Это немного измененая версия рассказа.

Кировакан.

Позади, остаются однообразные коробки квартальских домов, за ними “Vahagni tahamas” со своими диковинными строениями, площадками для гольфа и прочими атрибутами чуждой “буржуйской” жизни, мрачное здание Минобороны, деревня Прошьян, тут еще кое-где попадаются хрющевки, но вот город окончательно отступил и потянулись тускло-желтые поля с пасущимся на них скотом, островки однообразных деревенских жилищ да одиноко торчащие полуразрушенные здания--- наследие колхозного прошлого. Вдалеке виднеются мрачно-бурые горы, скоро они станут ближе. Газель набирает ход. Еду в Кировакан.

Сижу по обыкновению в самом конце справа, а какой-то пацан спит, положив, голову мне на колени. Его мать, долго извинялась, но я не в обиде, пусть отдыхает. В машине стоит гул, люди еще не устали с дороги и бурно что-то обсуждают. Какой-то мужик рассуждает о политике, старушка в первом ряду рассказывает о сыне, который сейчас на заработках в России, толстенькая дама ругает за что-то свою малолетнюю дочь. В этом шуме можно расслышать и особый кироваканский выговор, исходящий от парней сидящих немного впереди и спорящих о последней игре сборной. Все до боли знакомо, будто я езжу эти маршрутом каждый день. Будто и не было этого шестимесячного перерыва. Приятно. Я открываю взятую в дорогу книгу.


Исторический портрет Ивана Грозного оказался не слишком пригодным дорожным чтивом, и я отложил книгу. Наблюдая пресный ландшафт, за окном я вспоминал свою первую поездку в тогда еще мне незнакомый город. Это было пять лет назад, мне всего девятнадцать и я думаю о том, что я самый счастливый человек на свете. Наивность. Какое-то странное ощущение, воспоминания о моей глупой, ребячьей радости, доставляют мне удовольствие и сейчас. Мне и сейчас приятно вспоминать тот восторг от сознания, что меня ждут в чужом городе. Я искренне радуюсь за себя тогдашнего наивного и по уши влюбленного. Мне хорошо.

Между тем мы уже проехали Апаран, большую деревню с одной единственной похожей на город улицу и вот-вот должен появиться серпантин Памбакского перевала, где-то там начинается Лорйский марз.
Проехав перевал, мы остановились, на перекур, мальчик, спавший у меня на коленях, наконец, проснулся и набравшись сил развел активную деятельность. Стал приставать с вопросами, рассказывать, как он наесться по приезде к тетке, и то что его папа может одолеть любого мужика в этой маршрутке. Весело смеясь на его проделками, мы доезжаем до Спитака с его американским новостроем, появившемся после страшнейшего землетрясения. До Кировакана осталось чуть менее полу часа пути.

Зачем я туда еду? Что тянет меня туда? В город, с которым я вроде уже свел все счеты. Воспоминания наваливаются беспорядочной кучей. Теперь все куда сложнее. Что я делал? Ощущение скованности и неуверенности. Ненавижу. Кто сделает первый шаг? Какие сказать слова? “Давай, останемся друзьями”. Банально. Оказалось так легко. Человек с подбитым глазом торопит меня. А за окном Арагац, темнеет, горы, будто наброски карандашом, за которыми постепенно скрывается бледный диск солнца, оставляя напоследок красноватое свечение, в рваной массе серых туч. Облегчение.

Уже проехали пост ГАИ, гаишники тут не похожи на ереванских, худее и на вид менее наглые. Город. Мимо проходят микрорайон Тарон-4, Химзавод, алея из расставленных, словно шеренги солдат тополей плавно перетекает в улицу Демирчана поворот, наконец, появляется здание автовокзала. Я на месте.
Выйдя из машины, чувствую, что ту куда как холоднее чем в Ереване, я все-таки был прав, захватив собой куртку. Попрощавшись за руку со своим малолетним попутчиком, я пошел мимо парка, где виднелось серое здание русской церкви, по направлению к площади, она тут рядом всего в двух шагах. С трудом вериться, что я в другом городе далеко от дома, что я не был здесь полгода. Нужно вспомнить, как там был ее номер.
…..
Карине появилась лишь через полчаса, хотя жила прямо за углом, но зато я успел сделать пару фотографий и даже встретить армейского приятеля. Заметив меня, она помахала мне рукой, а я поймал себя на мысли что наслаждаюсь ее фигурой, которую так хорошо подчеркивал серый джинсовой костюмчик. Я еще раз мог видеть ее красивое смуглое лицо с большими черными глазами, длинноватым армянским носом и родинкой на левой щеке, как мне нравиться эта родинка, ее улыбку, которую даже не портил немного кривоватый зуб. Мне нравилось это знакомое и красивое лицо, я смотрел на него с удовольствием. А вдруг…?

