Очччень оригинальный клип !!! SUPER !!!

Я товарища хороню.
Эту тайну я хмуро храню.
Для других он еще живой.
Для других он еще со мной,
для других еще с ним дружу,
ибо с ним в рестораны хожу.
Никому я не расскажу,
Никому -
что с мертвым дружу.
Говорю не с его чистотой,
а с нечистою пустотой.
И не дружеская простота -
держит рюмку в руке пустота.
Ты прости,
что тебя не браню,
не браню,
а молчком хороню,
Это что же такое,
что?
У меня не умер никто,
и немного прожито лет,
а уж стольких товарищей нет.

Ходит смерть круг за кругом
Рвёт сердца и аорты...
"Был он другом,был другом",
Говорят про мёртвых.
Но приходится туго
И смертельное слово:
"Был он другом,был другом",-
Говорим про живого.

 

До утра перед разлукой
Свадьба снилась мне твоя.
Паперть...Сон,должно быть,в руку:
Ты-невеста.Нищий-я.
Пусть случится всё,как снилось,
Только в жизни обещай-
Выходя,мне,сделай милость,
Милостыни не давай.

 

Мы перед чувствами немеем,
мы их привыкли умерять,
и жить еще мы не умеем
и не умеем умирать.

Но, избегая вырождений,
нельзя с мерзавцами дружить,
как будто входим в дом враждебный,
где выстрел надо совершить.

Так что ж, стрелять по цели - или
чтоб чаю нам преподнесли,
чтоб мы заряд не разрядили,
а наследили и ушли?

И там найти, глотая воздух,
для оправдания пример
и, оглянувшись, бросить в воду
невыстреливший револьвер
 

Ничто не сходит с рук:
ни самый малый крюк
с дарованной дороги,
ни бремя пустяков,
ни дружба тех волков,
которые двуноги.

Ничто не сходит с рук:
ни ложный жест, ни звук
ведь фальшь опасна эхом,
ни жадность до деньги,
ни хитрые шаги,
чреватые успехом.

Ничто не сходит с рук:
ни позабытый друг,
с которым неудобно,
ни кроха-муравей,
подошвою твоей
раздавленный беззлобно.

Таков проклятый круг:
ничто не сходит с рук,
а если даже сходит,
ничто не задарма,
и человек с ума
сам незаметно сходит...
Е.Евтушенко

Достойно, главное, достойно
любые встретить времена,
когда эпоха то застойна,
то взбаламучена до дна.

Достойно, главное, достойно,
чтоб раздаватели щедрот
не довели тебя до стойла
и не заткнули сеном рот.

Страх перед временем - паденье,
на трусость душу не потрать,
но приготовь себя к потере
всего, что страшно потерять.

И если все переломалось,
как невозможно предрешить,
скажи себе такую малость:
«И это надо пережить...»

Евтушенко

Зашумит ли клеверное поле,
заскрипят ли сосны на ветру,
я замру, прислушаюсь и вспомню,
что и я когда-нибудь умру.

Но на крыше возле водостока
встанет мальчик с голубем тугим,
и пойму, что умереть — жестоко
и к себе, и, главное, к другим.

Чувства жизни нет без чувства смерти.
Мы уйдем не как в песок вода,
но живые, те, что мертвых сменят,
не заменят мертвых никогда.

Кое-что я в жизни этой понял,—
значит, я недаром битым был.
Я забыл, казалось, все, что помнил,
но запомнил все, что я забыл.

Понял я, что в детстве снег пушистей,
зеленее в юности холмы,
понял я, что в жизни столько жизней,
сколько раз любили в жизни мы.

Понял я, что тайно был причастен
к стольким людям сразу всех времен.
Понял я, что человек несчастен,
потому что счастья ищет он.

В счастье есть порой такая тупость.
Счастье смотрит пусто и легко.
Горе смотрит, горестно потупясь,
потому и видит глубоко.

Счастье — словно взгляд из самолета.
Горе видит землю без прикрас.
В счастье есть предательское что-то —
горе человека не предаст.

Счастлив был и я неосторожно,
слава богу — счастье не сбылось.
Я хотел того, что невозможно.
Хорошо, что мне не удалось.

