Карма денег

Чогьям Трунгпа Ринпоче, “Работа, секс, деньги”. Глава из книги
Чогьям Трунгпа Ринпоче (1940 – 1987) — буддийский мастер, поэт, художник, основатель Института Наропы и Международной ассоциации «Шамбала Интернешнл», внёсший большой вклад в распространение на Западе учений Ваджраяны. В книге “Работа, секс и деньги” он рассказывает о том, как превратить эти составляющие нашей жизни в опору для практики. Увидеть природную священность работы, секса и денег и научиться жить в мудром согласии с их энергией.



Глава публикуется с разрешения редактора серии “Самадхи” Александра Нариньяни.
13. Карма денег

Деньги действуют как своего рода смазка во всех механизмах материального взаимообмена в нашей жизни. Это похоже на карму. Нельзя сказать, что карма является самостоятельной сущностью, но в то же время у неё есть свои энергетические характеристики. Другие ситуации являются частью её силы. С буддийской точки зрения карма просто механически реагирует на естественную химию ситуаций. Деньги работают в согласии с этим принципом.

У кармы есть много различных аспектов, и один из них проявляется в наших кармических отношениях с деньгами. Почти у всех людей есть неразрешённая проблема с деньгами, как есть у них и неразрешённая проблема с жизнью в целом. Такова, судя по всему, их карма денег. В некоторых случаях у людей много денег, и всё же им их не всегда хватает; или же у них очень мало денег, но их хватает надолго. Все эти взаимоотношения с деньгами такие разные и сложные. Одни люди умеют очень хорошо управлять финансами, они меньше нервничают из-за них; другие же полагают, что решать денежные вопросы очень трудно — им приходится бороться за каждый цент.
На самом деле финансовое состояние человека является частью его кармической связи с жизнью.

Например, вы можете желать освободиться от обязательств, но одна вещь удерживает вас от этого, а именно деньги. Вы понимаете, что должны решить свои денежные проблемы, прежде чем идти дальше. Затем, задержавшись для того, чтобы решить проблему денег, вы поневоле оказываетесь вовлечены в другую ситуацию. Тем самым вы возвращаетесь назад в свою жизнь. Или это может подталкивать вас вперёд. Скажем, вам хочется сделать что-то или съездить куда-то, и вдруг как гром среди ясного неба к вам приходит от кого-то чек. Словно этот чек говорит вам: «Исполни своё намерение. Вот то, что тебе нужно». Подобные события всякий раз довольно мистичны и загадочны.

Некоторым людям кажется, что очень трудно освободиться от желания копить деньги, потому что всегда хочется дом попросторнее, автомобиль поновее и прочие материальные объекты. Человек желает избыть эту ментальность. В большинстве случаев люди испытывают импульсивное чувство отречения, внезапное побуждение избавиться от всего. Вы хотите отдать свою машину, наручные часы, фотоаппарат, дом — всё. Сделав это, какое-то время вы чувствуете себя намного лучше. Вы ощущаете себя героем. Тем не менее даже после того, как вы всё раздали и решили, что вы свободны, каким-то образом ваша карма денег продолжает преследовать вас. Простая раздача вещей, избавление от них не помогают. Ваша проблема остаётся.

Обычно люди не осознают, что деньги кармически связаны с ними. Некоторые люди могут быть более сознательными, чем другие, но обычно они склонны полагать, что раздача своего имущества или богатства будет сродни операции по удалению злокачественной опухоли, и тогда вы освободитесь от проблемы. Однако с деньгами дело обстоит иначе. Вся эта кармическая ситуация неизменно возвращается к вам. Стало быть, верна та самая старая поговорка: «Лучше ничего не начинать, но, если взялся за что-то, нужно довести дело до конца».
Мы должны научиться обладать деньгами и работать с ними, но не привязываться к ним. Это похоже на любой процесс преобразования. Вы должны выстраивать отношения с деньгами и отношения с имуществом и не впадать в крайность необдуманного, импульсивного отречения.

