Фото: Ezequiel Scagnetti/ezequiel-scagnetti.com

И, воспев, пошли на гору Елеонскую. Тогда говорит им Иисус: «Все вы соблазнитесь о Мне в сию ночь, ибо написано: поражу Пастыря, и рассеются овцы стада»

Мф. 25:30-31

   

Старинная мудрость говорит: разделенное горе – половинное горе. Мы благословляем руку, помогающую нам нести сужденный нам крест. Если даже друг наш, подобно друзьям Иова, приближаясь к нам на развалинах нашего счастья, при гробе наших близких, не приносит нам ничего, кроме слез сочувствия, кроме увядающего венка, мы никогда не забудем такого друга.

Но и то справедливо, что неразделенное горе – двойное горе. Именно на эту черту страданий Спасителя хотим мы обратить наше внимание. Он был одинок в страданиях Своих, никто не понимал Его, никто не поддерживал Его, Он бремя Свое нес одиноко. «Вы Меня оставите одного», – в этом одно из самых горьких обстоятельств страданий Христовых.

I

Не только на Страстном пути Христос одинок, Он одинок на протяжении всей Своей жизни. Уже тогда, когда Отрок Христос во храме говорит Матери Своей и Иосифу: «Зачем было вам искать Меня? Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему» (Лк. 11:49), Он сознавал Свою обособленность, одиночество. Уже тогда Его душу объемлет сознание непонятости: «…Но они не поняли сказанных Им слов» (Лк. 11:50). Так проходит Его юность, одинокая, непонятая.

На пороге мужества встречают Его искушения в пустыне. Вместо пути смирения, лишений, креста, к которому звал Его долг, предлагается Ему путь широкий, удобный, исполненный удовольствий, чести и власти. И опять Он одинок, без друга, без помощника, заступника, советника, В одиночестве совершает Он подвиг героической борьбы и победы. Но не только в безлюдной пустыне, а посреди многотысячной толпы, сопровождающей Его, внемлющей Его слову, приемлющей от Него исцеления, воскрешение мертвых, насыщение, – Он неизменно одинок и не понят. Чудесно насыщенная толпа в непонимании своем готова провозгласить Его царем земным.

Одинок Он посреди учеников Своих, Так, после речи, обращенной к сорока избранным, раздаются голоса: «Какие странные слова, кто может это слушать?» (Ин. 6:60), и многие начали отходить от Него. Одинок Он даже посреди апостолов Своих, то спорящих о первенстве (Мф. 20:20-28), то в ложной ревности просящих призвать огонь с Неба, чтобы попалить пренебрегающих Господом (Лк. 9:52-56). Или когда Он говорил, что Сын Человеческий будет предан в руки человеческие, «…они не поняли слова Его, и оно было закрыто от них» (Лк. 9:44-45).

Может, кто-либо скажет, что в этом отношении участь Спасителя такова же, как участь всех тех, кто стоит выше своего времени и своего народа. История знает одиноко совершающих свой путь правителей, мыслителей, поэтов, художников, которые на целую голову выше своих современников, которые высятся над общим уровнем, как гордые, горные вершины над уровнем равнины, с которых видят всё глубже и шире, чем очи обыденных обывателей, беспечно резвящихся на жизненной дороге. Кто умел опередить свое время, тот, подобно путнику, поднявшемуся на недосягаемую для современников горную высь, оторван от окружающих, оставшихся на равнине обыденщины.

Но многие ли переживают свое одиночество так, как Спаситель? Обычно сама эта возвышенная отчужденность тешит их, их услаждает то, что их толпа не понимает, они презирают эту отсталую толпу, они живут тщеславной надеждой, что грядущие поколения поймут и оценят их. Христос далек от всего тому подобного. Здесь мы видим Высочайшего, Который по безмерной любви к человеку сошел с небесных высот в юдоль человеческой скорби, бед, унижений, тьмы, греха, чтобы стать Спасителем, Ходатаем, Избавителем, сострадательным Первосвященником любви.

Как магнит притягивает к себе железо, так Его сострадательная любовь влечет к себе всех труждающихся, обремененных, униженных, погрязших в грехах, пороках, всех погибающих, причем влечет к Себе стопою нежною, смиренною, любящею кротостью, чтобы трости сокрушенной не стереть и льна куряща не угасить, чтобы всех спасти, чтобы и тех, кого обыденщина считает уже погибшими, пропащими, возродить, воскресить из духовной смерти. То слово, которое Он проповедует, то дело, которое Он делает, всегда чуждо высокомерной гордыни, всегда проникнуто святой любовью. Он всегда подобен любящей матери, ищущей, кличущей, жалеющей своих заблудших, отставших детей. Он всегда готов их принять и согреть, и сохранить под крылами любви Своей.