Без зазрения совести, я восхищался красотой свой бывшей. А прическу она все-таки сменила, волосы были короче, но ей так даже лучше. Нет, черт возьми, Карине очень красивая.

--- Привет, рада, что позвонил, -- сказала она, растягивая слова как все истинные кироваканцы.
--- Привет.

Мы обменялись парой дежурных фраз, и обычным путем пошли в сторону “нашего” кафе, точнее единственного кафе, конторе я знал в этом городе. Оно было всего в ста метрах от площади, и в разговоре о новостях в жизни мы быстро дошли до него. Дело клонилось к вечеру, но свободный столик все-таки нашелся.

Карине закурила, а я заметил неодобрительные взгляды из-за соседних столиков. Видимо здесь, это еще не принято. Попивая чашечку кофе, я откинулся на спинку пластикового кресла, слушая ее рассказ. Карине понесло. Я знал эту черту ее характера, стоило только нащупать нужную тему, и ее было не остановить, разговор, правильнее сказать монолог, переходил с одного на другое, с третьего на десятое, моей ролью было лишь время от времени вставлять какие-нибудь комментарии, желательно в виде шуток. Люблю ее несколько грубоватый для девушки голос, ее режущий ухо акцент. Люблю ее слушать.
--- Я улетаю через две недели, -- наконец то вставил я.
---Опять. На долго?
--- Не знаю, как выйдет.
---Ну, ничего, вернешься. Я вот тоже собираюсь, -- снова начала она, на этот раз о своих планах.
И все-таки тут что-то не то. Прошло уже полгода с тех пор как мы дружно сказали, что останемся друзьями. И я ловлю себя на мысли, что мне становиться скучно. Мне отнюдь не интересны ни ее планы, ни ее успехи, ни ее переживания. Мне даже не интересно то, что она с кем-то там встречается. Мне не интересна эта Карине и в конце концов я вовсе перестаю ее слушать.
Мои мысли, где-то далеко у памятника Комитасу идет дождь Карине плачет, ругается--- препод ее срезал. Они там, на Касакаде где, смотря на ночной Ереван, мы провели всю ночь, такую короткую ночь армейской самоволки. Обморок. Худой, почти высохший, рассказываю, как вчера на разводе упал в обморок, в ее глазах испуг, а я почему-то чувствую себя защищенным ее испуганными глазами.
Тайными путями они приводят меня вновь сюда в это самое кафе, только двумя годами раньше, я неделю как вернулся из армии мы держимся за руки, и она снова говорит без умолку, а я снова ее слушаю. Меня посещают мысли о семье. Тогда она была для меня всем. Я мог звонить ей по пять раз на дню и каждый день приезжать сюда, тратя на это кучу денег. Отсюда я ждал писем в армию и сюда писал большую часть из них. Та Карине была мне куда интересней, от той мне вряд ли бы стало скучно, хоть и говорила она не меньше.
Она и сейчас рядом и сейчас красивая и я вполне могу оценить это. Но эта не та Карине, не моя. Мне начинает казаться, что вряд ли бы что-нибудь изменилось, сиди я сейчас в кафе один. Странно, но это меня совсем не трогает. Я понимаю, что Карине стала для меня прошлым. Никаких вдруг. Пора ставить точку.
--- Мне пора,-- перебиваю я ее, --скоро семь.
Расплатившись по счету, мы идем обратно в сторону автовокзала.

