Отпраздновала 3 марта национальный праздник - День освобождения от османского ига. 

Власти Болгарии пригласили на торжества в честь освобождения страны от османского ига президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, при этом не выслав приглашение президенту РФ Владимиру Путину. Об этом сообщают болгарские СМИ. Причиной такого решения стало политическое сближение Софии с Анкарой. Как отмечается, одним из главных аргументов, якобы, является то, что в Болгарии погибли больше турецких солдат, чем русских. С 1396 по 1878 год Болгария входила в состав Османской империи. В результате победы России в русско-турецкой войне 1877–1878 годов был подписан Сан-Стефанский договор между Россией и Османской империей. Договор признавал независимость Сербии, Черногории и Румынии, а их территория увеличивалась. Босния и Герцеговина должны были образовать автономную область. Создавалось новое автономное славянское княжество на Балканах — Болгария, которое включало этнические болгарские территории в Мезии, Фракии и Македонии. Болгария должна была два года находиться под русским управлением, после чего получить полную автономию, выплачивая Турции номинальную дань. В Болгарии этот день является национальным праздником.

 Поздее болгарский МИД  заявил, что не приглашали глав иностранных государств на официальные мероприятия по случаю празднования 138-й годовщины освобождения Болгарии от османского ига. В мероприятиях примут участие главы дипломатических миссий, аккредитованных в Софии.

Но красиво подали. ))))) В связи с этим тряхнем стариной. )))

В Болгарию с любовью: панславизм вчера и сегодня

Совокупность представлений о Болгарии у среднестатистического русского человека, если такой на самом деле и существует, видится следующей: «Болгария – не заграница», «Болгарский слон – младший брат русского слона», «Болгарский перец вкусен и полезен», «Стоит над горою Алеша, Болгарии русский солдат». Экономически активные граждане, вероятно, достаточно осведомлены о привлекательных ценах на недвижимость черноморских курортов от Балчика до Созополя; патриотически настроенным знатокам истории, вероятно, ласкают слух слова «Шипка» и «Плевна», а православным уж совершенно точно должен быть близок сердцу знаменитый монастырь святого Иоанна Рыльского. Болельщики «Спартака» от себя добавят, что в Варне тоже есть «Спартак», основанный даже еще раньше «Спартака» московского, а самые рьяные фанаты-спартачи, не пропускающие ни одной новости о клубе и его владельцах, должны быть в курсе болгарских интересов компании Лукойл.
Собственно, такими видятся расхожие представления по-родственному близкой нам стране, которая когда-то входила в контролируемые из Москвы блоки «Варшавского договора» и СЭВ, что позволяло ее считать чуть ли не еще одной республикой СССР. На территории Болгарии в течение недавних полутора сотен лет погибло порядка полумиллиона русских и советских солдат. Одно ясно: болгарский извод славянского мифа, столь важного для отечественной внутренней политики XIX века и, собственно, для понимания краха Российской империи и восстания из пепла нового имперского проекта в ностальгическом образе СССР, этот болгарский миф пока спит или, если точнее сказать, в системе нынешних политических коммуникаций все еще не задействован.
Собираясь минувшим летом на Черное море в свой любимый Несебр, ваш корреспондент поделился планами с одной своей знакомой – большой ценительницей европейского отдыха, имеющей квартиру в Барселоне, легкой на подъем, все «длинные» выходные проводящей то в Баварии, то в Андорре, то в Париже. Этакой новой-европейской-русской барышней.
- Зачем тебе эта вонючая Болгария, - сказала автору его приятельница. Она именно так и сказала – «вонючая Болгария», а потом добавила: - Это же еще хуже чем «совок». Поезжай в Италию. Там море и вино (и дичь, - мысленно добавил ваш корреспондент – но только мысленно).
Конечно, мы любим девушек не за то, что употребляют они в своей речи слова в роде «вонючий» или не употребляют, а, например, за глаза. Ну а потом, конечно, за чистоту речи. Вот и ваш покорный слуга к своей приятельнице относится с большой кротостью, не обращая внимания на ее высказывания, зачастую вздорные по форме, но поразительно точные по существу. У нее очень красивые глаза, у этой приятельницы, в последние годы подернутые еще и барселонской поволокой. Но автор любит Болгарию и Несебр, поэтому при выборе места отдыха с ней в этот раз не советовался.
Но в этом «вонючем-почти-совке» легко узнаваем отголосок того великоросского высокомерия, которое присуще очень многим нашим соотечественникам и которое, к сожалению, в быту остается незамеченным и, искоренению пока не подлежащим. «Россиянам» очень нравится быть инаковыми – все рассудить по-своему, всему дать оценку, всех сделать нам должными. Европейцев мы заслонили от монгольского нашествия и они нам должны, а потом спасли от фашизма – и они снова нам должны. Славянские страны мы спасли от турок-магометан (и от немцев-фашистов) – потому они нам должны два раза. Спасем от грядущего кризиса бесплатным газом – и долг пойдет на третий круг. Русский пограничник заслоняет Среднюю Азию от афганского наркотрафика, финнам продаем дешевый алкоголь, у Польши не оспариваем полстраны, хотя могли бы, Украине подарили Крым – пусть подавятся – но все равно должны, раз газ к тому же дешевый. Нам должны японцы, китайцы, южные осетины, абхазы, народы севера, народы Кавказа. Чтобы они все делали без нас, без великой России. Должны, должны, должны.
Следует признаться: все идейные внешнеполитические конструкции для России и в царский, и в советский период носили характер в первую очередь внутреннего употребления. Отсюда так быстро нас забывают «там», и так болезненно воспринимается это забывание «тут». Использование их «сейчас» для России и вовсе губительно. Вместо строительства своего собственного государства русский народ – если такой вообще существует – постоянно переживает одну и ту же травму, связанную с придуманными и не реализованными амбициями его собственной власти. Мы все становимся заложниками этих неуклюжих ожиданий – и не в мягкой пушкинской версии «разбитого корыта», но более жесткой – булгаковской версии «разрухи в клозетах».

