовольствие, что  она  не могла решиться сразу с
ним расстаться.  Около часа прошло  в  такой беседе, полной  клятв в  вечной
любви, поцелуев руки,  мольбы  с одной стороны  и  слабых  отказов с другой.
Внезапно вошедший дон Гарсия прервал это свидание.  Он был  не из тех людей,
которых легко смутить. Прежде всего он успокоил донью Тересу. Он похвалил ее
мужество и присутствие духа и в заключение просил  походатайствовать за него
перед ее сестрой с  целью обеспечить ему более ласковый прием. Донья  Тереса
обещала исполнить все, о чем он ее просил, закуталась  до бровей в свой плащ
и ушла, предварительно  дав  слово прийти  вместе с  сестрой  сегодня же  на
вечернее гулянье в условленное место.
     - Наши  дела идут недурно! - воскликнул  дон Гарсия,  как  только юноши
остались одни.  - Вас  никто не подозревает.  Коррехидор, весьма мало ко мне
расположенный, оказал мне  честь, вспомнив  обо мне.  Он был уверен, по  его
словам, что дона Кристоваля убил я. Знаете, что заставило его  изменить свое
мнение? Ему  сообщили, что я провел весь вечер с  вами, а у вас,  мой  друг,
такая репутация святости, что частицу  ее  вы можете давать напрокат другим.
Как  бы там  ни  было, подозрение  нас  не коснулось. Ловкая проделка  вашей
маленькой  Тересы избавляет нас от  страха за будущее. Итак, бросим  об этом
думать и предадимся удовольствиям.
     - Ах, Гарсия,  - воскликнул  уныло  дон Хуан, - это  так тяжело - убить
одного из своих ближних!
     - Еще  тяжелее,  - отвечал дон Гарсия, -  когда один из  твоих  ближних
убивает тебя. Но хуже всего провести день без обеда. Поэтому я приглашаю вас
отобедать у меня  сегодня вместе с  несколькими весельчаками,  которые будут
рады вас увидеть.
     Сказав это, он вышел.
     Любовь уже  заметно ослабила  укоры  совести  нашего  героя.  Тщеславие
окончательно их заглушило.  Студенты, в обществе которых он  обедал  у  дона
Гарсии,  узнали  от  хозяина,  кто   был  истинным  виновником  смерти  дона
Кристоваля.  Этот  Кристоваль  был  известный  кавальеро,  славившийся своей
смелостью  и ловкостью  и  внушавший  страх  студентам. Поэтому  смерть  его
вызвала  лишь  всеобщее  веселье,  и  его   счастливого  противника  осыпали
поздравлениями.  Послушать  их   -   так  он   был  честью,  цветом,  опорой
университета.  Все с восторгом пили за его здоровье, а один  студент-мурсиец
[25] прочел  сложенный  им  экспромтом хвалебный сонет,  в котором дон  Хуан
сравнивался с Сидом и Бернардо  дель Карпьо.  Вставая из-за стола, дон  Хуан
еще  испытывал  небольшую  тяжесть  на сердце.  Но  если бы  ему дали власть
воскресить   дона   Кристоваля,  то   весьма   сомнительно,  чтобы   он   ею
воспользовался  из боязни  утратить репутацию и славу,  которые это убийство
доставило ему в глазах всего Саламанкского университета.
     Когда настал вечер, обе стороны  добросовестно явились на  свидание,  и
оно состоялось на берегу  Тормеса. Донья Тереса взяла за руку дона  Хуана (в
те  времена  не  брали  еще  дам  под руку),  а донья  Фауста - дона Гарсию.
Пройдясь  несколько   раз  взад  и  вперед,  обе  пары  разлучились,  весьма
довольные, обменявшись обещаниями при первом же случае увидеться вновь.
     Расставшись с обеими сестрами, юноши повстречали  цыганок, плясавших  с
бубнами  среди кучки студентов.  Они  присоединились к компании.  Танцовщицы
приглянулись дону Гарсии, и он решил увести их с собой  ужинать. Предложение
было  сразу сделано и немедленно  принято. Дон Хуан в качестве fidus Achates
[Верного Ахата  (лат.).]  составил им компанию. Задетый замечанием одной  из
цыганок, что он  похож  на  послушника, дон Хуан постарался всеми  способами
доказать,  что эта кличка к нему мало  подходит: он  кричал, плясал, играл и
пил в этот  вечер столько, сколько хватило бы на двух студентов второго года
обучения, вместе взятых.
     Большого труда  стоило отвести  его домой  далеко  за  полночь:  он был
вдребезги пьян,  страшно  возбужден  и  грозил  поджечь Саламанку  и  выпить
Тормес, чтобы нельзя было потушить пожар.
     Таким-то образом терял дон Хуан одно за другим те счастливые  качества,
которыми  наделили его природа и воспитание.  К концу  третьего месяца жизни
его в  Саламанке  под руководством  дона  Гарсии он  окончательно  соблазнил
бедную  донью Тересу;  его приятель достиг  своей цели на неделю или полторы
раньше. Вначале дон Хуан привязался  к своей возлюбленной со  всей страстью,
какую способен питать  юноша его  лет к  первой женщине,  ему отдавшейся. Но
вскоре дон  Гарсия  без  труда  ему  доказал,  что постоянство - добродетель
химерическая, а, кроме того, если он будет вести себя на студенческих оргиях
иначе,  чем его товарищи, он набросит этим тень на  доброе  имя  Тересы.  Он
утверждал,   что  лишь  очень  страстная  и  до   конца  разделенная  любовь
довольствуется одной женщиной. К тому же дурная компания, в которую втянулся
дон Хуан,  не  давала ему ни  минуты  передышки. Он почти  не показывался  в
аудиториях,  а  если  и показывался,  то,  обессиленный  бессонными ночами и
кутежами,  засыпал  на лекциях  самых  знаменитых профессоров.  Зато он  был
первым  и последним на  гулянье, а те ночи, которые  донья  Тереса не  могла
уделить ему, неизменно проводил в кабаке или в еще худшем месте.
     Однажды утром  он  получил записку от своей дамы, выражавшей сожаление,
что она не  может принять его  сегодня  ночью,  как  было раньше  условлено:
только  что  приехала  в Саламанку ее старая родственница, и ей предоставили
комнату  Тересы, которая  должна была ночевать  в комнате своей матери.  Эта
неудача весьма мало опечалила дона Хуана:  он  быстро  нашел, чем  заполнить
вечер.  В  ту  минуту,  как он  выходил на  улицу, занятый  своими  мыслями,
какая-то женщина  с закрытым лицом подала ему записку. Записка была от доньи
Тересы.  Она нашла способ устроиться в отдельной комнате, и вместе с сестрой
они приготовили все для  свидания. Дон Хуан показал письмо дону  Гарсии. Они
подумали некоторое время,  затем  безотчетно, как бы по привычке, взобрались
на  балкон своих возлюбленных и остались у них. У доньи Тересы было на груди
довольно заметное родимое пятнышко. В первый раз дону  Хуану было  дозволено
взглянуть на него в виде величайшей милости. В течение некоторого времени он
взирал на него как  на восхитительнейшую  вещь в мире. Он сравнивал его то с
фиалкой,   то   с   анемоном,  то  с  цветком  альфальфы   [26].  Но  вскоре
пресытившемуся  дону  Хуану  эта  родинка, которая  была в самом  деле очень
красива, перестала  нравиться. "Это большое черное  пятно, только и всего, -
говорил он себе со вздохом.  - Какая досада! Оно похоже на кровоподтек. Черт
бы побрал эту  родинку!" Однажды он  спросил даже Тересу, не советовалась ли
она  с  врачами,  как  бы  ее уничтожить,  на что  бедная  девушка ответила,
покраснев до белков  глаз, что ни один мужчина в  мире, кроме него, не видел
этого пятнышка,  а  затем, по словам ее  кормилицы,  такие родинки  приносят
счастье. В тот вечер, о котором я рассказываю, дон Хуан, придя на свидание в
довольно  скверном  расположении  духа,  увидел  опять  эту  родинку, и  она
показалась  ему  еще больших  размеров, чем  прежде.  "Черт  возьми! Родинка
похожа на большую крысу,  - подумал  он, глядя  на нее. -  В самом деле, это
нечто  чудовищное!  Настоящая Каинова печать  [27]. Только  одержимый  бесом
способен  сделать  такую  женщину  своей  возлюбленной!" Ом  впал  в крайнюю
мрачность, стал без причины ссориться с бедной Тересой, довел ее  до  слез и
расстался с нею на заре, не пожелав ее поцеловать. Дон Гарсия, который вышел
с ним, шагал некоторое время молча, затем, вдруг остановившись, заговорил:
     - Признайтесь, дон Хуан, мы изрядно проскучали эту  ночь.  Я до сих пор
не могу  развеять  скуку и с удовольствием  послал бы мою принцессу ко  всем
чертям!
     - Вы неправы, - сказал дон Хуан. - Фауста - прелестная особа; она бела,
как лебедь, и всегда в превосходном расположении духа. К тому же она вас так
любит! Вы счастливый человек.
     -  Бела  - это верно, я согласен,  что она  бела.  Но у нее плохой цвет
лица, и  если сравнить обеих сестер, она похожа на сову рядом с голубкой. Не
я счастливец, а вы!
     -  Ну нет!  -  возразил дон Хуан.  - Моя  малютка  мила, но она  совсем
ребенок. С ней  невозможно серьезно говорить.  Ее голова начинена рыцарскими
романами,  и  у  нее  самые  дикие  представления  о  любви.  Вы  не  можете
вообразить, до чего она требовательна.
     -  Вы  еще   слишком  молоды,  дон  Хуан,  и  не  умеете  обращаться  с
любовницами.  Женщина  -  то же, что  лошадь: если вы позволите  ей  усвоить
дурные привычки и не внушите, что не склонны прощать ее  капризы, вы никогда
ничего от нее не добьетесь.
     -  Значит,  дон Гарсия,  вы обращаетесь с  вашими  любовницами,  как  с
лошадьми?  Скажите,  вы  часто пускаете  в ход хлыст, чтобы  отучить  их  от
капризов?
     -  Редко, я слишком для этого добр. Послушайте,  дон Хуан, уступите мне
вашу Тересу! Ручаюсь, что в две  недели она станет послушной,  как перчатка.
Взамен я вам предлагаю Фаусту. Согласны на обмен?
     - Сделка пришлась бы мне по вкусу, - ответил с улыбкой дон Хуан, - если
бы только  наши  дамы  на  нее  согласились.  Но донья  Фауста ни  за что не
уступит. Она слишком много потеряет на обмене.
     - Вы слишком  скромны.  Но успокойтесь: я так ее  расстроил  вчера, что
первый встречный после меня покажется  ей светлым ангелом среди ада. Знаете,
дон Хуан, - продолжал дон Гарсия, - я вам предлагаю ее без шуток.
     Дон  Хуан громко  рассмеялся - его  насмешила серьезность,  с какой его
друг обсуждал столь странный проект.
     Эта поучительная беседа была прервана  приходом нескольких студентов, и
они  перестали об этом думать. Но  вечером,  когда оба  приятеля  сидели  за
бутылкой монтильского вина и корзинкой валенсийских орехов, дон Гарсия снова
принялся жаловаться  на  свою любовницу. Он  только  что  получил письмо  от
Фаусты, полное  нежных  слов и мягких упреков, сквозь которые  проступало ее
остроумие и умение во всем найти смешную сторону.
     - Вот, -  сказал  дон  Гарсия,  отчаянно зевая и протягивая письмо дону
Хуану,  -  прочтите-ка  это  чудное  произведение!  Опять  свидание  сегодня
вечером! Но черт меня побери, если я к ней пойду!
     Дон Хуан прочел письмо, и оно ему показалось прелестным.
     - Право, - сказал он, - если бы у меня была такая любовница, как у вас,
я бы приложил все старания, чтобы сделать ее счастливой.
     -  Берите же ее себе, мой милый, - воскликнул дон Гарсия,  - берите ее,
удовлетворите свою прихоть! Я вам уступаю все права. Да вот  что, - прибавил
он,  вставая, словно  осененный внезапным вдохновением,  -  разыграем  наших
любовниц. Сыграем  партию в ломбер  [28].  Моя  ставка  - донья Фауста, а вы
поставьте на карту Тересу.

 

 

 [17]  ...тот  кто  лежит  у  тебя  под  пятой!  - Согласно  библейскому
преданию, св. Михаил, предводитель небесного воинства, поверг  к своим ногам
восставшего против бога сатану.
     [18] Аудитор - член суда или коронного совета.
     [19]  ...как  древние  евреи  поступали  с   хананеянами.  -  В  Библии
содержится призыв к истреблению соседних с древними  евреями  племен, в  том
числе и хананеян, финикийского племени, населявшего до евреев Палестину.
     [20] Коррехидор - административная судебная должность в Испании.
     [21]   ...Гуадалкивир  зимою.  -   В  зимние  месяцы  река  Гуадалкивир
(Гвадалквивир) из-за  большого  количества  осадков и прилива  морской  воды
часто выходит из берегов.
     [22] Сегидилья  - короткая  песенка, чаще всего  на  популярный  мотив;
обычно сопровождается танцами.
     [23] Лиценциат  - ученая степень в Испании и ряде других стран, средняя
между бакалавром и доктором.
     [24]  Симония   -  продажа   церковных  должностей,  а   также   подкуп
церковнослужителей  (по  имени  библейского волхва Симона,  пытавшегося,  по
преданию, подкупить апостолов Петра и Иоанна).
     [25] Мурсиец - уроженец испанского города Мурсин.
     [26] Альфальфа - сорт люцерны, культивируемый в Испании.
     [27] Каинова печать. -  В Библии рассказывается о том,  как старший сын
Адама и Евы Каин убил из зависти своего брата Авеля. За это бог обрек его на
вечное проклятие  и  отметил  его  лоб  клеймом,  чтобы  каждый  мог  узнать
братоубийцу.

