34
Если бы нас не одолевала гордость, мы не жаловались бы на гордость других.
35
Гордость свойственна всем людям; разница лишь в том, как и когда они ее проявляют.
36
Природа, в заботе о нашем счастии, не только разумно устроила opганы нашего тела, но еще подарила нам гордость, — видимо, для того, чтобы избавить нас от печального сознания нашего несовершенства.
37
Не доброта, а гордость обычно побуждает нас читать наставления людям, совершившим проступки; мы укоряем их не столько для того, чтобы исправить, сколько для того, чтобы убедить в нашей собственной непогрешимости.
38
Мы обещаем соразмерно нашим расчетам, а выполняем обещанное соразмерно нашим опасениям.
39
Своекорыстие говорит на всех языках и разыгрывает любые роли — даже роль бескорыстия.
40
Одних своекорыстие ослепляет, другим открывает глаза.
41
Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособным к великому.
42
У нас не хватает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка.
43
Человеку нередко кажется, что он владеет собой, тогда как на самом деле что-то владеет им; пока разумом он стремится к одной цели, сердце незаметно увлекает его к другой.
44
Сила и слабость духа — это просто неправильные выражения: в действительности же существует лишь хорошее или плохое состояние органов тела.
45
Наши прихоти куда причудливее прихотей судьбы.
46
В привязанности или равнодушии философов к жизни сказывались особенности их себялюбия, которые так же нельзя оспаривать, как особенности вкуса, как склонность к какому-нибудь блюду или цвету.
47
Все, что посылает нам судьба, мы оцениваем в зависимости от расположения духа.
48
Нам дарует радость не то, что нас окружает, а наше отношение к окружающему, и мы бываем счастливы, обладая тем, что любим, а не тем, что другие считают достойным любви.
49
Человек никогда не бывает так счастлив или так несчастлив, как это кажется ему самому.
50
Люди, верящие в свои достоинства, считают долгом быть несчастными, дабы убедить таким образом и других и себя в том, что судьба еще не воздала им по заслугам.
51
Что может быть сокрушительнее для нашего самодовольства, чем ясное понимание того, что сегодня мы порицаем вещи, которые еще вчера одобряли.
52
Хотя судьбы людей очень несхожи, но некоторое равновесие в распределении благ и несчастий как бы уравнивает их между собой.
53
Какими бы преимуществами природа ни наделила человека, создать из него героя она может, лишь призвав на помощь судьбу.
54
Презрение философов к богатству было вызвано их сокровенным желанием отомстить несправедливой судьбе за то, что она не наградила их по достоинствам жизненными благами; оно было тайным средством, спасающим от унижений бедности, и окольным путем к почету, обычно доставляемому богатством.
55
Ненависть к людям, попавшим в милость, вызвана жаждой этой самой милости. Досада на ее отсутствие смягчается и умиротворяется презрением ко всем, кто ею пользуется; мы отказываем им в уважении, ибо не можем отнять того, что привлекает к ним уважение всех окружающих.
56
Чтобы упрочить свое положение в свете, люди старательно делают вид что оно уже упрочено.
57
Как бы ни кичились люди величием своих деяний, последние часто бывают следствием не великих замыслов, а простой случайности.
58
Наши поступки словно бы рождаются под счастливой или несчастной звездой; ей они и обязаны большей частью похвал или порицаний, выпадающих на их долю.
59
Не бывает обстоятельств столь несчастных, чтобы умный человек не мог извлечь из них какую-нибудь выгоду, но не бывает и столь счастливых, чтобы безрассудный не мог обратить их против себя.
60
Судьба все устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует.
61
Счастье и несчастье человека в такой, же степени зависят от его нрава, как от судьбы.
62
Искренность — это чистосердечие. Мало кто обладает этим качеством, и то, что мы принимаем за него, чаще всего просто тонкое притворство, цель которого — добиться откровенности окружающих.
63
За отвращением ко лжи нередко кроется затаенное желание придать вес нашим утверждениям и внушить благоговейное доверие к нашим словам.
64
Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.
65
Каких только похвал не возносят благоразумию! Однако оно не способно уберечь нас даже от ничтожнейших превратностей судьбы.
66
Дальновидный человек должен определить место для каждого из своих желаний и затем осуществлять их по порядку. Наша жадность часто нарушает этот порядок и заставляет нас преследовать одновременно такое множество целей, что в погоне за пустяками мы упускаем существенное.
67
Изящество для тела — это то же, что здравый смысл для ума.
68
Трудно дать определение любви; о ней можно лишь сказать, что для души — это жажда властвовать, для ума — внутреннее сродство, а для тела — скрытое и утонченное желание обладать, после многих околичностей, тем, что любишь.
69
Чиста и свободна от влияния других страстей только та любовь, которая таится в глубине нашего сердца и неведома нам самим.
70
Никакое притворство не поможет долго скрывать любовь, когда она есть, или изображать — когда ее нет
71
Нет таких людей, которые, перестав любить, не начали бы стыдиться прошедшей любви.
72
Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу.
73
На свете немало таких женщин, у которых в жизни не было ни одной любовной связи, но очень мало таких, у которых была только одна.
74
Любовь одна, но подделок под нее — тысячи.
75
Любовь, подобно огню, не знает покоя: она перестает жить, как только перестает надеяться или бояться.
76
Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел.
77
Любовь прикрывает своим именем самые разнообразные человеческие отношения, будто бы связанные с нею, хотя на самом деле она участвует в них не более, чем дож в событиях, происходящих в Венеции.
78
У большинства людей любовь к справедливости — это просто боязнь подвергнуться несправедливости.
79
Тому, кто не доверяет себе, разумнее всего молчать.
80
Мы потому так непостоянны в дружбе, что трудно познать свойства души человека и легко познать свойства его ума.
81
Мы способны любить только то, без чего не можем обойтись; таким образом, жертвуя собственными интересами ради друзей, мы просто следуем своим вкусам и склонностям. Однако именно эти жертвы делают дружбу подлинной и совершенной.
82
Примирение с врагами говорит лишь об усталости от борьбы, о боязни поражения и о желании занять более выгодную позицию.
83
Люди обычно называют дружбой совместное времяпрепровождение, взаимную помощь в делах, обмен услугами — одним словом, такие отношения, где себялюбие надеется что-нибудь выгадать.
84
Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым.
85
Мы часто убеждаем себя в том, что действительно любим людей, стоящих над нами; между тем такая дружба вызвана одним лишь своекорыстием: мы сближаемся с этими людьми не ради того, что хотели бы им дать, а ради того, что хотели бы от них получить.
Вы были Лесным эльфом. Они - ближайшие родственники Высших эльфов, но по натуре куда более приветливые и весёлые. Именно эти чрезвычайно любознательные и свободомыслящие создания чаще всего вступали в браки с людьми и учили братьев своих меньших всяким премудростям. Они обожали празднества и песни и передали эту любовь своим потомкам. Те, в чьих жилах течёт кровь Лесных эльфов легко устанавливают прочные связи со всеми, кто их окружает и, в частности, с противоположным полом. Поэтому они, в отличие от Высших эльфов, увы, редко бывают верными спутниками жизни. К тому же, стремясь помочь всем и всегда, носители генов Лесных эльфов порой просто не успевают достаточно позаботиться о самых близких и родных людях. Главная беда с Лесными эльфами - переменчивость их настроений. Только что он был добр и покладист, как вдруг что-то в вашем поведении ему не понравилось - и пиши пропало. В лучшем случае он к вам охладеет, а в худшем - наживёте непримиримого врага. Короче, как ни милы Лесные эльфы, ухо сними надо постоянно держать востро.
