Илья Муромец стреляющий по церквям

Эту картину Константина Васильева не найдешь в его альбомах, изданных Дорониным, не встретишь и в интернетподборках. Ее нет ни на стенах казанского музея художника, как не было на стенах погибшего московского музея. Только черно-белая прорисовка картины, перепечатанная из книги Емельянова "Десионизация", сделанная не то самим Емельяновым, не то рукопашником Беловым, сиротливо скитается из издания в издание, с сайта на сайт, и выглядит, понятно, весьма убого по сравнению с полноцветными картинами Мастера. Правосы на своих форумах уже договорились до того, что "картину выдумали неоязычники", в другом месте я натыкалася на тихую радость какого-то хуманиста - "хорошо, что эту картину не тиражируют"...

А картина была - вон она у Васильева за левым плечом.

И он берет-то как свой тугой лук разрывчатой,

А он стрелочки берет каленые,

Выходил Илья он да на Киев-град,

И по граду Киеву стал он похаживать

И на матушки божьи церкви погуливать,

На церквах-то он кресты вси да повыломал,

Маковки он золочены все повыстрелял,

текст полностью

http://feb-web.ru/feb/byliny/texts/bpu/bpu-103-.htm

 

Текст сей записан Киреевским. Это к тому, что «Святым» же Илья начал писаться только к XVII веку. До того момента никому в голову не приходило человека с таким послужным списком вносить в церковный реестр. Само по себе приписывание христианства тем, в ком его и в помине нет – это черта достаточно известная. К слову таким образом работают над увеличением числа паствы мормоны. Я же наблюдал самый дикий случай ПМГ с подобным эффектом когда в 2008 году пришёл на какой-то митинг и увидел продавца церковной литературой, среди которой была книжка, на обложке которой была икона… Святослава. На недоумённый вопрос к продавцу был получен ответ: вы ничего не понимаете, на самом деле он был настоящим христианином! Вопросов не задавал больше.

Ф. И. Буслаев, утверждал, что былинный эпос не помнит крещения, а Владимира «изображает даже скорее язычником». «В эпическом типе Ильи Муромца много великих доблестей идеального героя, но все они объясняются с точки зрения общих законов нравственности. Собственно христианских добродетелей в этом герое народ не воспевает». Реплики вроде «постоять за веру православную… ради церквей-монастырей» в устах богатырей и особенно Ильи Буслаев называет «тирадами новейшего изделия», каковые «противоречат его поступкам, которые с точки зрения православия должны казаться святотатством» /Буслаев Ф. И. Русский богатырский эпос. Русский народный эпос. Воронеж: Центрально-черноземное книжное издательство, 1987. С. 99./

Буслаев - дореволюционный русский ученый, специалист по фольклору (и былинам в частности) с мировым именем, родившийся и умерший в православной российской империи.

Если кто-то считает себя более православным – его проблемы.

Если кто-то считает, что разбирается лучше него в былинах – пусть попробует обосновать, а мы посмеемся.

Илья Муромец - мифологизированный образ главного героя-богатыря Русского былинного эпоса. Он выступает как главный в троице наиболее знаменитых героев - Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алёши Поповича. Именно он совершил наибольшее количество подвигов, что и даёт ему право представительствовать за всё русское богатырст-во и выступать от его имени перед князем Владимиром Красно Солнышко. В нём подчёркнуты сила, мужество, верность, надёжность, трезвость, мудрость, опытность. Справедливость. Конструктивность многих его действий и даже известное миролюбие. Он один побивает всех врагов. Его подвиги - предостережение против набегов на Киев. Основной эпитет Ильи в были-нах - "старый", "старой". И изображается он седобородым стариком, едущим по полю на белом коне - это подчёркивает сочетание уверенной силы, нравственного опыта, житейской мудрости.

Загадочна судьба этого богатыря - от его появление, через второе фактически рождение, после 33-х летнего "сидения на печи" и обретения вдруг могучей силы, благодаря "каликам перехожим", встречи с великаном Святогором, и обретения от него уже истинно богатырской мощи, до блистательных побед над мифическими и реальными врага-ми, до ухода из жизни - Илья Муромец находит клад и отдав его князю Владимиру, монастырям, церквям, сиротам, удаляется в киевские пещеры в "каменных горах" и там "окаменевает", как и другие богатыри… 
Илья Муромец, оказывается, единственный герой русского эпоса, причисленный к лику святых. В православных календарях даже имеется день
"в память преподобного нашего Ильи Муромца, в двенадцатом веке бывшего". Существует неопровержимое доказательство реальности Ильи - его гробница в знаменитой Антониевой пещере Киево-Печерского монастыря. Согласно историческим свидетельствам в 1594г. в Киеве побывал посланник римского императора Рудольфа 11-го Эрик Лассота, который описал достопримечательности Софийского собора и сообщил о том, что рядом с гробницами Ольги и Ярослава Мудрого находится раз-рушенная гробница знаменитого богатыря Ильи Муромца. В 1701г. московский паломник Иоанн Лукьянов побывал в Антониевой пещере, где покоятся мощи 50-ти с лишним святых и записал: "Тут же видехом храброго воина Илию Муромца, в нетлении, под покровом златым, ростом, яко нынешних крупных людей; рука у него левая пробита копием..."(Нат.Юшкова, "Перед Восходом", №6, 1999г.).

Любопытно, что на пирах князя Владимира Илья Муромец часто буйствовал и спорил с князем, за что попадал в темницу. Однажды он так рассердился на Владимира Красно Солнышко, что из своего лука булатными стрелами сбивал маковки с церквей киевских. Тут проглядывает мотив неукротимой вольницы души русской, не склонной под-чиняться власти, если та несправедлива. Также выражено неоднозначное отношение к ранней церкви на Руси. 

