Мне в жизни повезло. Многие дети растут «без папы». У меня их было целых два. Нередко отчима дети называют папой. В моем случае этот номер не проходил. Рядом имелся живой, самый настоящий родной отец. Как же я называла отчима? Все очень просто. Своего родного и горячо любимого папу я называла – Папочка, а отчима – Лапочка. Откуда взялось столь интимное прозвище? А вот откуда… Как уже не раз сообщалось на этих страницах, отчим был не дурак выпить. После полученного от мамы урока, приходить домой на горбу денщика он перестал, но иногда проколы случались. Прибыть совсем в бессознательном состоянии отчим не рискнул бы, так, слегка навеселе… Бывало. Это его особое состояние легко определялось уже на пороге по внешнему виду. Полковник был педант в одежде. Связав свою жизнь с армией, отчим изо всех сил старался прослыть модником, не снимая формы. Это было трудно, не скрою. На папаху тщательно выбирался тончайший каракуль с правильным завитком и особым блеском. Форма шилась из лучшего сукна, на погоны три золотые звездочки не прикреплялись, а вышивались парчовой ниткой, как у маршалов. Хрустальной мечтой отчима были лампасы на брюках, но горе – их носили только генералы. После того, как на экраны нашей необъятной страны вышел фильм «Семнадцать мгновений весны» среди военных распространилась новая мода на фуражки с высокими загнутыми вверх тульями, как у гестаповцев. Отчим был в числе первых, кто эту моду поддержал. Благо тогда во Львове работали лучшие шляпные мастера. Чудо военной моды поднималось как кокошник над низким лбом полковника. Он в ней напоминал латиноамериканского диктатора. В центре поблескивал начищенный «краб» почти как золотой. Из-под низко надвинутой фуражки злобно посверкивали трезвые глазки и топорщились седые усы. В трезвом виде отчим мой был порядочным занудой. Совсем другое дело, когда он слегка принимал на грудь. В квартире раздавалась длинная трель звонка, мы открывали и… совсем другой вид. В дверях стоял отчим. Модняцкая фуражка, шедевр шляпного искусства, сдвинута на затылок. Рубашка расстегнута до пупа. В обширном декольте видна буйная поросль на груди и частично запихнутый за пазуху зеленый галстук, конец которого свисает селедкой и вот-вот упадет. Рукава засучены, ноги расставлены пошире, чтобы не потерять равновесие, куда-то ускользающее. Улыбка до ушей.
Читать далее...

Книжки про Лилю. Как вам? Художник - Лариса Архипова.

Рорка

Наша беленькая птичка Казик отправился в Рай, где он теперь разговаривает с ангелами, сидя на ветвях райских кущей и иногда, припоминая земную жизнь, у него вырывается: «Казик – пьяница». Но бедный попугайчик не виноват, что плохие люди приучили его к водке. Поэтому, я не сомневаюсь, он точно в Раю. Мы же опять остались без зверья, не считая аквариумов. Без котов, мы обрастали ими, как судно ракушками. Большими и малыми. И, да здравствуют: вуалехвосты, барбусы, сомики, нежные скалярии и живучие гуппи, светящиеся кардиналы и черные, как ночь моллинезии. Опять мы вдвоем с мамой волочем тяжеленный аквариум на десять ведер в ванную для мытья и ругаем отчима, который в это время что-то строит, и папу, который где-то халтурит, пока мы тут надрываемся. Промываем цветные камушки, привезенные с моря. В банке шевелят усиками лентяйки-улитки, не справившиеся с чисткой этого гиганта и мы дружно моем стенки, кипятим грунт и высаживаем водоросли. Вот, наконец, аквариумы помыты и блистают чистотой. Нам скучно. Никто не попадается под ноги, не точит когти о колени, не жрет рыбу на ковре. Душа просит кошку.
И вот, однажды, придя с работы, мама заявляет – У нас будет собака. Моей радости не было границ. Собака! У меня еще никогда не было собаки. Это целая история – почему. Собаку не хотела мама. Когда она была подростком, у нее уже была собака. Немецкая овчарка по кличке Найда, редкая умница. Об ее уме ходили легенды в нашей семье. Когда в дом кто-то приходил, то Найде давали понюхать гостя и говорили, что это свой. Обнюханный гость получал от Найды «добро» на вход, но не выход. Перед уходом гость обнюхивался еще раз. Процедура соблюдалась всегда. Только один раз эта живая сигнализация сработала. Обнюхав гостя Найда залаяла и легла поперек двери, перегородив выход своим нехилым телом и показала клыки, которые отбили у гостя всякую охоту попытаться обрести свободу с помощью штурма.
Читать далее...

Мы разошлись по кроватям и натянули на голову одеяла и стали уже засыпать, и нам даже стало уже что-то сниться, как всех разбудил бешеный, нет, не огурец, бешеный крик.
- АААА, крыса.
Орал Володька, мой дядя.
Нет не крыса это была. Догадались наверное. Это Рорка.
Вова комплекцией был похож на нашего полковника. Та же приятная полнота, небольшой животик, грудь, опять же, волосатая.
Все улеглись и Вова, измученный приключениями этой бурной ночи стал похрапывать. Рорка услышав родные звуки, вспрыгнула на диван. Она тоже утомилась, голос от тявканья потеряла. Ей нужна была ласка и человеческое тепло. Рорка залезла на Вову и уютно устроилась у него на груди. Вова, во сне решил почесать грудь. Что-то там явно мешало. И почесал… Рорку.
Еще толком не проснувшись, Вова сделал большую глупость, скинул «крысу» на пол. Пролетев по воздуху метра полтора Рорка приземлилась на ковер. Но собака - не кошка. Рорка захромала. На вопль Володьки сбежалось все наше несчастное семейство в который раз за ночь.
Включили свет. Взъерошенный Володька пытается поймать на ковре перед диваном Рорку, а она удирает от него прихрамывая.
- Сучка, прости меня, я не хотел. Мила, она на меня заползла. Погреться, а я ее-е-е… Ой, у нее наверное прелом.
- Вова, что же ты творишь? Вечно нашему семейству от тебя членовредительство. То дед ногу сломал, то Рорка…, - сказала бабушка.
Мама тем временем поймала Рорку и посмотрела ее ногу.
- Все, Вова, не скули, нет тут перелома. Ушиб.
- Тогда ты тоже говорила, что у деда перелома нет.
- В Роркиных ногах я лучше разбираюсь. Пошли спать. Вова, Рорку я тебе оставлю. Пусть погреется. Только не задави.