Но что лежит в основе этой великоимперской мифологии, которая тешит самосознание некоторых сограждан и так определенно мешает при понимании других народов, стран, регионов – других культур, традиций и чужих – их собственных – интересов? Думается, что ничего и не лежит, ничего, кроме желания властей – сначала имперских, а потом советских, – с помощью этой мифологии придать себе дополнительную легитимность, добавляя ее к традиционной легитимности штыка и нагайки.
Первое общество «Соединенных славян» возникло в России в 1823 году. Это была часть печально известного декабристского движения, возглавляли ее братья Борисовы. Воспоминания о «Славянах» содержатся в знаменитых «Записках декабриста» А.Е. Розена (1799-1884) [9]. Считается, что у них – аристократов по рождению и масонов по духу – была восьмиугольная печать по числу славянских племен [8, c. 83]. Славянская идея не родилась на пустом месте. Начало XIX века было той эпохой, когда, собственно, и зародился национализм как идеология и направление мысли, как точка включения политической мобилизации. Это движение было общеевропейским: первыми к национальному соединению устремились итальянцы и немцы, а вслед за ними и славяне. «В национальном движении обнаруживались самые глубокие инстинкты народной жизни», - писал в 1878 году исследователь панславизма, русский литературовед и этнограф Александр Николаевич Пыпин (1833-1904) [8, с. 4].
Разницу между национализмом германским и славянским попытался сформулировать чешский филолог Любор Нидерле (1865-1944): «Славянский национализм был всегда иным, чем властолюбивый и узурпаторский национализм германцев, страстно стремившийся к власти над всеми» [6, с. 587]. Его слова стали буквально провидческими накануне германской националистической агрессии 30-40-х годов XX века. Но мог ли кто-нибудь тогда, в начале XX века, гарантировать, что при ином развитии европейского национализма свой бесчеловечный лик не показали бы фашизм сербский или, не дай Бог, даже русский, осененный величием романовской империи?
Состоявшийся в 1867 году в Москве славянский конгресс фактически оформил статус лидерства России в славянском движении. Тому было простое объяснение – считалось, что раз русские единственными из всех славянских народов имеют собственное государство, стало быть, в славянской семье являются народом передовым и должны выполнять функцию старшего брата. За 20 лет до этого, в 1848 году, в Праге прошел первый Пан-славянский конгресс, на котором, собственно, славянский вопрос и был впервые озвучен в качестве национальной идеи.