 

Вчера было настолько нудно, что решила развлечь себя чем-нибудь... Человек, лишенный фантазии в определенные моменты, развлекается тем, что слушает музыку или читает. Помнится, я уже говорила про книгу Монселье. Её ещё не дочитала, так себе интересно. Похоже на Дюма в чем-то, иногда наблюдается юмор, но на правдоподобность этому произведению явно не претендовать. Особенно нравятся моменты, когда периодически на страницах книги появляются женские персонажи со ловами: "Мы всемогущи! Мужчины, не злите нас, вы пожалеете об этом!" (утрирую). Выглядит немного глуповато:)))

Зашла на ещё один сайт с музыкой, кому интересно: www.classicalarchives.com

Кое-что скачала. Интересно бывает, наугад выбираешь произведение, очень часто бывает что-то хорошее... А вчера, по тому же Mezzo, передавали "Манон Леско" Пуччини. Хорошая постановка... Пабло Казалья, посвящение ему - понравилось, хотя джаз ине совсем моё...

 

  -  У вас,  приятель, великолепная  шпага, -  сказал дон  Гарсия. -  Вы,
наверное, достаточно отдохнули. Уже настал вечер; пройдемтесь немного. Когда
честные горожане разойдутся по домам, мы с вами,  если это вам угодно, дадим
серенаду нашим красоткам.
     Дон Хуан с доном Гарсией пошли гулять по берегу Тормеса, поглядывая  на
женщин, вышедших подышать свежим воздухом и показать себя своим поклонникам.
Постепенно прохожие стали редеть, потом исчезли вовсе.
     - Настал  час,  когда весь  город принадлежит  студентам,  - сказал дон
Гарсия. - "Мошенники" не посмеют мешать нашим невинным забавам. Нужно ли вам
говорить,  что если нам придется  столкнуться с городской  стражей, то  этих
негодяев щадить не стоит? Но  если бы нахалов  оказалось слишком много и нам
пришлось проявить резвость ног, не  тревожьтесь: я хорошо знаю все проходы и
закоулки;  вы только следуйте за мной, и все обойдется  благополучно. Говоря
так,  он  закинул  плащ через  левое плечо и прикрыл  им большую часть лица,
между тем как  правая рука его оставалась свободной. Дон Хуан последовал его
примеру, и  оба они направились  к  улице, где жила  донья Фауста с сестрою.
Проходя мимо паперти одной церкви, дон Гарсия свистнул, и тотчас же появился
его паж с гитарой в руках. Дон Гарсия взял гитару, а пажа отослал.
     -  Я вижу, - сказал  дон  Хуан, когда  они свернули  на  Вальядолидскую
улицу, - что вы рассчитываете на мою охрану во  время вашей серенады. Будьте
уверены, я сумею  заслужить  ваше  одобрение. Я был  бы  опозорен в Севилье,
откуда я родом, если бы не сумел прогнать этих наглецов.
     - Я совсем не хочу, чтобы вы стояли на страже. У меня здесь моя любовь,
у вас - ваша. У каждого своя добыча. Но тсс! Вот уже их дом. Вы к тому окну,
я к этому, и будьте наготове.
     Настроив свою  гитару,  дон  Гарсия  довольно  приятным  голосом  запел
романс, где, как водится, шла речь о слезах,  вздохах и тому подобных вещах.
Не знаю, сам он его сочинил или нет.
     После третьей  или четвертой сегидильи [22] жалюзи  обоих  окон  слегка
приподнялись, и послышалось  легкое покашливание. Это  означало,  что  певца
слушают. Говорят, что музыканты никогда не играют, когда их просят или когда
их  слушают.  Дон Гарсия положил  свою  гитару на межевой столб и  заговорил
вполголоса с одной из двух слушавших его женщин.
     Дон  Хуан,  подняв глаза,  увидел в  окне над собою  женщину,  которая,
казалось, внимательно на него  смотрела. Он  не сомневался, что  это  сестра
доньи Фаусты, та самая, которой его собственная склонность и выбор его друга
предназначили стать дамой его сердца. Но он был еще застенчив, неопытен и не
знал,  с чего начать. Вдруг из  окна упал платок,  и  нежный, тонкий голосок
вскричал:
     - Ах, Иисусе!.. Упал мой платок!
     Дон  Хуан тотчас  же  схватил его и,  вздев на острие шпаги,  поднял до
уровня окна. Это послужило  поводом, чтобы завязать беседу.  Голосок  сперва
стал благодарить,  а потом спросил,  не был  ли сеньор кавальеро, выказавший
такую любезность, сегодня утром в  церкви  св. Петра. Дон Хуан  ответил, что
был и что потерял там свой душевный покой.
     - Каким образом?
     - Увидя вас.
     Лед был сломан. Дон Хуан, будучи севильянцем,  знал на память множество
мавританских  рассказов,  язык  которых  так  богат  любовными  выражениями.
Поэтому ему  легко было  проявить  красноречие. Беседа  тянулась добрый час.
Наконец  Тереса  вскричала,  что  она  слышит шаги своего отца  и  что нужно
разойтись.  Обожатели покинули улицу не  раньше, чем  увидели, как две белые
ручки высунулись из-под жалюзи  и бросили каждому  из них по  ветке жасмина.
Когда  дон  Хуан  отправился  спать,  голова  его  была  переполнена  самыми
прелестными образами. А дон Гарсия зашел в кабачок, где провел большую часть
ночи.
     На следующий день вздохи  и  серенады повторились.  И  так продолжалось
несколько  вечеров   подряд.  После  подобающего   сопротивления   обе  дамы
согласились  обменяться  со  своими  кавалерами  прядями  волос,  что   было
проделано  с  помощью  тонкого  шнура,  на котором спустили и  подняли  этот
обоюдный  залог любви. Дон Гарсия, не склонный  довольствоваться  пустяками,
заговорил  о веревочной лестнице и поддельных ключах. Но его  нашли чересчур
смелым, и замысел его  был  если  не отвергнут, то отложен на неопределенное
время.
     В течение примерно месяца дон Хуан с доном Гарсией  ворковали бесплодно
под окнами своих возлюбленных. Однажды темной  ночью они находились на своем
обычном  посту и  довольно  долго  уже  разговаривали  к  удовольствию  всех
собеседников, как вдруг  в конце улицы показались семь  или восемь человек в
плащах, причем у многих были музыкальные инструменты.
     - Праведное небо, - воскликнула Тереса, - это дон Кристоваль собирается
дать нам серенаду!  Уходите скорее, ради  бога, а то произойдет какое-нибудь
несчастье.
     -  Мы  не  уступим  никому столь  прекрасного места! -  воскликнул  дон
Гарсия. - Кавальеро! - обратился он, повысив голос, к первому подошедшему. -
Место  занято, и  эти  дамы  не нуждаются  в  вашей  музыке. Будьте  любезны
поискать удачи в другом месте.
     - Какой-то наглец, студент, хочет преградить нам дорогу! - вскричал дон
Кристоваль. - Но я ему покажу, что значит ухаживать за моей дамой.
     С этими  словами  он  обнажил  шпагу.  В  то же мгновение  шпаги  обоих
приятелей блеснули в воздухе. Дон  Гарсия, с поразительной быстротою обернув
руку плащом, взмахнул шпагой и воскликнул:
     - Ко мне, студенты!
     Но ни одного  не оказалось поблизости. Музыканты, видимо, опасаясь, как
бы в свалке не переломали их инструментов, бросились  бежать, зовя городскую
стражу, между тем как обе женщины у окон призывали на помощь святых.
     Дон  Хуан, стоявший под  окном, которое было ближе  к  дону Кристовалю,
вынужден  был  первый защищаться  от  его  ударов. Дон  Кристоваль отличался
ловкостью,  а кроме того, у него был в левой руке  маленький  железный  щит,
которым он отражал  удары, между тем как дон Хуан  располагал лишь шпагою  и
плащом.  Теснимый  доном Кристовалем, он  вовремя  вспомнил  прием, которому
обучил его сеньор Уберти, его учитель  фехтования. Он  упал на левую руку, а
правою направил свою шпагу  под щит дона Кристоваля,  вонзив ее ниже ребер с
такой силою,  что клинок сломался, проникнув в тело не  менее чем на ладонь.
Дон  Кристоваль вскрикнул  и упал, обливаясь кровью. Пока  это происходило -
быстрее, чем можно было вообразить,  - дон Гарсия успешно оборонялся от двух
нападавших, которые, увидев, как упал их хозяин, тотчас пустились удирать со
всех ног.
     -  Теперь  бежим, -  сказал дон Гарсия. -  Сейчас  нам  не  до веселья.
Прощайте, красавицы!
     И он увлек за собой дона Хуана, растерявшегося от собственного подвига.
В  двадцати шагах от дома дон Гарсия остановился  и спросил своего спутника,
куда девалась его шпага.
     - Моя  шпага? -  сказал  дон Хуан, только сейчас заметивший, что ее нет
при нем. - Не знаю... Должно быть, я ее обронил.
     - Проклятье! - вскричал дон Гарсия. - Ведь ваше имя вырезано на эфесе!
     В  это мгновение  они  увидели, что из ближайших домов  выходят люди  с
факелами  и собираются вокруг  умирающего. С  другого  конца улицы  туда  же
спешил  отряд вооруженных людей.  Очевидно,  это  был патруль,  привлеченный
криками музыкантов и шумом побоища.
     Дон Гарсия, надвинув на  глаза шляпу и закрыв плащом лицо, чтобы его не
узнали,  ринулся,  пренебрегая  опасностью, в  самую гущу собравшейся толпы,
надеясь разыскать шпагу, которая, несомненно, выдала бы виновников. Дон Хуан
видел, как он наносил  удары во все стороны, гася факелы и  опрокидывая все,
что ему встречалось на пути. Вскоре он показался  опять, несясь во весь опор
и держа в обеих руках по шпаге; весь патруль гнался за ним.
     - О дон Гарсия, - воскликнул  дон Хуан, схватив протянутую ему шпагу, -
как я вас должен благодарить!
     -  Бежим! Бежим! -  крикнул  дон  Гарсия.  - Следуйте  за мною, и  если
почувствуете одного из  этих негодяев  за своей  спиной, кольните его так же
удачно, как это вы только что сделали.
     И  тут  они оба помчались  с  такой  быстротой,  на какую  только  были
способны их ноги, гонимые  страхом  перед сеньором коррехидором, который, по
слухам, был еще суровее со студентами, нежели с ворами.
     Дон  Гарсия, знавший  Саламанку, как  Deus  det  ["Да ниспошлет  бог" -
начало католической молитвы  (лат.).], проворно сворачивал в боковые улицы и
ускользал в узкие переулки, между тем как его менее опытный спутник с трудом
за ним поспевал. Они уже начали выбиваться из сил, когда  за поворотом одной
из улиц наткнулись на  толпу студентов, гулявших с  пением под аккомпанемент
гитары. Как только эти  гуляки заметили, что за двумя  их товарищами гонится
стража, они немедленно вооружились камнями, палками и всякими иными орудиями
борьбы. Стражники, запыхавшись от бега, не сочли  уместным затевать бой. Они
благоразумно удалились, и оба  виновника  происшествия зашли  передохнуть на
минутку в ближайшую церковь.
     У входа  в нее дон Хуан попытался вложить  в  ножны свою шпагу, ибо  он
считал неприличным и не подобающим доброму  христианину вступать в дом божий
с обнаженным мечом в руках. Однако ножны тупо поддавались, и клинок входил в
них  с  трудом; словом,  он убедился,  что это не его  шпага. Очевидно,  дон
Гарсия  схватил в суматохе  первую  попавшуюся шпагу, валявшуюся на земле  и
принадлежавшую  убитому или  кому-нибудь  из  его спутников. Дело  принимало
плохой оборот,  и дон Хуан тотчас же сообщил об этом своему другу, на советы
которого он уже привык полагаться.
     Дон Гарсия нахмурил  брови,  закусил губу и принялся крутить поля своей
шляпы, прохаживаясь взад и вперед, в то время как дон Хуан, пораженный своим
неприятным  открытием, терзался страхом  и муками  совести. После  раздумья,
длившегося с четверть часа,  дон  Гарсия, выказавший свою деликатность  тем,
что  ни разу не сказал: "Как это вы могли выронить шпагу?" - взял дона Хуана
под руку и заявил:
     - Идемте, я сейчас улажу это дело.
     В эту минуту  какой-то священник выходил из ризницы, собираясь покинуть
церковь. Дон Гарсия остановил его.
     - Простите, я, кажется, имею  честь говорить с ученым лиценциатом  [23]
Гомесом? - спросил он с глубоким поклоном.
     - Я еще не лиценциат, - ответил священник, явно польщенный тем, что его
приняли за  лиценциата. -  Меня  зовут  Мануэль  Тордойя, и я  весь  к вашим
услугам.
     - Святой отец! - сказал Дон Гарсия. - Вы как раз то лицо, с которым мне
нужно поговорить. Дело касается вопроса совести, а  вы,  если слухи  меня не
обманули, автор  знаменитого  трактата De casibus  consci-entiae [О вопросах
совести (лат.).], наделавшего так много шума в Мадриде.
     Священник, поддавшись греху тщеславия, пробормотал в ответ, что хотя он
не  является   автором   названной  книги  (говоря  по  правде,  никогда  не
существовавшей), но он много занимался этими вопросами.
     Дон Гарсия, не без причины слушавший его одним ухом, продолжал:
     -  Святой  отец!  Вот  вкратце  дело,  о  котором  я   хотел   с   вами
посоветоваться. К одному моему приятелю не дальше как сегодня, лишь час тому
назад, обратился на улице какой-то человек. "Кавальеро! - сказал он ему. - Я
должен сейчас драться в  двух шагах отсюда; у моего противника шпага длиннее
моей.  Не  будете  ли  вы добры  одолжить  мне вашу, чтобы наше  оружие было
равным?" Мой приятель  обменялся с ним  шпагами. Некоторое время он  ждет на
углу улицы, пока те  покончат  свое  дело.  Не  слыша  более  звона шпаг, он
подходит - и  что  же  видит? На земле  лежит убитый человек, пронзенный той
самой шпагой,  которую  он только  что дал незнакомцу.  С этой минуты  он  в
отчаянии  корит  себя  за  свою  любезность,  страшась,  не совершил  ли  он
смертного греха. Я  пытался его  успокоить. По-моему, его грех  простителен,
так  как, если бы он  не  дал  своей шпаги,  он был  бы причиной  того,  что
противники  сразились  бы  неравным  оружием.  Что  вы  скажете,  отец  мой?
Разделяете ли вы мое мнение?
     Священник,  бывший  новичком  в казуистике,  насторожил  уши  при  этом
рассказе  и стал  тереть  лоб, как человек,  приискивающий цитату. Дон Хуан,
плохо понимавший, куда клонит дон Гарсия, боялся вставить словечко из страха
испортить дело.
     -  Видно, случай очень трудный, святой отец, - продолжал дон Гарсия,  -
раз такой ученый  человек, как  вы,  колеблется, как его  разрешить. Если вы
позволите, завтра мы к вам зайдем, чтобы  узнать ваше суждение, а пока я вас
очень  прошу  отслужить  -  или поручить это сделать  кому-нибудь  другому -
несколько месс за упокой души убитого.

