Справа, в кроссовках Nike и модной кепке сидит Кирпичников, зажмуренный палящим солнцем и напоями с молодыми викингами. Самый известный советский оружиевед, издавший свой монолит по древнерусскому оружию задолго до моего рождения.
Предложил опубликовать мой практический опыт по метательному оружию и приехать на конференцию в Ладогу с докладом.
Когда протрезвеет, забудет конечно, но все равно приятно.

Всю ночь настраивал прицел на арбалете. Дотошно и долго. Потом пристреливался, до сетки зайчика в глазах. Зачем так и не понял. Куда собираюсь на ночь глядя?

Приехал. Устал. Доволен.

Зимний парк развлечений. Цирк разбудивший деревню в самой утробе спячки. Продрав сонные глаза, с мыслью, неужели наступило лето, из нор выползли люди-медведи, чтобы поглазеть на свалившихся на их головы загорелых клоунов, дрессировщиков, факиров и атлетов.

Как будто и не было зимы в горной деревне, заброшенной еще осенью с началом первого снега и отрезанной лавинами от большой земли.

Солнце тоже выползло из-за снежных тяжелых облаков чтобы поглазеть на чудаков в шортах, соломенных шляпах и шлепанцах.

Но сугробы их не смутили. Словно по щелчку пальцев они дружно взялись за лопаты и начали стройку. Сотни натруженных муравьев засновали по долине возводя снежные крепости, площади и дворцы. Тут и там натягивали разноцветные шатры шапито, монтировали карусели, заливали катки и наполняли теплой водой бассейны. Цирк абстракций. Я сразу вспомнил Формайла. Точнее вспомнил ощущение общей занятости.

Местные стояли разинув рты, иногда шарахаясь в стороны нежелая угодить под трак или вертолет, несущий на стропах огромного алифанта.

К вечеру стройка закончилась и строители спрятав снежные лопаты и шланги заняли свои места за стойками и у атракционов.

Солнце не дотерпело конца строительство и завалилось за гору.

Тысячи прожекторов вспыхнули вместе с музыкой. Цирк открыл свои ледяные ворота. Безуиная подсветка перемигиваясь залила космическим светом хитроумные постройки безумного Строителя. Сотни клоунов на ходулях и велосипедах высыпали на главную площадь деревни надувая мыльные пузыри, играя на гормошках и рассыпая конфеты горстями. Рук им явно хватало.

Наконец любопытство начало действовать на проснувшихся зимогоров. Такого буйства красок, света и льда они не видели никогда в своей жизни, даже под сильным шаманским наркотиком в конце зимы, когда заканчивалась еда и люди в бреду пережидали последние голодные и цепкие ночи.

Первыми потянулись дети, за ними взрослые. Они занимали места на качелях и каруселях, стреляли по замершим мыльным пузырям в тире, катались на русских горках, меряли коньки на катке и с интересом трогали кончиками пальцев воду в бассейне, в которой плескалась стая дельфинов.

Сладкий запах корицы и кофе.

Я вошел в зеркальные двери подъемника и нажал кнопку лифта. Прозрачная кабина стала поднимать меня вверх к огромному колесу обозрения, раскинутого на самом краю ущелья. Огромные прожектора выхватывали из ночи пики вершин и склонов. Над ними явно успели потрудиться неустанные и вездесущие рабочие, рсчертив весь снег граблями насколько хватало глаз.

Я глотнул кофе. Корица и перец. Бодрость. Праздник был в самом разгаре. В какой то момент мне показалось, что безумные клоуны сумели вытащить белок и зайцев из своих нор и всех разместить на этом празднике.

Я перстал цепляться на деталях. Глаза стали закрываться, уши перстали воспринимать музыку ярмарки смеха и радости. Я засыпал в удобном кресле чертова колеса. Тепло. Я заснул.

Тишина. Нет не совсем. Гудки, крики по матюгальнику. Что то очень знакомое. Я ничего не вижу, лежу в полной темноте, но внутренние часы подсказывають что уже день. Вспомнил. Это железнодорожное депо. А я лежу в вагоне под нижней полкой. Пыльно и запах кардифа. Я выбираюсь в коридор, сильно болит голова. Почему я тут? Где заснеженная деревня? Мысли как кирпичи, многогранные, но тяжелые. И шершавые, не лезут никуда.