Вернёмся к началу - к чудесному обретению Ильёй Муромцем силы богатырской. Во-первых, ЗЗ года - мистическая цифра, сходная с летами жизни Христа и с 33-мя ступенями посвящения Масонства. Сам факт, что в одних былинах Илья является "безногим", т.е. "змееподобным", 
  указывает на глубочайшую древность этой личности, когда людей учили Наги, т.е. Мудрые Змии - Вел. Уч. … "Калики перехожие" - вдохнувшие силу в калеку Илью М-ромца - это волхвы Руси древней, фактически - посвящённые и целители. Конечно, их приход именно к Илье был неслучаен и его личность была ими избрана задолго до этой встречи для великой Миссии богатырского служения Родине. 

Даже в имени "Муром", "Муромец" таится созвучие с "замурованный",т.е. упрятанный до срока. А село "Карачарово" - прямо означает " кара за чары". Или "кара чарами". 

Таким образом, мотив "зачарованности", тайны "замурованности" силы богатырской уже таится в имени Ильи Муромца. Само же имя "Илья" - от имени пророка Илии, предшественника Иоанна Крестителя, В Русском же Святом Пантеоне -2Илья пророк" - аналог бога молний и войны - Перуна… Да и сама битва с Соловьём-разбойником очень напоминает схватку Перуна и Велеса (Велес по созвучию подобен Соловью). Вдохнув си-лы в Илью Муромца, "калики перехожие" сказали, что теперь Илье "смерть на бою не писана". Это вообще любопытный факт - русские богатыри в былинах никогда не погибали! А их запад-ные аналоги -"рыцари" - регулярно гибли. Этот поразительный контраст связан с сутью - наш богатырь защищал рубежи Родины, бился за всех и вовсе не пытался бравировать силой, а его западный аналог совершал подвиги или во имя славы личной, или для покорения сердца избранной им дамы... Т.е. личный мотив в подвигах "рыцаря" и обусловливал бесславный, смертный конец воина Запада. И ещё - бессмертие в бою русского богатырства придаёт убеждённость в конечной победе Святой Руси над всеми её военными врагами 
Для русских -" не в силе Бог, а в правде"(Александр Невский), а для "рыцарей" - " сила с не-правдою не уживается".

Любопытную трансформацию претерпела былина об Илье с приходом христианства. В новом варианте Илья взмолился к Богородице, чтобы та сделала его здоровым, та услышала его молитву и направила к нему "калик перехожих", ставших, конечно, истово верующими, которые и свершили чудо с Ильёй. 

Смешение языческих и христианских мотивов вообще характерно для Руси. Но, по сути, этот вариант былины также приемлим, т.к. Россия - страна Богородицы, т.е. Матери Мира и Мать-Родина освящает подвиг воинов издавна на Руси Святой. 
Важным видится, что "калики перехожие" сразу предостерегли Илью от боя со Святогором, Самсоном-богатырём, с родом Микуловым и с Вольгой Сеславичем. Таким образом, мистерия посвящения в богатырство состоялась сначала "на местном уровне" в селе Карачарово под Муромом силами "калик", т.е. русских посвящённых, волхвов.

Вскоре после этого наступает второе, истинно Высшее посвящение, своего рода Мистерия - встреча богатыря с Исполином Святогором, который и придал законченность мощи Илье, передал меч-кладенец, "вдунул" в него силу и даже испытал его коварным способом - предложил лизнуть кровавой пены, от чего Илья благоразумно отказался, т.к. этот избыток силы тотчас бы сгубил его. А жена Святогора - Златогорка -"пыталась совратить" Муромца. Эта сцена окончательно выдаёт полноту посвящения, ибо кандидатов в Мистериях проверяли и на страх, и на преданность, и на соблазн… Смерть Святогора также загадочна - он примерил гроб, который ему оказался впору и… на гробу вдруг захлопнулась крышка и никакие попытки Ильи взломать гроб мечом не приводили к успеху - каждый удар, наоборот, укреплял обручем гроб Святогора…История с гробом очень напоминает аналогичную с гробом бога Озириса, погубленного его врагом Сетом (из древнеегипетской мифологии) 
Получив посвящение и силу, Илья верно служил Киеву,, свершив массу подвигов и умерев своей смертью, будучи похоронен в Киево-Печорской лавре по преданию летописей…

Из подвигов Ильи Муромца мы отметим - победа над Соловьём-разбойником, который диким свистом и шипением змеиным перекрыл дороги на Киев, победу над Идолищем Поганым, которое пожирало и плоды трудов и людей, и потребовало "поединщика" у князя, а убил его Илья "шляпкой земли греческой", т.к. забыл взять с собой на битву булаву, а сабля не брала Идолище. В "шляпке земли греческой" тоже тайна - воздействие на Идолище Поганое некоей таинственной силой той земли, откуда Русь получила Христианство. 

Илья Муромец победил Жидовина Проклятого, т.е. Хазар. Это царство было под властью иудеев-левитов, а хазары были простыми исполнителями их злой воли. Любопытно, что разгром Хазарии подиудейской не был забыт и в 1918г. одним из мотивов казни , правда, уже отрекшегося и отстранённого от власти царя Николая 11 была "месть за Хазарию"(!).Как мы знаем подручные Свердлова в Екатеринбурге были из того же "колена детей Сатурна"… Так долго, больше тысячи лет, длится это противостояние Руси Святой и Жидовина Проклятого. 

