БОЛЬШАЯ КАСЫДА 

Ибн Аль Фарид. перевод Миркиной. 

 

Глаза поили душу красотой... 
О, мирозданья кубок золотой!

И я пьянел от сполоха огней, 
От звона чаш и радости друзей.

Чтоб охмелеть, не надо мне вина - 
Я напоен сверканьем допьяна.

Любовь моя, я лишь тобою пьян,
Весь мир расплылся, спрятался в туман,

Я сам исчез, и только ты одна
Моим глазам, глядящим внутрь, видна.

Так, полный солнцем кубок при губя, 
Себя забыв, я нахожу тебя.

Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты 
Земного мира,- исчезаешь ты.

И я взмолился: подари меня
Единым взглядом здесь, при свете дня,

Пока я жив, пока не залила 
Сознанье мне сияющая мгла.

О, появись или сквозь зыбкий мрак 
Из глубины подай мне тайный знак!

Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ 
Моим мольбам раздастся только: "Нет!"

Скажи, как говорила ты другим: 
"Мой лик земным глазам неразличим".

Ведь некогда раскрыла ты уста, 
Лишь для меня замкнулась немота.

О, если б так Синай затосковал,
В горах бы гулкий прогремел обвал,

И если б было столько слезных рек, 
То, верно б, Ноев затонул ковчег!

В моей груди огонь с горы Хорив 
Внезапно вспыхнул, сердце озарив.

И если б не неистовство огня, 
То слезы затопили бы меня,

А если бы не слез моих поток,
Огонь священный грудь бы мне прожег.

Не испытал Иаков ничего
В сравненье с болью сердца моего,

И все страданья Иова - ручей, 
Текущий в море горести моей.

Когда бы стон мой услыхал Аллах, 
Наверно б, лик свой он склонил в слезах.

О, каравана добрый проводник, 
Услышь вдали затерянного крик!

Вокруг пустыня. Жаждою томим, 
Я словно разлучен с собой самим.

Мой рот молчит, душа моя нема, 
Но боль горит и говорит сама.

И только духу внятен тот язык - 
Тот бессловесный и беззвучный крик.

Земная даль - пустующий чертог, 
Куда он вольно изливаться мог.

И мироздание вместить смогло
Все, что во мне сверкало, билось, жгло -

И, истиной наполнившись моей, 
Вдруг загорелось сонмами огней.

И тайное мое открылось вдруг, 
Собравшись в солнца раскаленный круг.

Как будто кто-то развернул в тиши 
Священный свиток - тайнопись души.

Его никто не смог бы прочитать, 
Когда б любовь не сорвала печать.

Был запечатан плотью тайный свет, 
Но тает плоть - и тайн у духа нет.

Все мирозданье - говорящий дух, 
И книга жизни льется миру в слух.

А я... я скрыт в тебе, любовь моя. 
Волною света захлебнулся я.

И если б смерть сейчас пришла за мной, 
То не нашла б приметы ни одной.

Лишь эта боль, в которой скрыт весь "я",-
Мой бич? Награда страшная моя!

Из блеска, из надмирного огня 
На землю вновь не высылай меня.

Мне это тело сделалось чужим, 
Я сам желаю разлучиться с ним.

Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,- 
Текущий огнь, горящая любовь!

О, как сказать мне, что такое ты, 
Когда сравненья грубы и пусты!

Рокочут речи, как накат валов, 
А мне все время не хватает слов.

О, этот вечно пересохший рот, 
Которому глотка недостает!

Я жажду жажды, хочет страсти страсть, 
И лишь у смерти есть над смертью власть.

Приди же, смерть! Сотри черты лица! 
Я - дух, одетый в саван мертвеца.

Я весь исчез, мой затерялся след. 
Того, что глаз способен видеть,- нет.

Но сердце мне прожгла внезапно весть 
Из недр: "Несуществующее есть!"

