Ты давно не куришь, но выдыхаешь дым, горьковатую взвесь, ментоловую цикуту, сигареты идут отчаянно молодым, прожигающим пачками временную валюту. Ты давно не пишешь в блокнотике налету, но печатаешь так, что над ухом свистят пробелы, разучившийся разговаривать какаду, ты грустишь оттого, что не можешь сказать по делу, всё вокруг да около - здравствуй, старик Эзоп, что, оглох, проверяя временем силу слова? У Пегаса твоими баснями полон зоб, тяжело ему воспарить в золотых оковах.

Отсыревшие спички - классика, прошлый век, до скончания дней поселившийся в лёгких образ. Толерантность памяти - это вчерашний снег, прошлогодний дождь и, наверное, это возраст. Говорят, всё пройдёт - абстиненция, холод, пост. Если выдержишь, станешь чище душой и телом. Только ты не умеешь надежду тянуть за хвост и молчишь про любовь и веру остервенело... Ну и дальше по смыслу, невнятно и на бегу, про неровности ритма, особенности зимовья...

Тишина воспалённые буквы срывает с губ, ты не куришь, и это вредит твоему здоровью.

(с)

слева уколет крещенский мороз,
справа – присвистнет синица,
всё, что всем сердцем любишь всерьёз,
может зимою разбиться.

хрупкое, тонкое, всё изо льда,
чувство стеклянного страха,
смотришь на мир сквозь него – там вода,
пригоршни снежного праха.

вот оно, бьётся живое в руках,
тронь его неосторожно,
сонмы их спрятаны на чердаках
в старых коробках сапожных.

пятиконечное сердце зимы,
колкое, алое, злое,
на золочёной петле из тесьмы
мёртвое, ледяное.

(с)

Женщина молчит о чём-то личном,
у неё ангина и ринит,
у неё айпод болит на птичьем,
на безличном нокия саднит.

Рассказала всё, о чём хотела,
из любви к искусству, не со зла
общие слова пустила в дело,
частные по миру разнесла.

Лес междуусобных междометий,
поле идеальных идиом,
сколько букв взошло на этом свете,
сколько запятых на свете том!

Как пройти сквозь заросли крапивы
и страницы не обжечь, скажи,
как не зацепить плакучей ивы,
пролетая полем спелой лжи?

Как на скоростном автопилоте,
в ветреных витая облаках,
удержать на тонком переплёте
крыльев разлинованных размах?

(с)

...А может, я придумала тебя:
Шёл мягкий снег безветренно, неслышно...
Охотный ряд укутал мехом крыши,
Столичный воздух был зимою пьян.
И отрешённо день катился вниз,
Вдоль Театральной. К окнам Метрополя
Снежинки липли. Таял на ладонях
Февральский вечер, тих и серебрист.

Москва оделась в сказочный наряд,
Включала фонари, бросала тени,
И соль с песком стелила на ступени
Большого. Я почувствовала взгляд:
Он был не узнаваем, но знаком...
Летел за мною в шапке-невидимке,
Коснулся губ... И в чёрно-белом снимке
Застыла скользко ночь под каблуком.

Замедлила вращение земля,
Притихли, сбившись в парочки, трамваи.
Я оглянулась... Прошлое сжигая,
Ты в сотый раз выдумывал меня.

(с)

Господи правый, зафренди меня на час.
Я почитаю, что спрятано под замком,
может быть, фото увижу твоё, анфас,
и на сетчатке его сохраню тайком.
Может, прозрею и звёздный пойму язык,
птичьи молитвы и танцы лесных зверей,
и в одночасье постигнув твои азы,
переведу их на дактиль и на хорей.

Господи левый, садовник тепличных душ,
с каждым пробившимся семенем ты знаком.
Я обещаю любить тебя, и к тому ж,
не любопытствовать, просто взглянуть глазком
и подивиться на горнее житиё,
что там сегодня в питомниках Ад и Рай?
Дай сокровенное слово впитать твоё -
ну, а потом, хоть заново удаляй.

Господи праведный и неделимый, ты
от комментариев скрытых, поди, устал.
Полно в мирском болоте искать черты
образом незапятнанного листа.
Полно у чистой страницы просить любви,
буквам тесна тюрьма, да полна сума
просьбами тщетными... Небо благословив,
Господи, я зафренжу тебя сама.

(с)

хайямовский август и жарок, и сух
метёт суховеем по дюнам,
но зёрнышко лета осенний петух
уже незаметно надклюнул.
финальным аккордом горит натюрморт
на фоне чеканного солнца.
восточный хамсин летаргически мёртв -
то дремлет в тени, то проснётся,
в сердцах разобьёт на террасе кувшин
бокал опрокинет спросонья,
то нежно разгладит морской крепдешин
шершавой песчаной ладонью,
где ты, переменному ветру под стать,
изгнанницей райского сада
проходишь, пытаясь всей кожей впитать
запретный румянец заката.

(с)

5
касание руки,
пунктиром тонкий штрих,
вся ночь – черновики,
соавторство двоих.
отброшенная прядь,
pacсыпавшийся жест,
измятая тетрадь,
оконный благовест.
мерцание колен,
сияние плеча,
замедленный рефрен,
вчерашняя свеча.

...

7
скажи мне, кто из нас не грешен
и не тонул в мирском аду,
сердец пурпуровых черешен
не воровал в чужом саду,
не тяготился бы своими,
чужих меняя на бегу?
и ты моё промолвишь имя,
а я ответить не смогу.

(с)

http://45parallel.net/elena_maksina/maxima_regula/