Илья Муромец победил и Тугарина Змеиновича и Змея Горыныча, что означало степняков: половцев, печенегов и татар(это новое "прочтение" былины состоялось после "погибели Земли Русской" в татарщину). Однако первоначальное значение былины было буквальным - Илья Муромец бился с мифическими Змеями Огнедышащими. 

В данном случае любопытно преобажение значения Змиев и Драконов. В древности они были символами Посвящения, Учителей, Знания , а в нашу эпоху, когда множество понятий утратило первоначальный смысл и даже стало противоположением изначальному, и эти священные понятия стали символом зла…Однако же можно предположить, что здесь, скорее всего, зашифровано понятие битвы за огненные знания и "убить змея"(или "убить Дракона") - на самом деле означает - победить зло в себе и после этого открыть в себе огненную сокровищницу(Змий или Дракон выступает, как "страж порога", -понятие часто используемое в разных Учениях). Внешняя же символика битвы со "Змеем Поганым" для наглядности и облегчения народного восприятия. 

Итак, русское богатырство в противовес западному рыцарству могло быть из любого сословия и - это подчёркнуто! - самыми главными были Крестьянские богатыри - Микула и Илья! 

И здесь издавна подчёркивался демократизм Руси Святой в противовес обожающего "избранность" Западу.И дело наших богатырей, в отличие от западных рыцарей, было не просто совершать немыслимые подвиги, что, кстати, наши делали лучше и больше, а защищать при этом Землю Русскую - т.е. общесвенный мотив резко преобладал над личным. 

Илья Муромец был старшим богатырём из всех, хотя и был из крестьян - этим подчёркнуто значение Оратаев, землепашцев, тружеников - т.е. простых людей, а не князей и не поповских людей. Богатыри были первыми слугами князей, годами неся службу на дальних заставах, в глухих местах. 
Также характерно уважение наших богатырей к простым людям, понимавших, что не могут быть все сильными и воинственными, а что каждый в этом мире делает своё дело. Это также резко отличало их от тщеславных западных рыцарей, глубоко презиравших все мирные сословия и гордившихся своей грубой силой. Кстати, в бою рыцарь никогда не соблюдал дисциплину и даже безжалостно топтал своихже, "кнехтов", дабы поскорее сразиться с врагом и покрыть себя "неувядаемой славой".Даже этот фактор подчёркивает природное благородство и Русского воинства и народа, из которого вышло это воинство.

А вообще - богатыри из мифов - это нравственный критерий воителя, к которому должны были стремиться русские люди. Когда приходила пора беззаветно служить Отечеству. Не щадя ни живота своего, ни самой жизни. 
Итак, мы кратко рассмотрели сложный мифологический и в чём-то реальный образ богатыря Ильи Муромца. Первого защитника Земли Русской. Он "ушёл в каменные горы" и "окаменел", но Н.К.Рерих сказал, что в далёком будущем "богатыри проснулись" для спасения Родины в 1941-45 годах.

Из подвигов Ильи Муромца мы отметим - победа над Соловьём-разбойником,который диким свистом и шипением змеиным перекрыл дороги на Киев,победу над Идолищем Поганым, которое пожирало и плоды трудов и людей, и потребовало "поединщика" у князя, а убил его Илья "шляпкой земли греческой", т.к. забыл взять с собой на битву булаву, а сабля не брала Идолище. В "шляпке земли греческой" тоже тайна - воздействие на ИдолищеПоганое некоей таинственной силой той земли, откуда Русь получилаХристианство. Илья Муромец победил Жидовина Проклятого,т.е. Хазар.

Это царство было под властью иудеев-левитов, а хазары были простыми исполнителями их злой воли. Так долго, больше тысячи лет,длится это противостояние Руси Святой и Жидовина Проклятого.

Илья Муромец победил и Тугарина Змеиновича и Змея Горыныча, что означало степняков: половцев, печенегов и татар(это новое "прочтение" былины состоялось после "погибели Земли Русской" в татарщину). 

Однако первоначальное значение былины было буквальным - Илья Муромец бился с мифическими Змеями Огнедышащими.

К 988 году Илья Муромецбыл в возрасте 50-60 лет, потому как в былинах "он всегда стар,изображается седым, с развевающейся по ветру белой бородой" /3/. Крометого, он старше Добрыни Никитича, который приходится дядей князю Владимиру. То есть Илья Муромец родился задолго до того как христианство было введено на Руси. Да и как дед Ильи, лет за сто до крещения, мог быть назван именем Тимофей - "чтец божий"? И это-то в языческой Руси?...

...Закрадывается мысль, что история была несколько другой; и таким образом оказывается, что Соловей-разбойник защищал Русь от экспансионистских устремлений киевского князя и его сподручных, однако им, руками Ильи Муромца и других богатырей удалось прорваться на Святую Русь и покорить ее. Да так покорить,что до сих пор, искаженная ими история русского народа почитается нами за истинную.

И интересно, почему сохранилась "народная мысль, не допускающая толкования Ильи как храмостроителя". Это видно в тех былинах, где Илья в гневе на киевского князя, сбивает стрелами маковки христианскихцерквей. Фрагмент из книги Анатолия Доронина «Художник К. Васильев» - (М., 1985) Это обстоятельство подвигнуло Васильева на создание четырех картин об ИльеМуромце. В одной из них, написанной маслом, Илья, разгневанный тем, что великий князь Владимир больше жалует князей, да бояр, чем богатырей, в гневе сшибает с церквей маковки, да крест и кресты. Видимо, народ через образ своего заступника-богатыря выражал недовольство действиями князяВладимира, напрямую связывая всякие новые веяния с активным насаждением непривычного в ту пору христианства. О картине Васильева Илья Муромец сшибает церковные маковки. 