К середине 70-х годов XIX века славянская проблема уже являлась общеевропейской. Славянские народы находились в составе Австро-Венгрии и Турции. Стремление к их независимости в открытую лоббировалось в российской публицистике и тайно – российской дипломатией. Россия стремилась к контролю за проливами между Черным и Средиземным морями, новая война с Турцией была делом времени.. Русско-турецкая война, как и любая другая война для России, обнажила множество проблем – от экономических до политических. Болгарская кампания стоила России колоссального напряжения и громадных человеческих жертв, но главной цели русское правительство так и не добилось. Болгарское княжество в составе Порты идти тропой российской внешней политики отказалось. После войны в российско-болгарских отношениях наступил тяжелый период отчуждения. Попытки сменить власть путем вооруженного переворота ни к чему не привели. Реки крови русских солдат стекли в Черное море и так канули в вечность. Теперь у нас считается, что мы – русские – освободили Болгарию. Но спросите самих болгар – что думают по этому поводу они?
Государственная идеология Российской империи, основанная на триаде «Православие, самодержавие, народность», в своем внешнеполитическом варианте вместо «народности» подразумевала «панславизм» [5, с. 61-62]. И эта же националистическая «братская» идеологема была удачно встроена в комплекс советской пропаганды, оправдывавшей фактическую оккупацию восточно-европейских стран в период после второй мировой войны. Интересно, что все проблемы 80-90-х годов XIX века, связанные с новыми правительствами славянских стран – Болгарии и Сербии – для России советского периода в точности повторились, только уже во взаимоотношениях с Чехословакией, Венгрией и все той же Сербией-Югославией. Российское (а затем и советское) правительство, обращаясь к национальному чувству «братьев-славян» в какой-то момент теряло контроль над ситуацией. Вновь образованные страны – Болгария и Сербия - были благодарны России за оказанные услуги в области достижения суверенитета, но дальнейшее свое развитие стремились координировать с собственными национальными интересами. Тогда как «большой брат» рассчитывал на большее – на следование курсом пророссийским, настаивая на участии в проектах преимущественно приоритета российского. Общая глобальная национальная идея неизбежно порождала (и будет порождать) идею местную, которая будет противоречить этой идее общей. Именно это и случилось в период после так называемого «освобождения Болгарии от турецкого ига» 77-78-го годов XIX века, когда спустя десятилетие одержимые своими «великими идеями» Болгария и Сербия не только пренебрегли генеральным курсом российской балканской политики, но и вступили в войну между собой за Восточную Румелию. Для правительств Болгарии и Сербии, буквально понимавших декларируемую помощь России как «братскую», хотелось видеть Россию как покровительницу дальнейшей экспансии: один раз запущенный маховик «национальной гордости» не мог просто так замереть. «Нация» требовала государственных границ, экономических и политических преимуществ перед «иными». И если Россия стремилась «привязать» к себе болгарское княжество, подчинить болгарскую политику своим интересам, то перед самой Болгарией «стояла цель создания независимого государства с поглощением национальных территорий» [4, с. 84]. Россия, способствуя пробуждению национального самосознания, способствовала созданию образа «Сан-Стефанской Болгарии», сама же не смогла его воплотить в жизнь.