В буддийской монашеской традиции монахи и монахини отрекаются от личного имущества, за исключением оговоренного минимума, а именно монашеских одежд, чаши для подаяний, ритуальных предметов для практики. Тем не менее основной момент здесь — это отречение и простота. Согласно некоторым созерцательным традициям христианства, монах должен жить точно так же, как самый бедный человек в его стране. Однако согласно воззрениям буддизма, бедность не является ни критерием, ни представлением, что необходимо жить как тот или иной неимущий человек. Скорее, идея заключается в том, чтобы быть принципиально простым.

Вы совершаете по жизни только необходимые действия, не привнося в неё дополнительные усложнения. Еда, сон и отправление естественных нужд — это необходимые вещи, и кроме них вам не нужно заниматься чем-либо другим. Делать только эти три необходимые вещи — вот что называют на санскрите традицией кусулу (kusulu). Таким образом, в буддизме этот идеал должен быть связан со скромным образом жизни, а не с каким-то представлением о богатстве или бедности. Речь идёт об удовлетворённости простотой и об отказе от поиска дополнительных развлечений.

В предыдущей главе мы говорили о традиции странствующих монахов в Индии и Тибете, собирающих подаяние в знак своей простоты. В наши дни можно было бы возгордиться, приняв этот образ жизни на Западе, который означал бы, что ты отрёкся от мирских вещей и просишь дать тебе поесть. Некоторые молодые люди высказывали мне предположения о том, что здесь, в Америке, получение пособия является эквивалентом странствования монахов с чашей для подаяния в Азии. Однако решение не работать и жить на пособие — это совсем другое.

Монахам, просящим подаяние в Тибете, приходилось основную часть дня ходить пешком, терпеть холод, непогоду и прочие трудности. Приходилось жить как нищий в полном смысле этого слова. Тщательное и надлежащее соблюдение этого принципа не накапливало никакой кармы. Вместе с тем, если вы принимаете деньги от своей страны, то тем самым собираете довольно тяжёлую карму. Существует тибетский термин «кор» (dkor), означающий дар через доверие. Такой дар несёт с собой и мощные кармические обязательства, или долги, потому что кто-то совершает его, движимый доверием к вам. Подобный дар следует использовать правильно, распорядиться им надлежащим образом.

Есть много историй о карме, связанной с даром такого рода. Существует хорошо известная тибетская история о ламе с чёрной лошадью, которого люди осыпали дарами. Его монастырь стал сказочно богатым и крыши в нём покрывали золотом; у него самого было золотое седло и так далее. Когда он умер, то переродился в океане в виде гигантской рыбы, тело которой облепили сотни рыбок, поедающих его живьём. Те, кто приносил ему дары, стали этими рыбками, кормящимися его плотью. Они объедали его до костей, но никогда не могли добраться до его мозга и сердца. Раз за разом на костях его нарастала новая плоть, чтобы вновь быть съеденной.

В современной молодёжной культуре существует некое представление о благородном разбойнике Робин Гуде, согласно которому нет ничего страшного в том, чтобы обобрать крупную корпорацию или супермаркет, или какое-то общественное учреждение, так как оно безлично. Людям кажется, что такие вещи можно проделывать без тяжёлых кармических последствий, просто из-за обезличенности ситуации, но к этому могут примешиваться также и своего рода вандализм или подспудная ненависть к обществу в целом.

Проявляется сущностная, тонкая, психологическая агрессия. Вы чувствуете, что это довольно безопасный и удобный способ выражения агрессии. Как правило, уничтожение общественного или государственного имущества — даже если оно, возможно, оправдывается утверждением о том, что эти крупные учреждения коррумпированы — неправильно по своей сути и не приносит пользы людям. Такого рода отношения с национальной кармой могут быть очень тяжёлыми. Вы разделяете карму со всеми, но в то же время вы ведёте себя деструктивно и увеличиваете кармический долг.
Ещё одна причина неприязненного отношения к деньгам состоит, как мы уже говорили, во всеобщей склонности считать духовность чем-то далёким от мира, никак не связанным с мирскими заботами. Людей с таким воззрением раздражает то, что им по-прежнему приходится иметь дело с деньгами в контексте духовности, а это для них означает, что духовность также является житейской заботой.

