А н д р е й С е м е н о в и ч: Здравствуй, Петя.
П е т р П а в л о в и ч: Здравствуй,
здравствуй. Guten Morgen. Куда несет?
Андрей Семенович протянул руку Петру
Павловичу, а Петр Павлович схватил руку Анд-
рея Семеновича и так ее дернули, что Андрей
Семенович остался без руки и с испугу кинул-
ся бежать. Петр Павлович бежали за Андреем
Семеновичем и кричали: «Я тебе, мерзавцу,ру-
ку оторвал, а вот обожди, догоню, так и го-
лову оторву!»
Андрей Семенович неожиданно сделал пры-
жок и перескочил канаву, а Петр Павлович не
сумели перепрыгнуть канавы и остались по сию сторону.
А н д р е й С е м е н о в и ч: Что? Не
догнал?
П е т р П а в л о в и ч: А это вот ви-
дел? (И показал руку Андрея Семеновича.)
А н д р е й С е м е н о в и ч: Это моя рука!
П е т р П а в л о в и ч: Да-с, рука ва-
ша! Чем махать будете?
А н д р е й С е м е н о в и ч: Платочком.
П е т р П а в л о в и ч: Хорош, нечего
сказать! Одну руку в карман сунул, и головы
почесать нечем.
А н д р е й С е м е н о в и ч: Петя! Да-
вай так: я тебе чего-нибудь дам, а ты мне
руку отдай.
П е т р П а в л о в и ч: Нет, я руки
тебе не отдам. Лучше и не проси. А вот, хо-
чешь, пойдем к профессору Тартарелину, — он
тебя вылечит.
Андрей Семенович прыгнул от радости и
пошел к профессору Тартарелину.
А н д р е й С е м е н о в и ч: Многоува-
жаемый профессор, вылечите мою правую руку.
Ее оторвал мой приятель Петр Павлович и об-
ратно не отдает.
Петр Павлович стояли в прихожей профес-
сора и демонически хохотали. Под мышкой у
них была рука Андрея Семеновича, которую они
держали презрительно, наподобие портфеля.
Осмотрев плечо Андрея Семеновича, про-
фессор закурил трубку-папиросу и вымолвил:
— Это крупная шшадина.
А н д р е й С е м е н о в и ч: Простите,
как вы сказали?
П р о ф е с с о р: Сшадина.
А н д р е й С е м е н о в и ч: Ссадина?
П р о ф е с с о р: Да, да, да. Шатина.
Ша-тин-на!
А н д р е й С е м е н о в и ч: Хороша
ссадина, когда руки-то нет!
Из прихожей послышался смех.
П р о ф е с с о р: Ой! Кто там шмиется?
А н д р е й С е м е н о в и ч: Это так
просто. Вы не обращайте внимания.
П р о ф е с с о р: Хо! Ш удовольствием.
Хотите, что-нибудь почитаем?
А н д р е й С е м е н о в и ч: А вы меня
полечите.
П р о ф е с с о р: Да, да, да. Почитаем,
а потом я вас полечу. Садитесь.
(Оба садятся.)
П р о ф е с с о р: Хотите, я вам прочту
свою науку?
А н д р е й С е м е н о в и ч: Пожалуй-
ста! Очень интересно.
П р о ф е с с о р: Только я изложил ее в
стихах.
А н д р е й С е м е н о в и ч: Это стра-
шно интересно.
П р о ф е с с о р: Вот, хе-хе, я вам
прочту отсюда досюда. Тут вот о внутренних
органах, а тут уже о суставах.
П е т р П а в л о в и ч ( входя в ком-
нату):
Здрыгр аппр устр устр
я несу чужую руку
здрыгр аппр устр устр
где профессор Тартарелин?
здрыгр аппр устр устр
где приемные часы?
если эти побрякушки
с двумя гирями до полу
эти часики старушки
пролетели параболу
здрыгр аппр устр устр
ход часов нарушен мною
им в замену карабистр
на подставке здрыгр аппр
с бесконечною рукою
приспособленной как стрелы
от минуты за другою
в путь несется погорелый
а под белым циферблатом
блин мотает устр устр
и закутанный халатом
восседает карабистр
он приемные секунды
смотрит в двигатель размерен
чтобы время не гуляло
где профессор Тартарелин,
где Андрей Семеныч здрыгр
однорукий здрыгр аппр
лечит здрыгр аппр устр
приспосабливает руку
приколачивает пальцы
здрыгр аппр прибивает
здрыгр аппр устр бьет.