Русские былины (старины)

А й татарин да поганыи,
Что ль Идолищо великое,
Набрал силы он татарскии,
Набрал силы много тысящей,
Он поехал нунь, татарин да поганыи,
А Идолищо великое,
А великое да страшное,
А й ко солнышку Владимиру,
А й ко князю стольне-киевску.
Приезжает тут татарин да поганыи,
А Идолищо великое,
А великое да страшное,
Ставил силушку вкруг Киева,
Ставил силушки на много верст,
Сам поехал он к Владимиру.
Убоялся наш Владимир стольно-киевской
Что ль татарина да он было поганого,
Что ль Идолища да он было великого.
Не случилося да у Владимира
Дома русскиих могучиих богатырей, —
Уехали богатыри в чисто поле,
Во чисто поле уехали поляковать:
А й ни старого казака Ильи Муромца,
А й ни молода Добрынюшки Никитича,
Ни Михайлы было Потыка Иванова.
Был один Алешенька Левонтьевич,
Хоть бы смелыи Алешка — не удалыи.
А не смел же ехать в супротивности
А против было поганого татарина,
А против того Идолища великого.
Уж как солнышко Владимир стольно-киевской
Что ль татарину да кланялся,
Звал он тут в великое гостебищо,
На свое было велико пированьицо,
Во свои было палаты белокаменны.

Тут же ездит Илья Муромец да у Царя-града,
Он незгодушку про Киев да проведает.
Как приправит Илья Муромец да коня доброго,
От Царя-града приправит же до Киева,
Тут поехал Илья Муромец в чисто поле,
А под тую было силу под татарскую,
Попадает ёму старец перегримищо,
Перегримищо, да тут могучии Иванищо.
Говорит ему казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
«Ты Иванищо да е могучии!
Не очистишь что же нунчу града Киева,
Ты не у́бьешь нунь поганыих татаровей?»
Говорит ему Иванищо могучее:
«Там татарин е великии,
А великии Идолищо да страшныи,
Он по́ кулю да хлеба к выти ест,
По ведру вина да он на раз-то пьет, —
Так не смию я идти туды к татарину».
Говорит ему казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
«Ай же ты Иванищо могучее!
Дай-ка мне-ка платьицев нунь старческих,
Да лаптёв же мне-ка нунчу старческих,
Своей шляпы нунь же мне-ка-ва да старческой,
Да й клюхи же мне-ка сорока пудов, —
Не узнал бы нунь татарин да поганыи
Что меня же нунь казака Илья Муромца,
А Илья сына Иванова».
— «А не дал бы я ти платьицев да старческих,
А не смию не́ дать платьицов тут старческих, —
С чести ти не дать, так возьмешь не́ с чести,
Не с чести возьмешь, уж мне-ка бок набьешь».
Отдавае ему платьица ты старчески,
Лапти тут давае он же старчески,
Шляпу он давае тут же старческу,
А клюху ту он давае сорока пудов.
Принимает тут же платья богатырские,
А садился на коня да богатырского,
Он поехал Ильей Муромцем.

А идет тут Илья Муромец,
Что идет же к солнышку Владимиру,
Что идет Иванищо могучее
В платьях тут же старческих,
Он идет мимо палаты белокаменны,
Мимо ты косевчаты окошечки,
Где сидит было Идолищо поганое,
Где татарин да неверныи, —
А взглянул было татарин во окошечко,
Сам татарин испроговорит,
Говорит же тут татарин да поганыи:
«А по платьицам да иде старчищо,
По походочке так Илья Муромец»
Он приходит тут, казак да Илья Муромец,
А во тыи во палаты белокаменны
И во тых было во платьях да во старческих —
Того старца перегримищо,
Перегримища, да тут Иванища.
Говорит же тут Идолищо поганое:
«Ай же старчищо да перегримищо!
А й велик у вас казак да Илья Муромец?»
Отвечае ёму старец перегримищо:
«Не огромный наш казак да Илья Муромец —
Уж он толь велик, как я же есть».
— «А помногу ли ваш ест да Илья Муромец?»
Отвечае ёму старец перегримищо:
«Не помногу ест казак да Илья Муромец —
По три он калачика крупивчатых».
— «Он помногу же ли к выти да вина-то пьет?»
Отвечае ёму старец перегримищо:
«Он один же пьет да нунь стаканец ли».
Отвечает тут Идолищо поганое:
«Это что же есть да нунчу за богатырь ли!
Как нашии татарские богатыри
По кулю да хлеба к выти кушают,
Не раз же по ведру вина да выпьют ли».
Отвечает тут казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
«Как у нашего попа да у Левонтья у Ростовского
Как бывала тут коровища обжорища,
По кубоче соломы да на ра́з ела,
По лохани да питья е да на раз пила,
Ела-ела, пила-пила, сама лопнула».
Тут Идолищу поганому не кажется,
Как ухватит он ножищо, да кинжалищо,
Да как махне он в каза́ка Илью Муромца,
Во того было Илью Иванова.
А казак тот был на ножки еще по́верток,
А на печку Илья Муромец выскакивал,
На́ лету он ножичок подхватывал,
А назад да к ему носом поворачивал.
Как подскочит тут казак да Илья Муромец
Со своей было клюхою сорочинскою,
Как ударит он его да в буйну голову, —
Отлетела голова да будто пугвица.
А как выскочит он да на широк двор,
Взял же он клюхой было помахивать,
А поганыих татаровей охаживать,
А прибил же всих поганыих татаровей,
А очистил Илья Муромец да Киев-град,
Збавил он солнышка Владимира
Из того же было полону великого.