Войдя  в  церковь  св.  Петра, дон Хуан и  дон Гарсия преклонили колена
перед  алтарем,  вокруг  которого скопилось  множество  верующих.  Дон  Хуан
вполголоса стал читать молитвы, но, хотя он провел порядочно времени в  этом
набожном занятии, он увидел, подняв голову, что спутник его все еще погружен
в  благоговейный  экстаз:  он  чуть  шевелил   губами;  казалось,  состояние
молитвенного самоуглубления для  него  только  еще началось. Слегка стыдясь,
что так скоро покончил с молитвами, дон Хуан принялся бормотать все литании,
какие  мог припомнить.  Но литании кончились, а дон Гарсия все не шевелился.
Дон Хуан прочел рассеянно еще несколько коротких  молитв,  затем,  видя, что
его  приятель  по-прежнему  неподвижен,   счел  себя  вправе  оглядеться  по
сторонам, чтобы убить  время в ожидании, когда эта долгая молитва окончится.
Прежде  всего его  внимание  привлекли  три женщины,  коленопреклоненные  на
турецких  ковриках.  Одна из них, судя по  ее возрасту, очкам и внушительным
размерам  чепца,  могла  быть  только  дуэньей. Две другие  были  молодые  и
хорошенькие  женщины, и взор их был не столь уж  низко опущен  над  четками,
чтобы нельзя было  рассмотреть огромные огненные  глаза с  длинным разрезом.
Дон Хуан испытывал большое удовольствие, глядя на одну из них, пожалуй, даже
большее,  чем приличествовало  в таком  святом  месте.  Забыв о  молитвенном
состоянии своего приятеля, он потянул его за  рукав и тихонько  спросил, кто
эта девушка с четками из желтого янтаря.
     -  Это  донья Тереса  де Охеда,  а  другая  - ее старшая  сестра, донья
Фауста: обе - дочери аудитора [18] кастильского  государственного  совета, -
ответил дон  Гарсия, нисколько, видимо, не смутясь тем, что его потревожили.
- Я влюблен в старшую; постарайтесь увлечься младшею. Кстати, - прибавил он,
- они уже  встают и собираются  уходить из церкви. Пойдем посмотрим, как они
будут садиться в карету.  Может быть, ветер приподнимет их шелковые юбки,  и
мы увидим хорошенькую ножку, а то и две. -
     Дон Хуан был так взволнован красотою доньи  Тересы, что, не подивившись
непристойным речам дона Гарсии, последовал за ним до дверей церкви и увидел,
как благородные  девушки сели в карету и как карета повезла их  по одной  из
самых  людных  улиц. Едва  они  исчезли  из  виду, дон  Гарсия, надев  шляпу
набекрень, весело воскликнул:
     - Прелестные девушки! Черт меня  побери, если не пройдет и десяти дней,
как старшая станет моею. Ну, а как у вас подвинулось дело с младшей?
     - Что? Мое дело  с младшей?  -  простодушно переспросил дон Хуан.  - Да
ведь я ее в первый раз вижу!
     -  Что  за  важность! - воскликнул дон Гарсия. -  Вы  думаете, я дольше
вашего знаю Фаусту? Это не помешало мне подбросить ей  сейчас записку, и она
приняла ее очень мило.
     - Записку? А я не видел, как вы ее писали!
     - У меня всегда есть в  запасе  заготовленные,  а  так как имя  там  не
проставлено,  то  они  годятся  для  любой   женщины.  Остерегайтесь  только
употреблять  предательские  эпитеты относительно  глаз  или  волос.  Что  же
касается вздохов, слез и молений,  то  они всякой придутся по вкусу, будь то
блондинка или брюнетка, дама или девица.
     Болтая таким  образом,  дон Гарсия  с  доном  Хуаном незаметно достигли
дверей дома, где их ожидал обед. То была обычная студенческая трапеза, более
обильная, чем  тонкая и разнообразная: груда  переперченного  рагу, ветчины,
солонины - словом, всякие кушанья, возбуждающие жажду. При этом вдоволь вина
разных ламанчских и андалусских сортов. Несколько студентов, приятелей  дона
Гарсии,  ждали его прихода. Тотчас же все сели  за стол, и  некоторое  время
было слышно лишь, как  работают  челюсти да звенят стаканы  о  фляги. Вскоре
вино всех  развеселило,  и завязалась  беседа, ставшая  весьма шумной.  Речь
только и шла  что  о  дуэлях,  любовных  похождениях и  веселых студенческих
проделках. Один рассказывал  о том, как он надул свою хозяйку, выехав от нее
накануне того дня, когда надо было платить за квартиру. Другой  - о том, как
послал к виноторговцу за несколькими кувшинами  вальдепенского пива от имени
какого-то  важного  профессора  богословия  и  ловко  стибрил  эти  кувшины,
предоставив профессору расплачиваться по счету. Этот побил ночного  сторожа,
тот   с  помощью  веревочной   лестницы  проник   к  возлюбленной,   обманув
бдительность ревнивца. Сначала дон Хуан слушал с изумлением рассказы об этих
бесчинствах.  Но мало-помалу выпитое вино и веселость собутыльников победили
его скромность. Эти истории  стали его забавлять, и он начал даже завидовать
славе,   которую   снискали  себе   некоторые   рассказчики  своими  ловкими
плутовскими  проделками.  Он  понемногу  начал  забывать  те   благоразумные
принципы, с какими  прибыл в университет, и усваивать правила  студенческого
поведения, из коих главное, весьма  простое и легкое,  состояло в том, чтобы
позволять  себе все что угодно по  отношению к "мошенникам", то есть ко всей
той части рода человеческого, которая  не занесена  в регистры университета.
Студент  живет среди "мошенников", как во вражеской  стране, и  имеет  право
обращаться с  ними так, как древние евреи поступали  с  хананеянами [19]. Но
так как,  к  сожалению,  сеньор  коррехидор [20]  мало чтит священные законы
университета и только ищет случая, как бы досадить посвященным, то последним
надлежит  братски объединиться, помогать  друг другу, а главное  - соблюдать
нерушимую тайну.
     Эта назидательная беседа тянулась до тех пор, пока в бутылках  было еще
вино. Когда их опорожнили до дна, способность рассуждать заметно ослабела, и
всем  сильно  захотелось  спать.  Так  как  солнце  стояло еще  высоко,  они
разбрелись по домам, чтобы предаться послеполуденному сну. Дон Хуан, однако,
принял  приглашение дона  Гарсии  отдохнуть  у  него. Едва он  вытянулся  на
кожаном  диване,  как усталость и винные  пары повергли  его в глубокий сон.
Долгое время сновидения его были столь смутны и причудливы, что он испытывал
лишь какую-то тяжесть на сердце, не сознавая, какой образ или мысль вызывают
в  нем  это чувство. Но понемногу он начал, если можно так выразиться, яснее
понимать свой  сон, а  самый сон стал более последовательным.  Ему казалось,
что он плывет в  лодке по  большой реке,  более широкой и бурной, чем бывает
Гуадалкивир зимою [21]. У лодки не было ни паруса, ни руля, ни весел, берега
реки были пустынны. Лодку так трепало течением, что, судя по головокружению,
которое  охватило  его,  дон Хуан  мог  подумать, что он находится  в  устье
Гуадалкивира, где  новички, отплывающие в Кадис,  испытывают первые приступы
морской  болезни.  Вскоре  он очутился в  более узкой части реки,  настолько
узкой,  что  можно было  ясно рассмотреть оба берега и даже  перекликаться с
теми,  кто на них находился. И  вдруг на одном  берегу появилась  лучезарная
фигура,  а  на другом в  то  же время другая,  и обе они устремились  к дону
Хуану, словно желая  ему помочь. Он сначала повернул голову  вправо и увидел
старца с  суровым и величавым лицом, босого и прикрытого лишь  власяницей  с
вплетенными  в нее терниями. Казалось, что  он  протягивал дону Хуану  руку.
Затем, поглядев налево, дон Хуан увидел там высокую женщину с благороднейшим
и привлекательнейшим лицом; она предлагала ему венок из  цветов, который она
держала в  руке. В  ту же  минуту он заметил, что ладья его  плывет, куда он
хочет, без помощи весел, одним лишь усилием его воли. Он хотел уже направить
ее к  женщине,  когда  крик, раздавшийся  на  правом  берегу,  заставил  его
повернуть  голову  и  устремиться  туда. Старец  теперь имел  вид  еще более
суровый, чем  прежде. Все  тело  его,  насколько позволяла видеть власяница,
было избито, покрыто ссадинами и  запекшейся кровью.  В одной руке держал он
терновый  венец, в другой  - бич с железным наконечником. При  этом  зрелище
ужас  охватил  дона  Хуана,  и он быстро  повернул  опять  к  левому берегу.
Видение,  столь его пленившее, еще не исчезло. Волосы женщины развевались по
ветру, глаза горели неестественным огнем, а в руке  вместо венка она держала
теперь  шпагу. Дон  Хуан  помедлил  минуту,  прежде чем  сойти на  берег, и,
всмотревшись, увидел, что клинок шпаги был красным от крови, как красна была
и  рука  прелестницы.  В  страхе он  внезапно пробудился.  Открыв  глаза, он
невольно вскрикнул, увидев  обнаженную шпагу в двух футах от своей  постели.
Но шпагу  держала в руке  отнюдь  не  прелестница.  Дон Гарсия,  собравшийся
разбудить своего друга, заметив у его постели замечательно украшенную шпагу,
принялся  ее  рассматривать  с видом знатока.  На клинке шпаги была надпись:
"Храни верность", - а на рукоятке, как мы уже  упомянули, были  герб,  имя и
девиз рода Маранья.

Саламанкский  университет  в  ту пору  переживал  расцвет  своей славы.
Никогда еще студенты его  не  были более  многочисленны,  а профессора более
учены; но  никогда вместе с тем горожане не  страдали так от дерзости буйной
молодежи,  проживавшей  или, лучше  сказать,  царившей  в  городе. Серенады,
кошачьи  концерты,  всевозможные  бесчинства  по ночам являлись  обычным  ее
времяпрепровождением,  однообразие  которого изредка  нарушалось  похищением
женщин или девушек, воровством  и потасовками.  Первые дни после приезда дон
Хуан  разносил   рекомендательные  письма   друзьям  своего  отца,   посещал
профессоров, обходил  церкви, осматривал святыни. Выполняя волю своего отца,
он  вручил  одному из профессоров довольно крупную сумму для  раздачи бедным
студентам. Такая щедрость вызвала всеобщий восторг и доставила ему множество
друзей.
     Дона   Хуана  обуревала  жажда  науки.  Он  собирался  воспринять,  как
Евангелие, каждое слово, которое  слетит с уст его профессоров; чтобы ничего
не упустить, он решил поместиться  как можно ближе  к кафедре. Войдя в залу,
где должна  была  состояться  лекция, он  увидел свободное место около самой
кафедры и сел. Какой-то засаленный, всклокоченный, одетый в  рубище студент,
каких немало бывает во всех  университетах,  на минуту оторвался от  книги и
устремил на дона Хуана взгляд, выражавший необычайное удивление.
     - Вы сели на это место! - сказал он ему почти испуганно. -  Разве вы не
знаете, что его обычно занимает дон Гарсия Наварро?
     Дон  Хуан возразил,  что,  насколько  ему известно,  места  принадлежат
первому пришедшему  и  что, найдя это место свободным, он счел  себя  вправе
занять  его, если  только  почтенный  дон Гарсия  не  поручил  своему соседу
удержать это место для него.
     -  Сразу  видно,  что вы  здесь новичок,  - сказал студент, -  и что вы
приехали к  нам недавно, раз ничего не слыхали о доне Гарсии. Знайте же, что
это один из самых...
     Тут студент понизил голос из страха, как бы его не услышали другие:
     - Дон Гарсия  - страшный человек. Горе тому, кто оскорбит его.  У  него
короткое  терпение  и  длинная  шпага. Будьте  уверены,  что если кто-нибудь
займет место, на которое  дон Гарсия  садился дважды,  этого  достаточно для
ссоры, ибо  он  необыкновенно щепетилен  и  вспыльчив. Когда он ссорится, он
берется за шпагу, а взявшись за нее, убивает. Ну, я вас предупредил, а вы уж
поступайте, как вам заблагорассудится.
     Дону Хуану  показалось  очень странным,  что дон  Гарсия  притязает  на
лучшие места, не  стараясь их даже  заслужить своей аккуратностью. В  то  же
время  он заметил, что несколько студентов смотрят на него,  и почувствовал,
сколь унизительно будет,  если он  уйдет с  этого  места,  раз уж он сел.  С
другой стороны, ему совсем не хотелось с первого же  дня затевать ссору, тем
более с человеком таким опасным,  каким был, по-видимому, дон  Гарсия. Таким
образом, дон  Хуан  пребывал  в большой растерянности,  не зная,  на что ему
решиться,  и машинально продолжал  сидеть на своем  месте,  как вдруг  вошел
какой-то студент и сразу к нему направился.
     - Вот дон Гарсия, - сказал дону Хуану его сосед.
     Дон  Гарсия был  широкоплечий, хорошо сложенный юноша, очень смуглый, с
надменным взглядом  и  презрительной  складкой  у  губ. На  нем был потертый
камзол когда-то черного цвета и дырявый плащ,