Интересно, что как и в XIX веке, так и в XX – при усмирении венгерского, а затем и чехословацкого самоволия – для России была характерно обращение к народам этих стран напрямую, с недвусмысленными обвинениями действующих властей в измене национальным и народным интересам этих стран. «Одним из основных концептов внешнеполитической деятельности Петербурга по отношению к Софии и Белграду, - считает историк, исследователь русской политики на Балканах Д.В. Никоноров, - была уверенность в том, что Россия защищает интересы освобождения его народов, а не правительства этих стран, которые предали Россию, а, следовательно, - интересы и чаяния своего народа» [7, с. 27]. Россия, как центральный стержень панславянского проекта всегда мыслила себя главным выразителем этой общей идеи. Вполне естественно, что на Западе это виделось только как обоснование для экспансии и стремления к господству во всем славянском мире, очертания которого проступали сквозь границы соседних государств. «Запад живет в той уверенности, что мы затаили в себе завоевательные стремления и ждем удобной минуты, дабы расширить свои владения за счет единоплеменников» [1, с. 15]. По большому счету, это и была борьба за передел мира, но никто в России, по крайней мере, от властей, не мог этого артикулировать с такой однозначностью. Мы и сами не понимаем, кто был такой русский царь Александр III – царь-миротворец, или царь-варвар, от имени которого содрогались кабинеты европейских столиц?
Русские журналы 1877-80-го годов, сначала широко освещавшие болгарскую кампанию, а затем пытавшиеся по горячим следам проанализировать трагизм той войны, полны на редкость точными и абсолютно актуальными для сегодняшнего дня комментариями. Даже больше чем актуальными: теперь они видятся в качестве ориентиров какого-то сумеречного круга, по которому ходит наше общество в своих иллюзиях и неоправданных мечтах о «величии».
«Особенно приводило в то время в негодование то, что именно у турок оказалось превосходство в вооружении. Будь война с французами, австрийцами, немцами, рассуждали военные люди, куда ни шло, сам Бог велел, чтобы у них было лучше: они и старше, и умнее нас, и контроля у них больше, ну, а ведь турки что! – народ дикий, невежественный, сгнивший труп, как любят выражаться иные публицисты, а смотришь – у этих дикарей, у этого сгнившего трупа некоторые части военной организации обставлены лучше, чем у нас. Правда, мы победили, но никогда не нужно забывать, что мы победили громадным превосходством сил, да несравненными природными свойствами русского солдата, не признающего для себя никаких препятствий в борьбе с врагом», - писал очевидец боев под Плевной и Шипкой Евгений Исакович Утин (1843-1894), военный корреспондент «Вестника Европы» [11, с. 700].
Этот отрывок как в зеркале отражает особенности русской идеологии: мы, русские, младшие братья европейцев, а турки – поганый народ, язычники, сгнивший труп. У них, европейцев, порядок, а нам уступать турчину негоже ни в чем.
Тем не менее, национализм в качестве государственной идеологии затрагивает ту сферу, где плотно соприкасаются интересы государства и общества. Это при всей свой реакционности – мотив национальный всегда мотив мобилизующий: когда «наших бьют», мы «своих не бросаем». Реакционер Катков, прославленный своим перехода из либерализма в охранительство, подобно своему идейному предшественнику Фаддею Булгарину, очень чутко отреагировал на национальную тематику, встав под российские знамена как православный патриот-славянин. «Представляется, что в области внешней политики Катков видел ту сферу, в которой в наибольшей степени выражались общенациональные идеалы, идеи, могущие объединить различные слои общества, власть, народ» [12, с. 18], - считает современная исследовательница В.М. Хевролина, и с этим сложно поспорить. Но где тут плюс, а где минус, и, главное, кто возьмется расставлять эти знаки?

Считается, что свой пик панславизм как учение прошел в конце XIX века. И те не менее, следует признать, что эта мощная националистическая идея заложила динамит под многие государственные образования на территории восточной Европы. Первый раз «рвануло» в 1917 году, когда Российская империя не смогла справиться со своим собственным представлением о величии. Затем – в 80-е годы минувшего столетия, когда распались восточные блоки Советского Союза, а затем рухнул он сам, не выдержав бремени поддержки «братских» славянских сателлитов. И в третий раз – когда полыхнул огонь братоубийственной войны на Балканах, приведший к распаду Югославии, которая – если вспомнить, – и создавалась как славянский национальный проект, от России теперь уже не зависимый и пытавшийся реализовать один из видов панславизма.
Чрезвычайно важными и показательным представляются рассуждения Ильи Каменского (р. 1875) о развитии европейского национализма, опубликованные в брошюре «Панславизм, пангерманизм и панроманизм в XX в» [2], фактически обосновавшего возможность создания славянского военно-политического блока на основе защиты общих культурных и экономических интересов. Каменский вообще смотрел на вещи шире, говоря о необходимости создания трех мощных блоков на территории Европы: «Надо стремиться к культурному, а если возможно, то и к политическому единению (в виде трех союзов одноплеменных государств – Staatenbund’ов) Романских, Германских и Славянских народов» [2, с. 7]. Именно эта тройственная конфедерация и могла бы предотвратить, по мнению публициста, столкновение народов, перед тем как будут разрублены, «по примеру Александра Македонского», вновь образованные европейские «Гордиевы узлы».