Тут же Илье Муромцу да е славу́ поют.

Былины  Под ред. Б.Н.Путилова — 1986

 Ай во славном было городе во Киеве,
Ай у ласкового князя у Владимира,
Еще были-жили тут бояра кособрюхие;
Насказали на Илью-то всё на Муромца, —
Ай такими он словами похваляется:
«Я ведь князя-то Владимира повыживу,
Сам я сяду-то во Киев на его место,
Сам я буду у его да всё князем княжить».

Ай об этом они с князем прирасспорили;
Говорит-то князь Владимир таковы речи:
«Прогоню тебя, Илья да Муромец,
Прогоню тебя из славного из города из Киева;
Не ходи ты, Илья Муромец, да в красён Киев-град».
Говорил-то тут Илья да таковы слова:
«А ведь придет под тебя какá сила неверная,
Хоть неверна-та сила басурманская, —
Я тебя тогда из неволюшки не выручу».

Ай поехал Илья Муромец в чисто поле,
Из чиста поля отправился во город-от во Муром-то,
Ай во то ли во село, село Качáрово,
Как он жить-то ко своёму к отцу-матушке.
Он ведь у отца живет, у матушки,
Он немало и немного живет, три года.

Тут заслышало Идолище проклятое,
Еще тот ли царище всё неверное, —
Нету, нет Ильи-то Муромца жива три годичка.
Ай как стал-то Идолище подумывать,
Он подумывать стал да собираться тут,
Насбирал-то силы всё татарскою,
Он татарскою силы, басурманскою,
Насбирал-то он ведь силу, сам отправился.
Подошла сила татарска-басурманская,
Подошла же эта силушка близехонько
Ко тому она ко городу ко Киеву.
Тут выходит Идолище из белá шатра.
Он писал-то ярлычки скорописчаты,
Посылает он татарина поганого,
Написал он в ярлычках скорописчатых:
«Я зайду, зайду, Идолище, во Киев-град,
Я ведь выжгу Киев-град, божьи церькви;
Выбирался-то чтобы князь из палатушек:
Я займу, займу палаты белокаменны,
Только я пущу в палаты белокаменны —
Опраксеюшку возьму всё Королевичну;
Я Владимира-то князя поставлю на кухню-ту,
Я на кухню-ту поставлю на меня варить».

Он тут скоро, татарин-от, приходит к им,
Он приходит, татарин, на широкий двор,
С широка двора в палаты княженецкие;
Он рубит, казнит у придверничков буйны головы,
Отдавает ярлычки-то скорописчаты.
Прочитали ярлыки скоро, заплакали;
Говорят-то — в ярлычках да всё описано:
«Выбирайся, удаляйся, князь, ты из палатушек,
Наряжайся ты на кухню варить поваром».

Выбирался князь Владимир стольнокиевский
Из своих же из палатушек крутешенько;
Ай скорешенько Владимир выбирается,
Выбирается Владимир, сам слезами уливается.
Занимает [Идолище] княженецкие палатушки,
Хочет взять он Опраксеюшку себе в палатушку;
Говорит-то Опраксеюшка таки речи:
«Уж ты гой еси. Идолище, неверный царь!
Ты поспеешь меня взять да во свои руки».
Говорит-то ей царь да таковы слова:
«Я уважу, Опраксеюшка, еще два деничка,
Через два-то через дня как будёшь не княгиней ты,
Не княгиней будёшь жить, — да всё царицею».

Разнемогся во ту пору казак да Илья Муромец:
Он не мог-то за обедом пообедати;
Разболелось у его всё ретивó сердце,
Закипела у его всё кровь горячая.
Говорит-то Илья сам таковы слова:
«Я не знаю, отчего да незамог совсем.
Не могу терпеть жить-то у себя в доме;
Надоть съездить, лопроведать во чисто полё,
Надоть съездить, попроведать в красён Киев-град».

Он седлал, сбирал своего всё Белеюшка,
Нарядил скоро своего коня доброго;
Сам садился-то он скоро на добрá коня,
Он садился во седлышко черкальское,
Он ведь резвы свои ноги в стремена все клал,
Тут поехал-то Илья наш, Илья Муромец,
Илья Муромец поехал свет Иванович.
Он приехал тут да во чисто поле,
Из чиста поля поехал в красён Киев-град.
Он оставил-то добра коня на широком дворе,
Он пошел скоро по городу по Киеву,
Он нашел, нашел калику перехожую,
Перехожую калику, переброжую,
Попросил-то у калика все платья калúчьего,
Он ведь дал-то ему платье все от радости,
От радости скидывал калика платьице,
Он от радости платье от великою.
Ай пошел скоро Илья тут под окошечко,
Под окошечко пришел, к палатам белокаменным,
Закричал же он, Илья, во всю голову,
Еще тем ли он ведь криком богатырскиим.
Говорил-то Илья да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
«Ай подай-ко, князь Владимир, мне милóстинку,
Ай подай-ко, подай милостинку мне спасеную,
Ты подай мне ради Христа, царя небесного,
Ради матери божьей, царицы Богородицы».
Говорит-то Илья да Илья Муромец,
Говорит-то он, кричит все во второй након:
«Ай подай ты, подай милостину спасеную,
Ай подай-ко-ся ты, красно солнышко,
Уж ты ласковой, подай, Владимир-князь!
Ай не для ради подай ты для кого-нибудь,
Ты подай-ко для Ильи ты, Ильи Муромца,
Ильи Муромца, подай, сына Ивановича».