Утром у мамы началась мигрень. С компрессом на голове она ходила, как тень бледная по квартире и говорила:
- Пристрелите меня…
- Из огурца? – спрашивала я.
- А откуда взялся сей зловредный плод на нашем балконе? – спросите вы.
А все просто. Мама вышла замуж за полковника и уехала во Львов, меня с год придержали и отправили следом за ней. Меня привез папа и тоже остался, пожертвовав московской пропиской. Но мы оставили наследство. Мамино наследство был балкон с висячими садами. Бабушка ни за что не призналась бы, что ничего не понимает в цветах. Настоящая дама должна понимать. Вот после отъезда мамы она отправилась на базар покупать семена по списку. Купила. А на сдачу ей вручили небольшой пакетик.
- Берите, дамочка. Хорошее растение, вьющееся. Цветет красиво.
Вот бабушка и взяла. Пару лет она не высаживала эту прелесть, а тут решила посадить. Результат вам известен. Не большая беда, но нужно знать мою бабушку.
«Я родилась совершенством, всегда была и буду совершенством», - как сказала героиня одного французского фильма. Эти слова про мою бабулю. Она очень гордилась тем, что с ней ничего веселого не случалось и случиться просто не могло потому, что она все всегда делает правильно. И была права. А тут, такой конфуз! Первую половину дня от бабушки никто слова не слышал. Она тихонько проскользнула на кухню, готовить завтрак. Тут вернулся с улицы дед с свежей газетой.
- И где наш ботаник? Где этот Мичурин и большой специалист по выращиванию огурцов, только бешеных…
Бабушка сделала несчастное лицо, топнула ножкой, застеснялась и спряталась на кухне. Ей было стыдно.
Володька взял шефство над Роркой. Привез наследующий день ей парного мяса, колбаски и несколько банок страшного дефицита – специальной собачей еды в красивых баночках. Рорка у нас была не промах. Я уверена, что она специально начинала хромать, когда мощная фигура дяди Вовы появлялась на пороге нашей квартиры. С собачьей едой тоже интересно получилось.
Дед у нас, как я уже говорила, был жаворонок. Он вставал рано. Все же остальные любили поспать. Дед шел на кухню и тихо читал книжку. Семь часов, восемь, девятый. Дед не выдержал и полез в холодильник. А там баночка, красивенькая такая. В баночке паштет мясной. Дед намазал бутерброд. Вкусно. Еще один. Прикончил банку.
Утром встала Рорка , тоже потопала к холодильнику и стала гипнотизировать маму, которая пришла на кухню. «Что ты тут ходишь? Есть давай!».
Мама открыла холодильник. Дед сидел, уткнувшись носом в книгу.
Порылась.
- Папа, ты тут не видел баночки с собачей едой?
- Не видел.
- А что ты ел?
- Паштет.
- Какой?
- Импортный, от Володьки.
- Папа, ты Роркину еду съел.
- Да? Ну и что. Я на Севере и не такое ел. Вот однажды…
- Папа, не перед завтраком! – простонала мамы и стала резать Рорке колбасу.
Месяц пролетел незаметно. Пора ехать во Львов. Провожать нас на вокзал вызвался дядя Вова. Тут его прорвало.
- Мила, отдай мне Сучку.
- Вова, ты что! Это же член семьи. Может тебе еще Лильку отдать?
- Какое счастье этот ребенок мы знаем! Сама родила, сама и носи. Рорку отдай, или продай.
- Нет, Вова, я не могу, и не проси. Все.
На их прощание больно было смотреть. Но мы все же прибыли во Львов в полном составе. Я, мама и Рорка.
Меня с отцом отправили на море. Отчим поехал во Владивосток, а мама осталась дома с Роркой. Тут неожиданно пришло приглашение на конференцию в Новосибирск. Какое-то большое сборище, толи биохимиков, толи биофизиков. Профессор Темно в командировки не ездил принципиально. Для этого у него был заместитель - моя мама. Не поехать было нельзя. А как же Рорка? Мама тщетно пыталась ее пристроить к знакомым. Безрезультатно. На работе в клетке оставить нежную собачку на сквозняках? Тоже не выход. Когда до отъезда оставались сутки, мама в отчаянии позвонила в Москву.
(окончание будет)

Он эхом прогремел над пустынной улицей, и тут же залаяла Рорка, подняв всех, кто не проснулся от выстрела.
- Что это было? – спросил Вова.
- «Стреляли», - пожала плечами моя мама, и пошла досыпать. Она устала с дороги.
- Это наверное машина хлопнула, - предположила бабушка.
- Это не машина, - сказал дед.
- Это не машина и не выстрел, хотя очень похоже.
Но на его авторитетное мнение никто не обратил внимание. Криков «помогите, убили…» нет и в помине. На улице тишина. У соседей свет не зажигали.
- Все, спать пошли, - скомандовал Вова.
И пошли.
Через полчаса раздался второй выстрел, громче первого, и сразу третий. Оглушительно залаяла Рорка, уставшая с дороги и второй раз разбуженная за ночь чудовищным беспорядком. Что такое!
Тут уже зажегся свет у соседей, а наше беспокойное семейство вылезло на балкон почти в полном составе и в разобранном виде.Особенно выделялись на общем фоне импортные трусы дяди Вовы игривой расцветки – в губки. Но на балкон вышли не только мы.
Этажом ниже появилась угловатая фигура нашего соседа – алкоголика, дяди Коли.
- Явреи, а явреи, вы кого там мочите, никак не замочите? Может вам помочь?
И сучку свою заткните нафиг, а то я сам ей шею сверну.
- Я тебе сверну. Я тебе сейчас уши оторву нах.. й, ничего уже не услышишь.
- Вова, это ты там? Это ты палишь?
- Не я. Что за хрень?
Постояли, померзли. Разошлись по кроватям. Через час:
- Пах, пах.
Опять. Рорка в лай, но она уже не так заливалась, голос стал пропадать. Собачка хрипела и даже закашлялась напоследок. В этот раз любопытных не было. Глубокая ночь. Спят люди.
Мама задумчиво поскребла челку и сказала.
- Кажется я знаю, что это.
- Что?
- Ночной снайпер.
- Шутишь? – шепотом почему-то переспросил Вовка.
Семейство взглянуло на нее с надеждой. Мама направилась на балкон. Вова за ней. Мама попросила фонарик. Его принесли, хотя никто не понял зачем.
И мама полезла с фонарем в цветы. Вова за ней.
- Ей, ты осторожно, тут можно без глаз остаться. Семена летят с огромной скоростью при взрыве.
- Какие, наху… семена!
- Тише ты. Снайпера.
- Вот он. Ну, точно он. Вова, отползай.
- Да что ты там нашла?
- Вот, - и мама осветила небольшой овальный плод, висящий на вьющимся стебле.
- Ночной снайпер, он же бешеный огурец. От перепада температур ночью коробочки лопаются с шумом, напоминающим выстрел. Семена разлетаются на несколько метров. Вова, береги глаза. Это тоже приблизительно, как получить дробью.
- И что теперь делать?
- Швабру неси.
Мама несколько раз подергала палкой от швабры в зарослях бобовых, но видимо огурцы уже «отстрелялись».
Мы пошли спать. Но это были не все трагические переживания бесконечной ночи, которая в последствии войдет в анналы семьи, как ночь «Бешеных огурцов».
Мы разошлись по кроватям и натянули на голову одеяла и стали уже засыпать, и нам даже стало уже что-то сниться, как всех разбудил бешеный, нет, не огурец, бешеный крик.

- Хрррррр, - храпел отчим.
- Уууу- му, - поскуливала, вздрагивая во сне Рорка.
Если в этот момент легонько приподнять газету, то картинка была еще та!
Тощенькая Рорка на могучей груди полковника смотрелась уморительно. Если она подползала слишком близко к источнику храпа и касалась своей мордочкой усов, то отчим в полусне вяло говорил:
- Сучка, - накрывал тельце Рорки своей лапищей. Рорка недовольно ерзала, а потом засыпала еще глубже, согреваясь окончательно.