Ты жжешься, суть извечная моя,- 
Вне смерти, в сердцевине бытия,

Была всегда и вечно будешь впредь. 
Лишь оболочка может умереть.

Любовь жива без губ, без рук, без тел, 
И дышит дух, хотя бы прах истлел.

Нет, я не жалуюсь на боль мою, 
Я только боли этой не таю.

И от кого таиться и зачем? 
Перед врагом я буду вечно нем.

Он не увидит ран моих и слез, 
А если б видел, новые принес.

О, я могу быть твердым, как стена,
Но здесь, с любимой, твердость не нужна.

В страданье был я терпеливей всех,
Но лишь в одном терпенье - тяжкий грех:

Да не потерпит дух мой ни на миг 
Разлуку с тем, чем жив он и велик!

Да ни на миг не разлучится с той, 
Что жжет его и лечит красотой.

О, если свой прокладывая путь,
Входя в меня, ты разрываешь грудь,-

Я грудь раскрыл - войди в нее, изволь,- 
Моим блаженством станет эта боль.

Отняв весь мир, себя мне даришь ты, 
И я не знаю большей доброты.

Тебе покорный, я принять готов
С великой честью всех твоих рабов:

Пускай меня порочит клеветник, 
Пускай хула отточит свой язык,

Пусть злобной желчи мне подносят яд - 
Они мое тщеславье поразят,

Мою гордыню тайную гоня,
В борьбу со мною вступят за меня.

Я боли рад, я рад такой борьбе, 
Ведь ты нужней мне, чем я сам себе.

Тебе ж вовек не повредит хула,- 
Ты то, что есть, ты та же, что была.

Я вглядываюсь в ясные черты - 
И втянут в пламя вечной красоты.

И лучше мне сгореть в ее огне,
Чем жизнь продлить от жизни в стороне.

Любовь без жертвы, без тоски, без ран? 
Когда же был покой влюбленным дан?

Покой? О нет! Блаженства вечный сад, 
Сияя, жжет, как раскаленный ад.

Что ад, что рай? О, мучай, презирай, 
Низвергни в тьму,- где ты, там будет рай.

Чем соблазнюсь? Прельщусь ли миром всем? - 
Пустыней станет без тебя эдем.

Мой бог - любовь. Любовь к тебе - мой путь. 
Как может с сердцем разлучиться грудь?

Куда сверну? Могу ли в ересь впасть, 
Когда меня ведет живая страсть?

Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг 
Любовь к другой, я был бы еретик.

Любовь к другой? А не к тебе одной? 
Да разве б мог я оставаться мной,

Нарушив клятву неземных основ, 
Ту, что давал, еще не зная слов,

В преддверье мира, где покровов нет, 
Где к духу дух течет и к свету свет?

И вновь клянусь торжественностью уз, 
Твоим любимым ликом я клянусь,

Заставившим померкнуть лунный лик; 
Клянусь всем тем, чем этот свет велик,-

Всем совершенством, стройностью твоей, 
В которой узел сцепленных лучей,

Собрав весь блеск вселенский, вспыхнул вдруг 
И победил непобедимость мук:

"Мне ты нужна! И я живу, любя 
Тебя одну, во всем - одну тебя!

Кумирам чужд, от суеты далек, 
С души своей одежды я совлек

И в первозданной ясности встаю, 
Тебе открывши наготу мою.

Чей взгляд смутит меня и устыдит? 
Перед тобой излишен всякий стыд.

Ты смотришь вглубь, ты видишь сквозь покров 
Любых обрядов, и имен, и слов. 

И даже если вся моя родня 
Начнет позорить и бранить меня,

Что мне с того? Мне родственны лишь те, 
Кто благородство видит в наготе.

Мой брат по вере, истинный мой брат 
Умен безумьем, бедностью богат.

Любовью полн, людей не судит он, 
В его груди живет иной закон,

Не выведенный пальцами писца,
А жаром страсти вписанный в сердца.

Святой закон, перед лицом твоим 
Да буду я вовек непогрешим.