А город я все-таки люблю. Этот сырой климат, эту единственную оживленную улицу, этот странный выговор, и необычные названия микрорайонов. Он слишком долго был моим маяком и не его вина, что мой маршрут изменился. С ним мы уж точно останемся друзьями.
--- Ну, все пока, --- говорю я, протягивая деньги, мужику с подбитым глазом. Он все еще здесь работает. Хм, люблю постоянство.
--- Пока.
Интересно, догадалась ли она, что, я ее не слушал, поняла ли, что я вряд ли позвоню, даже если буду тут еще раз, что это было прощание?
Думаю да.

И вновь сижу как обычно в правом углу. Позади уже остались Кировакан, Спитак , перевал. Осталась позади и Карине. Нет, я все-таки беру ее собой, другую, прошлую Карине ту которую я любил, а может просто думал что люблю. А нынешняя мне совсем не нравиться слишком болтлива и скучна. Да и занята она.
Уже совсем темно. Интересно успею я в Ереван до девяти? Сестра просила сводить ее на новый фильм, там вроде как ее любимый Том Круз.
В окне ни черта не видно, а ехать еще целый час.
Устроившись, поудобней я засыпаю.

19.10.2004г

Нет, вы скажите, куда все это катиться?
Прошелся какой-то каток. Выжжено все. Остался один лишь пепел.
Нужно нащупать выход, высмотреть в тумане маяк. Цели, нужны цели.
Но…
Как говориться в одной книге.
«Все твои потери не стоят ничего, ты потерял лишь то что, чем не дорожил»
Нет, конечно, не во всем виноват я. Но доля истины в этом есть…

Дата отъезда 31 октября.
Готовимся.

Сменил дизайн.
Да хреновый из меня дизайнер

Папа приехал!!!!
Возил сегодня вечером своих родителей по городу. Вспоминал детство как ходил за ними словно маленький хвостик. Сегодня тоже было, что-то в этом роде разве что я еще работал их шофером.
Я люблю своих родителей!! Вот!

Сегодня, был тяжелый долгий день. Пришел домой только в пол второго ночи.

Был на кладбище, больше туда не пойду, хватит.

Завтра прилетает отец, придется стать на время его шофером. Пошла последняя неделя перед отъездом. Моя и без того пустая квартира, скоро совсем опустеет. С тех пор как живу один, это во второй раз. А я уже привязался к ней, привык жить один.

Нужно ставить точки на кое-каких вещах. Кировакан был одной из них, окончательной.
Сегодня на кладбище поставил, еще одну-- хватит раскисать. Все конечно сложнее, но решение принято и обжалованию не подлежит.

Пойду спать.

Решил поменять цвет страниц. Зеленый мне как-то уж слишком резал глаза.

Дождь. Я люблю дождь, люблю осень и люблю одиночество.
Сегодня у моего младшего брата день рождения ему 17 лет ограничился звонком, все равно это праздник для его друзей. Я там лишний. Сегодня я отдамся своему одиночеству.

Вчера все собрались у меня, Мама проверила, как я веду хозяйство, на ее взгляд неплохо. (На мой же великолепно!) Иногда очень хорошо, когда время от времени все шумно собираются.
Вечер провел с Мамой. Гуляли по городу пошли в кино.

Зачем я веду дневник?
В принципе я решил его вести для забавы, но потом что-то меня потянуло к нему, к этим уже ставшим родными неуклюжим страницам. Полезная, черт возьми, это штука просмотреть свой день или даже год сделать выводы, подвести, так сказать душевный баланс, но баланс не сходиться, никогда не сходиться, и его нельзя сдать в архив, поэтому все это лишь текущая документация.
Многое осталось за его страницами, не написал я этого, получается пока скучно и пресно, но для меня это важно, пусть пока это скучный отчет о моей не очень то бурной жизни. Я рад, что решил его вести (тут я дружеский подмигиваю тому, кто натолкнул меня на эту идею), может все измениться и жизнь круто повернется.
Планов полно. Прорвемся.
А кое-что все-таки надо в архив, надо.

Старое--- такое ощущение, так будто ты в теплой постели свернулся калачиком, и нежная рука вот-вот погладит тебя по, голове тебе всего десять лет и ты заболел, и друг пришел тебя проведать, ты рад. Хорошоооо! Тепло, уютно, надежно. А мама ругает за то, что играл под дождем.
По телику Италия-90!!!

