22 июля 1878 г., Варшава -  6 августа 1942 г., Треблинка

Выдающийся польский педагог еврейского происхождения, врач, писатель и общественный деятель





 

Александр ГАЛИЧ. Кадиш

(Кадиш - еврейская молитва)

Эшелон уходит ровно в полночь,
Паровоз-балбес пыхтит - Шалом! -
Вдоль перрона строем стала сволочь,
Сволочь провожает эшелон.

Эшелон уходит ровно в полночь,
Эшелон уходит прямо в рай,
Как мечтает поскорее сволочь
Донести, что Польша - "юденфрай".

"Юденфрай" Варшава, Познань, Краков,
Весь протекторат из края в край
В черной чертовне паучьих знаков,
Ныне и вовеки - "юденфрай"!

А на Умшлягплаце у вокзала
Гетто ждет устало - чей черед?
И гремит последняя осанна
Лаем полицая - "Дом сирот!"

Шевелит губами переводчик,
Глотка пересохла, грудь в тисках,
Но уже поднялся старый Корчак
С девочкою Натей на руках.

Знаменосец, козырек заломом,
Чубчик вьется, словно завитой,
И горит на знамени зеленом
Клевер, клевер, клевер золотой.

Два горниста поднимают трубы,
Знаменосец выпрямил грифко,
Детские обветренные губы
Запевают грозно и легко:
       "Наш славный поход начинается просто,
       От Старого Мяста до Гданьского моста,
       И дальше, и с песней, построясь по росту,
       К варшавским предместьям, по Гданьскому мосту!
       По Гданьскому мосту!

       По улицам Гданьска, по улицам Гданьска
       Шагают девчонки Марыся и Даська,
       А маленький Боля, а рыженький Боля
       Застыл, потрясенный, у края прибоя,
       У края..."

Пахнет морем, теплым и соленым,
Вечным морем и людской тщетой,
И горит на знамени зеленом
Клевер, клевер, клевер золотой!

Мы проходим по-трое, рядами,
Сквозь кордон эсэсовских ворон...
Дальше начинается преданье,
Дальше мы выходим на перрон.

И бежит за мною переводчик,
Робко прикасается к плечу, -
"Вам разрешено остаться, Корчак",-
Если верить сказке, я молчу.

К поезду, к чугунному парому,
Я веду детей, как на урок,
Надо вдоль вагонов по перрону,
Вдоль, а мы шагаем поперек.

Рваными ботинками бряцая,
Мы идем не вдоль, а поперек,
И берут, смешавшись, полицаи
Кожаной рукой под козырек.

И стихает плач в аду вагонном,
И над всей прощальной маятой -
Пламенем на знамени зеленом -
Клевер, клевер, клевер золотой.

Может, в жизни было по-другому,
Только эта сказка вам не врет,
К своему последнему вагону,
К своему чистилищу-вагону,
К пахнущему хлоркою вагону
С песнею подходит "Дом сирот":

       "По улицам Лодзи, по улицам Лодзи,
       Шагают ужасно почтенные гости,
       Шагают мальчишки, шагают девчонки,
       И дуют в дуделки, и крутят трещотки...
       И крутят трещотки!

       Ведут нас дороги, и шляхи, и тракты,
       В снега Закопани, где синие Татры,
       На белой вершине - зеленое знамя,
       И вся наша медная Польша под нами,
       Вся Польша..."


          ...И  тут  кто-то, не выдержав, дал сигнал к
          отправлению - и эшелон Варшава - Треблинка задолго
          до назначенного срока, (случай совершенно невероятный)
          тронулся в путь...

Корчак был детским врачом, педагогом, общественным деятелем, писателем.
Его уникальность в том и состоит, что он был и тем, и другим, и третьим одновременно. Став педагогом, не перестал быть врачом. А когда по ночам садился за письменный стол и работал над детскими повестями, продолжал быть воспитателем. Как педагог, он не принадлежал ни к какой педагогической школе. Его называют детским писателем, но его книги в равной степени предназначены взрослым, желающим понять душу ребенка. Он не имел ни философского, ни психологического образования, но его наследие изучают философы и психологи. Корчак говорил о себе, что он человек одинокого пути. Можно сказать еще лаконичнее: он был человеком.

Корчак написал более 20 томов больших и малых трудов, почти все - о ребенке, о его физическом и психическом здоровье, о его горестях и радостях, о том, что взрослые должны соблюдать его права и уважать его как личность. В «неклассической» педагогике Корчака нет строгой системы, нет последовательного описания воспитательных методов и приемов. Его педагогика – это наука (или искусство?) отношения. Отношения, которое связывает ребенка и взрослого, воспитанника и воспитателя, точнее, людей друг с другом. (Напомним знаменитый корчаковский афоризм: «Нет детей – есть люди»). Главные принципы воспитания Корчак формулировал не черствым или трескучим языком педагогической науки, а просто и - гуманно: право ребенка на уважение, право ребенка быть самим собой, право ребенка на сегодняшний день (ребенок живет уже сейчас, а не только собирается жить в будущем).

Оригинальны и социальные взгляды Корчака: счастьем ребенка он поверял целесообразность общественного устройства.

Корчак не только теоретизировал на тему воспитания, но и воплощал свои идеи в жизнь. Человек с научным мышлением, он искал подтверждения своим идеям в практике, практик - он не раз уносился мыслью в заоблачные высоты. Делом его жизни был открытый в 1911 г. Дом сирот для детей еврейской бедноты. Это была настоящая школа жизни, детская республика с самоуправлением, газетой, товарищеским судом, пред которым, кстати, представали не только дети, но и взрослые, нарушавшие права детей. Но главной статьей в судебном кодексе Корчака было – прощение...

В годы войны заключенный вместе с воспитанниками в Варшавском гетто Корчак отчаянно боролся с голодом, холодом и болезнями. Более того – он до самого конца стремился поддержать дух детей.

Корчак понимал, что, как и другие обитатели гетто, он обречен. Однако жить для него значило понимать и прощать. Свидетельством тому «Дневник», который он вел в гетто - один из самых пронзительных памятников человечности в бесчеловечную эпоху. Вот последняя страница «Дневника»: Корчак наблюдает за немецким солдатом, который, быть может, уже сегодня будет сопровождать колонну с его детьми на Умшлагплатц, откуда узников гетто вывозили в лагерь массового уничтожения в Треблинке. И - последняя запись: «Я поливаю цветы. Моя лысина в окне – такая отличная цель. У него ружье. Почему он стоит спокойно и смотрит? Нет приказа? А может, до войны он был сельским учителем, может, нотариусом или подметальщиком улиц в Лейпциге или официантом в Кельне? Что он сделал бы, кивни я ему головой, дружеской помаши рукой? Может, он и не знает, что все так, как есть. Он мог приехать только вчера, издалека...». Эти слова написаны 5 августа 1942 года. Этот день считается днем гибели Корчака.

Смерть Корчака овеяна легендой. Доподлинно известно, что Корчак мог спастись: ему не раз предлагали выйти из гетто, для него было приготовлено убежище «на арийской стороне». Корчак не оставил своих детей...