Сегодня ни к селу , ни к городу захотелось взять, да и помереть. В сумерках сознания я даже вполне отчетливо прикинул как это сделать.
Надо конечно поехать на залив. Давно я там не был, а там уже небось снег на камнях лежит. Вот и надо туда приехать и лечь на берегу. Ну и так и лежать , пока не помрешь
Холодно и и больно будет недолго, я уж знаю. Не в первый раз.
Любимую очень жалко, вот что. Ей без меня плохо будет. Год наверное будет плохо, а может и больше.
А этого делать нельзя совсем. Потому что если так сделать, то останется только помереть.
Собственно думать то и нечего. Нельзя мне помирать, хоть, и хочется и пора. Мне вообще много чего хочется абсолютно некстати.

Веселое это дело - прыгать скакалкой на улице.Только не надо считать прыжки, а то счастья не выйдет. А на дворе поздняя осень и ледяной ветер летит по черным лужам - им холодно, и мне холодно, это и есть наше веселое, осеннее дело - носиться по улицам. Надо их полюбить, и сделать их своими - темные воды на темных асфальтах, которым нет, конечно числа, конца, и счета.
Я полюблю их.
Тогда и выйдет мне верно, что это дело - веселое. Тогда мне и выйдет верное счастье без счета.

Человек так устроен, что когда он смотрит вверх, так непременно открывает рот. Тут уж ничего не поделаешь, попробуйте сами - убедитесь. Состояние " стоять открывши рот" намекает еще и на то, что сам стоятель- слегка придурок, и делать ему нефига, вот он и стоит никчемно и бестолково.
Правда, так делают не все. Многих это смотрение вверх раздражает. Действительно, тут под ногами деньги валяются, аршавин голы забивает, и вообще все так и кишит, и жизнь гудит, словно вода в плотину. А этот стоит, рот открывши, провоцирует. Тут уж редкий наблюдатель удержится от того чтобы вправить мозги болвану обоснованным пинком или вопросом
- Чего встал, стояло?-
И активные очень удивляются, получив в ответ бешеное:
-Пошел вон, сука, убью-
Особенно удивляются ответному пенделю.
Мешают эти две группы жить друг другу. Причем мешают самим фактом своего существования. Но при этом переходят из одной группы в другую.
Ну, что я могу сказать…
Стоять, открывши рот, намного сложнее, чем зарабатывать деньги.
Вообще, жить бестолково достаточно трудно. По определению, кстати.

Наша легкость бытия передается окружающим через мелочи поведения. И они, постороннние затягиваются в этот омут легко, потому что там нам видно всем и место.
А вот мы сейчас шагнем, в эту ночь И давай поцелумся, стоя на парапете Вознесенскогого моста. Ты не бойся,любимая, я держу тебя за руку..
А давай еще шаг, давай вместе, и м ы понесемся над этим городом. Летим ?
Мы летим не чувствуя земли. А теперь еще. И мы уже вместе идем по бесконечному белому песку пляжей неизвестно куда.
А давай еще.
Давай
А что будем делать
Неважно, главное вместе.
А кто эти люди вокруг
Я не знаю, да и что нам до них дело.
Нам действительно нет до них дела, но я вижу как наше сумасшествие начинает в них звучать той же нотой.
Мы идем танцующей, легкой походкой.
Мы идем по краешку, по самому краешку всех мостов и перекрестков на свете.
И древний смысл легкости бытия от ритма наших шагов начинает звучать как гимн, понятный всем:

Непокоренная вера в любовь.
Непокоренная вера.

Непокоренная вера в любовь.
Непокоренная вера.

- А не озеленить ли нам что нибудь, мой друг, художественно ? - спросил приятель приятеля, и тот ответил ему немедленно, видимо слегка задетый вопросом.
- Да как же не озеленить, мон ами. Ты ведь знаешь меня не первый день, слава богу. И знаешь, что в тот день, как я не озеленю чего, так сижу и плачу. А уж совсем мне горько, когда озеленение мое выходит скучно, без отпечатка той божественной игры творца к которой я стремлюсь душой.-
- Так давай приступим к озеленинию немедленно, - в тон ответил ему его друг.
И оба они, с явной неохотогй оторвавшись от созерцания вполне прозаической канавы, темная вода которой несла к заливу осеннние листья, удалились, заботливо поддерживая друг друга на поворотах скользкой тропиники.
А я, неувиденныий ими и неуслышанный так остался стоять, пораженный этим диалогом прямо в сердце. Вокруг меня умирал серенький денек, случившийся со мной на берегу финского залива. Было холодно, тихо и как-то навылет прозрачно. Пустые уже дачки летних детских садов смотрели сквозь мокрый лес невесело, а вечные канавы, на берегах одной из которых я и услыщал этот неуместный своей страстью диалог, были печальны, как могут быть печальны только осенние канавы.
Кто они были, и чего им хотелось так и осталось неизвестным. Пьяными они не были, ручаюсь. Уж, слава богу, пьяных я повидал достаточно.
Ручаюсь так же и за то, что произнесенные ими в лесу слова запомнил и записал абсолютно точно.
Подойти и спросить было как-то неловко. А теперь вот жалею, и все думаю - что же это за художественные озеленители были, зачем встретились, что обсуждали.