Тут скорехонько к окошечку подходит князь,
Отпирает ему окошечко косищато,
Говорит-то князь да таковы речи:
«Уж ты гой еси, калика перехожая,
Перехожая калика, переброжая!
Я живу-то все, калика, не по-прежнему,
Не по-прежнему живу, не по-досельнему:
Я не смею подать милостинки все спасеною;
Не дает-то ведь царище все Идолище
Поминать-то он Христа, царя небесного,
Во-вторых-то поминать да Илью Муромца.
Я живу-то князь — лишился я палат белокаменных;
Ай живет у меня поганое Идолище
Во моих-то во палатах белокаменных;
Я варю-то на его, все живу поваром,
Подношу-то я татарину все кушанье».
Закричал-то тут Илья да во третéй након:
«Ты поди-ко, князь Владимир, ты ко мнé выйди,
Не увидели чтобы царища поварá его:
Я скажу тебе два тайного словечушка».

Он скорехонько выходит, князь Владимир наш,
Он выходит на широку светлу улочку.
«Что ты, красно наше солнышко, похýдело,
Что ты, ласков наш Владимир князь ты стольнокиевский?
Я ведь чуть теперь тебя признать могу».
Говорит-то князь Владимир стольнокиевский:
«Я варю-то, все живу за повара;
Похудела-то княгиня Опраксея Королевична,
Она день-от ото дня да все ещé хуже». —
«Уж ты гой еси, мое ты красно солнышко,
Еще ласков князь Владимир стольнокиевский!
Ты не мог узнать Ильи да Ильи Муромца?»
Ведь тут падал Владимир во резвы ноги:
«Ты прости, прости, Илья, ты виноватого!»
Подымал скоро Илья все князя из резвых ног.
Обнимал-то он его своей ручкой правою,
Прижимал-то князя Владимира да к ретиву сердцу,
Целовал-то он его в уста сахарные:
«Не тужи-то теперь, да красно солнышко!
Я тепере из неволюшки тебя повыручу;
Я пойду теперь к Идолищу в палату белокаменну,
Я пойду-то к ему на глаза-ти всё,
Я скажу, скажу Идолищу поганому:
«Я пришел-то, царь, к тебе все посмотреть тебя».
Говорит-то тут ведь красно наше солнышко,
Владимир-от князь да стольнокиевский:
«Ты поди, поди к царищу во палатушки!»

Ай заходит тут Илья да во палатушки,
Он заходит-то ведь, говорит да таковы слова:
«Ты поганое сидишь да все Идолище,
Еще тот ли сидишь да царь неверный ты!
Я пришел, пришел тебя да посмотреть теперь».
Говорит-то все поганое Идолище,
Говорит-то тут царище-то неверное:
«Ты смотри меня — я не гоню тебя!»
Говорит-то тут Илья да Илья Муромец:
«Я пришел-то к тебе да скору весть принес,
Скоро весточку принес, все весть нерадостну:
Илья-то ведь Муромец живехонёк,
Ай живехонёк он, все здоровешенёк;
Я встретил его да во чистом поле;
Он остался во чистом поле поездить-то,
Поездить-то ему да пополя́ковать,
Заутрá хочет приехать в красен Киев-град».
Говорит ему Идолище да неверный царь:
«Велик ли, — я спрошу у тя, калика, — Илья Муромец?»
Говорит-то калика Илья Муромец:
«Илья Муромец-то будет он во мой же рост».
Говорит-то тут Идолище, выспрашиват:
«По многу ли ест хлеба Илья Муромец?»
Говорит-то калика перехожая:
«Он ведь кушает хлеба по единому,
По единому-еднóму он по ломтю́ к выти». —
«Он по многу ли ведь пьет да пива пьяного?» —
«Он пьет пива пьяного всего один пивной стакан».
Рассмехнулся тут Идолище поганое;
«Почему этим Ильею на Руси-то хвастают?
На долонь его положу, я другой прижму:
Останется меж руками да однó мокро».
Говорит-то тут калика перехожая:
«Ты по многу ли, царь, пьешь и ешь,
Ты ведь пьешь, ты ешь да всё ведь кушаешь?» —
«Я чарочку лью пива полтора ведра,
Я все кушаю хлеба по семи пудов,
Я мяса-та ем — к выти быка я съем».
Говорит-то на те речи Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
«У моего у батюшки родимого
Там была-то корова обжорчива,
Она много пила да много ела тут, —
У ей скоро ведь брюшина треснула».

Показалось-то царищу не в удовольствие,
Он хватал-то из нагалища булатен нож,
Он кидал-то ведь в калику перехожую.
Ай помиловал калику Спас пречистый наш:
Отвернулся-то калика в другу сторону.
Скидывал-то Илья шляпу со головушки,
Он ведь скидывал шляпу сорочинскую,
Он кидал, кидал в Идолища все шляпою,
Он ведь кинул — угодил в татарску сáму гóлову;
Улетел же тут татарин из простенка вон,
Да ведь вылетел татарин все на улицу.
Побежал-то Илья Муромец скорешенько
Он на ту ли на широку, светлу улицу,
Он рубил-то тут силу татарскую,
Он татарску-ту силу, басурманскую;
Он избил-то, изрубил силу великую.

Приказал князь Владимир звонить в большой колокол,
За Илью-то петь обедни со молебнами:
«Не за меня молите, — за Илью за Муромца».
Собирал-то он почестен пир,
Ай почестен собирал для Ильи для Муромца.