Говоря о панславизме как об ослабевшей, но все-таки действующей идее, следует задаться вопросом: а какой образ России можно было бы предложить в качестве стержня для нового, гипотетического, объединения славян? Какой аромат, условно говоря, мог бы быть привлекательным для этой самой Болгарии, которая до сих пор кажется нашим самодовольным согражданам «вонючей», хоть и младшей «незаграницей»? И собственно, кто у кого на самом деле может поучиться в области организации городского пространства, деятельности социальных и сервисных служб? Где, в конце концов, больше государства – в маленькой, но гордой Болгарии, или у «вставшей с колен» великой России?
Стариной и величием Несебр даст фору любому русскому городу. Этот маленький город-полуостров – шириной 300 метров, а длиной 850 – один из считанного числа европейских поселений, чья история насчитывается более трех тысяч (!) лет. При этом, Несебр – не город развалин, но живой и развивающийся город, в котором есть абсолютно все для современной жизни. А уж с российской глубинкой и сравнивать нечего.
В 60-х годах XX века при археологических раскопках в северной части полуострова были найдены фрагменты глиняных сосудов с особым типом орнамента, а так же основы жилищ, что все вместе помогло датировать первые поселения 1200 годом до н.э. [3, с. 5]. Античные авторы свидетельствуют, что колония Месамбрия была основана дорийскими колонистами в последнее десятилетие VI века до Р.Х. Наибольшего расцвета Несебр достиг в период Второго болгарского царства (XII-XIV века н.э.). В эти же годы Несебр становится культурным и духовным центром, а с XIII века – столица черноморской митрополии. В Несебре насчитывается 40 церквей, из них данные есть по 23, а музеев под открытым небом организовано порядка 15. Город окружен старыми стенами, которые частично восстановлены. Проходя по его улицам, можно столкнуться с наследием самых различных эпох и цивилизаций: болгарские церкви соседствуют с греческими амфитеатрами и храмами, античные колонны расставлены по всему городу рядом с поднятыми с морского дна старыми якорями – каменными античными и металлическими средневековыми. Символ города – ветряная мельница – неподвижностью своих крыльев словно указывает на застывшее время Несебра.