И пусть меня отторгнет целый свет! - 
Его сужденье - суета сует.

Тебе открыт, тебя лишь слышу я,
И только ты - строжайший мой судья".

И вот в молчанье стали вдруг слышны 
Слова из сокровенной глубины.

И сердце мне пронзили боль и дрожь, 
Когда, как гром, раздался голос: "Ложь!

Ты лжешь. Твоя открытость неполна. 
В тебе живу еще не я одна.

Ты отдал мне себя? Но не всего, 
И себялюбье в сердце не мертво.

Вся тяжесть ран и бездна мук твоих - 
Такая малость, хоть и много их.

Ты сотни жертв принес передо мной, 
Ну, а с меня довольно и одной.

О, если бы с моей твоя судьба 
Слились - кясра и точка в букве "ба"!

О, если б, спутав все свои пути, 
Ты б затерялся, чтоб меня найти,

Навек и вмиг простясь со всей тщетой, 
Вся сложность стала б ясной простотой,

И ты б не бился шумно о порог, 
А прямо в дом войти бы тихо смог.

Но ты не входишь, ты стоишь вовне, 
Не поселился, не живешь во мне.

И мне в себя войти ты не даешь, 
И потому все эти клятвы - ложь.

Как страстен ты, как ты велеречив, 
Но ты - все ты. Ты есть еще, ты жив.

Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри 
Я ожила взамен тебя,- умри!"

И я, склонясь, тогда ответил ей: 
"Нет, я не лжец, молю тебя - убей!"

Убей меня и верь моей мольбе:
Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.

Я знаю, как целительна тоска, 
Блаженна рана и как смерть сладка,

Та смерть, что, грань меж нами разруби, 
Разрушит "я", чтоб влить меня в тебя.

(Разрушит грань - отдельность двух сердец, 
Смерть - это выход в жизнь, а не конец,

Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна, 
Когда разлуку нашу длит она,

Когда не хочет слить двоих в одно, 
В один сосуд - единое вино.)

Так помоги мне умереть, о, дай
Войти в бескрайность, перейдя за край,-

Туда, где действует иной закон, 
Где побеждает тот, кто побежден.

Где мертвый жив, а длящий жизнь - мертвец, 
Где лишь начало то, что здесь конец,

И где царит над миром только тот, 
Кто ежечасно царство раздает.

И перед славой этого царя
Тускнеет солнце, месяц и заря.

Но эта слава всходит в глубине, 
Внутри души, и не видна вовне.

Ее свеченье видит внешний взор, 
Как нищету, бесчестье и позор.

Я лишь насмешки слышу от людей, 
Когда пою им о любви своей.

"Где? Кто? Не притчей, прямо говори!" - 
Твердят они. Скажу ль, что ты внутри,

Что ты живешь в родящей солнце тьме,- 
Они кричат: "Он не в своем уме!"

И брань растет, летит со всех сторон... 
Что ж, я умом безумца наделен:

Разбитый - цел, испепеленный - тверд, 
Лечусь болезнью, униженьем горд.



Не ум, а сердце любит, и ему
Понятно непонятное уму. 

А сердце немо. Дышит глубина, 
Неизреченной мудрости полна.

И в тайне тайн, в глубинной той ночи 
Я слышал приказание: "Молчи!"

Пускай о том, что там, в груди, живет, 
Не знают ребра и не знает рот.

Пускай не смеет и не сможет речь 
В словесность бессловесное облечь.

Солги глазам и ясность спрячь в туман - 
Живую правду сохранит обман.

Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей тайну сбережешь.

И тем, кто просит точных, ясных слов, 
Я лишь молчанье предложить готов.

Я сам, любовь в молчанье углубя, 
Храню ее от самого себя,

От глаз и мыслей и от рук своих,- 
Да не присвоят то, что больше их:

Глаза воспримут образ, имя - слух, 
Но только дух обнимет цельный дух!