На такого рода зов не найти отклика в сердцах зовомых и искомых… это значит пережить одиночество Христа. Одинок Моисей среди своего народа, свыкшегося с ярмом рабства и по освобождении тоскующего по мясам египетским и ропщущего на освободителя. Одинок Илия, исповедующий и проповедующий Единого истинного Бога народу, погрязшему в служении Ваалу и Астарте. «Я остался один-одинешенек», – так стонет ревнитель Божий, уставший жить и бороться. «Довольно, Господи, прими душу мою».

Но величие Христа больше величия Моисея и Илии. Здесь сердце, не перестающее гореть любовью, невзирая ни на что, – ни на пустыню окружающей жизни, ни на ожесточение сердец, ни на глухоту и слепоту людскую; здесь жестоковыйность ведомых не ожесточает Вождя, не смущает Его, при виде ее здесь Вождь не падает духом, а лишь напряженней идет и ведет к святой вечной цели. Могучею, грандиозною возвышенностью стоит Христос на равнине обыденщины, но не для того, чтобы подавлять низину, а для того, чтобы защищать ее от буйных ветров, чтобы принимать на Себя удары громов, а на равнину посылать благодатную тишину, мир, плодородную влагу – спасение.

Именно такими настроениями проникнуты вся личность и вся жизнь Христа, в частности и Его последний Страстной путь. Доселе Ему сопротивлялись ученики. Казалось, они проникнуты духом неповиновения. Петр утверждал, что для них нет места в мире, кроме как при Нем, имеющем слово жизни. Но вот ныне и они покидают Его. Они рассеиваются, как овцы, у коих поражен пастырь. В Гефсимании во время тягчайших борений Он в них не находит поддержки. Трижды будит Он их призывом любви, а они пробуждаются ото сна лишь при лязге оружия, и то лишь для того, чтобы разбежаться. «Пустите их идти», – говорит Спаситель, не желая подвергать их опасностям и мукам внешним.

Но на этом дело не стало. Видя Господа и Учителя своего схваченным, истязуемым, они оставляют Его и духовно одиноким. Тот самый Петр, который первый исповедал Его, отрекается от Него. Узы, скованные тремя годами непрерывного общения, расторгнуты.

С этого момента Господь совершенно одинок посреди враждебных сил. Одинок Он и в синедрионе, и у первосвященника, одинок Он пред лицом Ирода и Пилата, одинок пред лицом народа, одинок, когда все ручьи вражды и зависти слились в единый бурный поток бешенства: «Распни, распни Его».

Одинок Он на Кресте среди издевательств и справа, и слева. Где страстное одиночество, подобное сему? Говорю – подобное сему, ибо глубина и широта Его одиночества нам недоступна. Наша современность вкусила такие виды горечи, какие казались отошедшими в область далекого дикого прошлого человечества, ныне мнящего себя культурным. И гордый просвещенностью и гуманностью современник нередко пренебрежительно отвращает свой взор от Христа, к Которому, однако, приходилось и приходится обращаться как к Единому Источнику утешения, силы и отрады.

После минувшей “мировой войны” мы каждодневно встречаем на пути своем детей, ставших одинокими – сиротами. Несчетны случаи, где гроза войны и смуты отняла у малых деток любящих родителей с их заботами, и нежным, юным, беспомощным цветкам первое утро жизни оказалось морозным, роковым. Без счету мы видим и старцев, которых это время сделало одинокими. Была опора, была надежда в сыне, дочери. Ныне слезящимся и тускнеющим очам не на ком остановиться, дрожащим рукам не за кого ухватиться. Кругом все чужие, часто враждебные люди. Горькое одиночество беспомощной старости. А несчетные вдовы?.. Даже то единое утешение, которое при обыденных условиях жизни доступно этого рода несчастным, у этих сирот военного времени отнято: нет дорогого могильного холмика, нет своего креста над могилою…

Мы видим на положении сирот без Родины, без Отечества, без родного крова, без души родной в целом человечестве группы людей, исчисляемых миллионами. И это одиночество национальное переживается еще во сто крат тяжелее, чем одиночество личное… Лишь у Того Единого, Великого Одинокого, беспримерное одиночество Которого в страданиях мы сегодня вспоминаем, обездоленное, отвергнутое, сиротствующее сердце может обрести утешение. Обратите еще раз свой взор к Нему.