И нельзя сказать, что его жителей это сильно угнетает. Практически все жители так или иначе связаны с туристическим бизнесом. Город полон гостиницами и гостевыми домами, по своему уровню сервиса ничуть не уступающих европейским стандартам гостеприимства. Конечно, смысл путешествия в Несебр – это возможность общения с жителями на равных, в качестве знакомого, а не случайного прохожего. Посидеть вечером на лавочке и поболтать обо всем на свете, заодно попытаться понять, о чем думают эти самые братья-славяне, чем живут, чему радуются и чему огорчаются. «Русский и болгарин братья на век», «Русские завоевали Болгарию, а потом подарили немцу», «Горбач-предател» - в этих нехитрых формулировках представлена вся двухсотлетняя история болгаро-российской дружбы. И сквозит в них одна глубокая обида, которую не историки открывают в своих исследованиях, и не политики водружают на знамена, а та боль, которая саднит у болгар не меньше, чем саднит у русских.
- Вы, русские, очень высокомерные, - говорил мне дядя Жора, бывший знаменитый футболист, а ныне владелец небольшого отеля. - Как будто весь мир вокруг вас крутится. Как же Путин вас обижает, что вы на всех свою злобу срываете, - смеется дядя Жора, поглаживая свое больное колено.
- Раньше русские как напьются, так смеются. А теперь злые стали, угрюмые, - словно подслушала наш разговор переводчица и экскурсовод Зоия. – Я уже двадцать лет работаю, с тех пор, как Советского союза больше нет. Я была инженером на металлургической фабрике, но всю жизнь мечтала изучать историю.– Зоия говорит без малейшего акцента. Внешне она похожа на обычную русскую женщину средних лет. То есть вообще она и есть эта самая русская обычная женщина средних лет, только болгарской национальности. – Я давно вас, русских наблюдаю. Я очень люблю Россию. Так мечтала побывать в Ленинграде, так мечтала… Зато сейчас много таких русских, которые на англичан больше похожи. Говорят по-английски, словно стесняются того, что они русские. Тяжело вам. У вас же Путин, - говорит она сочувственно через паузу. – А еще я знаю, что многие русские недовольны, что у нас ликвидируются памятники советского периода. Вы думаете, что это ваши памятники. Но вы не представляете, какой трагичный след они для нас выражают, как больно смотреть на эту память. Это были очень плохие времена для Болгарии, очень плохие. Я знаю больше других. Мой папа всю жизнь в болгарском КГБ работал. Так что я знаю, о чем говорю. Было очень много неправды, много плохого, что от нас советские требовали. Но пришло время, и мы, болгары, живем своей головой. Очень бедно, очень тяжело, но живем сами. Дай Бог и вам самим жить, ни от кого не зависеть, ни от Путина, ни от Америки, ни от кого.
- Я очень люблю сериал «Бригада», - делится менеджер соседнего отеля Владимир Ж., с которым мне удалось подружиться за время несебрских каникул. – Мы вообще очень любим русские новые фильмы. Они словно про нас, про болгар. Очень близкие и понятные нам. Очень много хулиганов и бандитчики, но у нас было так же. Весело и страшно!
Владимир, по его словам, к своим 27 годам объехал полмира. Он свободно владеет английским языком, поэтому часто сопровождает кого-то из представителей бизнеса – «биг босс», так он их называет – в коммерческих поездках. Два раза был в Китае, и несчетное количество раз – в европейских странах. Его друг Красимир полгода работает в Болгарии, на полгода уезжает в США, там у него девушка, они собираются пожениться. Красимир болеет за английский «Ливерпуль», тоже свободно говорит по-английски, прилично говорит и по-русски. Загорица Н., обслуга в нашем отеле, живет в 30 км от Несебра, в небольшой деревне. По ее словам, за пару месяцев до наступления туристического сезона у них наступает голод. Накопленные деньги заканчиваются, работы нет в принципе, свое хозяйство не слишком кормит. – Очень, очень бедно живем, - вздыхает Загорица. – Но ведь как-то живем? Никому не легче. Просто кто-то бедный, а кто-то богатый. Но я не жалуюсь. У нас жаловаться не принято, - уже не вздыхает, а смеется она.
Говорить по-русски в Несебре очень легко. Практически все старшее поколение сносно владеет русским языком. В новом городе, неподалеку от Солнечного берега, есть специальные павильоны, в которых в течение дня любой турист может получить консультацию и даже помощь на русском языке. Вам подскажут, как лучше проехать, как сэкономить на питании, где лучше купить одежду, порекомендуют ресторан с дешевым питанием, предложат телефон авиакомпании, которая организует чартерные перевозки между Россией и Болгарией. Всем давно известно, что русские любят транжирить, но экономить предпочитают исключительно на мелочах.

С точки зрения организации пространства этот крошечный город-крепость-курорт может дать фору, вероятно, многим более крупным городам с бюджетом и поболее. К тому же – ну какой у Несебра бюджет? Если бы не ЮНЕСКО, многое бы осталось не реализованным и лежало в руинах. Но Несебр занесен в список объектов мирового наследия, поэтому это в первую очередь город-музей. Шагу не удается сделать, чтобы не уткнуться в какую-то достопримечательность. И все в таком изумительном состоянии, что наши древние города – Кострома, Псков, Новгород, Владимир – должны рыдать от черной зависти: ну почему какой-то крохотный и ничтожный городишко, практически «черноморск», может так сам себя обустроить, а мы, такие великие города – мать-перемать городов русских – не можем. И дело совсем не в климате. Он вообще ни при чем, когда речь идет о единообразии застройки, об организации парковок и туристического обслуживания.
Для болгарской архитектуры характерен определенный стиль декора. И все новые постройки стремятся этот стиль поддерживать. Он прост: три линии красных кирпичей на белом спокойном фоне. И нет ничего приятнее, чем в летний знойный день бродить по новому городу и отмечать эти неброские, но важные знаки культурной и эстетической преемственности.