Я вот решил сменять пенни на шиллинг, следуя одному широко известному автору. Автор мероприятия не забыл, кстати обозначить условия мены, я о них позже скажу. Ну я и попер менять. Дело то было по моему хилому разумению не слишком сложное - выменять маленькую денежку в обмен на большую. Канонический текст казался простодушным, автор средневековым полуалхимиком-полусумасшедшим. Бог с ним, думаю, он дурак верно.
Но он оказался, злобен и умен. Ох и много же смысла он вложил в это простое дело.
Вот вам статистика: 14 встречных мной человеков( нормальных с виду, я кстати тоже оделся поприличнее)) наотрез отказались менять мою стоху на рубль. Пятнадцатый - он копался в нашей региональной помойке, да, взял. И честно выдал два по пятьдесят грязных копеек в обмен. И только я принялся торжествовать свою победу над средневековьем, как услышал топот за спиной.
Представьте, облагодетельствованный мной, вернулся и отдал мне мои сто рублей. Взад.
Хуй, его знает- внятно обьяснил он свое поведение.
Принять свои гроши назад он отказался, еще раз повторив про хуй и его место в системе мироздания.
Я сначала принялся было расстраиваться - ценное за бесценное не берут. Верный признак конца света, караул, граждане. Что делать?
А потом вспомнил единственный полученный мной ответ сегодня.
И был он написан мне четыре строки выше. Ответ абсолютно точный,прямо библейский.
Да, я обещал сказать зачем надо менять пенни на шиллинг, причем легко.
Канонический текст в ответ на подобную мену обещал счастье.
Впрочем я играю судьбой. Счастье у меня уже есть, ведь пенни на шиллинг я уже давно променял

Склонность к рассуждениям подобного рода появляется обычно после вынужденного заключения. Я вот слегка полежал в обычной городской больнице и сразу принялся рассуждать. Потому, что непонятно становится много чего. Вот например, зачем нас - больных на ночь запирали на замок. Решетка такая, сваренная из арматуры обматывается на ночь цепью и замыкает лестницу. Днем туда ходят курить. А ночью тоже ходят, тоже курить, чего там еще делать то.
Непоседливый и не очень больной я, взял да и спустился по этой, открытой днем лестнице в самые больничные низа.
За правдой.
Чтобы быть убедительным я напялил на голое мое тело белый халат, слегка забытый в ординаторской каким-то распиздяем.
В низах я нашел сильно пьяного мужчину, который вел себя по хозяйски - мычал, спотыкался и заваривал себе чай в пакетике.
- Зачем закрывают на ночь лестницу,- спросил я.
На спизженом моем белом халате висел бейдж хрен знает кого и обе эти вещи взывали и требовали ответа.
И он мне был таким:
- Так тут, блядь, если не запирать все нажрутся в говно. И чего с ним делать?
Ну ты , блядь следи за этим, я еще зайду - сказал я, похрустев халатом.
-А ты кто?- спросил пьяный, насторожившись обьяснять понятное.
- Конь в белом пальто, не видишь, что ли, - ответил я и вышел
Весь в белом.
А потом я поднимался к себе на этаж и все думал... А чего с нами делать то, в самом деле. Ведь если нас не запирать, так мы или нажремся, или, чего хуже ,абсолютно по трезвому начнем себя вести не так, как нравится хозяевам нашей больницы.
А хозяевам мы не нравимся. Ох, не нравимся.