Вагон-купе. Нет, целый даблдэк. И совершенно пустой. Иду наверх, пустая лестница, купе, холл, окна. Открытый второй этаж. Оглядываюсь. Насколько хватает глаз-огромное открытое депо, тысячи хитросплетенных рельс и стоящих составов. Все лениво передвигается, слышна ругань путепроходчиков, лязг колес, гудки тепловозов.

За ухом чьи то голоса. Рядом стоит второй пассажирский состав, тамбур открыт, в нем сидят две фигуры, слышна неторопливая беседа. Я приглядываюсь, оба сидят и вытирают клоунский грим с лиц. Хоть что то знакомое. Я окрикнул их. Они подняли лица, лиц не было, их смыли вместе с яркими красками клоунской раскраски. Они увидели меня и пропали внутри вагона.
Странно.

Я шагнул на крышу вагона, пытаясь найти лестницу вниз и догнать этих двух. Вместо них из тамбура через секунду показалась фигура в камуфляже и окрикнула меня. С плеча на ремне висел тяжелый пулемет лентой. Цепкий взгляд жующий действительность.
Пазл сложился.
Я рванулся от него по крыше вагона, пытаясь найти хоть клочёк чистого неба, вдоль и поперек завешаного электропроводами. Перепрыгивая с вагона на вагон я пытался разогнать кровь в усыпленных венах, попутно вырывая клочки вчерашнего вечера.

...Выключенный в одну секунду цирк...выключенный свет и мишура на снегу...брошенные и вмерзшие в лед люди...летящее в пропасть колесо под истошные крики детей, дельфины превратившиеся в голодных касаток и выкусывавшие стоявших у кромки бассейна людей....огромная дорогая ловушка, которая была выброшена при разделке крупного животного.

А им оказался я.

Топот ног за спиной не утихал и не отствал. Последний вагон, последняя крыша, я прыгаю и расправляю руки и пулеметная очередь в спину почти в упор. Меня бросило вниз на гравий.
Медленные, осторожные шаги. я уже не слышу их.

Вчера впервые за 15 лет мне отказали во въезде в страну. В маленькую, но гордую республику Латвия. Формальный повод: "У Вас старая фотография" Я рассмеялся в лицо консульской службы и гогоча вышел на улицу.
Неужели я правда похож на милитариста?

Бородачи сделали свое дело. Хоть и текли, но на третий день лодки разбухли, освободив отважных черпальщиков от работы.


Небо, вода, мокрые спины, сохнущие у костров, проклятые птицы, заполняющие своим саундтреком весь лесной эфир берегов. Мы тогда еще не знали про бобров, ожидающих нас впереди.



На третий день камней и волоков мы вышли в тихую воду. Мертвые деревни, отсутствие людей и как следствие непуганные животные. Бобры начали присматривать наши весла.



В итоге мы попали в самое логово, плотина перекрывала всю реки и растягивалась на 100 метров и никакой возможности обойти справа и слева уже не было. Сотни поколений строили ее, заботливо укладывая бревна своими маленькими лапками.



Между водой и костром. Отпустив город, рекламу в глазах и жилы под землей. Они встречаются, чтобы это увидеть и помолчать. Тишина как разговор, долгий, монолитный, честный. Тишина не дает шанса соврать или недоговорить. Она поглощает тебя.

Уже две недели сижу в GoogleEarth.com и путешествую по миру глазами. Проект длился несколько лет, со спутников отсняли всю земную поверхность в солнечную погоду, в крупных городах можно разглядеть машины и кусты.
Волин, поле битвы на острове:


Гиза, великие пирамиды:



Исландия, один из фъердов:


Тауэр в Лондоне:

Я засыпаю крепко и сплю сутками. Я ценю тепло рядом со мной в постеле. Даже сквозь сон я цепляюсь за него. Сон так крепок, что проснувшись я разжимаю сведенные от боли зубы. И ничего не помню. Он смется надо мной. Стоит рядом, тяжело дышит и смеется. Он терпеливо ждет когда я расслаблюсь и обнажу неприкрытый иголками живот.
А пока я крепко сплю, я ничего не помню.