А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык,-

Он прокричит, что имя - это ты, 
И ты уйдешь в глубины немоты.

И я с тобой. Покуда дух - живой, 
Он пленный дух. Не ты моя, я - твой.

Мое стремление тобой владеть 
Подобно жажде птицу запереть.

Мои желанья - это западня. 
Не я тебя, а ты возьми меня

В свою безмерность, в глубину и высь, 
Где ты и я в единое слились,

Где уши видят и внимает глаз... 
О, растворения высокий час.

Простор бессмертья, целостная гладь - 
То, что нельзя отдать и потерять.

Смерть захлебнулась валом бытия, 
И вновь из смерти возрождаюсь я.



Но я иной. И я, и ты, и он - Все - я. 
Я сам в себе не заключен.

Я отдал все. Моих владений нет, 
Но я - весь этот целокупный свет.

Разрушил дом и выскользнул из стен, 
Чтоб получить вселенную взамен.

В моей груди, внутри меня живет 
Вся глубина и весь небесный свод.

Я буду, есмь, я был еще тогда, 
Когда звездою не была звезда.

Горел во тьме, в огне являлся вам, 
И вслед за мною всех вас вел имам.

Где я ступал, там воздвигался храм, 
И кибла киблы находилась там.

И повеленья, данные векам,
Я сам расслышал и писал их сам.

И та, кому в священной тишине 
Молился я, сама молилась мне.

О, наконец-то мне постичь дано: 
Вещающий и слышащий - одно!

Перед собой склонялся я в мольбе, 
Прислушивался молча сам к себе.

Я сам молил, как дух глухонемой, 
Чтоб в мой же слух проник бы голос мой;

Чтоб засверкавший глаз мой увидал 
Свое сверканье в глубине зеркал.

Да упадет завеса с глаз моих!
Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,

Чтоб вечное расслышать и взглянуть 
В саму неисчезающую суть,

Священную основу всех сердец, 
Где я - творение и я - творец.

Аз есмь любовь. Безгласен, слеп и глух 
Без образа - творящий образ дух.

От века сущий, он творит, любя, 
Глаза и уши, чтоб познать себя.

Я слышу голос, вижу блеск зари 
И рвусь к любимой, но она внутри.

И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь, 
Весь претворясь в безликую любовь.

В одну любовь. Я все. Я отдаю 
Свою отдельность, скорлупу свою.

И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз - 
Нет ничего, что восхищало вас.

Я стал сквозным - да светится она 
Сквозь мой покров, живая глубина!

Чтоб ей служить, жить для нее одной, 
Я отдал все, что было только мной:

Нет "моего". Растаяло, как дым, 
Все, что назвал я некогда моим.

И тяжесть жертвы мне легка была: 
Дух - не подобье вьючного осла.

Я нищ и наг, но если нищета 
Собой гордится - это вновь тщета.

Отдай, не помня, что ты отдаешь, 
Забудь себя, иначе подвиг - ложь.

Признанием насытясь дополна, 
Увидишь, что мелеет глубина,

И вдруг поймешь среди пустых похвал, 
Что, все обретши, душу потерял.

Будь сам наградой высшею своей, 
Не требуя награды от людей.

Мудрец молчит. Таинственно нема, 
Душа расскажет о себе сама,

А шумных слов пестреющий черед 
Тебя от тихой глуби оторвет,

И станет чужд тебе творящий дух. 
Да обратится слушающий в слух,

А зрящий - в зренье! Поглощая свет, 
Расплавься в нем! - Взирающего нет.

С издельем, мастер, будь неразделим, 
Сказавший слово - словом стань самим.

И любящий пусть будет обращен
В то, чем он полн, чего так жаждет он.



О, нелегко далось единство мне! 
Душа металась и жила в огне.

Как много дней, как много лет подряд 
Тянулся этот тягостный разлад,

Разлад с душою собственной моей: 
Я беспрестанно прекословил ей,

И, будто бы стеной окружена, 
Была сурова и нема она.