Найда была овчаркой и понятно, что она была умницей. От Рорки ума никто не ждал. А поди ж ты! Умнейшая су…, пардон, собачка выросла. Глядя на ее крутой лобик и выпученные глазки, горящие очень часто злобой, трудно было предположить огромный интеллект в подобном существе. А он там был. Провалиться мне на месте! Мы это не сразу обнаружили. Для начала Рорка обучила нас, что с ней надо гулять три раза в день. В холодную погоду все свои дела она делала у подъезда. Если в доме никого не было, то Рорка отлично справлялась сама. Клумбу заменяла расстеленная на полу газета. Хлопот с ней было мало. Ела она все, что и мы. Предпочитала подогретую курятину и рыбку. Когда у нее было хорошее настроение, валилась на спину и подставляла розовое в крапинку брюшко для почесывания или устраивала гонки во время прогулки. Тут главное было проявить твердость и не догонять. Тогда черный силуэт очень скоро появлялся на горизонте. Приближалось лето. Подросшая Рорка гонялась за бабочками во дворе. Обнюхивала жуков и кошачьи какашки. Собачка была счастлива и не предполагала, что ей предстоит стать собакой- путешественницей.
Читать далее...

Наша беленькая птичка Казик отправился в Рай, где он теперь разговаривает с ангелами, сидя на ветвях райских кущей и иногда, припоминая земную жизнь, у него вырывается: Казик – пьяница. Но бедный попугайчик не виноват, что плохие люди приучили его к водке. Поэтому, я не сомневаюсь, он точно в Раю. Мы же опять остались без зверья, не считая аквариумов. Без котов, мы обрастали ими, как судно ракушками. Большими и малыми. И, да здравствуют: вуалехвосты, барбусы, сомики, нежные скалярии и живучие гуппи, светящиеся кардиналы и черные, как ночь моллинезии. Опять мы вдвоем с мамой волочем тяжеленный аквариум на 10 ведер в ванную для мытья и ругаем отчима, который в это время что-то строит, и папу, который где-то халтурит, пока мы тут надрываемся. Промываем цветные камушки, привезенные с моря. В банке шевелят усиками лентяйки-улитки, не справившиеся с чисткой этого гиганта и мы дружно моем стенки, кипятим грунт и высаживаем водоросли. Вот, наконец, аквариумы помыты и блистают чистотой. Нам скучно. Никто не попадается под ноги, не точит когти о колени, не жрет рыбу на ковре. Душа просит кошку. И вот, однажды, придя с работы, мама заявляет – У нас будет собака. Моей радости не было границ. Собака! У меня еще никогда не было собаки. Это целая история – почему. Собаку не хотела мама. Когда она была подростком у нее уже была собака. Немецкая овчарка по кличке Найда, редкая умница. Об ее уме ходили легенды в нашей семье. Когда в дом кто-то приходил, то Найде давали понюхать гостя и говорили, что это свой. Обнюханный гость получал от Найды «добро» на вход, но не выход. Перед уходом гость обнюхивался еще раз. Процедура соблюдалась всегда. Только один раз эта живая сигнализация сработала. Обнюхав гостя Найда залаяла и легла поперек двери, перегородив выход своим нехилым телом и показала клыки, которые отбили у гостя всякую охоту попытаться обрести свободу с помощью штурма.
- Ты что-то у нас взял, – сказала бабушка.
- Что ты говоришь, как можно? – возражал гость.
- Посмотри по карманам.
Гость послушно вывернул карманы. На пол вывалился НАШ коробок спичек. Гость был курящий и случайно присвоил коробок.
Спички торжественно вернули хозяйке на глазах у собаки и гостя отпустили. Мама говорит, что с тех пор он сам добровольно выворачивал карманы перед Найдой.
Бабушке советовали такую умную собаку отдать служить на границу или в милицию. Бабуля, которая Найду баловала лучшей едой, говорила: «Что, Найдочку, на казенный паек. Нашу собачку – каким-то ментам. Да никогда!». Найда прожила достойную жизнь на коврике в гостиной, как болонка. Когда приезжал дед, или мамин дядя из Одессы, то Найду брали на природу или даже на охоту. Вот там она могла вволю побегать. Умерла Найда от старости и умирала тяжело. Вот поэтому бабушка и мама дальше воспитывали только котов.
Услыхав слово собака, я представляла себе что-то вроде Найды. Большое существо. То, что я увидела на следующий день привело меня в сильное замешательство. От овчарки там была только расцветка.
- Мама, а ты уверена, что это вообще собака?
Мама с сомнением поглядела на приобретение, лежащие перед нами на столе.
- Ее мать – точно собака.
- А какой породы?
- Йоркширский терьер. Но с ней неприятность случилась. Папаша тут неизвестен.
- Какого же размера она будет?
- Нет, ну она еще должна подрасти. Ей же всего два месяца, а может и пять, - сказала мама и с сомнением поглядела на существо.
- Снег был раз в пять крупнее.
- Это же комнатная собачка.
Я протянула руку, чтобы ЭТО погладить. Из под черной челки раздалось довольно громкое:
- Ррррррр.
- Ррррорка, - сказала мама.
- Пусть и будет Роркой.

Пока Рорка была щенком, она не была очень волосатая. Но когда подросла, то своим внешним видом приводила окружающих в восторг и умиленье. Больше всего она напоминала китайскую хохлатую. Тело Рорки покрывала черная гладкая и блестящая шерсть, а вот уши, хвост и изнанку лапок украшали длинные волоски рыжего цвета. Вместо бровей у Рорки были два симпатичных рыжих пятнышка. Глазки были выпуклые и взгляд ехидный. Если Рорку хотели тронуть чужие, то сначала раздавалось предупреждающее:
- Ррррррррррррррррр.
Что оправдывало ее имя. Рорка могла и цапнуть под настроение. Не смотря на размер, в половину кота, зубы у нее были ого-го-го. Кости она разгрызала в момент. Когда приехал отчим, Рорка уже подросла немного, и мы с ней гуляли, одевая красный поводок – шлейку. При первом свидании отчим поднял ее в воздух за поводок и поднес к лицу. Рорка от такой наглости утратила голос.
- Это что за зверь? – спросил отчим и довольно бесцеремонно заглянул собаке под хвост.
- Сучка, – ответил он сам на свой вопрос. С тех пор иначе собачку он не называл. Сучка, и все тут.
Для маленькой Рорки, которая тряслась на тонких ножках, как только температура опускалась ниже 18 градусов, отчим был неиссякаемым источником тепла.
Стоило ему улечься на диван и развернуть «Советский спорт», как Рорка принимала выжидательную позу. Через какое-то время газета падала на лицо и из-под фотографий известных футболистов раздавался мощный храп. Тут наступало время Рорки . Она тихонько вспрыгивала на диван, пролезала под газету и уютно устраивалась на волосатой груди полковника, пристраивая свою мордочку так, чтобы теплое дыхание максимально согревало ее тщедушный организм.
- Хрррррр, - храпел отчим.
- Уууу- му, - поскуливала, вздрагивая во сне Рорка.
Если в этот момент легонько приподнять газету, то картинка была еще та!

Продолжение будет

Шановний Автор!
> З превеликим задоволенням повідомляю що Ваш твір увійшов у 10
кращих творів у підсумку конкурсу «Майстерня Чудес».
> Урочисте нагородження переможця буде проводитися 12 листопада у
м. Київ, на Міжнародній Конференції « Дні Фантастики у Києві» , у
Виставковому комплексі «Медвін» : вул. Фізкультури, 1 (станция метро
«Олімпійська» — синя лінія).
> Урочисто запрошуємо вас на нагородження!
> Попереджаємо одразу : головний приз отримає тільки один
переможець! Інші учасники нашої презентації зможуть насолодитися
спілкуванням з всесвітньовідомими авторами, та бути присутніми на різних
творчих зустрічах!