Как сильноё могучее Иванище,
Как он Иванище справляется,
Как он-то тут, Иван, да снаряжается
Идти ко городу Еросóлиму,
Как господу там богу помолитися,
Во Ердань там реченьке купатися,
В кипарисном деревце сушитися,
Господнёму да гробу приложитися.
А сильноё могучеё Иванище, —
У ёго лапотки на ножках семи шелков,
Клюка-то у его ведь сорок пуд;
Как промеж-то лапотки поплéтены
Каменья-то были самоцветные.
Меженный день шел он по красному солнышку,
В осенню ночь — по дорогому камню самоцветному.
Ино тут это сильноё могучеё Иванище
Сходил ко городу Еросолиму,
Там господу богу он молился есть,
Во Ердань-то реченьке купался он,
В кипарисном деревце сушился он,
Господнему-то гробу приложился он.
Как тут-то Иван поворот держал,
Назад-то он шел мимо Царя́-града.

Как было еще во Царé-граде
Наехало поганое Идóлище,
Одолели как поганые татаровья:
Святые образа были поколоты,
Да в черны грязи были потоптаны,
В божьих-то церквах начали конéй кормить.
Как это сильное могучее Иванище
Хватил-то он татарина под пазуху,
Вытащил поганого на чисто поле
А начал у поганого доспрашивать:
«Ай же ты татарин да неверныий!
А ты скажи, татарин, не утай себя:
Какой у вас погано есть Идолище,
Велик ли он ростом собой да был?»
Говорит татарин таково слово:
«Как есть у нас поганое Идолище
В долину две сажени печатныих,
А в ширину сажень печатная,
А головище что лютое лоханище,
А глазища что пивные чашища,
А нос-от на роже с локоть был».
Как хватил он татарина зá руку,
Бросил он его в чистó полё,
А разлетелись у татарина тут косточки.

Пошел тут Иванище вперед опять,
Идет он путем да дорожкою,
Навстречу тут ему встречается
Старый казак Илья Муромец:
«Здравствуй-ко, старый казак Илья Муромец!»
Как он его тут еще здравствует:
«Здравствуй, сильноё могучеё Иванище!
Ты отколь идешь, отколь бредешь,
А ты отколь еще свой да путь держишь?» —
«А я бреду, Илья Муромец,
От того города Еросóлима.
Я там был, богу молился там,
Во Ердань-то реченьке купался там,
А в кипарисном деревце сушился там,
Ко господнему гробу приложился там.
Как скоро я назад поворот держал,
Шел-то я назад мимо Царя́-града».
Как начал тут Ильюшенька доспрашивать,
Как начал тут Ильюшенька доведывать:
«Как все ли-то в Царе-граде по-старому,
Как все ли-то в Царе-граде по-прежнему?»
А говорит Иван таково слово:
«Как в Царе-граде нынче не по-старому,
В Царе-граде нынче не по-прежнему.
Одолели поганые татаровья,
Наехало поганое Идолище.
Святые образы были покóлоты,
В черные грязи были потоптаны,
Да во божьих церквах там коней кормят». —
«Дурак ты, сильноё могучеё Иванище!
Силы у тебя есть с два меня,
Смелости, ухватки половинки нет.
За первые бы речи тебя жаловал,
За эти бы тебя и нáказал
По тому-то телу по нагому!
Зачем же ты не выручил царя Костянтина Боголюбова?
Как ино скоро разувай же с ног,
Лапотки разувай семи шелков,
А обувай мои башмачки сафьяные,
Сокручуся я каликой перехожею».
Сокрутился Илья каликой перехожею,
Дает-то ему своего добра коня:
«На-ко сильноё могучеё Иванище,
А на-ко моего ты да добра коня!
Хоть ты езди, хоть водком води,
А только, сильноё могуче ты Иванище,
Живи-то на уловном этом мéстечке,
А живи-ко ты еще, ожидай меня,
Назад-то сюда буду я обратно бы.
Давай сюда клюку мне сорок пуд».
Не дойдет тут Ивану разговаривать,
Скоро подает клюку свою сорок пуд,
Взимат-то он от него добра коня.
Пошел тут Ильюшенька скорым-скоро
Той ли-то каликой перехожею.

Приходил Илыошенька во Царь-от град,
Хватил он там татарина под пазуху,
Втащил его он да чистó полё,
Как начал у татарина доспрашивать:
«Ты скажи, татарин, не утай себя,
Какой у вас невежа есть поганый был,
Поганый был поганое Идолище?»
Как говорит татарин таково слово:
«Есть у нас поганое Идолище
А росту две сажéни печатныих,
В ширину сажéнь была печатная,
А головúще что лютое лоханище,
Глазища что пивные чáшища,
А нос-от на роже с локоть был».
Хватил он татарина за руку,
Бросил он его во чистó поле,
Разлетелись у него тут косточки.
Как тут-то ведь еще Илья Муромец,
Заходит Илыошенька во Царь-от град,
Закричал Илья тут во всю голову:
«Ах ты царь да Костянтин Боголюбович!
А дай-ка мне, калике перехожии,
Злато мне, милóстину спасéную».
Как царь Костянтин Боголюбович
Он-то ведь уж тут зрадовáется,
Как тут в Царе-граде от крику еще каличьего
Теремы-то ведь тут пошаталися,
Хрустальные оконнички посыпались,
Как у поганого сердечко тут ужахнулось.
Говорит поганый таково слово:
«А царь ты Костянтин Боголюбович!
Какой это калика перехожая?»
Говорит Костянтин таково слово:
«Это есть русская калика здесь». —
«Возьми-ко ты к себе каликушку,
Корми-ко ты каликушку да пой его,
Надай-ко ему ты злата-серебра,
Надай-ко ему ты злата дó-люби».
Взимал Костянтин Боголюбович,
Взимал он тут к себе каликушку
В особый-то покой да в потайныи,
Кормил, поил калику, зрадовáется,
И сам-то он ему воспрогóворит:
«Да не красное ль то солнышко порóспекло,
Не млад ли светел месяц поро́ссветил?
Как нонечку теперечку здесь еще
Как нам еще сюда показался бы
Как старый казак Илья Муромец.
Как нонь-то есть было теперичку
От тыи беды он нас повыручит,
От тыи от смерти безнапрасные!»