Скучаю по детству, по играм по футболу во дворе по первому в жизни “плейбою” просмотренному за зданием детсада сидя на тутовом дереве, по молодой врачихе из детской поликлинике, и по девушке из хлебной очереди, в те годы, когда с хлебом было туго, она всегда стояла там, в длиннющей очереди на хлебозавод со своей ужасной верзилой подругой.

Мне было хорошо, тогда в эти дни с электричеством на два часа, я гулял по двору с Адой и рассказывал ей всякую чепуху, и она смеялась. По вечерам слушал радио с проповедями, какой то секты и еще новости Маяка.

Шла война, мы мальчишками ходили в Аэропорт и помогали разгружать вертолеты, прилетавшие с войны, в основном какие-то пустые коробки под одобрительное бормотание дяденек фидаинов, хотели стать такими взрослыми, бородатыми и воевать.
Вечно крутились вокруг штаба добровольцев, что расположился в бывшей медсанчасти, прямо рядом с нашим домом. Нам всем подарили форму и все дети, и даже девочки, ходили как маленькие солдаты. А потом мы узнали, что кое-кто из бородатых дяденек умер, и были похороны.
Говорили,-- “Победа! вернули Шуши”.

Но вот снова пришел мундиаль, мне уже 14, добровольцы ушли, форма износилась, война кончилась, электричество стало круглосуточным.
В том году я впервые, уехал на лето работать.

Сегодня отмечается день рождения Еревана ему 2786 лет.
Поздравляю всех кто любит наш город!!!

Кировакан

Зачем я туда еду?
Черт его знает отчасти по традиции перед отъездом посетить этот город. Но, наверное, потому что с ним многое связанно очень дорогого и теплого и в тоже время грустного.
Расскажу как-нибудь.

Сказав «А» нужно и сказать «Б».

Вот история, которая послужила причиной написания статьи приведенной ниже. Решил рассказать так рассказ писать долго.

Этот парень, о котором идет речь, пришел к нам в часть немного позже перевели из другого места. Я должен был записать его в штат и тому подобное и уже тогда мне он показался забитым. Так вот почти стразу пошел слух о том, что он гомосексуалист (так ли это на самом деле никто не знал, но достаточно было и слухов).
Как живут такие люди в армии? Их отделяют от всех, питаются они из отдельной посуды и не в столовой, как все, а где-то отдельно у нас на заднем дворе столовой. С ними никто не разговаривает, не берут у них ничего и не дают им ничего, людям кажется, что даже прикоснуться к вещам, тронутыми подобными людьми, нельзя. Обычно их вообще не трогают, но иногда прикалываются, могут стукнуть сапогом или поиздеваться над ним, но в основном они всегда одни. Я даже представить себе не могу, что такое быть всегда одному.
Меня он мало интересовал, в армии у всех свои собственные проблемы нет времени думать о других. Но я с ним здоровался, даже дал пару советов, мол, как себя вести и относил его письма в штаб для отправки, другой вряд ли бы сделал это. Знаете сейчас я кажусь себе лицемером я вряд ли думал тогда о гомосексуализме или о терпимости я знал, что этот человек изгой и все-таки я иногда общался с ним, но дело в том, что я мог себе это позволить я не знаю, хватило ли бы у меня смелости делать это, будь я простым солдатом, да и общался я с ним так себе «привет», «пока», но видимо для него и этого было достаточно, потому что он говорил «спасибо» и улыбался, и я тоже улыбался и думал, что я молодец, что так поступаю, но повторюсь я мог себе это позволить я не преступал черту, за которой мне могло что-то грозить, хотя считал, что так как с ним обращаются делать нельзя. .