Сразу говорю - это был "Казик", перепертый самолично на украинский с помощью гугле.

Пьянству бой. Часть третья. Детство Лили.

Жил отважный капитан,
Он объездил много стран,
И не раз он
Бороздил океан.
Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул,
Но ни разу
Даже глазом не моргнул!
Все детство я думала, что эта песенка о моем деде. Ведь он действительно тонул, и не где-нибудь, а в Северном Ледовитом океане и обморозил на Севере ноги, но это ничего, по сравнению с тем, что он и глазом не моргнул и женился на моей бабушке и оставался ее мужем 44 года. Вот это действительно подвиг. Никакие акулы с этим не сравнятся, такой у нее был характер. Мой дедуля отличался не только героическим прошлым, война и все такое. Он еще был реальной мечтой всех женщин. Он мог починить в доме ВСЕ. Ведь в северные моря он попал как судовой механик. Он не любил футбол, мог конечно посмотреть, под настроение, но что такое настоящий болельщик я узнала от отчима. Он меня писать не отпускал во время матча, говорил, что я его талисман, и если я на минуту отлучусь, то наши проиграют.
Читать далее...

Доктор посмотрел на купюру и сказал.
- Мадам, это мелко.
Мадам проворно полезла в кошелек и извлекла фиолетовую купюру.
- Мадам, этого хватит, но это, все равно, мелко.
Купюра исчезла в кармане , а он сам ...

C деловым видом доктор подошел к больному.
- Уважаемый, а что это у вас с руками?
Дед обалдело посмотрел на свои руки. Как-будто увидел их в первый раз. Когда он полз по наледи, то хорошо руки ободрал. Мама ночью разодранные и окровавленные вязанные перчатки просто срезала, раны промыла и замазала зеленкой из стратегических запасов, которые ждали лета и моих кровоточащих коленей. Дед тогда уже спал. За ночь раны уже стали подсыхать и не беспокоили.
- Не помню, - честно признался дед.
- Болят?
- Нет.
- Это плохо.
Доктор заботливо поднес руку деда к крючковатому еврейскому носу и понюхал рану, с виду совсем неопасную.
- Скверно выглядит и скверно пахнет. Вы не чувствуете? Надо замазать и перевязать, может быть гангрена! Медсестра, которая стояла рядом и наблюдала эту сцену, сделала большие глаза.
- Выполнять,- прикрикнул на нее доктор. И девица кинулась за бинтами. Скоро руки моего деда представляли собой два белых свертка из которых не торчали даже пальцы. Тут, наконец, появился Володька, который стал бить себя в грудь, дескать – моя вина. Деда погрузили в такси и доставили домой.
Примерно через час можно было увидеть у нас дома такую сцену.
Дед лежит на кровати, на горе подушек, на второй горе покоится его нога в гипсе. Из кухни идет бабушка с тарелкой супа, за ней мама с хлебом и салфеткой. Мама аккуратно повязывают деду слюнявчик, и бабушка, зачерпывая ложкой суп из тарелки, говорит:
- Сейчас тебя б…яди кормить будут.
Бабушка умела «СКАЗАТЬ», но и дед знал ее хорошо. Супом не подавился, а только немного закашлялся. Когда суп был съеден, дед решился наконец поговорить.
- Муся, - сказал дед. Муся, мне явился Господь.
- Что? – не поняла Муся.
- Мне явился Господь Авраама и Якова!
Муся подняла брови от неожиданности, очки сползли на нос.
- Лева, надеюсь, что ты не хочешь стать раввином, я тебя умаляю!
Продолжение будет

Наконец в подъезде послышался какой-то шум . Бабушка открыла дверь и… На лестничной клетке лежал мой дед. Вдруг он приподнялся на руках и сказал довольно грубо:
- Бабы, стройся!
- Это ты мне говоришь? - тихо, но внушительно, спросила бабуля.
- Тебе! Стройся, говорю! - и прибавил… «Б…ть старая».
Бабушку покинул дар речи. Она открывала и закрывала рот, но оттуда не выходило ни звука. Она подозревала, что на войне деда научили плохим словам, но думала, что за двадцать лет он их забыл.
- Мама, да он пьяный,- наконец сказала моя мама. Вот странно. Надо его в дом затащить.
Деда подняли под руки и заволокли в квартиру. При этом он упрямо предлагал всем построиться и добавлял нецензурные выражения. Усадили его на табурет, кое-как освободили от пальто, хотели снять ботинки, но тут встретили сопротивление.
- Нога болит,- сказал дед.
- Ничего, я осторожно, - заявила моя мама, которая хоть и была доктором, но все больше зверским.
Нога выглядела неважно, даже сквозь следы давнего обморожения была заметна большая гематома.
Мама прошлась рукой вдоль кости.
- Это элементарный вывих, - сказала она. Надо просто дернуть посильнее. Мама, держи его за плечи. И дернула.
Полярник опять сказал «Б…ять!» и потерял сознание во второй раз.
Утром деда отвезли на скорой в травмапункт. Там молодой врач, оказавшийся сыном лучшей подруги Нюси, маминой свекрови, определил перелом со смещением. Ногу закатали в гипс и выдали деду костыли. Но этого моей бабушке показалось мало. Нехорошее слово с прилагательным «старая» накрепко засело у нее в мозгу и побуждало к действию. Она подозвала жестом молодого врача и горячо стала нашептывать ему что-то на ухо. Потом вытащила красненькую купюру из кошелька.
Доктор посмотрел на купюру и сказал.
- Мадам, это мелко.
Мадам проворно полезла в кошелек и извлекла фиолетовую купюру.
- Мадам, этого хватит, но это, все равно, мелко.
Продолжение будет

- Если ранили друга, перевяжет подруга горячие раны его, - распевал мой дед. Вместе с песней изо рта у него выходил пар. Было не очень холодно, градусов пятнадцать, совсем не температура для января. Снега почти не было. Но в парке дорожки покрылись противной ледяной коростой, из-под которой коварно выступали узловатые корни сосен. Дед благополучно преодолел половину дистанции. Но тут песня оборвалась. Он споткнулся о корень, в ноге что-то хрустнуло. Полярная звезда качнулась, а потом прыгнула вверх. Бывший покоритель Севера потерял сознание от боли .
Из туманной мути вдруг перед ним проступило лицо, муть окончательно рассеялась и «лицо» сказало, причем с одесским выговором: «Ну, и шо-о мы тут имеем? Лежим, встать не можем?». Дед сразу понял КТО это, только было не понятно, почему Господь явился ему в образе родной супруги, и откуда у нее появился малороссийский говор, Муся говорила без акцента. На минуту оставим в тайне, что поведал Леве Господь, и обратим наш взор в прошлое.
Господь уже являлся одному из членов нашего несуразного семейства, а в частности отцу моего деда. Это явление имело фатальные последствия для всей семьи. Дело было еще при царе. Мой прадед работал сапожником в Одессе, у него была жена и два с половиной ребенка. Последний – мой дед, тогда еще не родился.
И приключилась с ним, очень молодым тогда еще человеком, странная хворь. В миг все его тело охватывал жар, начинались судороги, в беспамятстве он скатывался с кровати и бился на полу. Доктора ничем не могли помочь, они просто не понимали, что с ним. Бедная жена не знала, что и делать, но на третий день больной вдруг затих. Бледный, он лежал вытянувшись на кровати и почти не дышал. Отходит, подумали родные, но не тут-то было. Ночью выступила испарина и утром умирающий попросил есть, а через сутки был здоров, но по мнению жены повредился рассудком, потому, как только он смог говорить... поведал следующее.
- Ривка, мне явился Господь, шоб я так жил. Я молил его, о том чтобы он прекратил мои страдания, и тут мне явился Господь и сказал, что я таки буду жить. Ривка, я иду креститься и поступаю в монастырь, потому что это был Иисус.