Я люблю вас, люди-человеки,
и стремленье к счастью вам прощу.
Я теперь счастливым стал навеки,
потому что счастья не ищу.

Мне бы — только клевера сладинку
на губах застывших уберечь.
Мне бы — только малую слабинку —
все-таки совсем не умереть.

1977


 

Был я столько раз так больно ранен...

Д. Г.
Был я столько раз так больно ранен,
добираясь до дому ползком,
но не только злобой протаранен —
можно ранить даже лепестком.
Ранил я и сам — совсем невольно
нежностью небрежной на ходу,
а кому-то после было больно,
словно босиком ходить по льду.
Почему иду я по руинам
самых моих близких, дорогих,
я, так больно и легко ранимый
и так просто ранящий других?

Евгений Евтушенко

Юрий Ряшенцев

ОПЕРЕТТА

Периферию и столицу,
как ни бывало тяжело,
на «Сильву» или на «Марицу»
с невнятной силою влекло...
Зачем России оперетта?
При том романсе про звезду!
При наших чувствах без ответа,
в минорном явленных ладу!
При свадьбах, но – с идейной ссорой!
При судьбах, что вершат свой путь
со всей беспечностью, в которой
нет легкомыслия ничуть!
При нашей тяге к идеалам!
При нашем знании войны!
При том, что поднятым забралом
поэты русские сильны!
При том, что медная монета
звенит – не надо серебра!
При наших поисках добра,
при том, что – дождь как из ведра, –
зачем России оперетта?!
Не знаю... Но сейчас едины
и этот зал, и этот граф,
который с первой же картины
глядит на женщин, как удав.
Вогнав пион в петлицу фрака,
он тем одним – не наш, чужой.
А в зале все свои. Однако!
Что делать с русскою душой?
Зачем ей, песенной, былинной,
роман парижского хлыща
с какой-нибудь Карамболиной,
сверкающей из-под плаща?
А вот пришла же. Есть, наверно,
какой-то хмель и для Руси
в любви, изложенной манерно,
но всем понятной, как «мерси».
Иль это дружба молодая,
уют парижских кабачков,
на наши головы слетая,
их закружил – и был таков!
Среди земли простой и грозной
опять, земляк, нам жизнь дана
пленительной и несерьезной,
какой не может быть она..

В.Шекспир
Монолог Жака из комедии "Как вам это понравится"

Весь мир — театр.
В нем женщины, мужчины — все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий громко на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь,—
Так он играет роль. Шестой же возраст —
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса — кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы —
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.

Евгений Шварц
***
Меня Господь благословил идти,
Брести велел, не думая о цели.
Он петь меня благословил в пути,
Чтоб спутники мои повеселели.

Иду, бреду, но не гляжу вокруг,
Чтоб не нарушить божье повеленье,
Чтоб не завыть по-волчьи вместо пенья,
Чтоб сердца стук не замер в страхе вдруг.

Я человек. А даже соловей,
Зажмурившись, поет в глуши своей.

[1946—1947]

Владимир Высоцкий
ЕНГИБАРОВУ - ОТ ЗРИТЕЛЕЙ

Шут был вор: он воровал минуты -
Грустные минуты, тут и там,-
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован -
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: "Да разве это клоун!
Если клоун - должен быть смешной!"

Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
"Вышел на арену, так смеши!"-
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье - век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой,-
Клоун, правда, слишком мрачноватый -
Невеселый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал -
Горе наше брал он на себя.

Только - балагуря, тараторя,-
Все грустнее становился мим:
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы -
Шут сгибался в световом кольце,-
Делались все горше пантомимы,
И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас -
Будто обезболивал нам роды,-
А себе - защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
Ах, как нас прекрасно обокрали -
Взяли то, что так мешало нам!

Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая свое.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами ее.

Злое наше вынес добрый гений
За кулисы - вот нам и смешно.
Вдруг - весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь - и тишина...
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего - и сломана спина.

Зрители - и люди между ними -
Думали: вот пьяница упал...
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался - и переиграл.

Он застыл - не где-то, не за морем -
Возле нас, как бы прилег, устав,-
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперед неукротимо,
Но успев склониться перед ним.
Этот трюк - уже не пантомима:
Смерть была - царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты -
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживем и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно - на руках...

