Только 2 - потому что  о каждой можно говорить и говорить
 Так что, предоставляю  слово самому художнику, я же писала, что он еще и прекрасный рассказчик.

Мои предки - граждане Тифлиса:

"Это эскиз картины, которая так и не была написана. На ней изображены мои бабушки, дедушки, прабабушки и прадедушки с отцовской и материнской сторон. В верхнем левом углу - прадедушка, он был генеральным директором фирмы Зингер в Тифлисе. В центре, женщина в черной шляпе, его дочь, моя бабушка с отцовской стороны, для нее существовала только одна профессия - художник (в крайнем случае - скульптор). Она считала, что ее заслуга что мой дедушка стал народным художником и что мой отец и я тоже художники. Слева пробабушка и прадедушка с отцовской стороны. Справа внизу прадед и прабабушка с материнской стороны, они бежали из Турции во время геноцида армян. Вверху справа родители моей мамы. На картине не хватает одного персонажа, жены директора Зингер. Несмотря на то что она прожила долгую жизнь, я ее единственную застал из того поколения, у меня нет ее фото, несмотря на то что у нее было шесть детей и она была дочерью иранского дипломата и осетинской княжны. Мне очень жаль но Анны Абас-хан на моей работе нет. Может быть поэтому я не написал задуманной картины. Неполный состав."

Пиросмани в тифлисском трактире :

"В образе Пиросмани

Это было несколько лет тому назад, накануне праздника Тбилисоба, посвященного Старому Тбилиси. В этот день начинаются гуляния, кутежи. По городу ходят ряженные в национальные костюмы, слышна музыка шарманщика и национальных музыкальных инструментов. Всюду чувствуется запах шашлыка и вина. Короче, люди веселятся и испытывают ностальгию по Тифлису 19 века. В тот октябрьский день ко мне пришел мой друг Миша, и как всегда с какими-то идеями, большинство которых мне кажутся бесперспективными и нереальными.
-Джованни, только что иду с ресторана "Никала", -начал Миша,- Директор ресторана уговаривал одного актера стать на улице перед рестораном и делать вид как будто рисует и он должен быть одет как Пиросмани. Они что то не догаворились,актер попросил слишком большую сумму.
- Миша, а зачем для этого нужен актер,-сказал я,- я смогу стать перед рестораном и даже писать буду по настоящему. Оденусь как Пиросмани и пусть директор накроет там стол и будем кутить за его счет, а затем деньги за роль возьмем и разделим между нами.
Мише моя идея понравилась и он пошел договариваться с директором ресторана "Никала" названным так в честь Пиросмани, которого называли не иначе как Никала. Через полчаса Миша был уже у меня с положительным ответом.
-Директор согласился на наше предложение, он хорошо заплатит и накроет стол.-поспешил меня обрадовать Миша.
Я вытащил из шкафа старую черную шляпу отца, надел свою черную вильветовую толстовку, на шею привязал вишневого цвета бант, взял мольберт триножник, маленький этюдник  и пошел с Мишей "на работу". Идя по проспекту Руставели по направлению к ресторану, который находится близко от моего дома, я заметил, что люди обращали на меня внимание, и даже не зная о нашем проекте , произносили имя "Пиросмани" и указывали на меня пальцем. Подойдя к ресторану , я не теряя времени, выбрал место где встать и вид который решил написать. Должен сказать, что я подошел к этюду всерьез, и не как актер, а как художник. Не обращая внимание на прохожих и постаравшись слегка забыть зачем я нахожусь здесь,я принялся писать проспект Руставели и постарался чтобы в этюд попала также и часть ресторана. Вскоре рядом со мной был накрыт большой импровизированный стол с традиционными грузинскими блюдами и большим колличеством кахетинского вина. Пока я писал этюд, стол заполнили завсегдатаи ресторана и проспекта во главе с директором и Мишей и начался настоящий кутеж под музыку с тифлисскими мотивами. Прохожие подходили ко мне и просили сфотографироваться с Пиросмани, ко мне обращались не иначе, как Никала. То ли потому, что сильно вошел в роль(по системе Станиславского) или по причине выпитого вдоволь крепкого кахетинского, я действительно в какой-то момент почувствовал себя Пиросмани и только мой реалистический пейзаж, который начал уже у меня двоиться ,  напоминал, что я не Пиросмани, а Джованни. Когда же я выпил очередную пиалу вина, то пейзаж уже начал троиться в глазах. Наконец и "мероприятие " и этюд закончились, мы пошли домой, предворительно получив гонорар за выступление, из которого я дал моему "импрессарио" его долю. Обрадованный Миша побежал к директору договариваться также о приобретении и пейзажа, надеясь и там получить свои комиссионные. Но с директором не удалось договориться относительно цены. Правда, через некоторое время работа хорошо продалась и "ушла" в Англию.
Вспоминая тот эпизод мне становится одновременно и забавно и грустно. Забавно, что мне, сыгравшему роль Пиросмани, заплатили намного больше, чем платили самому Пиросмани. А грустно по той же причине. Ведь если бы бедному Пиросмани за его картины заплатили бы также, как мне за тот этюд, который я писал е его обличии, то бедный примитивист не кончил бы жизнь так печально." (http://www.proza.ru/)