     а поверх всего  висела  длинная  золотая цепь.  Известно, что  студенты
Саламанкского, равно как  и  других  университетов  Испании,  из  щегольства
рядились в лохмотья, как бы желая этим показать, что истинное достоинство не
нуждается в оправе, даруемой милостью судьбы.
     Дон Гарсия подошел  к скамье, на которой дон  Хуан продолжал  сидеть, и
весьма вежливо поклонившись ему, сказал:
     - Сеньор студент! Вы среди нас новичок, однако мне хорошо известно ваше
имя.  Отцы  наши  были  большими друзьями,  и,  если  вам угодно,  такими же
друзьями будут их сыновья.
     Говоря так, он протянул руку дону  Хуану с самым дружелюбным видом. Дон
Хуан,  ожидавший  совсем   другой  встречи,  с  горячностью  откликнулся  на
учтивость дона Гарсии и отвечал, что будет польщен дружбою  такого кавалера,
как он.
     -  Вы  еще не  знаете  Саламанки, - продолжал  дон  Гарсия.  -  Если вы
пожелаете избрать меня своим проводником,  я вам с удовольствием  покажу все
до малейших подробностей в городе, где вам предстоит жить.
     Затем, обратясь к студенту, сидевшему рядом с доном Хуаном, сказал:
     - Ну-ка, Перико,  убирайся отсюда. Не  годится такому мужлану, как  ты,
сидеть рядом с сеньором доном Хуаном де Маранья.
     Говоря так, он грубо его толкнул  и сел на  место, которое тот поспешил
освободить.
     Когда лекция кончилась,  дон Гарсия дал новому другу свой адрес, взяв с
него  обещание, что  он  его  навестит. Потом, приветствовав его  красивым и
непринужденным жестом руки, завернулся с  изяществом в  свой плащ,  дырявый,
как ситечко.
     Дон Хуан  с книгами под мышкой остановился  в галерее  коллегии,  чтобы
рассмотреть  старинные надписи,  покрывавшие ее стены, и  вдруг заметил, что
студент,  заговоривший  с  ним первый,  направляется  к нему,  словно  желая
прочесть те же самые письмена. Дон Хуан, кивнув ему, чтобы  показать, что он
его узнал, собирался уже выйти, но студент удержал его за край плаща.
     - Сеньор дон Хуан! -  сказал он ему. - Если вы не очень спешите, будьте
добры уделить мне несколько минут для разговора.
     - Охотно, - сказал дон Хуан, прислонясь к столбу. - Я вас слушаю.
     Перико  боязливо  посмотрел по сторонам,  словно опасаясь, не следит ли
кто за ними, затем приблизился к дону Хуану, собираясь что-то сказать ему на
ухо,  что, по-видимому, было  излишней предосторожностью, так как в обширной
готической галерее, где они находились, кроме них, никого не было.
     -  Не могли  бы вы мне сказать,  -  начал  он после минутного  молчания
тихим, почти дрожащим  голосом,  - не могли бы вы мне сказать, действительно
ли ваш отец знавал отца дона Гарсии Наварро?
     Дон Хуан жестом выразил свое удивление.
     - Разве вы не слышали, что сказал дон Гарсия?
     - Да, - ответил студент,  понижая  еще  более  голос. -  Но  слыхали вы
когда-нибудь сами от вашего отца, что он был знаком с сеньором Наварро?
     - Конечно! Они вместе сражались против морисков.
     -  Превосходно!  Но слыхали  вы  когда-нибудь,  что у  этого  дворянина
есть... есть сын?
     - Сказать по правде, я не очень прислушивался к тому, что рассказывал о
нем  мой отец.  Но к чему  эти  вопросы?  Разве дон  Гарсия  не сын  сеньора
Наварро?.. Или он его незаконный сын?
     -  Призываю небо  в  свидетели,  ничего такого я  не  хотел сказать!  -
воскликнул испуганно студент, заглядывая  за столб, к  которому  прислонился
дон  Хуан.  -  Я  хотел  только спросить вас,  не  дошла  ли до вас странная
история, которую многие рассказывают о доне Гарсии?
     - Я ровно ничего не знаю.
     - Говорят... заметьте, пожалуйста, что я только  передаю то, что слышал
от других... говорят, будто у дона Дьего Наварро был сын,  в  возрасте шести
или семи  лет заболевший  столь тяжелой  и необычной болезнью, что  врачи не
знали, к  какому  средству  прибегнуть. Тогда отец стал  жертвовать в разные
часовни,  прикладывать  реликвии  к телу  больного,  но  однажды... так меня
уверяли... однажды, глядя на образ архангела Михаила, воскликнул: "Раз ты не
можешь спасти моего сына,  то  хотел бы я знать, не сильнее ли тебя тот, кто
лежит у тебя под пятой!" [17]
     -  Какое  ужасное  кощунство!  -  вскричал  дон  Хуан,  возмущенный  до
последних пределов.
     -  Через  некоторое время ребенок  выздоровел... и ребенок этот...  дон
Гарсия.
     - И с этого дня в дона Гарсию вселился бес! - произнес с громким смехом
дон Гарсия, выглянув внезапно из-за столба, за  которым он, очевидно, слушал
этот  разговор.  -  По  правде сказать,  Перико,  -  прибавил он  холодным и
презрительным  тоном  пораженному студенту,  -  если бы  вы  не были  жалким
трусом, я бы  вас заставил раскаяться в ваших дерзких речах обо мне.  Сеньор
дон  Хуан!  - продолжал  он, обращаясь  к Маранье. -  Когда вы меня  узнаете
ближе, вы не станете  терять время  и  слушать этого болтуна. Да  вот, чтобы
доказать вам, что я  не приспешник дьявола,  я  прошу вас  сделать мне честь
пройти со мной сейчас в церковь святого Петра. А после того, как мы выполним
там наш христианский долг, позвольте мне пригласить вас к себе на плохонький
обед в компании нескольких приятелей.
     С этими словами он взял под руку дона  Хуана, который, стыдясь, что был
пойман,   когда   слушал  необычайный   рассказ  Перико,   поспешил  принять
приглашение своего  нового  друга, чтобы  доказать ему, как мало придает  он
значения злоречивым толкам.

Сегодня (хотя нет, уже вчера) три часа просидела возде телевизора. Удивительное дело для человека, который не смотрит его уже два года. Какой-то канал, если не ошибаюсь Tv5Europe показывал передачу Racines, настолько было интересно. Хоть передача и шла на французском языке, но показывали интереснейшие вещи - Париж, Венецию, при этом был и цикл историй о Диане Пуатье, Жозефине Бонапарт, Франциске и домах терпимости, что-то вроде Отеля Веселой Науки ;) Жалко нет сейчас возможности записать, настолько было увлекательно..

Ещё обнаружила, что по Mezzo транслируют удивительнейшие вещи, особенно программка "Секвенции классики" уникальна,  там была какая-то опера, где-то записала её название, очень своеобразная постановка, надо будет поискать...

Решила выложить здесь одно из моих любимых произведений Проспера Мериме. Правда, оно великовато, поэтому буду выкладывать частями.

 

 