Темнота, холод, полумертвый костер, ветер, смены, опять смены, последняя бутылка, сигареты за пазухой.Руки в крови, начали ныть.
Глаза смыкаются, лень, усталость, да пошло все, спать, спать, спать.
Холодное солнце, дафл на плечах, еще очень далеко, бодришься, ведь смотрят же, лоси за плечами, наконец то, удар, вырубаешься, пришли.
Прилег. Земля забирает последнее тепло, очнулся, поздно.Свело каждую мышцу, не разогнуться, пятая пачка, последняя.
Усталость навалилась уже в Москве, выполз из ванны, улегся спать, запах леса несмывается ни с рук ни со взгляда.
Кино.
Он метит в Тарковского, возможно я ошибаюсь, ни разу не сошелся в мнении и оценке фильма.
Рекомендую, ч/б, монологи, работа камеры, клип конечно, но все же.

Все равно не хватит жизни. Как не крути, не успеть всего задуманного. Грустно, как то очень по человечески, половину жизни учиться выживанию, вторую половину испытывать свои знания, обжигаясь на своих ошибках, а на исходе искать смысл жизни и горевать на тему куда все делось и где мое все.
Но все равно.
Лето началось с первыми листами.
План на лето.
7-9мая Вапнатинг в Хотьково.
14 мая мастер класс по крашению.
20-28мая речной поход в Мошенском
3-4июня лучный турнир в Минске.
10-11июня лучный турнир в Валмире. Как сказал Серега, в Ригу он поедет только на танке.
17-18 июня лучный турнир в Москве
1-2июля Ладога
Потом все очень запущено. Еще несколько мероприятий не относящихся к спокойному времяпрепровождению у камина.
Время вперед.

Выходные прошли под запахом густого, копченого и масянистого дыма на озере. Опробовали новую технологию конопатки и пропитки наших лодок. Занятие оказалось долгое, но прикольное.



Озеро встретило нас, как всегда, своим потусторонним спокойствием.



На фоне такого спокойствия, наши ковыряния смотрелись как трудовой подрыв муравьев.




Деготь с пальцев отмывал два дня, запах от вещей все еще стоит в квартире.На пике работ развлекаемся.

На Форуме подняли знамя борьбы с падонацким жаргоном. В этом русле один из юзеров решил направить лексику на защиту отечества. Цитирую:

...Ноу-хау. Надо т.н. «падонкафский езыг» использовать на благо Отечества.
К примеру, с его помощью можно шифровать военные переговоры.
Выгода очевидна: наши будут читать приказы вида «ключ настард!» просто
влет, не пользуясь никакими ключами, а вражеские компьютеры сгорят на
второй секунде, пытаясь расшифровать, к примеру, такой диалог:
- Ключъ настард протяшко адин!
- Прятяшко первый нах!
- Аземуд тризта! (в этот момент половина компьютеров Пиндагона
начинает дымиться)
- Баигалаффко гатов! (все полиглоты Омерики роются в словарях)
- Афтар, жги!
- Пашол!
- Ну че там?
- Писят сикунд палет намана. (пиндосы ищут на часах цифру «писят»)
- Где летим?
- Над Хобаровзгом! (Google Maps закрываются на профилактику)
- Скороздь?
- Пицот!
- Зачот.
- Где ща?
- Пралитайэм акийан (все географы Соединенных Штатов Пиндостана рвут
карты и волосы на жопе)

- Чо как?
- Нидалед.
- Низачот.
- Ну, ниасилели.
- Фсем превед.
Несмотря на «нидалед», вера в собственные возможности «Пиндагона»
подорвана бесповоротно.
Джордж Буш просит у Сената два квадриллиона долларов на новые компьютеры и щоты.
Америка в трансе. Русские победили.

Весна пришла, отворяй ворота.

Поступать во второй раз оказалось гораздо проще. Никакого мандража и недоспов. Оказавшись на втором этаже я лениво прочитал свою фамилию и почему то вспомнил Сашку из общаги, который был вечным студентом, получая одну вышку за другой, перебираясь с одной общаги в другую. Прикол наверное, а может быть боязнь жизни.

Внизу висело расписание первого дня. Почему то две пары физры шли первыми, наверное чтобы скинуть коматоз с поступивших.

Знакомо-полузнакомые лица на кафедре, кто то здоровается, кто то забыл. Друзья аспиранты с недоуменными лицами. Учеба была не важна, важен факт зачисления, пройду не пройду.

