17 просмотров

Каждому из нас стоит задуматься...

В Его саду стал робко пробиваться маленький нежнейший цветочек. Он увидел этот цветочек, и в Его душе зародилось что-то трепетное, тонкое. Он бережно заботился о цветочке. Его душа словно дрожала с лепестками, когда дул ветер, когда шел дождь. Из всех растений Он выделил именно этот цветочек. Цветочек пробудил самые нежные струны Его души. Он наклонялся над цветком, чтобы полить его, посмотреть на него, но боялся на него дышать. В Его душе струилась некоторая боль от его хрупкости. Цветочек был дорог Ему, как ничто. Острая жалость к этому маленькому созданию ныла изнутри. Он все время боялся, что цветочку дискомфортно или что с ним что-то случится ночью, пытался прочувствовать его и словно плакал вместе с ним. Потаенная влюбленность к этому прекрасному созданию становилась все глубже. Ему снились эти белые лепесточки, Он хотел согреть их, но, в то же время, в Его чувстве было что-то такое, что Он словно боялся коснуться цветочка. Он теперь жил ради него. Цветочек стал Его смыслом. Он был очарован его красотой, она завораживала Его и умиляла. Это было то, что пронзило Его душу. Его сердце билось часто-часто, внутренне постоянно заботясь о цветочке, переживая о нем. Он ощущал бездонную тонкую нежность к цветочку. Весь Его мир был теперь сосредоточен на этом еле-разглядимом создании. Он дарил цветочку всю свою любовь, всю свою теплоту. В Его душе свет соединялся с страданием. Он испытывал к цветочку что-то очень трогательное. Но Он не мог расслабиться, в душе борясь за него, жалея его за то, что он такой маленький и беззащитный.