Но духовность — это действительно житейская забота, и на самом деле гораздо более тонкая её разновидность. Без сансары вообще не могло бы быть нирваны. Приобщаясь к духовности, люди ни от чего не отказываются, они ни отчего не убегают. Вездесущий Мара, или Яма, продолжает ходить за ними по пятам.

Зачастую отношение людей к духовности сводится к попыткам бегства от жизненных проблем или, по крайней мере, попыткам как-то облегчить ситуацию, когда духовность воспринимается как высшая форма удовольствия, о чём мы уже говорили ранее. И когда деньги начинают фигурировать в поисках высшего удовольствия, это ужасно неприятно. Даже в духовных вопросах деньги неотступно следуют за вами — вот что страшно. Мы создаём слишком большой разрыв между духовностью и мирской жизнью. Этот создаваемый нами разрыв столь велик, что мы делаем духовность некой самоцелью, а не относимся к ней просто как к образу жизни.

В тибетской монашеской традиции поступление в монастырь вовсе не означало попытку прекратить какие-либо отношения с деньгами. В действительности не все монахи жили в одном здании. Довольно часто у монаха был свой дом на территории монастыря или вблизи него. Ему нужно было найти трёх покровителей: одного для образования, другого для духовного развития, а третий должен был отвечать за его финансовое благополучие после того, как он поступал в монастырь. Один из таких благодетелей мог поселить этого монаха в своём доме. Таким образом, монах жил с этой семьёй и принимал участие в жизни домохозяйства. В одном доме могли жить человек шесть или семь. Поначалу монаха могли просить готовить еду для семьи, носить воду или собирать хворост. Родители монаха также могли снабжать сына его долей продуктов и другими припасами, которые он вносил в домашнее хозяйство приютившего его благодетеля или в монастырь.

Помимо этого, существовало определённое время года, когда монах отправлялся на сбор пропитания. Это можно было делать два раза в год. В начале зимы вы отправились бы в долину и собирали там зерно. Вы посещали бы одну семью за другой. Было принято давать мирянам духовные наставления и помогать им таким образом. В летнее время вы бы отправились в горную местность и собирали там масло, сыр и тому подобное. Или же вы могли бы стать домашним учителем в какой-то семье для того, чтобы заплатить за своё монашеское обучение. Вы бы тратили три или четыре месяца на работу в доме этой семьи и были их учителем медитации. Каждый член семьи приходил бы к вам в индивидуальном порядке за наставлениями. Взамен вы получали бы продукты питания, которые можно отнести в свой монастырь.

В общем, люди одаривали бы вас едой или деньгами за ваше преподавание. В остальную часть года вы бы жили за счёт этих даров в виде продуктов, а также делились ими с другими монахами, каждый из которых делал то же самое. Являясь послушником, вы могли бы каждый год возвращаться в свой родной дом на какое-то время, особенно осенью, и помогать своей семье собирать урожай или делать другую работу по хозяйству. Монах был обязан поддерживать связь со своей семьёй.

Монастыри также устраивали зимние праздники, встречу лосара — тибетского Нового года, и другие обряды и торжества, требующие определённых затрат и ресурсов. Когда монастырь решал устроить праздник, ответственные за него люди собирались и ставили себе задачу либо купить некое имущество, либо попросить участок земли у местного помещика. Обеспечение праздника часто выливалось в предоставление трёх или четырёх полей ячменя. Монастырю также давали двадцать или тридцать голов скота и определённую сумму денег — подношение на финансирование праздника. Затем это имущество обращалось в хозяйство, и часто самым бедным людям окрестных селений предлагали взяться за него и пустить в оборот. Они продавали зерно, масло и всё прочее, что производилось на той земле. Взамен им предоставляли некоторую часть прибыли. Остальное — установленное количество зерна, масла и чая — подносилось монастырю для использования во время праздника. Во время церемоний чай предлагали всему собранию монахов, численность которых могла составлять от ста человек до трёх тысяч.