Как тут это поганое Идолище
Взымает он калику на допрос к себе:
«Да ай же ты; калика было русская!
Ты скажи, скажи, калика, не утай себя:
Какой-то на Руси у вас богáтырь есть,
А старыи казак есть Илья Муромец?
Велик ли он ростом, по многу ль хлеба ест,
По многу ль еще пьет зелена вина?»
Как тут калика была русская,
Начал он калика тут высказывать:
«Да ай же ты, поганоё Идолище!
У нас-то есть во Киеве
Илья-то ведь да Муромец,
А волосом да возрастом ровны́м с меня,
А мы с им были братьица крестовые.
А хлеба ест он по три колачика крупивчатых,
А пьет-то зелена вина на три пятачка на медныих». —
«Да черт-то во Киеве есть, не богáтырь был!
А был бы здесь да богатырь тот,
Как я бы его на долонь-ту клал,
Другой рукой бы сверхý прижал,
А тут бы еще да блин-то стал, —
Дунул бы его во чистó поле!
Как я-то еще ведь Идолище
А росту две сажени печатныих,
А в ширину-то сажень была печатная,
Головище у меня да что люто лоханище,
Глазища у меня да что пивные чáшища,
Нос-от ведь на роже с локоть был.
Как я-то ведь да к выти хлеба ем
А ведь по три-то печи печеныих,
Пью-то я еще зелена вина
А по три-то ведра я ведь мерныих,
Как щей-то я хлебаю по яловицы есте русскии».
Говорит Илья тут таково слово:
«У нас у попа было ростовского
Как была корова обжориста,
А много она ела, пила, тут и треснула, —
Тебе-то бы поганому да также быть!»
Как этыи тут речи не слюбилися,
Поганому ему не к лицу пришли,
Хватил как он ножище-кинжалище
Со того стола со дубового,
Как бросил он во Илью-то Муромца,
Что в эту калику перехожую.
Тут-то Илье не дойдет сидеть,
Как скоро он от ножика отскакивал,
Колпаком тот ножик приотваживал.
Как пролетел тут ножик да мимо-то,
Ударил он во дверь во дубовую,
Как выскочила дверь тут с ободвериной,
Улетела тая дверь да во сéни-те,
Двенадцать там своих татаровей
Намертвó убило, дрýгих ранило,
Остальные татара проклинают тут:
«Буди трижды проклят наш татарин ты!»
Как тут опять Ильюше не дойдет сидеть,
Скоро он к поганому подскакивал,
Ударил как клюкой его в голову,
Как тут поганый да захамкал есть.
Хватил затем поганого он за ноги,
Как начал он поганым тут помахивать;
Помахиват Ильюша, выговариват:
«Мне, братцы, оружье по плечу пришло».
А бьет-то сам Ильюша, выговариват:
«Крепок-то поганый сам на жилочках,
А тянется поганый, сам нé рвется!»
Начал он поганых тут охаживать
Как этиим поганыим Идолищем.
Прибил-то он поганых всех в три часа,
А не оставил тут поганого на сéмена.

Как царь Костянтин Боголюбович
Благодарствует его, Илью Муромца:
«Благодарим тебя, старый казак Илья Муромец!
Нонь ты нас еще да повыручил,
А нонь ты нас еще да повыключил
От тыя от смерти безнапрасныя.
Ах ты старый казак да Илья Муромец!
Живи-ко ты здесь у нас на жительстве,
Пожалую тебя я воеводою».
Говорит Илья ему Муромец:
«Спасибо, царь Костянтин Боголюбович!
А послужил у тя только я три часа,
А выслужил у тя хлеб-соль мягкую,
Да я у тя еще слово гладкое,
Да еще уветливо да приветливо.
Служил-то я у князя Володимира,
Служил я у его ровно тридцать лет,
Не выслужил-то я хлеба-соли мягкие,
А не выслужил-то я слова гладкого,
Слова у его я уветлива-приветлива.
Ах ты царь Костянтин Боголюбович!
Нельзя ведь мне здесь-то жить,
Нельзя-то ведь-то было, невозможно есть:
Оставлен есть оставеш на дороженьке».
Как царь Костянтин Боголюбович
Насыпал ему чашу красна золота,
А другую чашу скатна жемчугу,
Третью чашу чиста серебра.
Принимал Ильюшенька, взимал к себе,
Высыпал-то в карман злато-серебро,
Тот ли-то этот скатный жемчужек,
Благодарил-то царя Костянтина Боголюбова:
«Это ведь мое-то зарабочее».
С царем Костянтином распростилися,
Тут скоро Ильюша поворот держал.

Придет он на уловно это мéстечко,
Ажно тут Иванище притаскано,
Да ажно тут Иванище придерзано.
Как приходит тут Илья Муромец,
Скидывал он с себя платья каличьи,
Разувал лапотки семи шелков,
Обувал на ножки-то сапожки сафьянные,
Надевал на ся платьица цветные,
Взимал он себе своего добра коня,
Садился Илья на добра коня,
Он с Иванищем прощается, распрощается:
«Прощай-ко ты, сильное могучее Иванище!
Впредь ты так да больше не делай-ко,
А выручай-ко ты Русию от поганыих».
Поехал тут Ильюшенька во Киев-град.