Большие белки глаз. Слишком большие, для таких знакомых и красивых. В руке-рука, детская кисть. Привет-привет. А у меня так, все поновой. Рада за тебя, ну пока. Опять безразличие, где то внутри ухнуло, но было подперто со дна желудка.

Переодевшись в зале, нас выгнали на пробежку. Ну точно, развеятся, вытрясти груз впечатлений от поступления, надышаться свежим воздухом и еще незнамо зачем.Лица сокурсников, такие разные. И молодые. Все по плечу, точнее за плечами.

Марафон был на 5 километров, пристроившись в хвост к паре студентов я разминаясь бежал растягивая каждую мышцу ног. Монотонно и методично. Мы выбежали из парка по главной алее, обогнули ограду и стали пересекать новую территорию. Тут я даже не был за все время учебы. Моя пара убежала далеко вперед, я пропустил мимо себя еще несколько человек и остановился. Лес, парк, тишина. Что я здесь делаю? Здоровый лоб, поступивший второй раз, должен был сидеть в ресторане и отмечать свое поступление. Странно.

Впереди маячили белые стены постройки. Это оказалась заправка с забегаловкой на краю парка и шоссе. Медленно пехком дошел до нее и сел за пластиквый столик под грибком. Стало темнеть, но теплый сентябрь обманчиво остужал землю. За соседним столиком сидела моя пара и что то обсуждала. Я кивнул им и сказал, что возвращаюсь обратно в зал. Они безразлично мотнули головами, я встал и побрел обратно.

Спереди и справа высилась огромная тень кроны дерева. Внезапно она изменила форму и пошла навстречу. Что то екнуло внутри от внезапной активности такой большой массы. я шагнул с тропы влево и остановился. Тень приобрела форму, цвет, запах, осмысленность в движениях и в своей направленности. Мосфильм находится конечно недалеко от парка МГУ, но столкнуться с динозавром нос к носу на отшибе Москвы это было сильно. Съемки? Тут? И так поздно и без освещения?

Пока все это крутилось в голове, туша профланировала незаметив меня в сторону заправки. Я вышел опять на тропу и быстрым шагом устремился вперед, пытаясь как можно быстрее выбраться из парка.

Закрытая дверь комплекса, мои вещи мирно будут хранится до утра. Ловлю машину еду домой. интересно сколько ему нужно травы, чтобы прокормиться?

Ничего так не оживляет как новый опыт. Особенно неизвестный своей опасностью и непредсказуемостью. Прошло два года подготовки и наконец мы выбрались.

Свободных рук у нас не было, поэтому фоткали как могли. Батарейки от холода глючили, замороженные иноны и катионы вяло бегали давая сигнал- все, устали.



Первая ночевка в снегу, так запарились, что без сил завалились спать. Вначале боялись не проснуться от холода или нехватки кислорода, но усталость взяла свое.



Мне снился Лелик, которому я привез из Финляндии кучу фолиантов, но похоже не тех что ему были нужны. Утром нас разбудил шуршащий снег о крышу нашего убежища.



Снег пошел ночью и засыпал наши следы. Оглушающая тишина, ни птицы не зверя несмотря на позднее утро. Остывшее пойло на костре. Все за ночь либо заснуло либо замерзло.



Хорошее, как известно быстро кончается. Собрав свои нехитрые пожитки мы покинули обжитую поляну.

Бабка отмучалась. Все как то забегали, полурадостная суета вместо слез, три месяца агонии отпустили.
Ездил сегодня в диджиталцентр на проспекте Мира, увеличивать фотографию бабки, стены завешаны образцами работ и услуг, детские фотомордашки на фоне таких же писклявых дельфинов и зайцев. Ярко все так, детскогламурно.
Стою, отдаю заказ, делаю поправки-там и там, рамку наискось сюда, продавцы медленно цепенеют, непонимая что я им принес и зачем.
Объясняю, потом еще раз.
Как то все покисло. Стою я у стола, и представляю бабкину фотку с ленточкой в правом углу висящей среди образцов. Строгая такая, помпезная. Дети, зайцы и дельфины на секунду замирают, потом ударяются в плач. Бабка строго так на них цыкает, секундная пауза потом по новой. Улыбнуло.