Сгинул, канул он - как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?..
Только я колпак ему - придумал,-
Этот клоун был без колпака.

1972

моя душа - как странница,
теряя дни, по свету носится.
ударь её - она оскалится,
погладь её - она помолится.

моя душа - как птица певчая:
с утра поёт, а к ночи плачется.
и верит в жизнь за гробом вечную,
а, всё ж, грехов своих пугается.

моя душа - как пленница:
греховным вся пороком скована.
хвали её - она вся белая,
начни ругать - она ж вся черная.

и наши души, словно путники-
то падаем, то поднимаемся.
спаси, Господь, когда оступимся,
прости, Господь, когда покаемся!


моя душа - как странница,
теряя дни, по свету носится.
ударь её - она оскалится,
погладь её - она ж помолится...

Я ВЫШЕЛ ГОЛЫЙ НА КРЫЛЬЦО



"Я ночью вышел на крыльцо
и к небу обратил лицо...
Пред мирозданьем нищ и наг,
шепчу я: Вызвездило как!.."
(Вадим Халупович)




Я вышел голый на крыльцо
и почесать хотел лицо,
(лицо зудело малость).

Взглянул спросонья небо на
и мне открылася без дна
такая бездна, звезд полна! -
все тело зачесалось.

И я подумал: Боже мой,
а ведь могло и не со мной
случиться счастье это.
Не зачесалось бы лицо,
и я б не вышел на крыльцо,
и никогда б при этом
не сделался поэтом.

Так я глядел на звездный рой
и думал в тишине ночной
с туманными очами:
Какая, право, благодать,
что есть еще чего чесать
мне на крыльце ночами.

Порой бывает незнакомый человек
Живущий по ту сторону планеты
Вдруг остановит твой безумный бег
Простым вопросом: Солнышко, ну где ты?

И сразу, в миг, становится теплей
От слов простых, пронизанных участьем,
И в череде уныло-серых дней
Мелькнет луч солнца, разогнав ненастье.

И тише боль. И легче на душе.
И хочется дарить тепло другому,
Живущему в реальном мираже
Так далеко, но близкому такому...

И чувствуешь уверенность свою,
И веришь в то, что нужен ты кому-то.
А ведь стоял почти-что на краю 
Отчаянья.Спасла тепла минута.

Давайте не скупиться на тепло:
Нам всем важны минуты пониманья,
Пусть другу станет на душе светло
От нашего участья и вниманья

Остановить хочу безумный бег.
Слова мои улыбкою согреты.
Родной мой, незнакомый человек,
Грустить не надо... Солнышко... Ну где ты?
http://www.diary.ru/~niceworld/p114606878.htm

Исчезну я с лица земли...


Исчезну я с лица земли,
Оставлю белый свет.
Ликуйте, недруги мои,
Меня уж больше нет.
Но, указуя в гроб перстом,
Не изливайте яд,
И вы исчезнете потом
С лица земли, как я.

Без отпевания зарыт,
Лежу не под крестом.
В могилу кол с фанеркой вбит,
Спасибо и за то.
А на фанерке номерок,
Мое второе я.
Но, Слава Богу, вышел срок
Земного бытия.

И вот теперь один бреду,
Чтоб Господу сказать;
- "Спаситель мой, я был в аду,
Пошлешь ли в ад опять?
Не посрами надежд моих
Перед врагом моим.
Я не искал богов чужих,
Не поклонялся им."

- "На свете том Тобою жил,
Дышал одним Тобой.
За что и был сынами лжи
Отослан в ад земной.
От всех обетов отступя,
Все время падал в грех,
Но не отрекся от Тебя,
Поруганный за всех!"

- "Душа моя перед Тобой,
Живого места нет.
На свете том одну лишь боль
Носил я много лет.
И ныне ранами покрыт
От головы до пят.
Но боле всех кровоточит, -
Что мир отверг Тебя."

- "Не помяни ж, не помяни ж
Грехов моих в сей час,
Услыши, Господи, услышь
Скорбяшую о нас.
И я уже, припав к Тебе,
Не о себе молю, -
Избави от грядущих бед
Святую Русь мою."