Не плакать и не пить –
На том табу.
Не ждать звонков.
И не звонить, конечно.
И не кричать, что
"Я-то всё могу!"
И не терзать надеждой
Уши грешных.

Не видеть снов.
И не писать стихов.
Не возвращать любви
Прикосновенья.
И не выдёргивать
Из глубины веков
С тобою проведённые
Мгновенья.

Не помнить дат.
Не верить в чудеса.
И страсти знать
По фильмам и романам.
Не проклинать
С похмелья небеса
И истину не звать
Взамен обмана.

И быть, как все, -
Не строить площадей
И не летать
С высоких колоколен.
И – никогда! –
Не стать тебе своей…
И – навсегда! -
Расстаться с непокоем.

И вот, в ответ
На все вот эти "не" -
Не выдаст Муза
Хрупкая ни строчки.
И жизнь закончится –
Логично, разве нет? –
Не многоточием,
А жирной, жирной точкой.

И, взвесив всё,
И сбегав за вином,
И изведя полночи
На рыданья,
Пишу стихи.
А сердца метроном
Выстукивает
Пылкие посланья.

(с)

не вижу
не слышу
и, кажется, не говорю
я не живу
не сплю
и совсем не летаю
не молчу
не плюю
и ещё - не люблю
не расцветаю
не жгу
не прощаю

не забываю
не думаю
не плачу
не пою
не смеюсь
не значу
не иду
не прихожу
не удаляюсь
не жду
не скажу
не насмехаюсь

не строчу
не читаю
не творю
не чувствую
не раню
не в струю...
не томлюсь
не маюсь
не ищу сладости
не сияю
не рвусь
не-т-радости...

не

(с)

Так получилось. Тебя стираю.
Ветра нет. Паруса мёртвые.
Я не живу. Ты не умираешь.
Просто твои позывные стёрты.

Комкала ревность. Давно. Прожито.
Плакалась зеркалу. Хватит. Разбила.
Хочешь - считай, отношения пропиты.
Разубеждать не буду. Не в силах.

Девочек нежных целуй. В подъездах
облачком пара пиши признания.
Мне же по нраву молчание. Резать
волю на паузы, на понимание...

Не пеленгуй ты меня! По клубам
пОшло искать, что давно украдено.
Мне и не хочется быть ни грубой,
ни нервной, ни слабой, ни злой, ни гадиной...

Перечеркав все эпитеты к злости,
бросив комок своих нервов в окно,
всё же признай: очевидное - просто.
Дело привычки. Уже всё равно.

Так разъясняется элементарное.
Снова кури и ходи по крышам.
Но не прикусывай губ, на пары
глядя. Стирай.
Я тебя
не слышу...

(с)

молчанье - запоем,
шрапнелью - запонки,
встречи, слова,
взгляды, запахи
мимо проносятся
и рикошетом
память дробят,
разрывая при этом.

я ухожу,
ты отпускаешь.

"тише..." - твержу,
а ты всё таешь...
болею тобой,
как в детстве корью.
следы остаются
дурной крови.
дурные мысли
теперь фоном -
сорвут тормоз,
сорвутся стоном.
злость и бессилие,
нежность и бред.
на многие мили
меня
нет...
по сторонам не смотри
сквозь слёзы.
мало увидишь,
и всё - проза.
не повторяй моё имя,
прощаясь.

хочется сдохнуть.

живу...

улыбаюсь.

(с)

Видимся редко. Слишком редко, по-моему.
Сплетаем и расплетаем локоны снов, как волосы.
Ты любишь меня так - крепко-крепко, до крови,
и держишь - до синяков (наутро проступают полосы...)

Делаю для себя вывод: "Нет, не страсть, а только лишь скука..."
Но, когда тебя нет - мне больше никого не надо.
"невместе" - это такая медленная, щадящая мука,
которой, наверное, место на задворках ада.

Иезавель - вот всё-таки моё имя...
А ещё у меня есть цвет (не говори об этом при всех).
Мой цвет для тебя - небесно-синий.
И я продаюсь. Дорого. За твою быструю ласку и смех.