П р о ф е с с о р Т а р т а р е л и н:
Это вы искалечили гражданина, П.П.?
П е т р П а в л о в и ч: Руку вырвал
из манжеты.
А н д р е й С е м е н о в и ч: Бегал
следом.
П р о ф е с с о р: Отвечайте!
Петр Павлович смеется.
К а р а б и с т р: Гвиндалея!
П е т р П а в л о в и ч: Карабистр!
К а р а б и с т р: Гвиндалан.
П р о ф е с с о р: Расскажите, как было
дело.
А н д р е й С е м е н о в и ч:
Шел я по полю намедни
и внезапно вижу: Петя
мне навстречу идет спокойно
и, меня как будто не заметя,
хочет мимо проскочить.
Я кричу ему: ах, Петя!
Здравствуй, Петя, мой приятель
ты, как видно, не заметил,
что иду навстречу я.
П е т р П а в л о в и ч:
Но господство обстоятельств
и скрещение событий
испокон веков доныне
нами правит, как детьми,
морит голодом в пустыне,
хлещет в комнате плетьми.
П р о ф е с с о р: Так-так, — это понят-
но. Стечение обстоятельств. Это верно. Закон.
Тут вдруг Петр Павлович наклонился к
профессору и откусил ему ухо. Андрей Семено-
вич побежал за милиционером, а Петр Павлович
бросили на пол руку Андрея Семеновича, поло-
жили на стол откушенное ухо профессора Тар-
тарелина и незаметно ушли по черной лестни-
це.
Профессор лежал на полу и стонал.
— Ой-ой-ой, как больно! — стонал профес-
сор. — Моя рана горит и исходит соком. Где
найдется такой сострадательный человек, ко-
торый промоет мою рану и зальет ее каллои-
дом?!
Был чудный вечер. Высокие звезды, распо-
ложенные на небе установленными фигурами,
светили вниз. Андрей Семенович, дыша полной
грудью, тащил двух милиционеров к дому про-
фессора Тартарелина. Помахивая своей единст-
венной рукой, Андрей Семенович рассказывал о
случившемся.
Милиционер спросил Андрея Семеновича:
— Как зовут этого проходимца?
Андрей Семенович не выдал своего товари-
ща и даже не сказал его имени.
Тогда оба милиционера спросили Андрея
Семеновича:
— Скажите нам, вы его давно знаете?
— С маленьких лет, когда я был еще вот
таким маленьким, — сказал Андрей Семенович.
— А как он выглядит? — спросили милицио-
неры.
— Его характерной чертой является длин-
ная черная борода, — сказал Андрей Семено-
вич.
Милиционеры остановились, подтянули по-
туже свои кушаки и, открыв рты, запели про-
тяжными ночными голосами:
Ах, как это интересно,
был приятель молодой,
а подрос когда приятель,
стал ходить он с бородой.
— Вы обладаетет очень недурными голоса-
ми, разрешите поблагодарить вас, — сказал
Андрей Семенович и протянул милиционерам
пустой рукав, потому что руки не было.
— Мы можем и на научные темы поговорить,
— сказали милиционеры хором.
Андрей Семенович махнул пустышкой.
— Земля имеет семь океянов, — начали ми-
лиционеры. — Научные физики изучали солнеч-
ные пятна и привели к заключению, что на
планетах нет водорода, и там неуместно ка-
кое-либо сожительство.
В нашей атмосфере имеется такая точка,
которая всякий центр зашибет.
Английский кремарторий Альберт Эйнштейн
изобрел такую махинацию, через которую вся-
кая штука относительна.
— О любезные милиционеры! — взмолился
Андрей Семенович. — Бежимте скорее, а не то
мой приятель убьет профессора Тартарелина.
Одного милиционера звали Володя, а дру-
гого Сережа. Володя схватил Сережу под руку,
а Сережа схватил Андрея Семеновича за рукав,
и они все втроем побежали.
— Глядите, три институтки бегут! — кри-
чали им вслед извозчики. Один даже хватил
Сережу кнутом по заднице.
