— Мне дороги эти две страны — Россия и Украина, в одинаковой пропорции, потому что я родилась в Москве, а потом переехала на Украину, где я снялась у Параджанова. Именно он перетащил меня на Украину. Украина стала второй родиной. В Москве живет мой брат Вадим Алисов, знаменитый кинооператор. У меня масса друзей, которых я очень люблю, я люблю Россию, я так же люблю Украину. Мне один сегодня режиссер сказал: мы все время раньше произносили слово «мир», а потом стало это бесконечно повторяться — мир, мир. А сейчас это слово приобрело очень сильное звучание. Потому что был момент на грани. Как вообще мы можем ненавидеть друг друга, когда у нас одни корни славянские, когда такая была дружба, так любили друг друга, родные живут то там, то там. Поэтому, мне кажется, что-то за гранью непонятно чего, кто-то в это вмешался, чтобы испортить отношения. Я как в страшном сне: мне кажется — проснусь, и все закончится, завтра мы будем улыбаться, обнимать друг друга и вообще не называть «русские», «украинцы», а хороший человек или плохой, творческий, духовный человек или бездуховный, или мещанин. Поэтому я ужасно переживаю. Я знаю, все мои друзья, которые так же любят Украину, так же любят Россию, не понимают, что происходит. Хочется крикнуть: надо остановиться, ребята, одуматься, к чему мы идем. К тому, что мы перебьем друг друга? Ничего не стоит друг друга перебить, с чем мы останемся? Я единственное могу сказать, что никогда у меня не будет ненависти к России. Я настолько люблю эту страну, свою родную страну, где говорят языком Пушкина, Тургенева, Толстого, Пастернака, Ахматовой. Я люблю Украину, на языке которой говорили Шевченко, Стус, Драч, Леся Украинка. И я единственное прошу, чтобы все мы остановились на мгновенье и одумались, зачем все это делается и к чему это приведет.

— Вы смотрите передачи российского телевидения об Украине? Какое впечатление на вас производит то, что говорят о происходящем в Киеве?
— Какие-то вещи, мне кажется, правильно говорят, какие-то не совсем правильно. Точно так же я и украинское смотрю, что-то правильно они говорят, что-то неправильное говорят, что вызывает раздражение. Я проходила несколько раз по Майдану, последний раз мне стало страшно: черная грязь от сгоревших покрышек, море цветов, погибшие молодые люди, просто непонятно, почему погибли и за что. Пришли на Майдан, и выстрелом снайпера их убили. Море цветов. В центре города — кладбище. И так страшно становится, начинает колотиться сердце, и думаешь: ну все, конец света. А все-таки солнце, сегодня у нас такой дивный солнечный день. Я вышла на улицу, люди идут, улыбаются, праздник — 8 Марта, люди празднуют у нас, женщины любят этот праздник, веселые, смеются. Почему нельзя так жить? Почему мы должны все друг друга ненавидеть? Ненависть порождает ненависть. Поэтому я понимаю, что что-то не так говорят с российской стороны, со своей колокольни, и точно так же неправильно говорят с колокольни Украины. Смотрят на вещи совершенно по-разному. Такой период, что я начинаю смотреть, потом выключаю, думаю: нет, остановись, Лариса, потому что есть солнце, есть жизнь, общение с людьми, есть смех. Почему надо жить все время в страхе, дрожать за свою жизнь, что ночью кто-то войдет, тебя прибьет или по улице. Как можно так жить? Правда, я живу в районе, где тишина. Так, иногда проходит молодежь с флагами и с криками, но в принципе тишина, а в центре действительно ад был.

— Вы сочувствуете новой революции?
— Уже пережили мы две революции. Важно, кто придет. Там замечательные люди шли, и в то же время были не замечательные люди, националисты. Были светлые люди, которым надоело жить в нищете, в голоде. У молодежи нет работы, они получают дипломы: раньше государство думало о будущем, а теперь никто — сам устраивайся по своей профессии. А фигушки, работы нет, денег нет, хочется хорошо жить. Едут шикарные машины, в которых сидят шикарные девицы, шикарные мальчики — это чьи-то дети. И всё повторяется. У нас какой раз уже революция, и все возвращается. Они ездят за границу, у них деньги в других банках. А те люди, которые отдают жизнь, живут в бедности, в нищете. Дай бог, чтобы поменялось, дай бог, чтобы пришли люди, которые бы подумали о нас обо всех. Я, народная-пренародная, живу в малюсенькой квартире, неприлично гостей приглашать. И никто, ни один член правительства не помог, хотя если я нужна, вызывают Кадочникову: Кадочникова там, Кадочникова здесь. А прийти и посмотреть, может ли жить такая актриса в такой квартире? Поэтому это все повторяется… Вот если бы не было бы выстрелов, убийств: революция как карнавал. Но такого не бывает. Обязательно революция — это ненависть, это убийства. В результате кто приходит? Дай бог, чтобы пришли другие люди нормальные, а не коррупция, смена других лиц.