И ты ласкаешь меня, торопишь время: "Presto!"
И я сплю на твоём плече, наполнена счастьем до горлышка.

...ощутить, как остров, как мир, как своё место -
секунду твоего сонного, чуть-чуть хриплого: "Зая... Солнушка..."

(с)

Мимо прошедшие палачи памяти
вырыли всё, и мне не осталось времени
в этих пяти секундах. Знаете,
я рассыпалась на части Вселенной,

и самое страшное - что ничего не останется.
Я - кадры из плёнки фотоаппарата.
Снежинки растаяли на детских пальчиках.
Тише, не плачь - это так надо...

Камни легли, и когда им не останется места,
душа спрячется вместе с ними на дно колодца.
Кто-то будет заглядывать с неба -
но до таких, как я, страшно дотронуться.

Я так и не научилась отражать тепло кожей -
и кручусь чужой кошкой на очередных коленях.
Мне всегда было нужно быть осторожней.
Я всегда этого не умела...

И никакой разницы, что меня убьют в подворотне,
а ты вывихнешь шею в попытке взлететь на небо -
Бог един для убийцы и для вора.
И учит болеть не только телом.

Ничего не случилось - просто боль заполнила дырки,
из которых сквозило не только холодом.
Этот мир раньше был и твоим миром,
Мне казалось, он цельный. Остались только осколки.

...

И мною убиты в себе все попытки
переменить всё к лучшему и скалить зубы без повода.
Палачи памяти безжалостно выжиты -
я устала бояться этого холода.

(с)

Утро приносит пиратскую одноглазость.
Щурится веко - зрачок в суконную нитку.
Я не поеду в Москву. И не злись - опять виновата усталость.
Но, если силы будут, - то я, конечно же, из неё выплыву.
А письма не так пишутся, поэтому молчать предпочтительно,
Но это трусость. Потому как писать тебе, собственно, не о чем.
Про меня тоже скажут: "Вот и она выдохлась",
И будут правы. Я не открывала Америки
Для себя, но закрываю глаза с каждым выходом в мир.
Перед работой натягивая, как и ты, для губ - cheese smile.
Я наконец-то выросла - значит, ты сможешь меня простить.
Я ничего не пишу тебе. Но, кажется, ты - из того же числа...

(с)

...

Возвращаются все, кроме лучших друзей.
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все - кроме тех, кто нужней...
Я не верю судьбе, а себе - ещё меньше.

...

(с)

убаюкай меня в октябре под дождливые стуки.
притяни к себе и спрячь, как ты это умеешь.
от меня, от назойливых стрелок часов,
от песчинок шуршащих, от тоски городского шума.
не спасай меня... разреши мне чуть-чуть оступиться.
пьяной быть без тебя и скучать по твоей улыбке.
помоги мне с тобой не проститься и... помоги мне
писать не тебе... и не главное... и - тянуться в попытке
коснуться твоих осторожных губ дыханием только.
не полно... не важно... но хватит. ты слышишь,
мне хватает лишь намёка на звуки... лишь таймера,
который отмерил нам сутки и меньше.
и все звёзды, упавшие с неба в августе,
горят по твоим следам, и мне стало легче
искать тебя, и...

убаюкай меня в октябре -
чтобы в августе я могла загадать
то же самое...

(с)

Не уступила. Устала. Мурашки. Промокла.
Каждое утро, проснувшись, бываю поколот
То ли щетиной подушки, то ли своими снами...
Девочка с сердцем щенячьим, что стало с нами?
Птичкою киви с длинным и неуклюжим клювом
Я каждое утро смотрю мимо нашего неба.
Воздуха хочется, солнца, теплого хлеба,
Мягких подушек - и видеть тебя неожиданно-нежной.
А еще хочется быть таким красивым,
Чтобы ты не смогла бы дышать больше,
Девочка с сердцем щенка-далматинца
В пятнах и взрывах - как маленькое солнце.
И я не пишу тебе каждую ночь, и кляну себя утром.
Не уступаю тебе в себе всё так же упрямо.