Ривка схватилась за голову, но не смогла переубедить упрямца, он таки пошел к попу. Ривка не пустила мужа одного, пошла вместе с ним. Вы наверное подумали, что поп обрадовался такому подарку судьбы. Я вас умаляю! Может и обрадовался, если бы был дураком – карьеристом, но поп попался нормальный и понимал, что от этого еврея, желающего стать монахом всем на посмешище, будет только одна головная боль. Поп хотел его уже отправить с миром, но… ГОЛОС! Попа остановил голос, родовое благословение, а иногда и проклятье нашей семьи. Он у нас передается через поколение, мне изначально не светило… У прадеда был густой бас и фигура тоже была вполне подходящая, хотя он тогда еще был очень молод и тощ, но некоторая вальяжность, свойственная попам уже начинала просвечивать. Поп оглядел прадеда с головы до ног и сказал.
- Дорогуша, повтори за мной : «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя-я-я…»
- Я могу, ответил прадед, я очень даже могу, но у меня очень громко получается, кантор из меня не выйдет.
И спел. Стекла в ризнице задрожали, а у будущей попадьи чуть преждевременные роды не начались. Но как это зазвучало!
- Кантор не выйдет, сказал поп, а вот священник православный, это мы еще поглядим.
Вот скажите, что первое приходит в голову при слове буддистский монастырь – сплошной мордобой ногами, а католическая церковь – благословенные звуки органа, а православная – это хор. Кто слышал, меня поймет. Православие – это, вообще, один большой хор, правда, в последнее время этот хор поет что-то не то.
Судьба прадеда была решена. Он крестился, поступил в семинарию и стал священником. Ривка в начале от такого поворота событий не была в восторге, а потом смирилась. А позже ей даже стало нравиться. Быть матушкой все же круче, чем женой сапожника.
Поповский сын, бывший полярник, мой дед лежал на спине ночью в совершенно пустом парке. Он пришел в себя, насколько это возможно было в его состоянии, после всего выпитого. Дед приподнялся на локте, показал небесам дулю. « Врешь, не возьмешь!» - и пополз, аки Маресьев, издирая в кровь руки. Наледь, которая была виной несчастья , стала союзницей, по ней можно было скользить. Дед полз до дома два часа.
А в это время две женщины и ребенок, то есть я, сидели в байковых ночных рубашках в прихожей и прислушивались к шумам в подъезде. Телефон у Вовы не отвечал. Было ясно, что что-то очень поганое произошло с главой нашего семейства, но выйти на встречу в морозную ночь женщины боялись. Надо было идти вдвоем, но меня, бандитку, оставить дома одну они не могли, зная мой дар устраивать безобразие из чего угодно. В воздухе резко пахло несчастьем, самой настоящей бедой. Надо было на что-то делать.
- Может нам ее связать? - нерешительно сказала мама.
- Ты что глупости говоришь, дочь, - ответила бабушка. Но и с собой взять ее мы не можем, вдруг там ужас какой, насмотрится, будет помнить всю жизнь, еще заикаться начнет. Надо соседей будить.
Наконец в подъезде послышался какой-то шум . Бабушка открыла дверь и… На лестничной клетке лежал мой дед. Вдруг он приподнялся на руках и сказал довольно грубо:
- Бабы, стройся!
- Это ты мне говоришь? - тихо, но внушительно, спросила бабуля.
- Тебе! Стройся, говорю! - и прибавил… «Б…ть старая».
Продолжение будет

Жил отважный капитан,
Он объездил много стран,
И не раз он
Бороздил океан.
Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул,
Но ни разу
Даже глазом не моргнул!
Все детство я думала, что эта песенка о моем деде. Ведь он действительно тонул, и не где-нибудь, а в Северном Ледовитом океане, но это ничего, по сравнению с тем, что он и глазом не моргнул и женился на моей бабушке и оставался ее мужем 44 года. Вот это действительно подвиг. Никакие акулы с этим не сравнятся, такой у нее был характер. Мой дедуля отличался не только героическим прошлым, война и все такое. Он еще был реальной мечтой всех женщин. Он мог починить в доме ВСЕ. Ведь в северные моря он попал как судовой механик. Он не любил футбол, мог конечно посмотреть, под настроение, но что такое настоящий болельщик я узнала от отчима. Он меня писать не отпускал во время матча, говорил, что я его талисман, и если я на минуту отлучусь, то наши проиграют. У деда было только одно мужское хобби – грибы. И то, он предпочитал компанию моей мамы. Вдвоем они уезжали ночной электричкой в подмосковные леса и один раз даже заблудились. Большая, как корыто корзина, возвращалась домой полная лисичек, сыроежек, свинушек, груздей, маслят, и белых, если особенно повезет. Мне они привозили маленький букетик земляничек на тонком стебле или горсть зеленых лесных орехов. Пока электричка катила в темноте к заповедным лесам, все грибники, как нормальные люди – пили. Но мой дед – нет. Он в это время читал книгу, опираясь на его широкое плечо сладко спала рядом моя мама, молодая женщина в очках. Гнилая интеллигенция – короче. Дед выпивал только в гостях, немного. Много не выпьешь рядом с моей бабушкой. Да и не любил он это дело. Но один раз отличился и он. Как во всякой еврейской семье, у нас был русский родственник. Но не совсем русский, наполовину. Родной брат моей бабушки, Яков Моисеевич был очень красивым мужчиной. Просто глаз не оторвать, как хорош. Ничего удивительного, что он женился на русской. Как Беня Крик, он мог выбирать. Жена его - Шура оказалась та еще штучка, долго Яша не продержался, сбежал, оставив квартиру и сына к скромной еврейской девушке Полине, серой внешности и совершенно бесхарактерной. Сын, Володька, удался в папашу. Но он еще был высоченного роста. Как порядочный еврей, он пошел работать по торговой части, заведовал базой, как порядочный русский он был запойный алкоголик. На работе Володька не пил, только дома или в компании. Когда наступал критический момент, бабушкин племянник выпивал рекордное количество алкоголя и на следующий день ложился в больницу. Да не в простую. Была в Москве специальная клиника для запойных знаменитостей. Там лечились артисты, писатели, даже космонавты и …заведующие базами. У Володи там был блат. Благодаря этому пороку у него сложился круг очень высокопоставленных собутыльников. Вместе лечились, потом вместе пили, сводя на нет усилия врачей и приканчивая свою печень. Дядю Володю я обожала. Приходя к нам в дом, он украдкой совал мне в руку пачку жвачки, пока бабушка не увидела и не отобрала заморский гостинец. У дяди Володи водилась не только жвачка, у него водились деньги. Если надо было занять, то это к нему. Он давал деньги в долг щедро и возвращения не требовал, но бабушка всегда возвращала долги. Вот однажды зимой она собрала нужную сумму и позвонила Володьке.
Читать далее...