Цицерон где-то говорит [1] - кажется, в трактате О природе богов, - что
существует  несколько  Юпитеров: Юпитер Критский,  Юпитер Олимпийский  и еще
много  других,  так  что  нет почти ни  одного сколько-нибудь  значительного
греческого города, который бы не обладал собственным Юпитером. Из  всех этих
Юпитеров  сделали  впоследствии   одного,  приписав  ему  все  происшествия,
случившиеся с каждым из  его тезок в отдельности, чем и объясняется огромное
количество любовных приключений, которые приписали этому богу.
     Такое  же смешение произошло с доном Хуаном, личностью  почти столь  же
знаменитою, как  особа Юпитера. Одна  только  Севилья  насчитывает несколько
донов Хуанов, но многие другие города также имеют собственных. Каждый из них
некогда  обладал  своей собственной  легендой. Но  с  течением  времени  они
слились в одну.
     Однако,  если  всмотреться внимательнее,  нетрудно выделить каждого  из
донов  Хуанов,  по крайней  мере  различить  двух: дона  Хуана Тенорьо  [2],
который, как  всем известно, был отправлен на тот свет статуей, и дона Хуана
де Маранья [3], кончина которого была совсем иною.
     О жизни обоих  рассказывают одно и то же; только развязка  отличаем эти
рассказы. Развязки  здесь  можно найти  на всякий вкус, как  в пьесах Дюсиса
[4],   кончающихся  счастливо   или  плачевно,  сообразно   чувствительности
читателей
     Что до правдивости этой истории  или, скажем, этих двух историй, то она
несомненна, и местный севильский патриотизм сильно бы оскорбился, если бы вы
подвергли  Сомнению  существование   этих  озорников,  бросающих   тень   на
родословные самых  знатных севильских фамилий.  Иностранцам  показывают  дом
дона Хуана Тенорьо, и ни  один из ценителей  искусства  не может побывать  в
Севилье,  не осмотрев  церковь  Милосердия.  Он может  увидеть  там гробницу
кавалера  де Маранья  с надписью,  продиктованной его  смирением  или,  если
хотите,  гордостью:  Aqui yace el peor  hombre que fue  en  el  mundo [Здесь
покоится худший из людей, когда-либо живших на свете (испан.).]. Возможно ли
после этого  сомнение? Правда, показав вам эти два  памятника,  чичероне вам
еще расскажет, как  дон Хуан (неизвестно  только, который)  сделал  странное
предложение  Хиральде  -  бронзовой фигуре,  увенчивающей мавританскую башню
собора,  и как Хиральда его приняла; или о том, как однажды  дон Хуан, выйдя
под  влиянием  винных  паров  прогуляться  по  левому  берегу  Гуадалкивира,
попросил огня у человека, с сигарою во рту шедшего по правому  берегу, и как
рука  курильщика  (оказавшегося  не  кем   иным,  как  дьяволом)  удлинилась
настолько,  что перекинулась  через реку  и  протянула  дону Хуану сигару, о
которую тот закурил свою, даже не поморщившись и не обратив  внимания на это
предупреждение свыше - настолько очерствело его сердце...
     Я  пытался размежевать этих  донов Хуанов,  отнеся  на долю каждого  ту
степень зла и преступности из общего предания,  которая ему причитается.  Не
располагая более надежным методом,  я постарался  наделить героя моего, дона
Хуана   де  Маранья,  лишь   теми  приключениями,   которые  не  связаны  по
укоренившейся привычке с именем дона Хуана Тенорьо,  столь известного  у нас
благодаря шедеврам Мольера и Моцарта.
     Граф дон Карлос де Маранья  был  одним из самых богатых и чтимых дворян
Севильи. Он происходил из славного рода и в войне против восставших морисков
[5] доказал,  что  доблесть  его  не  уступала доблести  его  предков. После
падения Альпухарры [6] он возвратился в Севилью со  шрамом на лбу и огромным
числом захваченных  в плен детей неверных, которых он озаботился окрестить и
выгодно  распродал   христианским   семьям.  Его   раны,   отнюдь   его   не
безобразившие,  не  помешали  ему понравиться  девушке из благородной семьи,
отдавшей ему  предпочтение  перед  множеством других искателей ее  руки.  От
этого брака родилось сначала несколько дочерей, из которых одни вышли замуж,
а другие поступили в монастырь. Дон Карлос де Маранья  уже отчаивался  иметь
наследника  своего  имени, как  вдруг  рождение  сына доставило ему  великую
радость, укрепив его в надежде, что древнее родовое имение его не перейдет к
младшей линии.
     Дон  Хуан, этот  желанный его сын и герой  нашей правдивой истории, был
избалован  отцом  и  матерью,  как  и  полагается  единственному  наследнику
громкого имени  и большого состояния. Еще  ребенком он  делал почти все, что
хотел, и никто во дворце его отца не решался ему прекословить. Беда только в
том,  что мать хотела сделать его набожным, подобно ей самой, а отец - таким
же храбрецом, как  он сам. Мать с  помощью ласк и  лакомств склоняла  его  к
перебиранию четок,  заучиванию  литаний  [7]  и всех  прочих  обязательных и
дополнительных  молитв. Она  убаюкивала  его чтением житий святых. Со  своей
стороны, отец  знакомил  мальчика с  романсами о Сиде  [8]  и Бернардо  дель
Карпьо [9], рассказывал ему  о восстании морисков  и убеждал его упражняться
целыми  днями в  метании копья,  стрельбе  из арбалета или даже  аркебузы  в
куклу, одетую мавром и водруженную по его приказанию в конце сада.
     В молельне  графини де  Маранья  была  картина,  написанная  в  сухой и
суровой манере Моралеса [10]; она изображала муки чистилища. Все виды пыток,
какие  только  пришли  на  ум  художнику, были представлены на ней  с  такой
точностью, что даже  палач инквизиции  не мог  бы указать в ней ошибку. Души
чистилища были помещены  в какой-то огромной пещере, в верхней части которой
виднелась  отдушина.  Ангел, стоявший около этого отверстия, протягивал руку
душе, выходившей из  обители скорби, между тем как  нарисованной рядом с ним
пожилой  человек  с  четками  в  сложенных  руках,  видимо, с большим  жаром
молился. Человек  этот был жертвователем картины, заказанной им для церкви в
Уэске. Во  время восстания  мориски  подожгли  город, и  церковь погибла  от
Пожара, но картина чудом уцелела. Граф де Маранья вывез  ее оттуда и украсил
ею молельню своей жены. Обыкновенно маленький Хуан, всякий раз как заходил к
матери, подолгу  простаивал перед этой  картиной, пугавшей и в  то  же время
пленявшей его. В особенности не мог  он оторвать глаз  от человека, которому
змея  грызла внутренности,  в  то время  как  он  был подвешен над  пылающей
жаровней  с  помощью  железных  крючков, вонзившихся ему в  бока.  С  тоскою
впиваясь взором в отдушину, грешник, казалось, просил у жертвователя молитв,
которые бы его  спасли  от  такой муки.  Графиня никогда не упускала  случая
пояснить  сыну,  что  несчастный терпит  такую  пытку за  то, что плохо знал
катехизис,  смеялся  над  священниками  и  бывал  рассеян  в  церкви.  Душа,
уносившаяся в рай, была душою одного из членов рода де Маранья,  за которым,
по-видимому, числились кое-какие грешки. Но так  как граф де Маранья молился
за  него и  роздал духовенству много денег, чтобы  выкупить  его душу из мук
пламени, то ему и удалось переправить душу своего родственника в рай, не дав
ей долго скучать в чистилище.
     -  Однако,  Хуанито,  - прибавляла  графиня,  -  я  тоже,  может  быть,
когда-нибудь  буду так мучиться и проведу миллионы лет в чистилище, если  ты
не будешь заказывать мессы для спасения моей души. Как жестоко будет с твоей
стороны обречь на муки мать, вскормившую тебя!
     Тогда  ребенок  принимался  плакать,  и, если у  него  было  в  кармане
несколько реалов,  он спешил  отдать  их  первому  встречному  попрошайке  с
кружкою для душ чистилища.
     Входя  в комнату  своего отца, он  видел там латы, помятые  аркебузными
пулями, шлем, бывший на голове графа де Маранья  при штурме  Альмерии [11] и
хранивший след от удара  мусульманского  топора. Мавританские сабли,  копья,
знамена, отбитые у неверных, украшали его помещение.
     - Вот этот палаш достался  мне от  вехерского кади  [12], нанесшего мне
три удара,  прежде чем я поразил его насмерть, - пояснял граф. -  Это  знамя
подняли восставшие на горе Эльвиры [13]. Они разрушили христианскую деревню.
Я поспешил туда с двадцатью  всадниками. Четыре  раза  пытался я врезаться в
гущу  врагов, чтобы  схватить это знамя, и четыре раза  они нас отражали. На
пятый раз я осенил  себя крестным знамением, воскликнул: "Святой Иаков!" - и
смял  ряды  язычников.  Видишь  золотую  чашу,  украшающую  мой  герб?  Один
мавританский  альфаки  [14]  похитил  ее из  церкви,  которую  он  осквернил
ужасными  кощунствами.  Он кормил  лошадей  овсом в  алтаре,  а  его солдаты
разбросали  мощи святых. Альфаки пил из этой чаши  святых даров замороженный
щербет. Я настиг его в палатке,  когда он подносил чашу к губам. Прежде  чем
он  успел  крикнуть:  "Аллах!" -  я рассек бритую  голову  этого пса, еще не
успевшего проглотить напиток, моим добрым мечом, острие которого врезалось в
нее до  самых зубов.  В память об этой священной  мести король  разрешил мне
украсить мой  герб золотой чашей. Я  тебе сообщаю  это,  Хуанито, для  того,
чтобы ты  рассказал  своим детям, которые должны знать, почему твой герб  не
такой же,  как  герб твоего деда, славного дона Дьего,  изображенный, как ты
видишь, под его портретом.
     Колеблясь  между  военным  искусством и  благочестием, ребенок проводил
целые дни, делая из планок крестики или  поражая деревянной  саблей тыквы из
Роты [15], очень похожие, по его мнению, на головы мавров в тюрбанах.
     В восемнадцать лет дон Хуан был довольно слаб в  латыни, но хорошо знал
церковную службу и владел рапирой  и мечом для обеих рук не хуже Сида. Отец,
полагая, что дворянину из рода Маранья следует научиться еще кое-чему, решил
послать его в Саламанку [16]. Приготовления к отъезду были быстро закончены.
Мать дала дону Хуану  множество  четок, ладанок,  образков. Кроме того,  она
заставила его  выучить  много молитв, весьма  спасительных в разных  случаях
жизни. Дон Карлос дал ему шпагу,  эфес которой с тонкими серебряными жилками
был украшен его фамильным гербом.
     - До сих пор, - сказал он ему, -  ты  жил среди детей; отныне ты будешь
жить среди мужей. Помни, что  достояние дворянина - его честь; твоя же честь
-  честь дома Маранья. Пусть лучше погибнет последний отпрыск  нашего  дома,
чем на  его  честь падет малейшее пятно. Прими  эту шпагу; она защитит тебя,
если на тебя  нападут. Никогда  не обнажай ее первый, но помни,  что  предки
твои никогда не влагали ее в ножны, не победив или не отомстив за себя.
     Вооруженный духовным и земным оружием, потомок рода Маранья сел на коня
и покинул дом своих отцов.

 

Примечания

[1]  Цицерон где-то говорит... - Мериме ссылается  на главу XXI третьей
части трактата Цицерона "О природе богов".
     [2] ...Дон Хуан Тенорьо  -  персонаж ряда  легенд, впервые  литературно
обработанных испанским  драматургом  Тирсо де Молина (1571-1648)  - в  пьесе
"Севильский озорник".
     По-своему  интерпретировали  этот  образ  Мольер в комедии "Дон  Жуан",
Моцарт в опере под тем же названием и Пушкин в трагедии "Каменный гость".
     [3] Дон  Хуан  де Маранья.  - Подразумевается  севильский  вельможа дон
Мигель, граф де Маньяра (1626-1679), проведший беспутную молодость, но затем
раскаявшийся,  ставший на путь  благотворительности и  ушедший в  монастырь.
Мериме в своей новелле использует черты обоих персонажей.
     [4]  Дюсис,  Жан-Франсуа  (1733-1816) -  французский  драматург,  автор
сентиментальных мелодрам и переделок пьес Шекспира.
     [5]  ...в войне  против  восставших морисков... - Морисками  назывались
проживавшие в Андалусии  арабы;  они непрерывно подвергались  притеснениям и
преследованиям со стороны испанских властей и католической церкви. Восстание
морисков вспыхнуло  в 1568  году и  было  жестоко подавлено  в  1570 году. В
1609-1610 годах последние мориски были выселены в Африку.
     [6] Альпухарра  -  гористый малодоступный район Андалусии, где укрылись
восставшие мориски.
     [7] Литания - католическая молитва.
     [8]  Романсы  о  Сиде.  -  Так  назывались  короткие  эпические  песни,
возникшие в  Испании  в XIV -XV  веках и рассказывавшие о национальном герое
испанского  народа  Руй  Диасе,   прозванном  Сидом  (от  арабск.  "сеид"  -
"господин").  Легендарный  Сид  жил  в  1040-1099  годах.  Первоначально  (в
XII-XIII в.) о нем сложились большие эпические поэмы.
     [9]  Бернардо дель  Карпьо - национальный  герой Испании,  по преданию,
незаконный сын  королевы  Кастилии  доньи Химены,  победитель  французов под
Ронсевалем.
     [10] Моралес, Луис (ок. 1509-1589) - испанский художник.
     [11]  ...при штурме  Альмерии...  -  Этот испанский  город  и  порт  на
Средиземном море был отвоеван у мавров в 1489 году.
     [12]  Вехерский  кади  -   судья   у  мусульман  (в  данном  случае  из
андалусского города Вехера-де-ла-Фронтера, близ Кадиса).
     [13]  Гора  Эльвиры. - На  этой горе близ Гранады располагался один  из
отрядов восставших морисков.
     [14] Альфаки - в данном случае мулла, возглавляющий военный отряд.
     [15] Рота - селение близ Кадиса, славившееся своими овощами.
     [16]  Саламанка  - город,  в  котором находится  один из  самых  старых
испанских университетов (основан ок. 1230).

Не могу не поздравить Вас с Днём Рождения!

Пускай я и знакома с Вами недолго, но этого времени хватило, чтобы понять, что вы человек необычный... Вы удивительно талантливы, у вас незаурядный ум и, самое главное, Вы очень и очень интересный человек, необычайная, яркая личность, а посему я очень рада тому, что познакомилась с Вами.

Пускай судьба всегда ведет Вас под счастливой звездой, чтобы Ваш дом всегда лишь друзья посещали, стороной обходили ненастья.

Желаю Вам счастья, удачи, добра!

 

Осень началась... Причем, золотая осень. Насколько это заметно!  Да, только от хандры, обычной в это время года почему-то избавиться не удается. Я уже приставала ко всем с вопросом, может, кто знает про витамины счастья? :) Сегодня встретила школьных друзей, не успели и пяти минут пообщаться, сразу решили организовать совместную поездку, собраться вместе. Удивительный сегодня день. Меня нашел один давний знакомый, с которым уже года два-три как не поддерживали отношений, из-за каких-то невероятных причин. Кажется, что столько времени прошло с тех пор. Тогда я тоже была другой, наверное, по крайней мере точно знаю, что не испытывала таких же чувств, как и сейчас. Изменилась и не в лучшую, увы, сторону...

Приобрела книгу с несколько пафосным названием " Энциклопедия мудрости".  Тут есть довольно-таки нтересные вещи... Особенно мне понравились чьи-либо мудрые мысли...

------ В природе есть области доступные и недоступные. Нужно понять это и отнестись к ним с уважением. Человек, который этого не поймет, может всю жизнь промучиться над тем, что ему недоступно. Зато человек, который достаточно умен, чтобы держаться только области доступного, исследуя её со всех сторон и укрепляя свои познания, сумеет в известной мере проникнуть и в область недоступного. Впрочем, и тогда он вынужден будет признать, что в природе есть нечто загадочное и постичь это превышает человеческие способности...                           (И.В. Гете)

------

Рыдая, веселясь, кумирам глядя в рот,
К бездонной пропасти идет бесшабашный сброд.
Не знающий родства и возраста прохожий,
Сброд, рыхлостью своей на облако похожий, -
Не выслушан нигде, не ведом никому,
Желанья и слова роняет он во тьму,
И мрак сопутствует его бесцветным будням,
И тьму кромешную считает он полуднем -
Ведь, мельтеша, крича, шумя всю жизнь свою,
Вслепую бродит сброд у ночи на краю.         

                               (В.М. Гюго)

                                                    

Хоть и с опозданием, но все же. Хочу поздравить всех с началом весны. Я не знаю, какая погоду у вас, но Киев она пока что балует. Теплые, ясные дни, с легким ветерком :)

Я тут занималась недавно корреспонденцией, по большей части "возобновляла" контакты. В ящике обнаружила большое количество писем с подтверждением регистрации, я и не знала, что умудрилась зарегистрироваться на многих сайтах, про которые потом благополучно забыла. Заодно решила просмотреть каталог книжного клуба, действительным членом которого я являюсь. Долго думала, почему половина книг стоит в два раза дороже, чем в книжном магазине. Но математика, экономика никогда не были моей сильной стороной. Ну и ладно...

Сегодня проснулась с особенно солнечным настроением, сама не знаю почему, может потому, что родители вернулись, а своего братика я не видела уже месяц.  Поехала в университет, и в очередной раз убедилась, что терпеть не могу общественный транспорт, в особенности метро.  Я не знаю, почему так сложилось, но мне чаще всего попадаются одни нахалы.  А ещё услышала одну интересную фразу. Едем с подругой, разговариваем на украинском языке, и одна дамочка возле нас произнесла, конечно, бесподобную реплику: "Понаехало вас тут националистов!". Мне стало интересно, она бы в Британии тоже возмущалась, что все говорят на английском? Странные люди. Я сама не от мира сего, но нельзя же так. ;) Одно хорошо, всегда с собой музыка, и можно не отвлекаться на разных людей.

Сейас очень красивое  звездное небо, жаль не смогу показать. Очень редко, когда в загазованной, пыльной столице можно увидеть столько звезд. Папа привез телескоп, правда, его надо настраивать, думаю, что освоимся. 

В университете нам дали хороший повод для размышлений, нужно выбирать вторую специальность, иначе не наберешь нужное количество кредитов (это снова же по Болонской системе). Или экономику, или другую какую-то специальность, или другой язык. Учитывать надо и то, что в академии тебе дают все, только выбирай, а с 3-го курса спокойно можешь уехать в практически любой ВУЗ Европы и США, чтобы продолжить обучение. Так как у нас уже сейчас практически все преподается на английском. Хотя это к делу не относится, но выбирать что-то нужно...