И я просыпаюсь каждое утро - поколотой.
То ли подушкой, то ли щетиной, то ли твоими снами.

(с)

Снежная королева не помнит себя... У неё глаза затянуты льдинками.
Я рисую на окнах - уже-декабря - твоё имя прохладными паутинками.
Разморозь мне на утро кофейную муть - перепачкаю щёки и губы гуашево.
Моё сердце в ладонях пульсирует чуть - аккуратней сшивай и раскрашивай.
На полке оконной - почти подоконник - сложу два зрачка в перекрестье ладоней...
Мы - дети. Наш город надтреснуто молод, но полон он воин, наш город... Спокойно!
Не верь моим лицам на паперти света - я тоже разыгрываю клоунаду.
Мне больно - смеюсь, замерзаю - раздета... Так надо, так надо, так надо, так надо...
Так хочется выпить настойку из капель сердечных и - самую чуть - успокоить
взбесившийся ком... Агония - стойко. Не стоит жалеть... и... впрочем, тоже не стоит...

(с)

Крылья стоят в углу,
а сама я лежу на полу,
чтобы видеть дом в другой проекции:
вон там в потолке застряло сердце
лунного мальчика...
теперь он плачет,
грозит мне пальчиком, -
а это значит
что придется лезть на самую крышу,
кого-то слушать и что-то слышать,
царапать локти о рубероид
и, спасая сердце, быть спокойной...

в моей комнате запах ванили и солнца,
на полке ёжик, который не бьется...

а в принципе всё как обычно - логично,
бумаго-картонно и спично-привычно...

(с)

Пыль чужих дорог на твоих сандалиях,
А снег исходит горизонтально
К потолочному небу. И чует звёзды
С лимонным запахом. Секундой после,
Срываясь в крик, я ломаю дружбу,
Давясь сама с собою "так будет лучше".
Потолок не имеет свойства падать...
А знаешь, птицы умеют плакать, -
Радужкой глаз в сердцевину тела.
Я когда-то раньше так тоже умела,
А сейчас могу только бумажно,
Серпантинной лентой. Тебе так важно -
Сколько длится полёт от замка к полу,
Но луна сегодня лимонно-голая,
Отражается в сгибах локтей и коленей,
И снег шуршит горизонтально времени...

Не окликай при встрече по имени
Не узнавай в толпах лиц, не жди меня
У фонтанных ладоней на подоконниках...
Я теперь скрываюсь от фарфоровых слоников,
Приносящих всемером счастье – зачем?
Ломается линия лаковых схем
На оконном стекле. Только белая пыль
На сандалиях. А в углу пара крыл:
Это значит – ты всё-таки был...

(с)

На "позвонить" тебя не хватит,
на "убежать" - мои два шага.
Из хомячка домашней масти
я перекрашена в дворнягу.

Из пальцев на клавиатуре
под утро вырвутся занозы.
Ты знаешь, я по жизни - дура,
и у меня из стёкол слёзы.

Да ты не бойся - не вольфрамна,
твой монитор гореть не будет.
Я бы вернулась, да куда мне?
Не в хомячки же! и не в люди...

Болтаюсь между дном и солнцем,
прикованная к клетке комнат.
И сердце бьётся-бьётся-бьётся:
дай Бог, чтоб завтра ты не вспомнил!

(с)

облако с волос моих
ловишь.
неимоверно
трудно дышать...
разобьёшься о зрачок мой,
упадёшь
на кровать,
измятую снами.
слушай,
кажется, между нами
осень
в прожилках дождя и слёз.
чёртов автобус!
только бы он довёз
до конечной точки
душу мою.
к тебе,
лёвка плюшевый...
и всё-таки -
не люблю...

(с)

Тонко.
Внутрь стекла синего
Пробиться пульсом.
Ворваться в тебя,
Вторгнуться,
Развернуться внутри шаром
Обоюдоострых кинжалов
Губ твоих коралловых...
Врала мне.
Приносила сны на подносе,
Прикуривала от свечи,
Ночью писала
На стихи доносы...
Молчи!
Твой голос – гадюка.
Безопасен на вид,
В ушной раковине
Кольцом туго
Свернулся. Спит.
Ждет дыма моих
Вос – поминаний.
Сожрёт под ноль
Флаги тела твоего –
Тонкие шрамики с пометкой
"лю-боль"...