Только я успокоилась, виза у меня закончилась, можно и дома посидеть. Стали появляться мысли, а не издать ли свои рассказики самой? Вот говорят, что тех, кто прилично пишет, сами издатели находят. Думала, что чушь это. Нет никаких добрых издателей на свете. Надо завести кубышку и складывать денежку. И что? Пришел какой-то парень и закинул удочку: я издатель, посотрудничаем? Я и не против. А он больше не отзывается... Ну и зачем тогда?

Львовская земля была также благодатной для выращивания особого вида саженцев, ходящих на двух ногах. Касается это не только «саженцев», которые процветают в основном, в кафе. Типы и типчики, чудаки и сумасшедшие разноцветным цирком украшали наше детство. Цирком бесплатным, который насколько нас забавлял, настолько и пугал. Помню, но очень смутно, «дурного Яся», мастера церемонии на каждых похоронах. Помню Хамай-Кица, старого человека, который ходил по главной улице и останавливал прохожих словами «хамай кицю». И до самого моего отъезда стоял под костелом Бернардинцев слепой, в оспинах, дедушка Игнат и ужасающе пиликал на скрипке. Время от времени ботяры крали у него скрипку. Тогда, Игнат появлялся в другом месте, и на его груди висела картонная табличка. Какая-то милосердная рука написала на ней просьбу: собираю деньги на покупку нового инструмента. А когда денег было уже достаточно, слепой Игнат снова начинал играть и снова у него крали скрипку батяры. Итак, da capo al fine (с начала и до конца).
После первой войны на Корсо крутился один психопат, жертва войны, в куртке офицера австрийских уланов. Вскрикивал, отдавал честь, выкрикивал команды, а во время военных парадов польского войска около колонны Мицкевича выскакивал из толпы зрителей прямо на марширующие шеренги и мешал генералам принимать парад. Позже приехал из Ходорова «бедный Лайбус», чтобы петь на улицах Львова очень смешные песенки на польско-еврейско-украинском языке. Темой их были в основном несчастья в семье Лайбуса и рухнувшие надежды. Пел он об отце, у которого есть доллары, о маме, у которой есть сережки, а он, бедный Лайбус, «ходит без ботинок».
На рыхлой Львовской почве росли также цветочки иного вида, не только одни несчастные и сумасшедшие. Например, портной по фамилии Созанский, мастер по починке старого платья и выведению пятен. Один раз я занес ему свою совесть, на которой я заметил несколько пятнышек, но даже Созанский не смог их вывести. Этот человек был обладателем самых ужасных зубов во Львове, а на все народные торжества он одевал венгерку, в которой выглядел очень импозантно. И не только у него была во Львове венгерка. Венгерки все еще носили несколько преклонного возраста полонистов, например совладелец «комнат для завтраков» Мусялович и Янек, с носом, изуродованным от удара. Но уже не помню, был ли это пан Мусялович или все же пан Янек. Прямо напротив «Мусялки», со стороны улицы Ягелонской целую божью неделю сидел в венгерке седенький, с бакенбардами, ветеран. Сидел он у окна своего заведения со стеклышком часовщика, зажатом в глазнице, и гравировал надписи, также гербы и монограммы на столовом серебре шляхты, которая одевалась точно также, как одевался любой адвокат. Но ни один из этих поклонников венгерок не вел себя так вызывающе, как портной Созанский. Встретил его как-то на улице адвокат Рафал Бубер, известный франт и верный друг Станислава Бжожовского.Читать далее...

Пьянству – бой! Часть вторая

Пролог
« Когда твоя мама была маленькая, она была большая засранка. Я выходила на минуту в магазин, по приходе, твоя мама сообщала:
- Тут кучка, там – кучка, под столом…
С тех пор приходя домой я всегда гадаю, какое говно меня еще ждет…»

Из воспоминаний моей бабушки

Начало

Все это можно с трудом назвать воспоминаниями. Эту историю я знаю с чужих слов. Все всегда рассказывали ее по-разному. Больше всего мне нравился рассказ моей бабушки, именно он лег в основу этого повествования. Почему так? Потому что это все происходило до моего рождения. Можно сказать, что эта история моего появления на свет, которое все расставило по своим местам и в нашей семье наступил мир и согласие, не на долго. Вы уже наверное догадались. Это история знакомства моих родителей.
Мама моя тогда училась в МГУ. Красавица, отличница. Ну и что? Таких в Москве пруд-пруди. Но Милочка, так все называли мою маму, еще и пела. Ах, как она пела! Не девушка – соловей. В МГУ был известный на всю Москву хор профессоров. Вот к руководителю этого хора и пришла моя мама после поступления. Можно смело сказать, что благодаря этому чудаку, мама получила еще одно образование – консерваторское, параллельно мучая лягушек и приканчивая тараканов на биофаке. Поклонников у мамы-певуньи было немеряно. Уходя на очередное свидание она говорила бабушке:
- Позвонит Саша, скажешь что я на катке с подругами. Толе скажи, что я занимаюсь и не могу подойти. А Эдик позвонит, ничего ему не говори, пусть мучается. Мне он не нравится.
На что бабуля справедливо отвечала, что она в секретари не нанималась.
Вот однажды, холодным мартовским вечером, когда днем тепло, а к ночи тротуары покрываются противной ледяной коркой, по московским улицам, в романтических сумерках, в свете редких фонарей домой возвращалась мама с кавалером. Настроение у мамы было хорошее. Это такое, когда любишь весь мир и хочешь делать добро просто так. И вдруг… Прямо на их пути – тело. Ничего удивительного, Москва – не Нью-Йорк. Обошли и пошли дальше, взявшись за руки. Но тут моя мама затормозила.
- Мил, ты что пьяного не видела? – спросил парень, справедливо полагая, что обращать внимания на такие мелочи, как пьяница на дороге в такой романтический вечер - пустая трата драгоценного времени, которое можно потратить на поцелуи. Но мама присела на корточки рядом с телом и попыталась его разглядеть. На тротуаре лежал бледный юноша в франтоватой курточке и стиляжьих узких брюках.
- Нельзя его так оставлять, он тут замерзнет. Или его обчистят. Смотри какие у него часы.
- Ну и пусть мерзнет, - ляпнул кавалер не подумав. Но вовремя сообразил, что такой ответ может подруге не понравится. Читать далее...

- Не надо шутить, молодой человек. Моя дочь весит 45 килограмм, вас принес ее поклонник. У моей дочери доброе сердце. Сначала она приносила с улицы больных щенков, теперь принесла вас. Щенков мы лечили и пристраивали в хорошие руки, вас я тоже оставлять не намерена. Поэтому вы сейчас позавтракаете и пойдете к своей маме, и сюда забудете дорогу. Понятно?
- Понятно. А где сейчас ваша дочь?
- В институте.
- А в каком?
- Это уже лишнее знание. Всего доброго, молодой человек, мама вас ждет.
Папе ничего не оставалось, как откланяться.