Сегодня воскресный день, на улице замечательная погода, и только у меня далеко не замечательное настроение. Какая-то апатия, нежелание взяться за работу... Обычно у меня такое бывает зимой.  Теперь буду заниматься поисками музыки, соберу что-нибудь и будет новая коллекция...

А здесь расположены фотографии нашего ботанического сада, самого красивого парка:

http://uzbek.photo.nov.ru/park/index.htm

Кто станет после этого отрицать, что Ташкент один из самых красивых городов... Настолько удивительное сочетание местного колорита с европейскими сооружениями.  Дело не только в архитектуре, дело в духе, особом воздухе, которым здесь все пропитано. А ещё Самарканд, город, который неизменно ассоциируется у меня с арабскими сказками "тысяча и одной ночи"...

http://www.orexca.com/photogallery/7 - Ташкент

http://www.orexca.com/photogallery/9 - Самарканд

http://www.orexca.com/photogallery/8 - Бухара

http://www.orexca.com/photogallery/18 - Хива

http://www.orexca.com/photogallery/22 - Термез

http://www.orexca.com/photogallery/35 - Каракалпакстан, который по сути не является городом. Автономная республика...

http://www.orexca.com/photogallery/54 - Нурата

http://www.orexca.com/photogallery/31 - свадьба, обряды

http://www.orexca.com/photogallery/37 - Бельдесарай. Горы

http://www.orexca.com/photogallery/55 - Аязкалла, степная часть.

http://www.orexca.com/photogallery/58 - Бричмулла, то, что, наверное, навсегда останется у меня в памяти. Это Чимганские горы. Самое красивое место. Это, конечно, не все фотографии. Чтобы это понять, надо там побывать. Теперь мне даже не верится, что я когда-то, не так давно, ездила на конях по этим местам ))

Ввиду того, что сервер, на котором находятся фотки, переживает не лучшие времена, даю просто ссылки, хоть быстрей грузится будет.

Государственный театр оперы и балета им. Алишера Навои

http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build2005_8.htm
http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build2005_3.htm
http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build_iz_005.htm

 

Государственная консерватория

http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build2005_10.htm

Просто здания

http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build2005_4.htm
http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build2005_5.htm

 

Цирк

 http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build2005_12.htm

Дворец дружбы народов

http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build_iz_001.htm

Отель "Узбекистан"

http://uzbek.photo.nov.ru/home/pages/build_iz_009.htm

Решила вставить небольшую серию фотографий города, где я родилась.

Ташкент

Восточный базар

http://uzbek.photo.nov.ru/bazar/pages/bazar2002_03.htm

Улицы и улочки

http://uzbek.photo.nov.ru/street/pages/street_iz_004.htm

http://uzbek.photo.nov.ru/street/pages/chir21.htm

Генрих Гейне

Довольно! Пора уж забыть этот вздор

Довольно! Пора уж забыть этот вздор,
Пора бы вернуться к расудку!
Довольно с тобой, как искусный актер,
Я драму разыгрывал в шутку!

Расписаны были кулисы пестро.
Я так декламировал страстно,
И мантии блеск и на шляпе перо,
И чувства - все было прекрасно.

Но вот, хоть уж сбросил я это тряпье,
Хоть нет театрального хламу,
Доселе болит еще сердце мое,
Как будто играю я драму.

И что я поддельною болью считал,
То боль оказалась живая -
О боже, я раненый насмерть играл,
Гладьятора смерть представляя!

 

Алишер Навои

Соловей, лишенный розы, умолкает, не поет;
Попугай, лишенный лакомств, красноречье где найдет?
Я твоей любви лишился. Словно пламя — каждый вздох.
Я вздыхаю, опасаясь, чтоб не вспыхнул небосвод.
И за то, что я не плачу, ты не упрекай меня —
Кто давно от скорби умер, разве может плакать тот?
День и ночь молю Аллаха — умертви, но не карай!
Лучше потерять мне душу, чем терпеть разлуки гнет.
Вкруг свечи твоей улыбка ночью вился мотылек,
Он свечи своей лишился в час, когда заря встает.
Навои с тобой в разлуке птицей безголосой был.
Не лишай раба отныне царственных своих щедрот!

Прогулялась сегодня по городу, снова купила книгу (какая это по счету, не знаю). Называется "Женщины-масонки" Шарля Монселе, может, кто-то читал?

Сегодняшние гуляния навеяли на определенные мысли. Интересно знать, каким должно быть идеальное общество? Должно ли оно быть таким, где все тесно взаимосвязаны, всегда интересуются жизнью других, находятся в постоянном общение друг с другом, при этом каждый находится в зависимости от общества, его мнения, взглядов, все находится на постоянном контроле у общественного мнения; или же таким, где каждый имеет личную "территорию", имеет полное право делать что ему угодно и как ему угодно, но так, чтобы не приносить никакого ущерба, вреда остальным. При этом оставаясь самостоятельной единицей, которая контактирует с другими только в случае необходимости? Меня больше привлекает второй вариант, но только потому, что я - замкнутый человек и только. В нашем обществе, в том, которое я вижу каждый день, с которым имею определенные взаимосвязи, как мне кажется, слишком важную роль играет общественное мнение, которое иногда основано на несколько странных представлениях о морали, нравственности и т.д. Должна ли я, имея всего лишь одну возможность пройти свой жизненный путь, основываться на чьих-то представлениях о правильности или неправильности конкретных действий? Не подумайте, что это проявление бунтарства, характерного для определенного возраста, просто интересно было бы знать. В конце концов, только глупые люди все списывают на возраст, который не является показателем. Вывод можно делать на том, что ты извлек из жизни, как понял её и себя, но никак не на том, что тебе сколько-то лет, это лишь побочный фактор, как мне кажется... Я думаю, что характер в большей мере влияет на возраст, а не наоборот...

Интересно другое, что эти "ночные бдения" у меня вечно связаны с размышлениями на тему "как мы живем", почему ночью приходят такие мысли? ;)

Сегодня между парами был перерыв в 3, 5 часа. Поехала снова на книжный рынок, скоро пропишусь там, благо соседняя станция. "Дон Жуана" не нашла, там и про фильм-то немногие слышали, а про мюзикл я молчу...

Забавнее было то, что искала и другие вещи. Так у нас в продавцах какие-то странноватые парни-рокеры, которые, если честно, не шибко разбираются в продукции, продаваемой ими. Ни фильмы, ни книги, ни музыка... С одним долго выясняла, что выбрать по политологии. Как он мне сказал, что политологию он знает как свои пять пальцев, и потом все остальное ерунда, а вот Мухаев - единственный, кого стоит слушать. Я, конечно, согласна с этим, но все же... Я никогда не обращаю на чью-то внешность, но вид этого политолога меня несколько поразил - поверх старых затянутых спортивных штанов рокерская жилетка и сандалии :)... У меня все эти дни было отвратительное настроение, так хоть немного приподнялось ;)

Доброго всем времени суток!

Я тут скачала кое-что из "Дон Жуана". La Solitude, спасибо! Но траффик не позволяет скачать больше. Не могли бы вы подсказать, где можно приобрести это чудо? Спасибо, что просветили, что есть такая замечательная музыка...

 Взято оттуда же. Занятная вещица..

Артур Конан Дойл. Кошмарная комната

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод В. Воронина
     Артур Конан Дойл известный и неизвестный
     Перстень Тота. Сборник рассказов. М., СП "Квадрат", 1992.
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

     Гостиная Мейсонов имела весьма  странный  вид.  Одна  ее  сторона  была
обставлена с большой роскошью. Широкие мягкие диваны, низкие уютные  кресла,
изысканные статуэтки и дорогие портьеры, висевшие на  декоративных  каркасах
из металлических конструкций, служили подходящим  обрамлением  для  красивой
женщины, хозяйки всего этого великолепия. Мейсон, молодой, но богатый делец,
явно не пожалел усилий и  средств,  чтобы  удовлетворить  каждое  желание  и
каждый каприз своей красавицы жены. И то, что он поступил так,  было  вполне
естественно: ведь она стольким  пожертвовала  ради  него!  Самая  знаменитая
танцовщица во Франции, героиня десятка пылких  романов,  она  отказалась  от
блеска и удовольствия своей прежней жизни, чтобы разделить  судьбу  молодого
американца, чьи аскетические привычки составляли такой разительный  контраст
с ее собственными. Пытаясь возместить ей утрату, он постарался  окружить  ее
всей роскошью, какую только можно  купить  за  деньги.  Кое-кому,  наверное,
могло показаться, что с его стороны было бы  тактичнее  не  выставлять  этот
факт напоказ и тем более не афишировать его в печати, но,  если  не  считать
подобных своеобразных черточек характера, он вел себя как муж, который ни на
мгновение  не  переставал  быть  любовником.  Даже  присутствие  посторонних
зрителей не явилось бы помехой для публичного проявления его  всепоглощающей
страсти.
     Но комната и впрямь была странной. Поначалу она казалась  обыкновенной,
однако же  стоило  понаблюдать  подольше,  как  обнаруживались  ее  зловещие
особенности. В ней царила тишина, полнейшая тишина. Не слышалось звука шагов
- ноги бесшумно ступали по этим богатым мягким коврам. Борьба, даже  падение
тела происходили бы тут совершенно беззвучно. К тому же  она,  эта  комната,
была до  странности  бесцветной  в  постоянно  приглушенном,  как  чудилось,
освещении. Кроме того, не вся она была обставлена в одном вкусе. Создавалось
впечатление, что, когда молодой банкир щедро тратил тысячи на  этот  будуар,
на этот роскошный футляр для своего драгоценного сокровища, он не считался с
затратами, но, напуганный внезапной угрозой оказаться неплатежеспособным, не
довел дело до конца. В том конце, которым комната выходила на людную  улицу,
все поражало глаз своей роскошью. Зато в другом, дальнем  конце,  комната  с
голыми стенами имела спартанский вид и отражала, скорее, вкус аскетичнейшего
из мужчин, чем вкус изнеженной любительницы удовольствий. Может быть,  из-за
этого она проводила здесь не так уж  много  времени  -  иногда  два,  иногда
четыре часа в день;  зато  когда  уж  она  бывала  тут,  она  жила  яркой  и
насыщенной жизнью. В  стенах  этой  кошмарной  комнаты  Люсиль  Мейсон  была
совершенно иной и более опасной женщиной, чем где бы то ни было.
     Вот именно опасной! Кто бы мог усомниться в  этом,  увидев  ее  изящную
фигуру, когда эта женщина лежала вытянувшись на огромном ковре из  медвежьей
шкуры, наброшенном на диван. Она опиралась на локоть  правой  руки,  положив
тонко очерченный, но решительный подбородок  на  кисть  руки  и  устремив  в
пространство перед собой задумчивый взгляд  своих  больших  и  томных  глаз,
прелестных, но безжалостных, и в  пристальной  неподвижности  этого  взгляда
угадывалась смутная и страшная угроза. У  нее  было  красивое  лицо  -  лицо
невинного ребенка, и все яке  природа  пометила  его  неким  тайным  знаком,
придав ему неуловимое выражение, говорившее, что под  прелестной  внешностью
скрывается дьявол. Недаром было замечено, что от нее  шарахаются  собаки,  а
дети с криком убегают,  когда  она  хочет  приласкать  их.  Есть  инстинкты,
которые глубже нашего разума.
     В тот конкретный день она была чем-то сильно взволнована.  В  руке  она
держала письмо, которое читала и перечитывала, слегка наморщив тонкие бровки
и мрачно поджав очаровательные губки. Вдруг она вздрогнула, и  тень  страха,
пробежавшая по ее лицу, стерла с него угрожающе кошачье выражение.  Вот  она
приподнялась, продолжая опираться на локоть, и впилась напряженным  взглядом
в дверь. Она внимательно прислушивалась - прислушивалась к  чему-то  такому,
чего страшилась. Потом на ее выразительном лице заиграла улыбка  облегчения.
Но мгновение спустя она с выражением ужаса сунула письмо за лиф  платья.  Не
успела она спрятать письмо, как дверь резко открылась, и на пороге  возникла
фигура молодого мужчины. Это был ее муж Арчи Мейсон - человек, которого  она
любила, ради которого пожертвовала своей  европейской  славой  и  в  котором
видела  теперь  единственное   препятствие   к   новому,   и   пленительному
приключению.