Монашеская община обеспечивалась угощениями, а также различными материалами, необходимыми для проведения праздника, в том числе всем необходимым для убранства алтарей. Гостей из соседних монастырей также кормили и развлекали благодаря доходам от собственности праздника. Таким образом, каждый праздник зависел от своего надела в виде отведённой для него собственности, и это был один из каналов поступлений денег в монастырь.

Работа с деньгами всегда неотделима от психологии или философии ситуации. Поэтому нам нужны базовые критерии для работы с деньгами. Работа с деньгами требует дисциплины для того, чтобы знать о том, сколько денег вам понадобится на жизнь в течение дня, недели или месяца. В жизни любого общества необходимо соблюдение дисциплины. Мы должны работать по правилам социума. В этом контексте взаимодействие с деньгами представляется жизненно необходимым. Мы должны посмотреть проблеме денег в лицо, увидеть всю ситуацию как она есть.

В этой стране я встречал немало молодых людей, которые не горят желанием работать. Когда вам не хватает денег, вы должны приложить все усилия, невзирая ни на какие трудности, найти работу и упорно заниматься тем, что, быть может, не вполне вам по душе и зачастую становится источником дополнительного раздражения. Эта боль считается мирской и тривиальной, лишённой какой-либо искупительной очищающей силы. Вы воспринимаете её как чистое страдание.
Если у вас есть установка, из-за которой вы принципиально не хотите работать с болью, то и когда вы начинаете интересоваться духовностью, вы тоже не захотите иметь дело с какой-либо болью. Вы ищете удовольствие не от мира сего, а работа и деньги кажутся вам суетной банальностью. Это слишком земные понятия. Они противоречат всем вашим представлениям о духовности как об обретении высшего наслаждения, трансцендентного блаженства.

Однако вы понимаете, что должны вернуться к первоначальной боли, которой хотели избежать. Вы начинаете осознавать, что духовность — это не поиск удовольствия и что ваша актуальная рабочая ситуация также является духовностью, но не духовностью, сопряжённой с каким-то удовольствием или вознаграждением. Вы не пытаетесь ничего приобрести, но стараетесь пойти глубже и разучиться, опроститься. На самом деле это не имеет ничего общего с удовольствием или наслаждением. Смысл духовности состоит в том, чтобы видеть воочию реалии жизни, и увидеть их можно через работу. Тогда, возможно, ваше отношение к деньгам изменится. Раз ваше принципиальное отношение к работе меняется, то вопрос денег естественным образом становится более простым. В них нет ничего дурного.

Работа — это тоже что-то реальное, так же, как и духовная практика. Таким образом, работа не должна иметь какой-либо дополнительный смысл, она сама по себе — духовность. Работе не нужно ещё одно философское подкрепление. Вы можете работать по той или иной уважительной причине, которая доказывает, что то, чем вы занимаетесь, имеет большое значение. Быть может, вы думаете, что приступать к работе следует только в случае, если у вас есть на то хорошая философская причина и что без этого ваша работа будет чисто механическим, бездуховным занятием. Тогда вы, вполне возможно, вообще упускаете весь смысл духовности. Следует сразу оговориться, что духовность есть ни что иное, как работа. Работа и есть духовность, работа реальна так же, как и всё остальное.

Боль и удовольствие, связанные с работой, представляются явлением относительным и условным. Если вы станете думать о ком-то, катающемся на яхте по Средиземному морю, то быстро возненавидите свою постылую работёнку, всю эту нудную рутину. Наше мироощущение, безусловно, связано с прочно укоренившимися в нас критериями и стереотипами. На самом деле именно такую задачу мы поставили себе — понять, как мы в принципе взаимодействуем с болью и удовольствием, добром и злом, и как они возникают. Забудьте о том, что вам внушили, задумайтесь, как вы на самом деле взаимодействуете с болью и удовольствием?
По существу, мы должны устанавливать связь с землёй, с нашей фактической рабочей ситуацией. Тогда ситуации заявят нам прямо и без обиняков: «Я отвергаю тебя» или «Я принимаю тебя». В обоих случаях это будет довольно болезненно.