Преследование

Через день моя мама пришла из университета и увидела, что посреди стола стоит любимая бабушкина хрустальная ваза, полная розовых гвоздик. Мама уткнула нос в цветы, вдыхая терпкий запах, цветы она обожала.
- Мама, откуда такая прелесть?
- Зоя принесла.
- В честь чего такая щедрость?
- За платье отблагодарила, которое я ей сшила на день рожденье.
- А-а-а, - разочарованно протянула мама. Это не интересно.
Еще через неделю на том же столе появилась коробка конфет. Красивая, перевязанная алой ленточкой и с упоительным запахом дорогого шоколада. Мама сжевала конфетку. И опять спросила, кто принес.
- Я купила, - ответила бабушка, сладкого захотелось.
Мама опять поверила, у бабули случались сладкие загулы в виде тортиков и шоколадок. Но вот что подозрительно. В квартире часто стали раздаваться телефонные звонки, на которые бабушка отвечала шепотом или сначала демонстративно закрывала двери перед Милочкиным носом. Это было странно.
Однажды после такого звонка, Мила не выдержала.
- Мама, скажи честно, у тебя что, завелся ухажер?
- Дочь, что ты несешь.
- А что я должна думать? Папа в командировках постоянно. А тут цветы, конфеты и звонки какие-то странные. Вот ты бы на моем месте, что подумала?
- Что у меня есть дела, о которых тебе знать необязательно. Папа в курсе. Можешь ему обо всем доложить, папенькина дочка!
Милочка фыркнула и ушла в свою комнату. В общем коридоре огромной коммунальной квартиры в самом центре столицы, где наша семья занимала две комнаты, раздался телефонный звонок. Бабушка вышла в коридор и сняла трубку.
- Молодой человек, я настоятельно прошу вас больше сюда не звонить. Да, конфеты ей понравились, как и цветы. Спасибо. Вы свой долг заплатили. Все.
-…
- Ах, познакомиться! Не надо вам знакомиться. Вам свои проблемы решать надо.
-…
- А пьянство – это, по-вашему, не проблема? Один раз, случайно? До свидания, Лев. Не звоните больше.

Танцы в коридоре общежития МГУ были в разгаре. Милочка сразу его заметила. Его голова возвышалась над всеми, хотя он то и дело склонялся и что-то нашептывал на ухо своей девушке. Милочка решительно взяла за руку одного из тех ребят с которыми пришла.
- Разобьем эту пару, мне надо поговорить с тем парнем. Ты его знаешь?
- Не из наших, кажется он художник.
- Сюрприз! – сказала моя мама пытаясь рассмотреть лицо своего нового партнера.
- Не понял, - сказал папа, мы знакомы? Даже если вы просто обознались, я все равно рад.
- Нет, я не обозналась. Я вижу перед собой самую большую неблагодарную свинью в мире. Тебе можно сказать жизнь спасли, а ты даже не перезвонил.
- Милочка? – спросил папа, - Это вы. Наконец-то мы познакомились.
- Еще нет…
- Да, простите, меня Лев зовут. Я приходил два раза, звонил вам раз сто, но ваша мама…
- Что такое моя мама, я знаю. Так это она с вами все время разговаривала? И конфеты с цветами – это тоже вы! А я подумала, что у нее интрижка. Так она меня обманывала! В первый раз в жизни моя мама сказала неправду!
- У меня нет интрижки с вашей мамой. Я ее, вообще, боюсь. У меня мурашки по спине от ее голоса. Ваш папа, наверное, героическая личность.
- Папа – бывший полярник. Когда мама «замораживает» его взглядом, он улыбается и целует ее в лоб.
- Как хорошо, что вы на маму совсем не похожи.
- Как плохо! Мама у меня - совершенство. А я все время нахожу приключения…
- На улице, в виде пьяного студента.
- Да, и приношу маме.
Дальше: Хи-хи, ха-ха… И понеслось…


Продолжение будет

Пьянству – бой! Часть вторая

Пролог
« Когда твоя мама была маленькая, она была большая засранка. Я выходила на минуту в магазин, по приходе, твоя мама сообщала:
- Тут кучка, там – кучка, под столом…
С тех пор, приходя домой, я всегда гадаю, какое говно меня еще ждет…»

Из воспоминаний моей бабушки

Начало

Все это можно с трудом назвать воспоминаниями. Эту историю я знаю с чужих слов. Все всегда рассказывали ее по-разному. Больше всего мне нравился рассказ моей бабушки, именно он лег в основу этого повествования. Почему так? Потому что это все происходило до моего рождения. Можно сказать, что эта история моего появления на свет, которое все расставило по своим местам и в нашей семье наступил мир и согласие, не на долго. Вы уже наверное догадались. Это история знакомства моих родителей.
Мама тогда училась в МГУ. Красавица, отличница. Ну и что? Таких в Москве пруд-пруди. Но Милочка, так все называли мою маму, еще и пела. Ах, как она пела! Не девушка – соловей. В МГУ был известный на всю Москву хор профессоров. Вот к руководителю этого хора и пришла моя мама после поступления. Можно смело сказать, что благодаря этому чудаку, мама получила еще одно образование – консерваторское, параллельно мучая лягушек и приканчивая тараканов на биофаке. Поклонников у мамы-певуньи было немеряно. Уходя на очередное свидание она говорила бабушке:
- Позвонит Саша, скажешь что я на катке с подругами. Толе скажи, что я занимаюсь и не могу подойти. А Эдик позвонит, ничего ему не говори, пусть мучается. Мне он не нравится.
На что бабуля справедливо отвечала, что она в секретари не нанималась.
Вот однажды, холодным мартовским вечером, когда днем тепло, а к ночи тротуары покрываются противной ледяной коркой, по московским улицам, в романтических сумерках, в свете редких фонарей домой возвращалась мама с кавалером. Настроение у мамы было хорошее. Это такое, когда любишь весь мир и хочешь делать добро просто так. И вдруг… Прямо на их пути – тело. Ничего удивительного, Москва – не Нью-Йорк. Обошли и пошли дальше, взявшись за руки. Но тут моя мама затормозила.
- Мил, ты что пьяного не видела? – спросил парень, справедливо полагая, что обращать внимания на такие мелочи, как пьяница на дороге в такой романтический вечер - пустая трата драгоценного времени, которое можно потратить на поцелуи. Но мама присела на корточки рядом с телом и попыталась его разглядеть. На тротуаре лежал бледный юноша в франтоватой курточке и стиляжьих узких брюках.
- Нельзя его так оставлять, он тут замерзнет. Или его обчистят. Смотри какие у него часы.
- Ну и пусть мерзнет, - ляпнул кавалер не подумав. Но вовремя сообразил, что такой ответ может подруге не понравится.
-Давай милицию вызовем. Переночует в вытрезвителе.
- Нет, милицию нельзя, его из института могут выгнать.
- Откуда ты знаешь про институт?
- Знаю. Посмотри на него.
- Думать надо было, прежде чем напиваться. Что предлагаешь?
- Возьмем его ко мне домой.
- Ты же обещала еще погулять со мной около дома.
- А мы и погуляем, только его занесем.
Парень пожал боксерскими плечами, взвалил безжизненное тело моего будущего папы и понес. Длинные папины ноги свисали почти до земли, голова моталась туда-сюда, но папа так и не проснулся.
Дома его сгрузили на диван и мама отправилась догуливать, папа же остался на попечение будущей тещи, которая невзлюбила его с первого взгляда. Но кто ее осудит?
Утром, когда мой папа пришел в себя, то первое что он увидел – расплывчатый силуэт на фоне большого окна.
- Мама, - пролепетал папа. Но вы не моя мама.
- Слава Богу, не ваша!
- Мама! Мне надо маме позвонить, где телефон?
- В коридоре.
Через минуту он появился в комнате. На столе был накрыт скромный завтрак.
- Что вы, не надо, спасибо, - пытался отпереться папа.
- Садитесь, молодой человек, поговорим.
Папа послушно сел. Он как-то сразу понял, что с такой женщиной, как моя бабушка спорить бесполезно.
- Вы наверное гадаете, как сюда попали?
Папа кивнул, жуя бутерброд с колбасой.
- Вас вчера принесла моя дочь. Вы спали на улице.
- Ваша дочь метательница молота?
- Не надо шутить, молодой человек. Моя дочь весит 45 килограмм, вас принес ее поклонник. У моей дочери доброе сердце. Сначала она подбирала на улице больных щенков, теперь принесла вас. Щенков мы лечили и пристраивали в хорошие руки, вас я тоже оставлять не намерена. Поэтому вы сейчас позавтракаете и пойдете к своей маме, и сюда забудете дорогу. Понятно?