     Американец,  мужчина   лет   тридцати,   чисто   выбритый,   загорелый,
атлетически  сложенный,  в  безупречно   сшитом   костюме   узкого   покроя,
подчеркивающем его идеальную фигуру, остановился в дверях. Он сложил руки на
груди и с окаменевшим красивым лицом-маской, на  котором  жили  одни  глаза,
посмотрел на жену пронзительным, испытующим взором. Она по-прежнему  лежала,
опираясь на локоть, но ее глаза глядели прямо ему  в  глаза.  Что-то  жуткое
было в этом безмолвном поединке взглядов. В каждом были  заключены  и  немой
вопрос, и ожидание рокового ответа. Его взгляд, похоже,  вопрошал:  "Что  ты
замышляешь?" Ее - как будто бы говорил: "Что тебе известно?" Наконец  Мейсон
подошел, сел на медвежью шкуру рядом с ней и, осторожно взяв двумя  пальцами
ее нежное ушко, повернул ее лицом в свою сторону.
     - Люсиль, - сказал он. - Ты хочешь отравить меня?
     Она с ужасом на лице и с возгласом протеста на устах отпрянула  от  его
прикосновения. От возбуждения она утратила дар речи - ее  изумление  и  гнев
выразились в метании рук и конвульсивной гримасе  на  лице.  Она  попыталась
было встать, но он крепко сжал ей руку в запястье. И  снова  он  задал  свой
вопрос, углубив на этот раз его ужасный смысл:
     - Люсиль, почему ты хочешь отравить меня?
     - Ты сошел с ума, Арчи! Ты сошел с ума! - задыхаясь проговорила она. Но
кровь застыла у нее в жилах, когда последовал его ответ. Бледная как мел,  с
полуоткрытым ртом, она в немом бессилии смотрела, как он достает из  кармана
флакон и подносит его к ее лицу.
     - Это из твоей шкатулки с драгоценностями! - воскликнул он.
     Дважды пыталась она заговорить, и дважды ей это не  удавалось.  Наконец
медленно, по отдельности роняя слова с кривящихся губ, она произнесла:
     - Во всяком случае, я к этому никогда не прибегала. И снова он  опустил
руку в карман. Вынув сложенный листок бумаги, он развернул его и поднес к ее
глазам.
     - Вот заключение доктора Энгуса. В нем говорится, что здесь  растворено
двенадцать гранов сурьмы. У меня также есть свидетельские показания  Дюваля,
аптекаря, продававшего яд.
     На ее лицо было страшно смотреть. Ей нечего  было  сказать.  Ей  ничего
больше не оставалось, как лежать, бессильно  уставив  глаза  в  одну  точку,
подобно свирепой тигрице, попавшей в роковую западню.
     - Ну?
     Ответом ему был жест, исполненный отчаяния и мольбы.
     - Почему? - спросил он. - Я хочу знать,  почему?  -  Пока  он  говорил,
взгляд его упал на уголок письма, выглядывавший из-за лифа. В мгновение  ока
он выхватил письмо. Отчаянно вскрикнув, она попыталась вырвать его, он одной
рукой отстранил ее и пробежал письмо глазами.
     - Кемпбелл! - ужаснулся он. - Это Кемпбелл!
     Она вновь обрела присутствие духа. Ведь теперь скрывать было нечего. Ее
лицо стало твердым и решительным. Глаза метали молнии.
     - Да, - сказала она. - Это Кемпбелл.
     - Боже мой! Кемпбелл - из всех мужчин!
     Он встал и принялся быстрыми шагами  мерить  комнату.  Кемпбелл,  самый
благородный человек, которого он только  знал;  человек,  чья  жизнь  являла
собой образец самопожертвования, мужества и  прочих  достоинств,  отличающих
божьего избранника! Однако и  он  тоже  пал  жертвой  этой  сирены,  которая
заставила его опуститься так низко, чтобы предать - в намерениях, если не  в
реальных поступках - человека, чью руку он дружески пожимал.  Невероятно!  И
тем не менее вот оно, его страстное умоляющее письмо, в  котором  он  просит
его жену бежать с ним и разделить судьбу мужчины, не имеющего  ни  гроша  за
душой. Каждым своим словом письмо свидетельствовало о том, что Кемпбелл,  по
крайней мере, не  помышлял  о  смерти  Мейсона,  которая  устранила  бы  все
препятствия. Нет, тот дьявольский  план,  глубоко  продуманный  и  коварный,
родился в стенах этого идеального обиталища.
     Мейсон был человеком, каких мало, с  умом  философа,  широкой  душой  и
сердцем, исполненным нежного сочувствия к ближним. В  первое  мгновение  его
захлестнула волна горького разочарования. Он был способен в тот краткий  миг
убить их обоих -  жену  и  Кемпбелла,  и  встретить  собственную  смерть  со
спокойной душой человека, исполнившего свой  прямой  долг.  Но  мало-помалу,
пока он расхаживал взад и вперед по комнате, более милосердные  мысли  взяли
верх. Как мог он винить Кемпбелла?  Ведь  ему  известна  неотразимость  этой
женщины, ее колдовских чар. И дело тут не только в  ее  физической  красоте.
Она обладала уникальной способностью показать мужчине, что она  интересуется
им, вкрасться в сокровенные уголки его души, проникнуть в святая святых  его
натуры, куда он не пускает никого, и внушить ему, что она вдохновляет его на
честолюбивые  дерзания  и  даже  на  служение  добродетели.  В   этом-то   и
проявлялось роковое коварство расставленных ею сетей. Он вспомнил,  как  это
произошло с ним самим. Тогда она была свободна - во всяком  случае,  он  так
думал, - и он имел возможность жениться на ней. А что если бы  она  не  была
свободна? Предположим, она была бы замужем. Предположим, она в точности  так
же завладела бы его душой. Сумел бы он остановиться на полпути? Сумел бы  он
в пылу неудовлетворенных желаний отказаться от нее? Ему пришлось  признаться
себе, что даже со своим сильным характером  потомственного  обитателя  Новой
Англии он не смог бы побороть себя. Почему  же  тогда  он  так  негодует  на
своего несчастного друга,  попавшего  в  подобное  положение?  При  мысли  о
Кемпбелле сознание его исполнилось жалости и сострадания.
     А она? Вот она лежит на диване в позе отчаяния - несчастная  бабочка  с
поломанными крыльями: ее мечты развеяны,  ее  тайный  замысел  разгадан,  ее
будущее темно и неверно. Даже по отношению к ней, отравительнице, сердце его
смягчилось.  Он  кое-что  знал  о  ее  прошлом.  Избалованная   с   детства,
необузданная, ни в чем не знавшая удержу, она с легкостью сметала  все,  что
ей мешало. Никто не  мог  устоять  перед  ее  вкрадчивым  умом,  красотой  и
очарованием. Для нее  не  существовало  препятствий.  И  вот  теперь,  когда
препятствие встало  на  ее  пути,  она  с  безумной  и  коварной  решимостью
стремилась устранить его. Но раз она хотела убрать его со своего пути,  видя
в нем препятствие, не означало ли уже само это то, что  он  оказался  не  на
высоте,  что  он  не  сумел  дать  ей  душевного  спокойствия  и  сердечного
удовлетворения? Он был слишком суров и сдержан  для  этой  жизнерадостной  и
изменчивой натуры. Сын севера и дочь юга, они  на  какое-то  время  испытали
сильное влечение друг к другу по закону притяжения противоположностей, но на
этом невозможно построить  постоянный  союз.  Ему  с  его  аналитичным  умом
следовало бы понять и предусмотреть это. А раз так, ответственность  за  то,
что произошло, лежит на нем. Сердце его смягчилось,  и  он  пожалел  ее  как
беззащитного малого ребенка, попавшего в беду.  Какое-то  время  он,  плотно
сжав губы и стиснув пальцы в кулаки с такой силой,  что  ногти  вонзились  в
ладони, расхаживал из угла в угол комнаты. Но вот, внезапно повернувшись, он
сел рядом с ней и  взял  ее  холодную  и  вялую  руку  в  свою.  Одна  мысль
пульсировала у него в мозгу:
     "Что это: благородство или слабость?" Вопрос этот звучал у него в ушах,
а его мысленный образ  возникал  у  него  перед  глазами;  ему  почти  зримо
представлялось,  как  вопрос  материализуется  и  он  видит  его  написанным
буквами, которые может прочесть целый свет.
     В его душе шла нелегкая борьба, но он вышел из нее победителем.
     - Дорогая, ты должна выбрать одного из нас, -  сказал  он.  -  Если  ты
уверена -  понимаешь,  уверена,  -  что  замужем  за  Кемпбеллом  ты  будешь
счастлива, я не буду помехой.
     - Развод! - ахнула она.
     - Можно назвать это и так, - вымолвил  он,  и  рука  его  потянулась  к
пузырьку с ядом.
     Она смотрела на него, и ее  глаза  зажглись  новым  странным  чувством.
Перед ней был мужчина, которого она не  знала  раньше.  Жесткий,  практичный
американец куда-то исчез. Вместо него  она  в  мгновенном  озарении  увидела
героя, святого, человека, способного подняться до  недоступных  людям  высот
бескорыстной добродетели. Обе ее  руки  легли  на  руку,  державшую  роковой
флакон.
     - Арчи, - воскликнула она, - ты смог простить мне даже это!
     - В конце концов ты только  сбившаяся  с  пути  малышка,  -  с  улыбкой
проговорил он.
     Ее руки распростерлись для объятия, но в дверь постучали, и  в  комнату
безмолвно - в той странной беззвучной манере, в  которой  двигались  люди  в
этой кошмарной комнате, - вошла горничная  с  подносом.  На  подносе  лежала
визитная карточка. Она взглянула на нее.
     - Капитан Кемпбелл! Я не хочу его видеть.
     Мейсон вскочил.
     - Напротив, - возразил он. - Мы очень ему рады. Сейчас же проводите его
сюда.

     Через несколько мгновений в комнату был введен молодой военный,  рослый
и загорелый, с приятным лицом. Он вошел, широко улыбаясь, но  когда  за  ним
закрылась дверь и лица хозяев вновь  обрели  естественное  выражение,  он  в
нерешительности остановился, переводя взгляд с одного на другого.
     - Что-то не так? - спросил он.
     Мейсон шагнул навстречу и положил руку ему на плечо.
     - Я не таю обиду, - произнес он.
     - Обиду?
     - Да, я все знаю. Но я и сам мог бы поступить на твоем месте так же.
     Кемпбелл отступил на шаг  и  вопросительно  взглянул  на  женщину.  Она
кивнула и пожала изящными плечиками. Мейсон улыбнулся.
     - Не бойся,  это  не  ловушка,  чтобы  вынудить  признание.  Мы  с  ней
откровенно обсудили положение. Послушай, Джек, ты всегда  был  порядочным  и
мужественным человеком. Бот пузырек. Неважно, как он сюда попал.  Если  один
из нас выпьет его содержимое, это распутает узел. - Он говорил пылко,  почти
исступленно. - Люсиль, кому достанется флакон?
     В кошмарной  комнате  действовала  странная  посторонняя  сила.  В  ней
находился еще один мужчина, хотя ни один из этих троих, стоявших  на  пороге
развязки своей жизненной драмы, не замечал его присутствия. Никто бы не  мог
сказать, сколько времени он тут пробыл и как много слышал. Нечто зловещее  и
змеиное чудилось в его фигуре, скрючившейся  у  стены  в  самом  дальнем  от
участников драмы углу комнаты. Он молчал и оставался недвижим - лишь  нервно
дергалась его сжатая в кулак правая рука.  Прямоугольный  ящик  и  хитроумно
наброшенная   поверх   него   темная   материя   скрывали   его   из   виду.
Напряженно-сосредоточенный, он с жадным вниманием  следил  за  разыгравшейся
перед ним драмой, понимая, что  наступает  момент,  когда  он  должен  будет
вмешаться. Но  те  трое  не  думали  об  этом.  Поглощенные  борением  своих
собственных страстей, они забыли, что есть сила, более  могущественная,  чем
они сами, - сила, которая могла в любой момент подчинить себе все и вся.
     - Ты готов, Джек? - спросил Мейсон. Военный кивнул.
     - Нет! Ради Бога, не надо! - вскричала женщина.
     Мейсон вынул из пузырька пробку и, повернувшись к приставному  столику,
достал колоду карт, положил ее рядом с пузырьком.
     - Мы не можем возложить ответственность на нее,  -  сказал  он.  -  Ты,
Джек, лучший из троих, тебе и испытать судьбу.
     Военный приблизился к столу. Он притронулся к роковым картам.  Женщина,
облокотившись на руку, вся подалась вперед и смотрела как зачарованная.
     Вот тогда - и только тогда - грянул гром.
     Незнакомец поднялся во весь рост, бледный и мрачный.
     Все трое вдруг ощутили  его  присутствие.  Они  повернулись  к  нему  с
напряженным вопросом в глазах. Сознавая себя хозяином положения, он обвел их
холодным и грустным взглядов.
     - Ну как? - спросили они в один голос.
     - Скверно! - ответил он.  -  Скверно!  Завтра  будем  переснимать  весь
ролик.

Брала с www.lib.ru   так как  там есть вполне нормальній перевод...

Шарлотта Бронте

LIFE

     Life, believe, is not a dream
     So darc as sages say;
     Oft a little morning rain
     Foretells a pleasant day.
     Sometimes there are clouds of gloom,
     But these are transient all;
     If the shower will make the roses bloom,
     O why laments its fall ?
     Rapidly, merrily,
     Life's sunny hours flit by,
     Gratefully, cheerily,
     Enjoy them as they fly !

     What though Death at times steps in,
     And calls our Best away ?
     What though sorrow seems to win,
     O'er hope, a heawy sway ?
     Yet hope again elastic springs,
     Unconquered, though she fell;
     Still buoyant are her golden wings,
     Still strong to bear us well.
     Manfully, fearlessly,
     The day of trial bear,
     For gloriously, victoriously,
     Can courage quell despair !

ЖИЗНЬ

     Поверь, что жизнь - не снов игра,
     Не сказок темный лес.
     Как часто мелкий дождь с утра
     Сулит нам день чудес !
     Пускай у неба хмурый вид -
     Промчатся облака;
     А ливень розы оживит,
     Увядшие слегка.
     Шальные, невозвратные,
     Уходят жизни дни;
     Веселые, приятные,
     Покинут нас они.

     Ну что с того, что смерть всегда
     Идет за жизнью вслед ?
     Ведь страшной кажется беда,
     Когда надежды нет.
     Надежда трудностям назло
     Нас держит каждый миг;
     Она - спокойствия крыло
     И свежих сил родник.
     Пусть многие и трудные
     Преграды встретим тут,
     Но славные и чудные
     Нас годы жизни ждут !

Эмили Бронте

HOPE

     Hope was but a timing friend;
     She sat without the grated den,
     Watching how my fate would tent,
     Even as selfish-hearted men.

     Are was cruel in her fear;
     Trought the bars, one dreary day,
     I looked out to see her there,
     And she turned her face away !

     Like a false guard, fals watch keeping,
     Still, in strife, she whispered peace;
     She would sing while I was weeping,
     If I listened, she woould cease.