Он убежал. Но убегать это бессмысленно все равно поймают. Это заметили поздно, но поймали к вечеру.
А дальше была обычная процедура в таких случаях. Построили солдат в две шеренги, а его провели между ними, солдаты должны были в него плевать. А офицеры только и поддакивали, что из-за таки вот уродов на батальоне висят ЧП и солдат не отпускают в отпуск. Вот что я вам скажу, если бы это был бы не он, то никто бы в него плевать не стал бы, сделали вид, но не плевали бы, а на него плюнуть было самое милое дело. Плевали, все кто стоял в строю. Меня в строю не было по должности не положено. Он обхватил голову руками и издавал какие-то ужасные крики. Я стоял и ничего не делал, я должен был что-то сделать стать говорить, что так нельзя, нет, кто бы меня послушал, но сделать надо было, я опять испугался. Когда его решили раздеть и заставить пройтись ползком по плацу (плац был не асфальтированный) я пошел к связистам и попросил их сказать, мол одного из офицеров(который там был заводилой) вызывают, но это не понадобилось он сам себя спас лег на землю и стал ужасно кричать. Я вам честно скажу, я никогда в жизни не слышал таких звуков, это был ужас. Его оставили в покое, и он пошел в казарму спать.
Я ушел и закрылся в штабе, там и написал ту статью, но даже это я до конца не довел, я разорвал ее испугавшись последствий. Вот такая вот история, да армия закрытое общество там непохожих отторгают еще сильнее там с ними расправляются куда более жестоко. Я испугался быть не похожим и пошел по пути соглашательства. Вот так меня сломали, и я ненавижу себя за это.

Потом, видимо чувствуя вину, я немного (хотя все равно все больше по касательной) больше, стал с ним общаться. И знаете, что оказалось он, сказал мне, что никакой он не гомик, просто предыдущей части кое-кто из его земляков разнес такой слух и все (такое иногда бывало, я и до этого знал одну такую историю). Он любил футбол, и я стал снабжать его футбольными газетами, которые мне присылали друзья. За два месяца до моего увольнения он отправился в отпуск, по возвращении он привез, что называется весточку из своего родного города, что все эти слухи не правда и его приняли как обычного солдата, правда большинство все равно относилось к нему с опаской. У меня в последнее время было много дел, и я уже с ним вообще мало общался, да и его жизнь изменилась.
В день моего увольнения ребята устроили небольшой праздник в комнате связи, и он туда пришел попрощаться сказал, что когда уволиться в запас, то обязательно приедет в Ереван и позвонит мне. По возвращении я почти сразу уехал, так что с ним случилось, не знаю. Вот так вот.

P.S. Перечитал все да длинно вышло но да черт с ним, мне нужно было это написать.

Нет предательству, долой трусость, нельзя предавайть себя, нельзя соглашаться просто потому что надо соглашаться. Я делал это и мне стыдно, я об этом сейчас расскажу. Сегодня посмотрев какой-то фильм по телику, я вспомнил эту историю и эту статью. Вот она.

Подумай.

Сегодня я хочу поговорить о том, о чем не принято говорить в частях, ведь мы чаще говорим о том, что мы здесь родину защищаем о том, что мы наследники великих воинов, но сегодня речь не об этом.

Оглянитесь, посмотрите кто рядом с вами все ли так хорошо. Да да я говорю о том парне, что там сидит отдельно в углу. О том, которому нет места за одним с вами столом который ест из отдельной миски кому нельзя подавать руки, у которого нельзя ничего брать и даже говорить с ним не желательно. Да ты правильно понял солдат, о том кого принято называть Гё**(одно из определений гомосексуализма). Посмотри ему в глаза, ты считаешь его извращенцем, не достойным даже сесть рядом с тобой, а когда стоишь в строю, пытаешься сделать все что бы случайно не встать с ним рядом.
Ты толкаешь его ботинком, обзываешь его когда он одиноко ест спрятанный с завтрака бутерброд .Ты спрашиваешь издевательский,-”А разве у тебя тоже есть мама?”, когда он пишет письмо. Думаешь ли ты, что он чувствует, думаешь ли ты, с каким сердцем он встает утром и что приходит ему в голову когда он идет спать. Вряд ли, ведь он извращенец, а какое тебе дело до чувств извращенца.
Есть куда более уважаемые люди более приличные, которых ты уважаешь и даже боишься, они заставляют тебя работать за них, они отбирают у тебя еду и они даже проверяют не нужно ли им что-нибудь из вещей, что послала тебе твоя мама. Есть еще и командиры, что обзывают тебя последними словами, что не дают тебе читать письма родителей, а если они пьяны, то ты сам знаешь, что бывает тогда. Да они без сомнения достойны уважения.
Я не прошу у тебя многого, поверь. Сделай усилия будь немножечко терпимее, черт побери, ведь тебе тоже нелегко. Скажи ему утром привет, одолжи помазок, как бы ты одолжил любому, отвези письмо его матери и привези письмо ему, поделись посланным тебе “сникерсом” наконец. Какое тебе дело извращенец он или нет.
Я призываю тебя быть лучше, выше, мы все здесь в дали от дома от родителей мы хотим вернуться домой. Поверь, он тоже хочет. И пусть ты думаешь, что он извращенец, пусть, но он человек, который тоже чувствует.
Подумай об этом сослуживец.