На солнце пот и мокрый, под ветками все тает темными пролежнями. Снегу по пояс, но он рыхлый пух, совсем не держит. Интересно, медведи сразу засыпают нырнув в такой пухляк или немного поворочаются для начала? Вот бы дневник какого такого почитать....

-Давай быстрее! Бегом, не успеем! Прыгай в лодку! Стоя по колено в воде и упервшись в лодку он кричал и махал мне рукой, поторапливая меня, поторапливая людей в лодке собраться всеми мыслями или вовсе оставить их на берегу.
Схватив нехитрые снасти я бегом пересек мелкую гальку и прыгнул в лодку.
-Ну, все..Все в сборе, натужно скаозь зубы протянул он выталкивая осевшую корму с пляжа.
Лодка клюнула носом волну, поежилась от холодной ряби воды и деловито затарахтела в горизонт.
Я устроился в середине, накрыв глаза панамой и подложив под себя старый протертый дождевик. Мерное чавканье двигателя быстро спелось с волной. Я заснул.
Зачем был нужен им хирург, я так и не понял. Молодая романтичная пара, один клерк, забывший снять дорогие часы с руки, два закадычных старых друга охотника, проводник, переводчик и я. Зачем врач на этом мирном, безмятежном усыпляющем рейсе? Незнаю и не важно.

Я проснулся от резкого крена и тишины двигателя. Волна подхватила беззащитный борт подкинула его к солнцу. Потом вниз, лодка успела в секунду успть развернуться поперек волны не черпнув бортами.
Так всегда, ненавижу свою работу. Неожиданный маневр стал причиной женского визга и удовлетворенного мужского хмыканья. Я выплюнул за борт завтрак и смочил губы и лицо морской водой.
В лодке не все.
Я дернулся взглядом обратно в воду и столкнулся нос к носу с мертвым взглядом. Темные потухшие глаза. Большие, с застывшей пленкой боли.
Двое успели одеть оборудование и нырнуть в воду, пока я спал. Дельфин был разорван пополам, один нес его туловище с головой, разорванное гарпуном, второй подплывал к лодке с его хвостом. Дикая животная радость в глазах. Внутренности кровавыми водорослями плыли за туловищем, из дельфина все еще лила кровь.
Они закинули его куски в лодку, потом вскарабкались сами.
В полной тишине они достали ножи и начали его разделывать, плавники, упругую кожу, срезая хрящи и мышцы.
Я не знал что сказать, не знал что делать. Две машины молча отрабатывли свою программу, не обращая внимания на окружающих. Этого не могло происходить со всеми нами, какой то чудовищный сон, разрезающий твое сознание наяву.
-Вы все умрете. Скоро. Вы сами себя наказали.
Один из них развернулся и прыгнул к брошенному на дне гарпуну. я не успел. Он схватил его первым и переминаясь на цепких ногах по скользкому от крови дну лодки уткнул гарпун мне в грудь.
Я смотрел ему в глаза и повторял: ...умрете, умрете, умрете..
Он смотрел в глаза мне и что то ширел на своем языке, его напарник обернувшись через плечо оценил взглядом мой вес и места качественной разделки, вновь вернулся к своему занятию.
Этой секунды было достаточно, для того чтобы успеть разложить ножи по ладоням моих рук. Теперь на равных.
Вдруг голова дельыина дернулась и забилась в жутких судорогах, так как будто у него прошел болевой шок и он в ужасе проснулся увидев себя изуродованого остыми мясницкими ножами. Мышцы сочились кровью, он подпрыгивал и со всей силы бился о дно лодки, доски хрустнули, лодка накренилась выплескивая кроваво мутное болото со дна в море.
Кто стоял, упали цеплясь руками за борта, водва стала быстро набираться в лодку, смывая потеки на стенках и дне.
Все проснулись и началась бессмысленная суета, кто то забивал щель в днище, кто то начал выкачивать стылую темную воду, кто то пытался выкинуть ошметки дельфина и завести залитый двигатель.
Все бесполезно, лодка ухнула ко дну, вода сомкнулась выплюнув разбросанный мусор и ошметки.