     False she was, and unrelenting;
     When my last joys strewed the ground,
     Even Sorrow saw, repenting,
     Those sad relics scattered round;

     Hope, whose whisper would have given
     Balm to all my frenzied pain,
     Stretched her wings, and soared to heaven,
     Went, and ne'er returned again !

НАДЕЖДА

     Мне надежда - не подруга:
     Равнодушна и слаба,
     Ждет, бледнея от испуга,
     Что решит моя судьба.

     Вероломная трусиха:
     Нужно было мне помочь -
     Позвала ее я тихо,
     А она сбежала прочь !

     Не спасает от угрозы,
     В спорах вьется, как змея;
     Рада, если лью я слезы,
     Плачет, если рада я.

     Ей чужда любая жалость:
     На пределе, на краю, -
     "Пожалей меня хоть малость !" -
     Тщетно я ее молю.

     Нет, надежда не стремится
     Боль унять в моей груди;
     Улетает ввысь, как птица -
     И назад ее не жди !

"Играем урок" - очень смешная-страшная история во французском стиле про учителей и учениц, разыгрываемая шестью персонажами в присутствии публики.

Существует привычка воспринимать слишком драматично ситуации, где никто никого не видит, и диалоги, где никто никого не слышит. Театр абсурда - это театр, демонстрирующий до смешного примитивные механизмы жизненных коллизий, сбивающий с них маску важности и показывающий их комическую простоту и мелочность".   (Лариса Парис, режиссер-постановщик спектакля)"

 

"Безумность ситуации авторы спектакля умножают на два. Из трех героев пьесы они делают шестерых. Такой прием расщепления персонажей характерен для творчества Ионеско. Пара учитель-ученица размножаются на глазах у зрителей не то делением, не то почкованием...

Герои спектакля балансируют на грани реальности и ирреальности. авторы спектакля доводят их действия до крайности абсурдности. Они превращают персонажей в автоматы с парализованным сознанием". (По материалам газеты, 2006)

 

От себя хочу добавить, что сюжет вроде незамысловат. К учителю приходит ученица, которая просит обучить её точным наукам, в данном случае - арифметике. Он и берется обучать. Но дальше и выявляется абсурдность ситуации, в которой, если не углубляться в подробности, выходит, что учителю такому запрещено кого-либо обучать. Ненормальность самого процесса обучения, методы, применимые им и его ученицей (с точки зрения нормального реалиста - ненормальной, истеричной девицы, которая иногда "съезжает с катушек"). Дальше во второй истории та же ситуации повторяется уже другой парой, другой учитель, другая ученица, другой предмет, но все выглядит ещё нелепее. Дошло даже до обольщения, а в итоге - смерть. Видите ли, учитель случайно заколол ученицу, ибо она не смогла произнести фразу на испанском языке правильно. Это все мелочи, важно то, что актеры играют бесподобно, удерживая на грани. Ясно видно, что смысла никакого в этих историях нет, так как очевидно, что при всей реальности окружающей обстановки, условий, само происходящее выглядит просто дико и невероятно, хоть и правдоподобно. Но вместе с тем ощущаешь, что смысл есть и большой, только его надо не осознать, а почувствовать...

В общем, сразу ясно, что объясняла тут я. Описать все так, чтобы вообще стало непонятно - это я умею и хорошо... Ну да ладно )))

Знаете, иногда мне кажется, что это только я способна идти туда, не зная куда, смотреть то, не зная что...;) Я не знала, где находится этот театр, не знала, о чем вообще эта пьеса.

Театр "Свободная сцена" экспериментальный, находится хоть и в центре, но найти его можно не сразу. Теперь немного о пьесе. Я не поклонник теории абсурдистов, скорее я за рационализм... Правда, есть и у них вещи, которые мне нравятся. Но эта постановка бесподобна, мне очень понравилось. Первые несколько минут в голове вертелась мысль: "И куда я попала?", которая сразу исчезла. Настолько увлекательным было представление. Так как театр экспериментальный, помещение было маленьким - всего на 20 человек. В зале все затянуто черным, горит один прожектор, напоминающий свечу. Обстановка соответствующая... Вот некоторые выписки из программ про этот спекталь.

Про Эжена Йонеско.

Эжен Йонеско оказался первооткрывателем того, что сегодня принято считать "современным театром", зачеркивая обычный смысл произносимых на сцене слов, создавая впечатление, что они порхают между смыслом и бессмыслицей. По уверениям профессора в "Уроке...", звуки, лишенные смысла, высоко держатся в воздухе, а слова, обремененные значением, падают... в уши глухих или лопаются как мыльные пузыри.      

В пьесах Йонеско характеры лишены всякой эмпирической достоверности. Перед актерами возникает необычная задача - добиваться постоянной трансформации образа, внезапно переходить из одного состояния в другое.

Пьеса "Играем урок" (1951) является определяющей в творчестве Йонеско, приведя его к созданию нового драматического жанра, который вызревал в его драматургии и в конечном счете определил её основное содержание. По замыслу драматурга, в пьесе речь идет о многих формах агрессивности, главным образом индивидуальной агрессивности. Пьеса построена на нарочитых преувеличениях, неправдоподобна, хотя и разыгрывается в достоверной обстановке. В "Уроке" Ионеско демонстрирует результаты обыденной житейской практики, которая оборачивается безумием бесчеловечности. очевидное неправдоподобие не мешало драматургу, по его собственному утверждению, создавать "трезвый", "искушенный театр, драматургию без иллюзий", которая "выводила на сцену голое существование".   (По материалам И. Дюшена: Эжен Ионеско "Театр", 1994)

Хочу сказать, что встреча прошла замечательно.  Познакомилась с очень интересными людьми. Теперь хоть знаю, что в этом городе есть свои люди)))

Сегодня собираюсь пойти в театр, на пьесу Эжена Йонеско "Играем урок". Может, кто видел? Как впечатления?

Решила что-нибудь накалякать. Обычно, когда не о чем говорить, обсуждают погоду, политику. Вот на улице сейчас мерзопакостная погода, как на меня. Во-первых, идет сильный ливень, во-вторых, на улицах потоки воды и грязь. Мы, конечно, не Европа, где есть нормальные водостоки, и не Азия, где есть кюветы и арыки. Соответственно и настроение не лучшее. Не люблю я дождь, ветер. Зато нравится гроза ночью, много снега. Я 13 лет прожила в Ташкенте, где  на Новый год снег был лишь один раз. Снега там не видели (или видели очень редко и в малых количествах), а многие даже не представляли, что его бывает много. Это только там можно было посреди декабря разгуливать в сарафанах, где сияло солнце и круглый год цветы радовали глаз. Только там я видела такие горы, которых больше нигде нет. Я снова хочу вернуться туда, но не думаю, что это возможно в ближайшие несколько лет :( Грустно, господа...

Сегодня должна была быть встреча, и будет, если я не ошибаюсь. Может, потом расскажу, как я познакомилась с людьми, с которыми хотела увидеться, но никогда не было возможности пообщаться.

Не пропадайте!

Если все сложится благополучно, то собираюсь пойти на встречу нашей молодежи. Хоть увижу, познакомлюсь с соотечественниками, живущими в Киеве. Крымскотатарская молодежь в Киеве очень активно собирается, проводит культурные программы. Теперь и я вот присоединюсь)))

Cмотрю, господа уважаемые читатели, что Вы нечасто появляетесь у себя;-)

Сегодня устроила себе после занятий экскурсию по городу. Хоть и живу в Киеве три года, но не знаю его так, как коренные киявляне. Красивый город, ничего не скажешь. Самое любимое мое место - это Подол, тот, кто бывал в Киеве поймёт. У меня там и университет расположен, так вообще прекрасно. Это место заряжено особой энергетикой. Интересно, спустишься на несколько кварталов вниз, ничего не чувствуется. А здесь явственно ощущаешь некое особое измерение, куда случайно пришла современность...

А вид с днепровских кручин никакими словами не опишешь. Восхитительно и все)))

Была я и на книжном рынке, кроме своих учебных приобретений, купила себе книгу Леру "Духи дамы в черном" и диск с "Джен Эйр" ...

Фотографии Myrtly : Крым

Природа моей Родины. Звучит, конечно, пафосно... Интересно, что считать своей родиной? Родилась я на Востоке, но моя историческая родина в Европе. :)
Но горы - это то, ради чего я согласна на долгое время забыть цивилизацию...

Если ещё никто не уснул, то я ещё попишу. Мне понравилось...

Музыка. Почти все, кроме рока в любых его проявлениях, поп-музыки и схожего на это... Я не понимаю эту музыку. Нравятся народные мелодии, в особенности мелодии моего народа, очень напевные, вместе с тем, полные энергии. Сказывается то, что мы горцы ;-)

Инструментальная музыка, романтик гитара, цыганские песни, скрипка в лбьых её проявлениях. Из этого жанра нравится все. Оперная музыка, правда, не всех исполнителей и в небольших дневных количествах.

Итак, продолжим...

Про лошадок и сказки я рассказала, надо что-то другое. Расскажу про любимые книги, которые нормальные. Не знаю, как так сложилось, что я предпочитаю все же литературу прошлых веков, не позднее 19в. Не потому, что я романтичная особа, обожающая старинные любовные романы. А потому, что мне нравится то время, спокойное и неторопливое. Естественно, что они так не думают. Но им сейчас думать не положено, их время прошло. И многое они упустили в своей жизни. Простое тому доказательство - мы, которые катимся с запредельной скоростью вниз по лестнице морали, культуры и всего такого. Я не буду как старушка разводить тут нравоучительные лекции, просто посетую... Мы ушли от темы, вернее я.

Нравится Этель Лилиан Войнич, пускай на её счету не так много произведений, но её трилогия "Овод" и "Оливия Лэтам" навсегда заняли место среди моей любимой литературы (банально, конечно). То же самое касается Стефана Цвейга. Помимо того, что он прекрасный знаток женской психологии, автор замечательных новелл, покорил меня он своим романом "Нетерпение сердца". Я не могу похвастаться большим количеством прочтенных книг (хотя все в мире относительно - да, не зря Эйнштейн - гений, опять "уехала"), но это пока что единственная книга, которую я знаю, где известная история интерпретирована несколько иначе. Девушка-калека влюбилась в парня, который однако испугался её физического недостатка, хоть потом и одумался. Очень сильный рассказ. Туда же отношу и Эмили Бронте, в основном её стихи. "Грозовой перевал", естественно, тоже входит туда.  Шарлотта Бронте - отличная писательница, но не самая моя любимая. Привлекательным в её творчестве для меня является то, что она довольно-таки смело утверждала свои идеи, открыто высказывала свое мнение, что было новшеством в викторианской литературе.

Джейн Остен и её ироничные, слегка поучительные романы тоже замечательна. Правда, её "Эмма" для меня несколько занудна... В число писательниц оригинальных отнесу Жорж Санд, которая очень поразила меня сюжетами своих произведений, столь непохожими на остальные. Одна "Консуэлло" чего стоит;-) Летаргические сны - не обычное явление во французкой литературе того времени.

Маргарет Митчелл, Колин Маккалоу ("Поющие в терновнике"  - наипервейшая книга, наилучший для меня фильм), Агата Кристи, Жорж Сименон, Лев Толстой, и мн. другие, всех не перечислю.

Из более поздней литературы меня в данный момент привлекает только почему-то Айриш Мердок.

Безобразие в мое лице вернулось ночью. Все думаю, о чем можно ещё рассказать? Многие делятся своим мнением о музыке, фильмах, недавно просмотренных. Я, кроме какой-то сказки, последние несколько дней ничего не видела. Может сказать про то, что я очень люблю свой народ, хочу быть достойной его представительницой, но боюсь, что меня сочтут за ..., что тоже неважно. Ну, да ладно...

Лучше пофилософствуем...

Это действительно уже не важно, ибо поздно думать про то, что было первопричиной. Лучше думать про будущее, тут хоть мое неуемное воображение пригодится... Я тоже мечтаю стать кем-то, чтобы оставить какую-то память потомкам. Я только не понимаю, зачем она им... Но это мелочи.

Я надеюсь изредка наведываться сюда, чтобы поделить впечатлениями о том, насколько жизнь - нехорошая вещь, может меня, кто и переубедит.

Решила завести себе дневник. Знающие меня люди удивятся. Это на меня непохоже. Я не любитель общаться. Но с чего-то надо начинать. Пишу, как мне кажется, скорее для себя. Так как, когда пишу, у меня мысли упорядочиваются.

Так вот...

Сколько себя помню, всегда любила две вещи. Читать и ездить верхом. Правда, мечта стать настоящей профессиональной наездницей не осуществилась. Зато вполне реально, что у мея собственная лошадка. Конечно, не арабский скакун, но опять-таки, с чего-то начинать надо. Именно начинать... Ещё люблю фехтование, но только в качестве созерцателя. У меня были большие проблемы с родными, когда я пыталась их убедить, насколько это важно научится махать рапирой или ещё чем-то-там. Это так коротко.

Что до чтения... Это тяжелый вопрос. Если я скажу, что люблю ненормальные сказки, меня не так поймут. Если попросят объяснить, то тоже не смогу. Это не сказки с добрыми принцессами-красавицами, отважными принцами и злыми мачехами... Скорее это истории, где у авторов были большие и не очень проблемы с психикой. Но, когда есть читатели вроде меня, про это не думаешь;-) Конечно, я люблю и простые книги. Ненавижу заумь, именно поэтому и поступила на тот факультет, где умнее книг не сыскать - правоведческий. Даже в этом мне повезло. Во всей нашей стране, только в Киево-Могилянской академии этот факультет является правоведческим, а не юридическим. Короче, у меня не жизнь, а сплошное недоразумение, начавшееся тогда, когда я имела неосторожность заявить некие вещи, после которых меня сочли... не важно.

О себе в 2-3 предложениях не расскажешь. ;-)