— А вы довольны переменами в министерстве культуры, тем, что министром стал ваш коллега Евгений Нищук?
— Я его не знаю. Честно говоря, я его нигде не видела, он не работает в театре. Он выступал по телевизору, делал свое заявление в парламенте: ну, думаю, красивый парень, хорошо говорит. Потом стал читать стихи — плохо читает. Я подумала: почему он нигде не снимался с такой внешностью, в 40 лет, такой красивый парень? Почему в хорошем театре не работает, в театре Ивана Франко? Ступка тоже был министром культуры, но Ступка — гений. Это такая личность, он был в театре, и к театру привлекал всех, потому что он был уникален. Я с ним в очень хороших отношениях была. А что этот молодой человек, который очень хорошо говорит? Но ведь слово и дело — разные вещи. Я посмотрю, что он сделает. Потому что кино у нас нет. Начало немножко появляться кино сейчас. Естественно, денег не будет, естественно, надо будет затянуть пояса. А сколько можно затягивать? Каждый раз говорят: затяните пояса, вам станет лучше через два года. И все остается. Немножко начинаешь лучше жить, дышать, что-то такое можно будет купить, опять — затяните пояса. Это бесконечно: затяните, будет лучше. Кому 20 лет, для них надо поехать за границу, а вдруг все будет хорошо, легко, нас примут, такая эйфория. А надо там работать, надо доказать, надо десятилетиями доказывать, что ты что-то можешь. Я начну с переходов. В Москве чистые переходы. Плохо это или хорошо, но это шаг к тому, что люди все-таки думают о себе. У нас грязные переходы. Я думаю: почему в Москве чистые, а у нас грязные? Почему подъезд грязный, входить невозможно? Почему не убираются подъезды? А мы хотим в Европу. Хорошо? Хорошо. С себя надо начинать. Все по кусочку, и каждый раз думаешь: дай бог, чтобы было хорошо. Начинается день, ты понимаешь: зарплаты сокращаются, квартплата все время повышается, и опять надо затягивать пояс.

— А что вы думаете о судьбе Крыма?
— Я же не очень разбираюсь в политике и законах, честно говоря. Разные стороны показывают по-разному. Ведь была совершена самая грубейшая ошибка. Изначально сказали, когда поменялась власть, совершилась революция, резко все, сказали — одноязычные, только украинский язык. Здесь у нас в Киеве говорят очень много на русском языке, говорят и на украинском красиво, замечательно. Оставьте в покое! Почему русский язык запрещен? Я русскоязычная, хотя лицо украинского кино. И когда сказали — только один язык, вспыхнуло всё. Ничего бы не было, если бы сказали, что русский язык так же наравне с украинским языком в тех областях, где большинство говорит на русском языке. Поверьте, мне кажется, ничего бы не было, у меня такое ощущение. Все остальное очень трудно. Я там не была сейчас, а идет информация с Украины одна, из России другая. Поэтому надо быть там. Но я Крым безумно люблю, мы там играем спектакль «Насмешливое мое счастье» по Чехову, где Слава Езепов приезжает из Москвы, играет Чехова, а я — Книппер. Мы столько раз были в Крыму, играли в Чеховском доме. Я приезжаю всегда в Чеховский дом, иду в Волошинский дом. Да что там говорить, каждый из нас безумно любит Крым с этим воздухом, с этим морем, и он как бы сам по себе, как и Одесса. Сам по себе существует с этим воздухом лаванды, перевалами, красотой своей. Что-то там вспыхнуло, что-то происходит, как ущемление татарского населения, так и ущемление русского языка. Потом быстро спохватились, но уже пошла эта искра. Я точно сказать не могу, но, мне кажется, основа была именно в этом.

— Вам будет горько, если Крым отколется от Украины, или ему лучше будет с Россией?
— Я живу на Украине: да, конечно, жалко. Но мне кажется, что если отколется, мы будем так же спокойно ездить, дай бог. Для меня очень важно, чтобы нормально ездить в Россию, чтобы не надо визы делать. Это даже страшно, в страшном сне не подумать, потому что я часто езжу в Москву к брату. То, что показывает российский канал, что все за отделение Крыма — это одно, наши показывают, что ничего подобного, что это провокации. Наверное, и то, и другое. Татары — одно, есть группа украинского населения, которая не хочет. Мне лично, конечно, жалко. Когда был Советский Союз — это было одно целое и вообще никаких вопросов, все равно все в одном государстве. Теперь все разделилось, все в разных государствах. Как они хотят, я не знаю. Конечно, жалко. Я бы сказала: да, неплохо, Крым — украинская территория. А с другой стороны, если они все хотят, то почему, если Кадочникова не хочет или целая группа не хочет? Я искренне говорю. Мы политикой особенно не занимались. В связи с Майданом все заговорили о политике, все говорят только о политике. Не как что купить, не как что посадить, не какой спектакль — только политика. Хорошо это? Не знаю. Но я уже устала.

http://charsov.livejournal.com/1416321.html