Пьяный человек жалок. Алкогольный его подьем громоздит массу ненужных затей и тут же решений В бедном его, больном мозге ежесекундно рождаются и рушаться в пропасть кучи дел и свершений, которым никогда не суждено сбыться.
А ведь он, пьяный в силу своего своеобычного состояния неспокоен. Он решает, строит и думает. И ведь не только думает- делает.
Жаль его, бедолагу. Шатаясь, обьясняясь невнятно, и совершая кучу ненужных движений он вдруг делает то,что ему хотелось-лезет покорять Арктику или плывет на самодельном плоту на остров Пасхи.
В трезвом виде такие проекты не выполнимы.
Жалок пьяный человек

Больничные истории в силу некоторых обтоятельств будут здесь присутствовать. Вот одна из них.
Больного привезли по скорой с улицы. За его жизнь бригада билась часов 10. Никак не возвращается. Ебнули током. С третьей попытки. сердце пошло. Устали все конечно.
Ну, утро уже. Больной открыл глаза и смотрит на реаниматора. Посмотрел, открыл вялый, испачканый рот и говорит.
- Слыш, мужик . Сходи за водкой.
Реаниматор - А ты хоть знаешь, что с тобой было?
А этот... А какая разница.
Вот и все, что человеку от этой жизни нужно.
И я его где-то понимаю.

Все дело оказывается в неубывании энтропии.То есть я, как это и положено праведнику терпеливо строю стены своего личного храма веры-надежды-любви и матери их софии. И вроде все правильно, потому как побеждая этм делом хаос я я кладу кирпичи в основание того здания, которое, поплевывая на наши усилия все же стоит , потому как есть основа.
Только вот вкалывая , как праведник и, шаря в темноте руками в поисках очередного камня, я вечно натыкаюсь на бутылку водки или гладкие коленки. И мне начинает хотеться, причем в широком смысле этого слова.
Вот тут и подумаешь, кто же прав. Бог, который за порядок. Или черт, суть несущий в желаниях.

Беззаботно и рассеянно кидая камешки мимо цели, в отсутствии цели и даже вовсе без цели можно совершенно неожиданно для себя попасть в самый центр жестяной тарелки. И этим нечаянным попаданием вызвать обвал событий и явлений с которыми справляешся отдуваясь и убиваясь в недоумении - откуда все это.
А оттуда.
Надо понимать, что вся эта паника подготовлена уже в том момент, когда ты взял в руки камень и прикинул куда его кинуть. А потом ты увлекся, а руку и глаз незаметно натренировал, и тысячи стальных пуль, выпущенных неведомо куда полетели к одной уже ведомой тебе цели.
Время собирать камни, брошенные мимо цели приходит, как же беззаботно и рассеянно, как и время их кидать.
Бояться попасть в цель не надо, вот что. А то хуйня получается.

Она спит совершенно неслышно. Темная вода ее сна беззвучна и наполнена бесвязицами прошедшего дня и смутным ожиданием утра, которое уже стучит дождем по жести подоконника. Как сладко в темноте постели, только чувствуя, погладить ее, любимую, ленивую по невидимой сейчас груди и спросить:
-Хочешь меня ?-
И услышать.в ответ сонное
-Да, очень.

Моя подружка научила меня рок-н-ролу. Я то думал, все просто - портвейн стаканом, а дальше в дымном столбе свои в доску волосатики с гитарой наперевес, темный еще зал с огоньками мониторов. Ну и вперед. И пошел, пошел ритм, а навстречу ему, и длинной, словно зубная боль в сердце соляге, уже тянутся руки, растопыренные козой. Бьет барабан прямо в сердце, а оно, послушное начинает стучать в такт
Не. Запомните. Главное в рок-н-роле - бас гитара. Ей вколачивают гвозди. Это ее звук бьет наповал меговатным эхом прямо в душу. Бас- суть рок-н-рола, и именно он продолжает звучать , когда вы уже вышли после концерта курить на улицу.
Я это все к тому, что веши очевидные и незаметные, как дыхание почему-то нуждаются в обяснении. Вот любовь это и соло и ритм, и бог его знает, что еще. Мы и рады этой очевидной музыке, чего тут нас учить. А всем управляет тот, кто звучит тяжело и неслышно.
Я кстати уже курил на улице после концерта. Хорошо нашлись добрые люди - научили слушать музыку.