Она была очень хрупкой. Ее нежная душа нуждалась в крайне бережном и чутком обращении с Ней. С детства Она боялась людей, даже своих сверстников. От крика взрослого Она каждый раз была на грани обморока, Ей было непереносимо, Она не знала, как пережить этот момент. Она всегда была самой послушной и примерной от страха. В Ее душу жуткими сложными ощущениями внедрялись разные, даже для многих незаметные впечатления мира. Она становилась старше, но ее душа оставалась такой же ранимой и беззащитной. Грубое, недоброжелательное обращение людей друг с другом, которое Она видела повсюду, причиняло Ей ужас и неизгладимую боль. Она не могла смотреть телевизор, слушать новости, гулять, Ей нестерпимо было видеть жестокости этого мира. То, что для других даже меньше, чем неприятность, западало в Ее душу, казалось Ей чудовищным. Она не могла слушать песни с грубыми низкими голосами - они ужасали Ее. Каждый день Она выходила на улицу со страхом. Она боялась всего: собак, нападения мужчин и вообще кого угодно. Ее душа беспомощно трепетала все время, пока Она была не дома. Она была беззащитна, измотана этим неимоверным страданием. Для Нее была пытка - сходить в магазин. Она спрашивала у продавцов то, что Ей нужно, рассыпаясь от страха и стеснения перед ними, обращаясь к ним из-за этого очень тихим, почти неслышным голосом, но они не могли пощадить Ее, сжалиться над этим немыслимым страданием и каждый раз раздавливали Ее грубым жестким тоном, после чего до конца дня Она плакала,ощущала растоптанность. На работе Она стеснялась своих коллег, каждый раз на цыпочках проходила мимо них, замирая и всей душой проклиная этот момент, сувствуя, какая Она неловкая, странная и они - все видят!.Начальник никогда не повышал голоса, но Она боялась его. В транспорте Она была постоянно напряжена, каждую долю секунды борясь, все делая,чтобы случайно никого не задеть, чтобы Ей не сделали замечание. Иногда получалось так, что Она могла на кого-то упасть при быстрой остановке поезда или случайно толкнуть кого-то, и иногда Ей могли сказать что-то недовольно, и Она чувствовала раздавленность, страх, долго трепетно извинялась, но никто не мог пощадить ее, сказать: "Ничего страшного", извиниться за то, что причиняет Ей такие страдания. И каждый день это все! Она была измотана, истерзана. И завтра все это будет, и на следующий день, и всегда. Завтра снова на работу, Опять вставать.Она легла пораньше, чтобы легче было просыпаться. Но не могла уснуть. Боль от увиденной на улице сцены, как родители унижали своего ребенка, не давала покоя, было отчаянье. Она ощущала словно себя на месте этого ребенка. Слезы безудержно лились, но не могли ничего исправить. Она долго вспоминала, потом уснула. Снова утро. Опять ехать в транспорте, где люди, где напряжение и раздавленность, опять идти по улице, где опасности, опять на работе начальник и высокомерные сильные женщины, страх, стеснение - опять эта пытка! Как ненавистно это все! Но нужно работать. Она вышла на улицу. Шла со страхом и колоссальным напряжением. Вдруг совсем рядом увидела большую собаку, которая посмотрела на Нее. Она перепугалась, не знала, что делать:бежать нельзя, стоять тоже, на помощь крикнуть невозможно из-за огромного стеснения перед людьми. Собака прошла мимо. Сердце долго быстро колотилось, потом болело. И опять собака! И уже залаяла на Нее! Страх объял Ее душу. "Ну пощади меня! Сжалься надо мной!" - кричала Она мысленно.Потом собака ушла. Она чувствовала себя морально обессиленной, истрепленной. Вдруг Она услышала, что сзади Нее идут мужчины. Она решила, что они преследуют Ее, хотят изнасиловать. Она шла быстрее, почти бежала, но все равно они были очень близко. Она не знала, куда деться. Она чувствовала, насколько Она слабее их, сильных мужиков, которых несколько. Она уже задыхалась от быстрой ходьбы. А они шли за Ней и смеялись. Она была уже почти уверена, что над Ней и от этого Ей стало еще страшней! Вдруг они подошли совсем близко. "Все! Конец!" - в отчаяньи подумала Она и совершенно не знала, чем можно хотя бы попытаться защититься. Они прошли мимо Нее. Наступило чувство сильного облегчения. Она зашла в метро. Шла скованно, боясь тронуть нечаянно кого-то. Она, долго готовясь морально, чувствуя рабскую подчиненность и страх перед кассиршей попросила карточку на проезд. "Не слышу" - грубо оборвала кассирша. Она испытала волну, которая как-будто прибила Ее. В оцепенении не могла ничего промолвить, испугавшись окончательно.Она подошла к другой кассе и, силясь и стараясь делать голос громче, попросила карточку. От пережитого стресса слезы лились безудержно. Ей казалось, что Ее сейчас остановят и отругают за то, что плакать при людях считается неприлично. Но Она не в силах была сдержаться. Она вошла в поезд. Все побежали занимать места. Но Она стояла. Для Нее невыносимо,если кто-то отнесется к Ней с претензией, которая сейчас может быть за то, что Она сядет. Поезд ехал то очень быстро, то резко останавливался. Она из последних сил держалась, боясь кого-то задеть. Вдруг в момент очередной резкой остановки поезда Ее качнуло и Она, падая, случайно ударила кого-то локтем. "Ну осторожней! Что Вы толкаетесь!" - возмутился в ответ мужчина. Она испугалась. Ее душу обдала негативной горячей волной. Она стала извиняться и заплакала. Он продолжал: "Как долбанет! Вам извиниться ничего не стоит" - эти слова и продолжение недовольства Ей добавили ощущения непереносимости.Она была жестоко растоптана. Ее душа была измождена. Она плакала, и не могла остановиться. На работе она, застенчиво, приподнимая каблуки и втягиваясь, прошла мимо женщин. Поздоровалась еле-слышно. Ее упрекнули: "Что не здороваешься? Зазналась". Она ощущала себя раздавленной от того, что Ей сделали замечание и Ей было невмоготу от этих слов, что она - такая слабая и беззащитная, обвиняется в высокомерии. Она попыталась оправдаться, извиниться, но говорила невпопад, сбиваясь. Потом села работать. Начальник был почти напротив и иногда поглядывал на Нее. Она чувствовала себя как под прицелом весь день. Вечером Она стала собираться в коридоре. Вдруг уборщица начала на Нее кричать за то, что Она встала на чистое место. От этого крика Она еле держалась, чтобы не упасть в обморок. От страха она судорожно металась, не зная, что делать. Идя по улице, Она боялась и плакала взахлеб. Она была истерзана, измождена. Ей было уже плохо.Но никто не мог представить себе, как тяжела Ее жизнь.Никто не мог просто пожалеть Ее. Она зашла в магазин и, со страхом, готовясь, попросила то, что Ей нужно. Продавщица почти закричала: "Громче говорите!". От этого жесткого тона Она вздрогнула, Ее обдало волной. Она опять была раздавлена. Она пришла домой и рыдала от всего пережитого. Ей было не по силам это все.Этот мир для Нее слишком груб и слишком жесток. Она не выдержала этих страданий. Ее сердце долго болело и в один миг разорвалось....