Старшина Х.

Восстановлено по памяти оригинал был на армянском.

P.S. Я не отнес это редактору (им был полковой священник) полковой газеты в которой иногда печатал свои статьи в основном патриотического характера. Я вообще разорвал ее, почти сразу как написал. Там было много чего и я не решился, испугался. Нет, ее никогда бы не напечатали это я знаю, но даже отнести это туда было страшно, это бы на сто процентов мне очень дорого бы обошлось. Я испугался. Я тешил себя мыслью, что я ведь так не делаю я здороваюсь с ним, что я помогаю ему отправлять письма и даже попытался втиснуть его в списки на отпуск, и он обращался ко мне по различным поводам сам, боясь как бы никто не увидел, чтобы не навредить мне. И я думал, что я молодец, но когда действительно понадобилось, мужество я испугался. Вот такой я трус.
Но самое страшное что, думая сейчас, как бы я поступил тогда я прихожу мысли, что все равно не отнес бы статью. Это удручает, значит, я все-таки трус.
Я написал статью не просто так, а потому что случилось одно событие(сегоднишний фильм напомнил мне это) под впечатлением от которого все и было написано. Я расскажу о нем позже, может быть в виде рассказа.

Встретился недавно вечером на Опере со своей одной знакомой. Девушка моложе меня года на четыре знаю ее с младенчества. Всего полтора года назад призналась мне в любви (хотя и до этого догадывался о чем-то подобном), что я ей мог сказать--- ничего. Сказал какие-то глупые слова больше походившие на что-то из дешевого романа, что-то типа о разнице в возрасте и т.д. и т.п. напирал на то, что все это детское (так оно и было на самом деле). Решил, ограничит общение, слава Богу, нужно было уезжать, а вот теперь вновь увидел. Была полупьяная с какими-то друзьями как она, их назвала, видимо институтская жизнь бьет ключом. Поговорил, прочитал нотации, на правах старшего товарища она покивала головой и уехала в такси со своей гоп-компанией. Надеюсь, что все это пройдет, у многих была такая пора в институте(и у меня тоже) новые люди другая жизнь, надеюсь, пройдет.

На душе гадко не знаю даже от чего.

Я не знаю, как долго я буду оторван от Интернета, поэтому попытаюсь писать чаще в эти две недели.

Уезжаю уже скоро, почти ни чего не осталось. Немного жаль, но все-таки надо, мое безделье затянулось на несколько большее время, чем я рассчитывал. Жаль покидать любимый город но, что поделаешь нужно работать, возможно, я опять вернусь очень скоро, а может и нет пока ничего не ясно, но я все-таки рад снова быть в гуще событий выйти из своего заточения и опять пуститься в плаванье пусть я не люблю свою работу, да это правда, но что поделаешь она мне приносит деньги, пусть как только я спускаюсь, с трапа я начинаю скучать по Еревану, пусть. Но все это лучше чем проводить одинокие ночи и думать о уехавших друзьях, решать проблемы моих излишне неуживчивых сестер и бабушки. Я соскучился по брату. Мы не виделись почти год. Да уж нагромоздились чувства.

В понедельник поеду в Кировакан попрощаюсь с ним, странно у меня там нет ни одного друга, но Кировакан, правильнее Ванадзор я люблю, погуляю, посижу в кафе, послушаю особый кироваканский выговор, побалуюсь фотоаппаратом. Утром уехал вечером приехал, вот такой вот интересный туризм.
Дальше планируется Гюмри, а там посмотрим...

Единственное о чем действительно приходиться сожалеть это о том, что теряется реальная связь с очень хорошими ребятами с футбольного форума, но футбол вечен, а мой отъезд не на всегда.

Жена брата беременна. Стану дядей. Надо привыкать к этой мысли.