Это очень сложная штука. То есть, все просто совсем. Надо суметь подойти. Ничего, что слегка отнимаются ноги, а кровь колотит так, что плывут и рушатся столы и занавески насквозь знакомого спокойного заведения.
Подлетит тут мальчик в униформе. А может девочка. Я их и не замечаю, минус мне конечно.
Я не замечаю, и не вижу вообще ничего. Я вижу только ее глаза.
Она говорит что-то, и я тоже. Мы даже перебиваем друг друга, потому, что разные мы совсем. Мы давно знакомы, но я не знаю ее совсем. Иногда нам бывает неловко, оттого, что я не знаю что сказать.
Пауза повисает, но умница помогает, а потом я ругаю себя конечно.
Я понимаю, что я очень глупый. Но ведь она же вот только сейчас сидела рядом со мной.
Может я и не очень глупый.
А какие у нее глаза. Я таких глаз, как у нее никогда на свете не видел. С ума можно сойти, честное слово.
Я и сошел. Пусть отнимаются ноги, плывет и шатается весь белый свет. Ура ему уже за это. Для этого в нем и живут, я вот так считаю. Может, кто хочет поспорить, так это - пожалуйста. Особо отъявленным я заряжу в морду на первой фразе
За это год я здорово научился отстаивать свое мнение.
Кстати с этого все и начинается. С того, что понимаешь - у тебя есть свое мнение. А потом надо суметь подойти и узнать, прав ли ты. И есть верный признак, что не ошибся, запомните:
Отнимаются ноги, и кровь колотит так, что ничего не соображаешь
Вообще то, это очень простая штука

В 360 году н.э. одна женщина настолько точно выразила в своем дневнике свои чувства наутро, что мне хочется это процитировать:

"Я клала руку ему на плечо. Касалась губами его губ. В полумраке я возвращалась к постели. Садилась. Вновь переживала сладость прошедшей ночи. Завидовала себе самой. Сидела, опершись локтями на колени, чувствуя себя влажной, пахучей, всклокоченной. Я была счастлива, но проливала слезы под крик петухов,звон ведер во дворе. Мне приятна была эта смутная тоска, это изнеможение,смешаные запахи и подобие глубокой всепроникающей печали не всегда отличимой от сердечной боли. Горечь, рожденная самым полным утолением желаний."
Этой записи полторы тысячи лет. Время это пролетело незаметно. Умная и любящая женщина чувствует утром, после ночи с любовником
ту же невыносимую сладость от горечи короткой разлуки с любимым, что и тысячу лет назад.
А что чувствует мужчина я написать не умею.
Могу только сказать, что я наверно идиот, но мне хочется жить так, чтобы обо мне так написала моя умная и любящая.

Все наши поиски и сложности понимания самого себя сводятся к созданию вокруг себя же самого комфортного информационного пространства.
В итоге получается сложная штука. В итоге вообще, признаюсь ничего не получается.
Допустим взять и разнять алгеброй понятие -" Я люблю тебя "
Допустим я это сказал, а чем, простите созданное мной информационное пространство наполнить,чтобы моей любимой в нем было хорошо? Ну, ясно чем. Ну, я наполняю, как могу.
А любимая молчит, потому что женщинам свойственно слегка кокетничать.
А я молчу, потому что не знаю чего делать.
А информационное пространство прикоснись- звенит от некомфортности, которую ему устроили.
Оно оказывается тоже живое. И тот кто умеет его слушать, должен понимать, что нужно делать.
Дурак я, вот что. Информационное пространство какое-то приплел.
Все же просто.

Ни до чего. Работаю, как лошадь.Вечером попердываю, екая селезенкой, и отбиваюсь хвостом от слепней. Давеча, придя с поля, выпил полбочки и, задумавшись прислонясь к забору, тревожно задремал. Ночью орал и отбивался, подергивая ушами. Утром обнаружил, что во сне навалил огромную кучу. Нечаянные зрители аплодировали, а я ужаснулся размерами сделанного. Велик я и ужасен, чего уж тут скромничать.
Вообще сплю тревожно, грызу изгородь ночами, вспоминаю свою милую лошадку. А она сейчас резвится на альпийских лугах.
Ну, вот ужо, приедешь ты мне .....

Перейти из состояния "хочешь любить, но не можешь" в состояние "можешь любить, но не хочешь" представляется любопытным, пока этого не сделаешь.
Оказывается это невыразимо тоскливо - мочь и не хотеть.

Как я люблю это состояние, когда окружающему меня миру мне нечего сказать. Вот всегда мне было чего сказать, а потом хлоп, и говорить больше нечего. И совершенно искренне наплеватьчем этот мир занят и куда катится.
Остановись мгновенье, я знаю это ненедолго, но я хочу еще. Ну, еще немножко продлись.

Человек при свете свечи,
Трогает гонг у себя на столе
И он начинает дышать, звуча.
Звук пляшет огнем на воле,
Так его музыка горяча.
А эхо плывет по волне
И твой мир открывает тебе без ключа.