Когда огонь свечи потушит ветер,

Когда на улице погаснут фонари,

И от письма останется лишь серый пепел,

Воспоминания все свои безжалостно сотри.


В ночной тиши забудь несчастья и тревоги,

Когда весь город сладко дремлет в тишине,

Забудь пути все и любимые дороги,

Не возвращайся по протоптанной тропе.


Когда осколком сердца всё же любишь,

И режешь больно руки в кровь,

Мечтай, что всё-таки когда-нибудь наступишь

На боль-змею свою, и будешь ты свободен вновь.

Упасть в обморок. Не дышать. Сдавило легкие. Стальные ребра, режущие тонкие нити души и сдавливающие ничтожный кровавый комок. Сердце. Ни к чему. Боль, будто настоящая. Визг. Жуткий. Пронзающий.
А хочется жить... Ты лежишь, съежившись от невыносимых ударов. Оно рвется на волю. Но та терпишь. Потому что хочется жить.

Тебя люди, зачем-то пинают,

Ты гуляешь под небом ночным,

Прибиваешься, часто ты к "стаям",

Но всё время, ты будешь чужим.


Ты скитаешься в жизни до цели,

Твоя цель, на сегодня – еда,

У тебя есть и «мама», и «папа»,

Но тебя назовут сирота.


У тебя нет в году, дня рожденья,

Ты не знаешь тебя, как зовут,

Как же много в жизни презренья,

И на ручки тебя не возьмут.


Снова спать на соломе, в подвале,

Под скрежет людской суеты,

Ты без дома, а значит несчастен,

Полон мир для тебя пустоты.


Люди! Правду Вы мне расскажите,

Здесь, ведь речь о бездомном щенке,

А мне показалось о детях,

Беспризорных, несчастных в судьбе!

Одиноко брела старушка

Через двор, по дороге домой.

А немного поодаль девчушка

Испугалась собаки хромой:


Громко всхлипнула, задрожала;

Куклу Машу прижав к груди,

К своей матери подбежала

С криком: «Мамочка, защити!»


Мама дочери улыбнулась,

Приголубила, наклонясь.

А старушка, вдруг пошатнулась

И осела, за сердце держась.


Не внезапность в том крике звонком

Довершила в груди надлом –

Фраза, сказанная ребёнком,

Ей напомнила о былом:


Годы молодости беспечной…

Он уверенность ей внушал;

Говорил о любви сердечной,

Но узнав про «живот» – сбежал.


«Коль ему не нужна забота,

То и мне,» – рассуждала мать.

А внутри незаметный кто-то

О себе ей давал понять:


«Это я, это твой ребёнок.

Ты не видишь, но можешь узнать.

Потерпи, наберусь силёнок,

Чтобы вскоре тебя обнять.


В эту трудную жизни минуту

Ни отца, ни себя не кори.

Я тебе улыбаться буду

На кроватке в лучах зари.


От тебя попрошу лишь ласки –

Пусть хоть изредка, перед сном

Почитай мне из книжки сказки:

«Теремок», или «Кошкин дом».


Не заметишь, как возрастая,

Я помощником стану тебе.

Я любить тебя, дорогая,

Буду в радости и в беде…»


Только голос тот не желала

Слушать девушка: «Точка. Нет!»

И решительно постучала

В час назначенный в кабинет.


Ей хотелось «освободиться»…

Дан наркоз и подходит врач.

Но внезапно, сквозь сон девица

Услыхала младенца плач.


Что казалось совсем не важным,

То стонало, кричало в груди:

«Нет, не надо!.. Прошу!.. Мне страшно!..

Мама, мамочка, защити!..»


В тот ненастный осенний вечер

Дома девушке не спалось:

Больше детской не слышно речи, –

Что-то в сердце оборвалось.


После – жизнь, словно третьего сорта.

В одиночестве стала стареть.

А не будь рокового аборта,

Уж могла бы внучат иметь…


Но сегодня, в одно мгновенье

Вновь обрушилось словно гром

То далёкое преступленье,

Что скрывала в себе тайком.


Сердобольный народ собрался:

Валидол положили в рот;

Парень вызвать врачей пытался,

Набирая несложный код.


Люди, медиков ожидая,

Созерцали, не в силах уйти,

Как несчастная, умирая,

Повторяла: «Прости, прости…»


Вдруг разгладились складки кожи

И покой на лице застыл.

И сказал из толпы прохожий:

«Видно Кто-то её простил».