В изнеможенье, выбившись из сил, 
О снисхожденье я ее просил.

Но если б снизошла она к мольбам, 
О том бы первым пожалел я сам.

Она хотела, чтобы я без слез, 
Без тяжких жалоб бремя духа нес.

И возлагала на меня она
(Нет, я - я сам) любые бремена.

И наконец я смысл беды постиг 
И полюбил ее ужасный лик.

Тогда сверкнули мне из темноты 
Моей души чистейшие черты.

О, до сих пор, борясь с собой самим, 
Я лишь любил, но нынче я любим!

Моя любовь, мой бог - душа моя. 
С самим собой соединился я.

О, стройность торжествующих глубин, 
Где мир закончен, ясен и един!

Я закрывал глаза, чтобы предмет
Не мог закрыть собой глубинный свет.

Но вот я снова зряч и вижу сквозь 
Любой предмет невидимую ось.

Мои глаза мне вновь возвращены, 
Чтоб видеть в явном тайну глубины

И в каждой зримой вещи различить 
Незримую связующую нить.

Везде, сквозь все - единая струя. 
Она во мне. И вот она есть я.

Когда я слышу душ глубинный зов,
Летящий к ней, я отвечать готов.

Когда ж моим внимаете словам, 
Не я - она сама глаголет вам.

Она бесплотна. Я ей плоть мою, 
Как дар, в ее владенье отдаю.

Она - в сей плоти поселенный дух. 
Мы суть одно, сращенное из двух.

И как больной, что духом одержим, 
Не сам владеет существом своим,-

Так мой язык вещает, как во сне, 
Слова, принадлежащие не мне.

Я сам - не я, затем что я, любя, 
Навеки ей препоручил себя.

О, если ум ваш к разуменью глух, 
И непонятно вам единство двух,

И душам вашим не было дано
В бессчетности почувствовать одно,

То, скольким вы ни кланялись богам, 
Одни кумиры предстояли вам.

Ваш бог един? Но не внутри - вовне,- 
Не в вас, а рядом с вами, в стороне.

О, ад разлуки, раскаленный ад, 
В котором все заблудшие горят!

Бог всюду и нигде. Ведь если он 
Какой-нибудь границей отделен,-

Он не всецел еще и не проник 
Вовнутрь тебя,- о, бог твой невелик!

Бог - воздух твой, вдохни его - и ты 
Достигнешь беспредельной высоты.

Когда-то я раздваивался сам:
То, уносясь в восторге к небесам,

Себя терял я, небом опьянясь, 
То, вновь с землею ощущая связь,

Я падал с неба, как орел без крыл, 
И, высь утратив, прах свой находил.

И думал я, что только тот, кто пьян, 
Провидит смысл сквозь пламя и туман

И к высшему возносит лишь экстаз, 
В котором тонет разум, слух и глаз.

Но вот я трезв и не хочу опять 
Себя в безмерной выси потерять,

Давно поняв, что цель и смысл пути - 
В самом себе безмерное найти.

Так откажись от внешнего, умри 
Для суеты и оживи внутри.

Уняв смятенье, сам в себе открой 
Незамутненный внутренний покой.

И в роднике извечной чистоты 
С самим собой соединишься ты.

И будет взгляд твой углубленно тих, 
Когда поймешь, что в мире нет чужих,

И те, кто силы тратили в борьбе, 
Слились в одно и все живут в тебе.

Так не стремись определить, замкнуть 
Всецелость в клетку, в проявленье - суть.

В бессчетных формах мира разлита 
Единая живая красота,-

То в том, то в этом, но всегда одна,- 
Сто тысяч лиц, но все они - она.

Она мелькнула ланью среди трав, 
Маджнуну нежной Лейлою представ;

Пленила Кайса и свела с ума 
Совсем не Лубна, а она сама.

Любой влюбленный слышал тайный зов 
И рвался к ней, закутанной в покров.