О парковках так же стоит сказать несколько слов. По всему городу установлены табло, указывающие, где на какой парковке в режиме реального времени есть свободных мест. И любой автомобилист может заранее спланировать, где ему лучше остановиться. К тому же сами стоянки так встроены в городской пейзаж, что совершенно не видны прохожему. Они небольшие, но очень удобные – как самим автомобилистам, так и туристам, которые желают любоваться на достопримечательности, а не на причуды цивилизации. Почему бы не позаимствовать этот опыт городского хозяйствования нашим малым городам – там, где стагнация не совсем вогнала в гроб какие-то сохранившиеся атавизмы самоорганизации в нашей вертикально перегруженной жизни.
Глядя на комфортное и, по своей сути, предназначенное для человека, а не для чиновника, городское планирование, поневоле задумываешься: а какой же такой образ «Великой России» мы можем выгодно «продать» нашим славянским братьям? Или кроме «Бригады» и сокровищ затонувшей яхты Абрамовича у нас в наличии пока что ничего нет? Где же то «русское море», в котором, по мысли Пушкина, должны были слиться «славянские ручьи»?
Мы – русские – позволили себе придумать каких-то других себя, и нам уже давно никто не верит. Мы врем и путаемся. Меняем идеологии как парики. Но кто же мы такие на самом деле?

Примечания:
1. Бор-нъ Мих. Всеславянское братство (панславизм). – Петроград. Печатная Е. Евдокимова, 1892. – 64 с.
2. Каменский И.В. Панславизм, пангерманизм и панроманизм. Посвящается участникам Гаагской мирной конференции. – Одесса, 1902. – 52 с.
3. Кияшкина Петя. Несебыр. Тысячелетний город. – Варна: Славена, 2010. – 48 с.
4. Косик В.И. Время разрыва. Политика России в болгарском вопросе 1886-1894 гг. – М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1993. – 99 с.
5. Лапина И.М. Некоторые проблемы становления и развития «Великой идеи» на Балканах (вторая половина XIX – начало XX вв) // Нация и национальный вопрос в странах центральной и юго-восточной Европы во второй половине XIX – начале XX вв). – М.: 1991. – 63 с.
6. Нидерле Любор. Славянские древности / пер. с чешского. – М.: Культурный центр «Новый Акрополь», 2010. – 744 с.
7. Никоноров Д.В. Роль идей «Великой Сербии» и «Великой Болгарии» в Балканской политике Российской империи в 1878-1908 гг. Диссертация … кандидата исторических наук. – М.: МГУ, 2004. – 172 с.
8. Пыпин А.Н. Панславизм в прошлом и настоящем (1878). – М.: АКИРН, 2002. – XX, 195 С.
9. Розен А.Е. Записки декабриста. – Спб, 1907.
10. Семевский В.И. Политические и общественные идеи декабристов. – Спб., типография Первой Спб. Трудовой артели, 1909. – XII, 694 С.
11. Утин Е.И. В Болгарии. Из заметок и воспоминаний. // Вестник Европы. – 1879. №2.
12. Хевролина В.М. Власть и общество. Борьба в России по вопросам внешней политики 1878-1894 гг. – М.: Институт российской истории РАН, 1999. – 316 с.
Иллюстрации:
1. Торжественный въезд русских войск в Софию. Литография П.Н.Шарапова 1878г. Государственный исторический музей.
2. Эпизод из битвы и взятие Плевны 28-го ноября 1877 г. Рис. Глемарек 1877г. Государственный исторический музей.
3. Скобелев в бою под Шейновым. Лубок. 19 век.
4. Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой. Холст, масло Верещагин ВВ. 1878-79 гг.
5. Большой Государственный Герб Российской империи. Б.В. Кёне. 1882 г.
6. Карта с обложки брошюры Каменский И.В. Панславизм, пангерманизм и панроманизм. Посвящается участникам Гаагской мирной конференции. – Одесса, 1902. – 52 с.
7. Несебр, крепостная стена (фото автора)
8. Несебр (фото автора)
9. Несебр, парковка (фото автора)

Алексей Миноровский

http://www.russ.ru/