Больно нам потому, что мы имеем дело со множеством различных вещей, с которыми мы в действительности не хотим соприкасаться. Изначально мы предпочли бы, чтобы именно они устанавливали связь с нами, а не чтобы мы были вынуждены открываться для них. Дело в том, что мы предпочитаем оставаться в своём убежище; мы хотим сохранить нашу исходную оболочку эго невредимой. Если обстоятельства требуют от нас выйти из этой оболочки и общаться, то ситуация становится для нас слишком сложной.

Эта первичная боль — утрата безопасности, утрата чувства защищённости эго, его неприкосновенности. Вы можете испытывать боль, только если у вас есть привязки к окружающим вас предметам и явлениям. Сама эта связь, эта двойственность и есть боль. Это фундаментальная идея о том, что вы не можете обойтись своими силами; что вам нужно что-то ещё. Например, когда ребёнок хочет есть, голод грозит ему опасностью, а сытость даёт ему безопасность. В случае этого малыша эго не такая уж большая вещь. Это опыт простой двойственности.

Когда ребёнок проголодается, он заплачет. В этом нет ничего плохого. Мы не пытаемся непременно избавиться от этого уровня фундаментальной двойственности. Однако эта простая ситуация содержит и другие возможности. Она не будет всегда такой простой. Иначе говоря, мы не пытаемся избавиться от эго, но стараемся избавиться от цепной реакции эго.

Вместе с тем простое эго может превратиться в мудрость. Оно и есть мудрость. У эго есть простейшее инстинктивное понимание различия между «тем» и «этим». Но у простого эго также есть склонность отождествляться с «я», что сопровождается агрессией. Видимо, ребёнок не умеет даже различать «то» и «это». Ребёнок даже не знает о том, что он голоден. Тем не менее он чувствует себя неуверенно. Инстинктивно он испытывает такое чувство. Голод связан с утратой и смертью, а насыщение — с приобретением и выживанием. Это довольно просто, но мы склонны усложнять это сверх меры. Мы формируем твёрдое понимание боли именно как боли, а удовольствия — как удовольствия. Мы формируем и приобретаем всё более ограниченные и узкие идеи касательно боли и удовольствия. Мы не в состоянии сохранить это детское качество.

Таким образом, мы должны изучить те кармические осложнения, которые развиваются в нашем отношении к деньгам. Иногда, когда люди чувствуют, что в их отношении к деньгам что-то не так, они смущаются и начинают стесняться иметь с ними дело. В наше время некоторые люди настолько стесняются денег, что называют их «хлебом». Человек может сказать: «Сколько хлеба я тебе должен?» Они не хотят использовать само слово «доллар».

В обозначении денег хлебом есть что-то очень трусливое и малодушное. Люди предпочитают, говоря о деньгах, использовать различные эвфемизмы. Это довольно забавно. Работой с деньгами в конечном счёте нужно гордиться. Если называешь деньги хлебом, то тем самым подразумеваешь, что это нечто грязное, непристойное. Вести откровенный разговор о деньгах слишком стыдно. Во французском языке слово «хлеб» пишется как «pain». Поэтому вы могли бы спросить кого-нибудь: «Сколько боли я тебе должен?» (игра слов: «pain» — фр. «хлеб»; англ. «боль» — Прим. пер.).

Даже наши валюты, которыми мы реально пользуемся, отражают наше трепетное отношение к деньгам. На американских банкнотах написано: «На Бога уповаем» («In God We Trust»). Это довольно хорошо описывает американское общество. На наших тибетских деньгах было восемь благоприятных символов и шесть символов долголетия. Надпись на купюрах можно перевести примерно так: «Валюта назначенного свыше правительства, властителя светского и духовного». Это передаёт совсем другой взгляд на мир. На последних тибетских монетах, ходивших до вторжения китайцев, было три символа дружбы. Эти деньги оказались очень недолговечными! Они находились в обороте лишь два или три года.
Деньги в тибетском обществе воспринимались в контексте того, что по-тибетски называется юн (yun). Юн означает процветание или сущностное богатство. На самом деле это сила, или дух богатства, а не реальное конкретное богатство. Существует вера в абстрактную энергию, которая может переходить от одного человека к другому. Это абстрактное притягательное качество, которое собирает и излучает богатство. Это качество может передаться через вас другим людям.