Выпила меня.
В колбу, в бутылку легла,
На рУки поставила:
"пересыпай песок вниз!"

Обезглавила
тонко – пульсом:
де-воч-ка
вне-пра-ви-ла-иг-ра-ла-в-жизнь...

(с)

Мнительная. Язвительная. Кокаиновая твоя кукла.
В платьице с кружевами и бантом синим.
Хочешь - разбей мой фарфор, назови меня дурой.
А хочешь - попробуй быть со мной агрессивным...

Говорят, мне сейчас очень многое можно делать, –
Рвать цветы на газонах, прохожим грубить утром...
Только мне кажется, что ты не любишь меня смелой,
А любишь послушной тихой кокаиновой куклой.

Говорят, меня можно споить как водкой – кофе:
Такой же эффект – смеюсь, дурачусь, шатаюсь.
Только ты любишь, чтобы я спокойна и в профиль
С тобою рядом. Ну что ж, раз тебе я нравлюсь

В кружевных чулках – учусь носить кружевное.
Учусь не ругаться матом. Учусь не злиться.
Твоя милая кукла. Спокойная, как покойник.
Если меня поднять - я устою и на спице,

И на тонкой леске... Можешь сдавать в аренду
Мой звенящий голос – пускай он охрипнет дымом...
Мнительная. Язвительная. Я слишком вредная
Для тебя...
А ты всё никак не пройдешь мимо...

(с)

я рисую тебя на троллейбусных окнах
странного города, который снится.
солнце сбилось с курса... насквозь промокшая,
сижу на ладони стеклянной птицей.

всё решаю, как мне запараллелиться
с твоими глазами цвета кофе.
только что-то опять ни во что не верится...
кошу взгляд в теневой свой профиль.

вижу серую-серую тень... ни намека на солнце...
я не знаю, зачем всё стеклянное бьется
так легко - как вонзается в лёгкие сырость...
хотела не-грустно - но видишь - случилось..

на последнем выдохе зайдясь кашлем,
случайно падаю за грань сказки...
вот такая, выходит, история страшная
у наивной феи в чужой маске...

(с)

сбиваясь с курса? тянусь ногтями к прозрачной коже,
ломаю плечи, впиваюсь взглядом неосторожным
в твою двуликость, в твое уменье стремиться к небу.
срываюсь криком, пытаюсь что-то с собою сделать.

леплю из глины совместных сказок холодный вечер,
тяну на кожу одну из масок - авось, залечит
былые шрамы - в них мало шарма - рубцы да мясо.
А люди любят, когда в них смотрят лишь небоглазо.

делюсь на двОе - хоть кто-то должен спастись из боя
мне стало странно жить не собою - не быть с тобою.
прозрачно сыплюсь, как бисер в воду - в твои запястья,

Стеклянный ангел... Возьми за крылья, разбей - на счастье!

(с)

Хочется как раньше - когда запиралась в ванной, по-детски,
а мама долго стояла под дверью и что-то ласковое шептала...
Или можно чуть старше - когда лицо своё делала фреской
и прятала каждую из солёных слезинок под пуховое одеяло.

Хочется. И чтобы жалел, чтоб баюкал руками, не зная, что делать...
И чтобы тушь по щекам в две дорожки: чёрным на белом.
Чтобы поил чаем на кухне и придумывал сказки про ветреный город.
И кутал бы в плед, потому что знобило бы долго от холода...

Хочется горько, взахлёб, с криком и... Хочется рядом.
Но не получится - давлюсь слезами, глотаю комки в горле, пью валериану.
Голову - под шепотливую воду, бегущую из-под крана в ванной...
И - до бесчувствия холодно... притворяюсь для тебя нелюбимой наядой.
И хочется плакать...

(с)