Я уже рассказывал про Скота, американца с русским сердцем. В это раз он приехал на тр недели. На третий день алкоголь пати выяснилось, что Скот никогда не парился в русской бане. Сказано, сделано. уже через час, легкий на подъем Скотт рисовал в своем мозгу огромных толстомясых теток в валенках, вооруженных вениками и дюжих мужиков прыгающих в прорубь северного ледовитого моря к синим китам.

По приезду баня была уже теплой, но прорубь успела за неделю морозов зарости. Бур, топор и час борьбы с 40 см. льдом образовали квадратный проем с темной, беспросветной водой.

Вернувшись полностью измотанными в баню, мы обнаружили там радостного Скота, который нам сообщил, что баня это хорошо, и ему очень понравилось. Недоверчиво посмотрев на термметр мы обнаружили 60 градусов.
-Нет Скот, баня будет позже, пьем пиво, общаемся.
Через полчаса когда температура поднялась до 120 градусов, а веник отмок, мы загнали нашего радостного друга в парилку.

Сначало конечно было ему не очень, мы часто выгоняли его на улицу, чтобы привык. Через час разложили его на полке и отходили веником, свежераспаренный, ошалевший от жары и веника Скот мало чего понимал. Мы поняли, что теряем его.

Семен практически в ухо, на ломаном англо/немецко/русском прокричал ему: Scot! Kam!
До проруби было метров двадцать, какой то фанат кайзеровского практицизма расчистил дорожку с четким 90 градусным поворотом, который никак не согласовался с голыми пятками и подпито-возбужденным состоянием.

Я не видел что происходило со Скотом в проруби, только слышал. По пути обратно, его американское сердце разорвалось и повисло кровавыми струпьями на груди.

Он радоволся так, как радуется ребенок деду Морозу с огромным мешком хокейных клюшек, моделей для склеивания, велосипедом, радиоуправляемыми моделями, тамагочами и прочей ботвой.

Первая враза которую он выдал в бане была "Еще!"

...Потом Скот уехал в Питер к Лейву и уже от Лейва узнал, точнее сопоставил, почему Скот был так рад проруби. Почему он легко перенес такой перепад температуры и радовался жизни как ребенок.
У Скота стояло серебрянное кольцо-пирсинг в головке члена. А температура в бане зашкаливала за 120 градусов....

Серый осенний пляж. Вроде как и тепло(в смысле не снег со льдом) но что то как то...
Серые матовые голыши, закатаные вусмерть морем и трупиками выброшенные, заштабелированые на берегу. Нижние мокрые, те кто повыше уже просох, до тех пор пока цепкая рука не подхватит, взвесит, оценит и запустит со всех сил обратно в море, шлепая по волнам:шесть...семь...восемь...девять...Девять.Нижние глядя на все это радуются. Туда тебе, сухой, поделом.

А цепких рук на пляже хватало. Человек сорок в темносиних матовых гидрокостюмах деловито раскладывало на камнях ребризеры с огромными надувными крыльями. Я таких ни разу не видел. Рядом на полусгоревшем лежаке сидел инстрктор. Всегда готовый, всегда в сборе. Они всегда такие. замороченные на своем прошлом, сумевшие расчертить и отсортировать его прямыми линиями. Одна, вторая, третья, это вычеркиваем, этого не было, это было не со мной...Он сидел весь из себя готовый, улыбаясь глазами над новичками на пляже, изредка поглядывая на часы и развлекаясь киданием камней в море.

Серо грязное море наконец заглотило солнце и настала ночь, резко и неожиданно, как свет в комнате нащупанный старым тапком. Инструктор встал и вся толпа замерла. Он ничего не сказал, но все поняли что тянуть далее бесполезно и пора лезть в воду.
Они были разбиты на пятерки, пятерки сдвоены в десятки и так далее. Каждый знал свое место и поядок действия. Каждый прочитал все это в толстом мануале по дороге сюда.

Они по очереди натягивали ребризеры на себя и пятерками входили в море. Уже в воде они сцеплялись руками вместе и опустив маски в воду, раскрыв крылья одновременно заработали ластами.

Две больших лавы загонщиков ушли в море. Охота началась. Я сново присел на лежак. На секунду. Как помешательство от исполнившегося желания. Сбросив уже ненужные баллоны, часы, ласты, костюм и маску я бросился голым в темную непроглядную воду. Жабры проснулись и заработали. Теперь я стал охотником. А они об этом только читали.