В Тибете существует старый обычай, согласно которому, если люди должны дать кому-нибудь деньги, они извлекают купюры или монеты из своего кармана и трут их о воротник, прежде чем отдать другому человеку. Идея заключается в том, чтобы переместить юн в свой воротник, с тем чтобы вы в конечном итоге не отдали это сущностное богатство другому человеку — вы отдаёте ему просто деньги.

Даже великие тибетские держатели линии в некотором смысле должны были иметь дело с кармой денег. Если вы читали биографию Марпы, одного из родоначальников линии кагью, то должны помнить о том, что когда он встретил своего учителя, Наропу, тот спросил его: «Прежде чем я передам тебе эти учения, скажи, сколько у тебя золота?» Марпа дал ему восемь слитков чистого золота, каждый в форме узла вечности. Наропа сказал: «Я знаю, что у тебя больше золота. Дай мне ещё!» Наконец Марпе пришлось опустошить всю свою сумку с золотыми монетами и отдать их все своему учителю. Тогда Наропа подбросил золото в воздух и втоптал его в землю. И вся земля превратилась в золото; каждый камешек на ней стал золотым. Затем Наропа сказал: «На самом деле у меня гораздо больше золота, чем у тебя, но я всё равно передам тебе учение». Существует множество подобных историй о получении учений. Когда тибетцы отправлялись в Индию, они всегда должны были торговаться из-за учений. (В сущности, по прошествии столетий Индия не сильно изменилась в этом отношении). Разумеется, ученик всегда должен был уступить, иначе он (или она) не получал учения целиком.

Учение становится всё более дорогим, или же — уместнее будет сказать — более ценным по мере старения линии. Чем древнее её происхождение, тем большему числу людей приходилось упорно трудиться ради неё и жертвовать своей жизнью. Благодаря этому учения становятся более ценными.

Говорят, что лучшим подарком ученика учителю является его самоотверженная и преданная практика. За ней идёт физическое служение. Третий лучший подарок — это передача денег или золота за учения, которые вы получаете. Даже в том случае, когда ученик приносит дар практики или служения, он должен сам содержать себя: учитель не станет заботиться о нём. Именно это мы видим в биографии Миларепы, ученика Марпы. Он служил Марпе, но должен был сам добывать себе пропитание.

Любой подарок является символом верности. В прежние времена в Тибете, если человек собирался передать золото учителю, то он должен был заработать его, собрать и накопить. Золото было ценным потому, что приобретение его требовало больших затрат сил и энергии. Такое ценное подношение учителю означало твёрдое решение направить свою энергию в правильном направлении — в направлении учения. Как это было верно в те стародавние времена, когда тибетцы путешествовали в Индию для того, чтобы получать учения, так верно это и сейчас, здесь, в наши дни.

Об авторе и книге

Чогьям Трунгпа Ринпоче — мастер тибетского буддизма, одним из первых начавший знакомить западных людей с практиками ваджраяны. После вынужденного бегства из окупированного Китаем Тибета он изучал сравнительное религиоведение в Оксфорде. В 1968 году вместе с Аконгом Ринпоче основал в Шотландии первый на Западе медитационный центр в традиции тибетского буддизма Самье Линг, а после переезда в США стал учредителем знаменитого университета Наропы в Боулдере, Колорадо. Он говорил о себе: “Что касается вашего вопроса о моём образе жизни, то, уверяю вас, я считаю себя обычным человеком. Я живу в своём доме и должен выплачивать за него ипотечный кредит. У меня есть жена и трое детей, которых я содержу. В то же время моя связь с учениями неотделима от всего моего бытия. Я не пытаюсь подняться над миром. Моё призвание — работать с миром…”