Но лишь покров, лишь образ видел он 
И думал сам, что в образ был влюблен.

Она приходит, спрятавшись в предмет, 
Одевшись в звуки, линии и цвет,

Пленяя очи, грезится сердцам, 
И Еву зрит разбуженный Адам.

И, всей душой, всем телом к ней влеком, 
Познав ее, становится отцом.

С начала мира это было так, 
До той поры, пока лукавый враг

Не разлучил смутившихся людей
С душой, с любимой, с сущностью своей.

И ненависть с далеких этих пор 
Ведет с любовью бесконечный спор.

И в каждый век отыскивает вновь 
Живую вечность вечная любовь.

В Бусейне, Лейле, в Аззе он возник,- 
В десятках лиц ее единый лик.

И все ее любившие суть я,
В жар всех сердец влилась душа моя.

Кусаййир, Кайс, Джамиль или Маджнун 
Один напев из всех звучащих струн.

Хотя давно окончились их дни, 
Я в вечности был прежде, чем они.

И каждый облик, стан, лица овал 
За множеством единое скрывал.

И, красоту единую любя,
Ее вбирал я страстно внутрь себя.

И там, внутри, как в зеркале немом, 
Я узнавал ее в себе самом.

В той глубине, где разделений нет, 
Весь сонм огней слился в единый свет.

И вот, лицо поднявши к небесам, 
Увидел я, что и они - я сам.

И дух постиг, освободясь от мук, 
Что никого нет "рядом" и "вокруг",

Нет никого "вдали" и в "вышине",- 
Все дали - я, и все живет во мне.

"Она есть я", но если мысль моя 
Решит, паря: она есть только я,

Я в тот же миг низвергнусь с облаков 
И разобьюсь на тысячи кусков.

Душа не плоть, хоть дышит во плоти 
И может плоть в высоты увести.

В любую плоть переселяться мог,
Но не был плотью всеобъявший бог.

Так, к нашему Пророку Гавриил,
Принявши облик Дихья, приходил.

По плоти муж, такой, как я и ты, 
Но духом житель райской высоты.

И ангела всезнающий Пророк 
В сем человеке ясно видеть мог.

Но значит ли, что вождь духовных сил, 
Незримый ангел человеком был?

Я человек лишь, и никто иной, 
Но горний дух соединен со мной.

О, если б вы имели благодать
В моей простой плоти его узнать,

Не ждя наград и не страшась огня, 
Идти за мной и полюбить меня!

Я - ваше знанье, ваш надежный щит, 
Я отдан вам и каждому открыт.

Во тьме мирской я свет бессонный ваш. 
Зачем прельщает вас пустой мираж,

Когда ключом обильным вечно бьет 
Живой источник всех моих щедрот?!

Мой юный друг, шаги твои легки! 
На берегу остались старики,

А море духа ждет, чтобы сумел 
Хоть кто-нибудь переступить предел.

Не застывай в почтении ко мне - 
Иди за мною прямо по волне,

За мной одним, за тем, кто вал морской 
Берет в узду спокойною рукой

И, трезвый, укрощает океан, 
Которым мир воспламененный пьян.

Я не вожатый твой, я путь и дверь. 
Войди в мой дух и внешнему не верь!

Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введет в душевный мрак.

Где я, там свет. Я жив в любви самой. 
Любой влюбленный - друг вернейший мой,

Мой храбрый воин и моя рука, 
И у Любви бесчисленны войска.



Но у Любви нет цели. Не убей 
Свою Любовь, прицел наметив ей.

Она сама - вся цель своя и суть,
К себе самой вовнутрь ведущий путь.

А если нет, то в тот желанный миг, 
Когда ты цели наконец достиг,

Любовь уйдет внезапно, как порыв, 
Слияние в разлуку превратив.

Будь счастлив тем, что ты живешь, любя. 
Любовь высоко вознесла тебя.

Ты стал главою всех существ живых 
Лишь потому, что сердце любит их.