II

Одиночество, обособленность Христа беспримерны. Но не Он Сам создавал его, Он не искал его. Это часть участи, сужденной Ему Отцом.

Бывает одиночество, которого ищет сердце человеческое в отчаянии, смущении или своенравии. Бывает, что человек удаляется от общества в отчаянии или по упрямству, считая себя лучше, выше, чем окружающие. Это мы видим на примере Илии, сбежавшего в пустыню, на примере Петра, на примере Фомы, отдавшегося скорби сомнений.

Господь далек от всего этого. Он сознает, что такова воля Отца: «Поражу Пастыря, и рассеются овцы стада». В этом Его задание: быть одиноким, в этом для Него школа жизни, один из моментов Его «послушания». Он должен взирать и уповать только на Отца. Один из способов укрепления дерева состоит в том, что у дерева отнимают кол. Первосвященник для примирения народа своего с Богом один входил во святая святых. Так и Христос Один в одиночестве проходит через испытания одиночества на Кресте, чтобы сделать Крест орудием примирения.

Благо человеку, который про свое одиночество может сказать, что оно не есть плод его собственного произвола и произволения, но что оно для него школа жизни, обособление, чтобы расти ввысь, отнятие подпорок, чтобы глубже укорениться, чтобы научиться обращаться к Отцу, как Ной среди бушующей стихии обращал взор свой только к Богу, как Даниил и среди роскоши дворца не забывал окошка, обращенного на восток. Так да сознает себя и каждый, кому Господь судил одиночество и обособленность: «Я не один, ибо Отец со Мною».

В этом глубокое утешение не только для Христа, но и для Его учеников. Это же Господь выразил и еще ранее: «Отец не оставит Меня одного, ибо я совершаю Его волю» (см. Ин. 8:29). «Он всегда пребывает в том, что относится к Отцу Его» (см. Лк. 2:25). И без Него Он не остается никогда; ни в бодрствовании, ни во сне, и в бурю, и в светлую погоду – Он всегда в общении с Отцом. Чем холоднее к Нему внешний мир, тем теснее Он припадает к Отцу.

Когда внешние обстоятельства действуют на древо Его жизни иссушающе, именно тогда сила Божия действует особенно напряженно на корни Его чрез общение с Отцом. Отсюда Его мирный покой в Гефсимании («Твоя воля да будет»). Отсюда мирный покой пред лицом толпы насильников, которым Он идет навстречу со словами: «Кого ищете? Это Я». Отсюда спокойное и решительное повеление Петру: «Вложи меч в ножны. Или Я не должен пить чашу, которую дает Мне Отец?» Отсюда Его спокойная и полная достоинства речь пред судилищем и судьями. И Бог для Него всегда Отец, и в самые ужасные минуты на кресте.

Да, Отец всегда был при Нем, даже тогда, когда могло показаться, что Он оставил Его. Так солнце стоит на небе и тогда, когда облака закрывают его. «Я всё-таки останусь с Тобою, если бы тело мое и сердце мое было истерзано» (Пс. 73). Он пребывает с нами, если только мы пребываем с Ним до смерти. Не только для отдельных рабов Божиих, иногда и для целых обществ наступают времена кажущейся оставленности. Дело Божие – дело свободное. И как во времена Христа, так и ныне случается, что многие отходят от Него, когда на Нем не оправдываются их земные надежды и расчеты…

Господь никого не принуждает. Но Господь и поругаем не бывает. И продолжительное время ни единый народ и ни одна душа не могут оставаться без Него, Царство Его шествует путем своего развития, если ты и не идешь вместе с Ним. Оно может существовать и без нашего народа, но наш народ без Него существовать не может. Пастырь нужен овцам, а не овцы Пастырю. Кто Его оставляет, тот скоро сам будет покинут Им. Как быть нам? Отойдем ли от Него в пору испытаний? Да не будет… Тогда даже в час смертный, когда, может быть, и мы будем оставлены ближними, мы вправе будем сказать: «Но Ты со мною еси». Аминь.

Проповедь произнесена в кафедральном соборе Рождества Христова города Риги 13 сентября 1932 года