Я всегда, сколько себя помню, любила читать стихи. И всегда считала, что я к тому же умею это делать, хотя, как оказалось, это отнюдь не всегда было правдой: записанное на диктофон в 2010 году переслушивалось в 2012 с ужасом на лице и мазохистскими мыслями вроде „Сама читала? Сама! Вот теперь сама слушай!”
Я люблю читать вслух и прозу тоже. Обычно я делаю это на какую-нибудь небольшую публику, выбираю что-нибудь короткое и юмористическое. В фаворитах ходят Тэффи, Аверченко, Чапек и с недавних пор Довлатов. Мне нравится внимание. Нравится видеть, что меня слушают, и радуются, и смеются в нужных местах.
Но это не единственная причина, на самом деле. Возможно даже, что и не главная.
Потому что ещё — я люблю петь. Мне нравится петь для кого-то, мне нравится, когда меня слушают, но это бывает весьма нечасто, и уж точно это — не главное. Я люблю петь и в одиночестве, и посреди города, где никому моё пение не нужно, а кого-то может и раздражать, и я любила петь даже тогда, когда была уверена, что делать этого не умею вообще и ничего, кроме раздражения, вызвать не могу. Потому что пою я всегда в первую очередь для себя самой. Потому что мне нравится сам процесс извлечения звука. Я люблю дрожание связок — его можно почувствовать, если положить руку на горло. Я люблю ощущать свой голос, выводить рулады и распевы, и чувствовать, как выходит воздух из лёгких — выходит весь, так, что под конец строки её уже сложно выговаривать. У меня даже объём лёгких сейчас несколько выше среднего — именно из-за пения. Я никогда и ни в каком формате ему не училась (если не считать, ну, с полгода хора в районе первого-второго класса), но сейчас мне уже говорят, что меня вполне можно слушать, и это как минимум не вызывает отвращения. Да что там, мне и самой нравится мой голос в записи — ничего особенного, конечно, но он скорее приятен, чем наоборот.
В этом много самолюбования, но ещё — в этом много кинестетики. В напряжении дыхательной системы, в этих длинных выдохах — это что-то вроде дыхательной гимнастики, от которой в самом деле легче и лучше. Крик — это такая естественная анестезия, чтобы отбитый молотком палец меньше болел, а пение — это такой способ сбросить эмоции, как смех или слёзы. Эмоциям ведь, какой бы окраски они ни были, нужен какой-то выход вовне, чтобы они не пожирали изнутри.
У меня один из таких выходов — пение. И мне кажется даже, что не будь его, мои нервы были бы сейчас в куда более плачевном состоянии.