Для любящих - племен и званий нет. 
Влюбленный ближе к небу, чем аскет

И чем мудрец, что, знаньем нагружен, 
Хранит ревниво груз былых времен.

Сними с него его бесценный хлам, 
И он немного будет весить сам.

Ты не ему наследуешь. Ты сын 
Того, кто знанье черпал из глубин

И в тайники ума не прятал кладь, 
А всех сзывал, чтобы ее раздать.

О, страстный дух! Все очи, все огни
В своей груди одной соедини!

И, шествуя по Млечному Пути, 
Полой одежд горящих мрак смети!



Весь мир в тебе, и ты, как мир, един. 
Со всеми будь, но избегай общин.

Их основал когда-то дух, но вот 
Толпа рабов, отгородясь, бредет

За буквой следом, накрепко забыв 
Про зов свободы и любви порыв.

Им не свобода - цепи им нужны. 
Они свободой порабощены.

И, на колени пав, стремятся в плен
К тому, кто всех зовет восстать с колен.

Знакомы им лишь внешние пути, 
А дух велит вовнутрь себя войти

И в глубине увидеть наконец 
В едином сердце тысячи сердец.

Вот твой предел, твоих стремлений край, 
Твоей души сияющий Синай.

Но здесь замри. Останови полет, 
Иначе пламя грудь твою прожжет.

И, равновесье обретя, вернись
К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.



О, твердь души! Нерасторжимость уз! 
Здесь в смертном теле с вечностью союз

И просветленность трезвого ума, 
Перед которым расступилась тьма!

Я только сын Адама, я не бог, 
Но я достичь своей вершины смог

И сквозь земные вещи заглянуть
В нетленный блеск, божественную суть.

Она одна на всех, и, верен ей,
Я поселился в центре всех вещей.

Мой дух - всеобщий дух, и красота 
Моей души в любую вещь влита.

О, не зовите мудрецом меня, 
Пустейший звук бессмысленно бубня.

Возьмите ваши звания назад,- 
Они одну лишь ненависть плодят.

Я то, что есть. Я всем глазам открыт, 
Но только сердце свет мой разглядит.

Ум груб, неповоротливы слова 
Для тонкой сути, блещущей едва.

Мне нет названий, очертаний нет. 
Я вне всего, я - дух, а не предмет.

И лишь иносказания одни
Введут глаза в незримость, в вечность - дни,

Нигде и всюду мой незримый храм, 
Я отдаю приказы всем вещам.

И слов моих благоуханный строй 
Дохнет на землю вечной красотой.

И, подчинись чреде ночей и утр, 
Законам дней, сзываю всех вовнутрь,

Чтоб ощутить незыблемость основ 
Под зыбью дней и под тщетою слов.

Я в сердцевине мира утвержден. 
Я сам своя опора и закон.

И, перед всеми преклонясь в мольбе, 
Пою хвалы и гимны сам себе.

 

http://www.liveinternet.ru/users/847770/post127624619/

Серия сообщений "Притчи, истории":
Часть 1 - Африканское племя, где за дату рождения принимается не дата рождения, а день, когда его матери пришло в голову родить ребёнка
Часть 2 - Фильм: " Заповедь". 12 минут.
...
Часть 18 - Алексей Иванович Пантелеев. Две лягушки. Моя любимая сказка,текст в оригинале!
Часть 19 - Притча «Набедренная повязка», или единственный способ её сохранить...
Часть 20 - ИБН АЛЬ ФАРИД, БОЛЬШАЯ КАСЫДА. ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ. ПЕРЕВОД МИРКИНОЙ
Часть 21 - Здравствуй, Боже, я из Украины... Ирина Самарина-Лабиринт
Часть 22 - История про кота. Православная церковь в Гамбурге
...
Часть 48 - Святые Пётр и Феврония Муромские
Часть 49 - Сынок, без Господа — ты всего лишь осел.
Часть 50 - Иисусова молитва спасла попугая