— Постой! На обратном пути ты мне штраф
заплатишь! — крикнул Сережа, не выпуская из
рук Андрея Семеновича.
Добежав до дома профессора, все трое
сказали:
— Тпррр! — и остановились.
— По лестнице, в третий этаж! — скоман-
довал Андрей Семенович.
— Hoch! — крикнули милиционеры и кину-
лись по лестнице.
Моментально высадив плечом дверь, они
вошли в кабинет профессора Тартарелина
Профессор Тартарелин сидел на полу,а же-
на профессора стояла перед ним на коленях и
пришивала профессору ухо розовой шелковой
ниточкой. Профессор держал в руках ножницы и
вырезал платье на животе своей жены. Когда
показался голый женин живот, профессор потер
его ладонью и посмотрел в него, как в зерка-
ло.
— Куда шьешь? Разве не видишь, что одно
ухо выше другого получилось? — сказал серди-
то профессор.
Жена отпорола ухо и стала пришивать его
заново.
Голый женский живот, как видно развесе-
лил профессора. Усы его ощетинились, а глаз-
ки заулыбались.
— Катенька, — сказал профессор, — брось
пришивать ухо где-то сбоку, пришей мне его
лучше к щеке.
Катенька, жена профессора Тартарелина,
терпеливо отпорола ухо во второй раз и при-
нялась пришивать его к щеке профессора.
— Ой, как щекотно! Ха-ха-ха! Как щекот-
но! — смеялся профессор, но вдруг, увидя
стоящих на пороге милиционеров, замолчал и
сделался серьезным.
Милиционер С е р е ж а: Где здесь пост-
радавший?
Милиционер В о л о д я: Кому здесь отку-
сили ухо?
П р о ф е с с о р (поднимаясь на ноги):
Господа! Я — человек, изучающий науку вот
уже, слава богу, пятьдесят шесть лет, ни в
какие другие дела не вмешиваюсь. Если вы ду-
маете, что мне откусили ухо, то вы жестоко
ошибаетесь. Как видите, у меня оба уха целы.
Одно, правда, на щеке, но такова моя воля.
Милиционер С е р е ж а: Действительно,
верно, оба уха налицо.
Милиционер В о л о д я: У моего двоюрод-
ного брата так брови росли под носом.
Милиционер С е р е ж а: Не брови, а
просто усы.
К а р а б и с т р: Фасфалакат!
П р о ф е с с о р: Приемные часы оконче-
ны.
Ж е н а п р о ф е с с о р а: Пора спать.
А н д р е й С е м е н о в и ч (входя):
Половина двенадцатого.
М и л и ц и о н е р ы х о р о м: Спокой-
ной ночи.
Э х о: Спите сладко.
Профессор ложится на пол, остальные тоже
ложатся и засыпают.
С о н
тихо плещет океян
скалы грозные ду ду
тихо светит океян
человек поет в дуду
тихо по морю бегут
страха белые слоны
рыбы скользкие поют
звезды падают с луны
домик слабенький стоит
двери настежь распахнул
печи теплые сулит
в доме дремлет караул
а на крыше спит старуха
на носу ее кривом
тихо ветром плещет в ухо
дует волосы кругом
а на дереве кукушка
сквозь очки глядит на север
не гляди моя кукушка
не гляди всю ночь на север
там лишь ветер карабистр
время в цифрах бережет
там лишь ястреб сдыгр устр
себе добычу стережет
П е т р П а в л о в и ч:
Кто-то тут впотьмах уснул,
шарю, чую: стол и стул,
натыкаюсь на комод,
вижу древо бергамот,
я спешу, срываю груши,
что за дьявол! это уши!
Я боюсь, бегу направо,
предо мной стоит дубрава,
я обратно так и сяк,
натыкаюсь на косяк,
ноги гнутся, тянут лечь,
думал: двери — это печь,
прыгнул влево — там кровать,
помогите!…
П р о ф е с с о р (просыпаясь): Ать?..
А н д р е й С е м е н о в и ч ( вскаки-
вая): Ффу! Ну и сон же видел, будто нам всем
уши пообрывали. (Зажигает свет.)
Оказывается, что, пока все спали, прихо-
дили Петр Павлович и обрезали всем уши.
Замечание милиционера С е р е ж и:
— Сон в руку!
Март-апрель 1929 года