Продолжение будет

Вы видели когда-нибудь как стригут барана. Что-то подобное проделали со мной. О кос остались неровные пряди, которые тут же встали дыбом но моей голове. Я стала похожа на темно-рыжий одуванчик, но несколько кособокий.
- А что, ничего. Сказала мама. Иди гуляй.
Я посмотрела в зеркало и осталась довольной результатом. Голова стала легкой-легкой.
Счастливая, я пулей слетела с третьего этажа и врезалась на бегу в мягкий живот моей бабушки.
- Это кто?
Спросила бабушка.
- Это я, бабуля, ты что, меня не узнала?
- Нет, узнала? Кто это сделал с тобой?
- Мама с тетей Ирой.
- Что? Они что, рехнулись?
- Они какие-то странные, смеются все время.
- Смеются, говоришь? Ну, сейчас им будет не до смеха. Бабушка решительно потопала вверх по лестнице, я за ней.
Дверь в квартиру, как всегда, была открыта. Бабушка ввалилась в комнату, послышался визг, перед моими глазами мелькнул кружевной подол комбинации, чьи-то голые ноги… В соседней комнате скрылись тетя и мама, и похоже, забаррикадировались, комодом. На тахте остался смятый плед и какая-то одежда. Как главная улика прошедшего безобразия, поверх всего, белел мамин лифчик и посверкивала зеленым боком пустая бутылка из-под коньяка. Теперь я уже все понимаю, что подумала бабушка. А тогда я была уверена, что она сердится из-за меня, из-за моих кос.
- Это что же вы вытворяете, простигосподи, - кричала бабушка. Совсем стыд утратили.
Из-за двери несся, по-прежнему, глупый смех.
Предвижу, что вы скажите. Об однополой любви между двумя женщинами в пуританское советское время мало кто слышал. И это правда. Я сама про это узнала только в классе в восьмом. Но моя бабуля была дамой непростой. Ее бурная молодость проходила на театральных подмостках. А там всяко бывало. Бабуля счастливо избежала комсомола только потому, что застала комсорга театра в недвусмысленной позе на главном бухгалтере того же театра. Неудивительно, что она подумала застав эту парочку в разобранном виде.
На следующий день мама проснулась со страшной мигренью. Бабушка с ней не разговаривала. Она молча взяла меня за руку и отвела парикмахеру. Пришла я оттуда в таком виде, что впору было спрашивать.
- Ребенок, ты кто, мальчик или девочка?
И еще бабушка вытащила из рамки, которая стояла на телевизоре, мамину фотографию, где она поет у рояля, и поставила фото нашего кота. Почему не мое? На меня она тоже обиделась, за косы. Меня справедливо обвинили в использовании бессознательного состояния моей мамы в корыстных целях. Бабуля дулась неделю. Обычно ее хватало только на пару часов, но тут… Пьяный дебош, остриженный ребенок, кровосмесительная связь с кузиной , оскверненное семейное гнездо …
Через неделю к нам в гости зашла соседка попить чайку. В разговоре, она то и дело запиналась и бросала тревожные взгляда на фото за бабушкиной спиной.
- Аня, что ты там увидела? – не выдержала моя бабушка.
- Муся, а кто это у тебя на фото?
- Как кто, Тимошка.
- Нет, Муся, там баба какая-то… страшная…
Бабушка оглянулась и… На черно-белом фото прижавшись к стене спиной стояла моя мама. Вместо глаз у нее на лице красовались разводы черной туши, на голове – буйный начес. На маме была надета дедова старая тельняшка из-под которой кокетливо выглядывала комбинация. Рукава тельника свисали почти до пола. А в руках мама сжимала мою плюшевую обезьяну в белом лифчике. Выражение лица женщины на фото не оставляло сомнений – выпито было много.
- Фу-фу-фу, - сказала бабушка. Хорошо, что эти малахольные только фотографировались, а не занимались чем-то похуже.
- Чем похуже? – спросила любопытная соседка.
- Да ничем, пустяки. Это Мила в роли, - сказала бабушка значительно.
- А-а, - разочарованно вздохнула соседка. Вот и в этот раз не узнала она ничего интересного.
Целую неделю мама сносила обвинение в содомии, сносила молча. Она знала, что ее час настанет. Месть ее была страшна. Она поистине была ужасна. На вопрос дружелюбных соседок, почему остригли Лиличку, такие чудесные косы у ребенка были. Мама ответила, что делать, вшей обнаружили… Бабушка всегда славилась своей аккуратностью и слыла непревзойденной хозяйкой. С мамой опять неделю не разговаривали… А проклятые косы отрасли мгновенно. К осени можно было уже скрутить две короткие фигушки и завязать ненавистные банты. Вот с этими бантами я и пошла во второй класс.

Может кто-то еще не читал моих "Котов". Это "Евангелие от Мури" выложено все. Давно собиралась это сделать.
Предупреждение: много букфф.
Коты

От автора
Ивон смотрела на меня не моргая и ее добрые глаза выражали непонимание. Как, в старушке-Европе где-то есть крысы? Я пыталась рассказать ей историю, которую предлагаю вашему вниманию, поэтому, предвидя недоуменные вопросы немцев, голландцев, французов - живущих в чистеньких городох, похожих на иллюстрацию к книжке сказок братьев Гримм, и жителей российских городов, где центр города - это новые строения из стекла и бетона, отвечаю - крысы в Европе есть. Львов, город, в котором живут мои герои, правда, не совсем Европа. Вернее - Европа, но только на первый взгляд. Старый город с остатками крепостных стен и огрызком замка на горе насчитывает 750 лет истории. За это время что тут только не настроили: и кафедральный собор, и множество костелов разных стилей и, конечно же, Оперный театр. Здание Оперы обращено фасадом на бульвар, а вот под ним, в глубине под землей течет река Полтва. Под каменными сводами, невидимая для глаз эта маленькая речка продолжает свою работу, как и в средневековье - служит городской канализацией. Это подземное царство имеет своих жителей. Вы уже догадались. Да - это крысы. Ночью они выходят из под земли и совершают свои набеги на город. Но тут их встречает "ночной дозор" из котов-крысоловов. Обитатели небольшого квартала старинных домов у Оперы вдохновили меня написать эту повесть. Для ясности, мне пришлось нарисовать план двора-колодца, куда судьба привела моего героя, помойного кота по кличке Сто грамм.
Читать далее...