Вчера Ксюша натолкнула меня своим постом о новом сборнике стихов Блока на мысли о символизме, а сегодня как раз ДР у одного из виднейших французских символистов.



Стефан Малларме (фр. Stphane Mallarm) (18 марта 1842, Париж — 9 сентября 1898, Вальвен, близ Фонтенбло) — французский поэт, примыкавший сначала к парнасцам (печатался в сб. «Современный Парнас»), а позднее стал одним из вождей символистов. Отнесён Полем Верленом к числу «пОклятых поэтов».

Вместо описательной позитивной поэзии парнасцев, учитывавшей главным образом восприятие на основе чувственных ощущений, Малларме выдвигал внутреннее духовное постижение мира в плоскости идеалистической философии Фихте, Шеллинга и др. По Малларме, поэзия не «показывает» (парнасский лозунг «faire voir»), а внушает. Видимый покров явлений лишь внешняя преходящая их сторона. Свое интуитивное познание поэт выражает символически. Символ Малларме понимает как систему аналогий (см. «Демон аналогии», «Поэмы в прозе»).

В книге Юрэ «Анкета о литературной эволюции» (1891 год) Малларме так определяет характерные особенности символической поэзии:

«Парнасцы трактуют свои системы наподобие старых философов и риторов, изображая вещи прямо. Я думаю, что нужно, напротив, чтобы был лишь намек. Созерцание вещей — песня, так как образ проистекает из грез, ими возбужденных. Парнасцы же берут вещь целиком и показывают ее, отчего им недостает тайны; они лишают дух восхитительной радости — сознавать, что он творит. Назвать предмет — значит уничтожить три четверти наслаждения поэмой, состоящего в счастье понемногу угадывать, внушать — вот в чем мечта. В совершенном применении этой тайны и состоит символ: вызывать мало-по-малу предмет, чтобы показать состояние души, или, наоборот, выбирать предмет и извлекать из него путем последовательных разгадок душевное состояние».



Зачастую символ у Малларме — рационализированная эмоция. Отсюда доходящая до жеманства искусственность поэта. Отсюда же и естественное преобладание метафоры в его стиле. Субъективная лирика Малларме — тематически неопределенная, зыбкая, с основными мотивами одиночества и скорби [в первом периоде творчества значителен бодлеровский мотив отчаяния («Les fenêtres» — «Окна», «Лазурь», «La guignon» — «Неудача»)] — дана поэтом не как непосредственное выражение чувств, а в ряде иносказаний, подлежащих раскрытию. Характерно в этом отношении стихотворение «Лебедь» (Le cygne):

«О, лебедь прошлых дней, ты помнишь: это ты,
Но тщетно, царственный, ты борешься с пустыней:
Уже блестит зима безжизненных уныний,
А стран, где жить тебе, не создали мечты».



Зачастую запутанность сопоставлений Малларме делает его произведения непонятными («Судьба» — «Un coup de Dеs»). Вот почему в книге Тибодэ имеются главы, посвященные анализу-расшифровке некоторых произведений Малларме. Написал Стефан немного: стихи и ритмические поэмы в прозе, статьи (сб. «Posies», сб. «Divagations»). Влияние Малларме на французскую поэзию было весьма значительно: к его школе принадлежат Лафорг, Вьеле-Гриффен, Стюарт Мерриль, Анри де Ренье, Гюстав Кан, и др. Последователи Малларме в значительной мере были привлечены формальным его новаторством. Хотя Малларме писал классическим александрийским стихом и по преимуществу пользовался сонетной формой, тем не менее он деформировал обычный синтаксис. В статьях Малларме («Уклоны» — «Divagations»), очень трудно написанных, разбросано много идей о поэтической инструментовке и словотворчестве. В этом отношении с Малларме связаны некоторые технические искания итальянских футуристов («беспроволочное воображение и слова на свободе») и кубистов, как Гийом Аполлинер. Предвосхитил Малларме футуристов и типографским монтажом некоторых своих стихотворений. Впервые — в эстетике восприятия поэтического произведения — Малларме придавал большое значение зрительному впечатлению. Изощренная, умышленно затемненная, внешне как бы основанная на большой книжной эрудиции поэзия Малларме рассчитана на избранных, «посвященных». Символизм Малларме противостоял натуралистическому стилю.

По материалам Википедии

<Морской бриз>

Плоть опечалена, и книги надоели...
Бежать... Я чувствую, как птицы опьянели
От новизны небес и вспененной воды.
Нет — ни в глазах моих старинные сады
Не остановят сердца, плящущего, доле;
Ни с лампою в пустынном ореоле
На неисписанных и девственных листах;
Ни молодая мать с ребенком на руках...

1909-10?
(перевод Мандельштама)

…О, зеркало, — холодная вода —
Кристалл уныния, застывший в льдистой раме!
О, сколько вечеров, в отчаянье, часами,
Усталая от снов и чая грёз былых,
Опавших, как листы, в провалы вод твоих
Сквозила из тебя я тенью одинокой…
Но — горе! — в сумерки, в воде твоей глубокой
Постигла я тщету своей нагой мечты…

(перевод Волошина)

Лебедь

Могучий, девственный, в красе извивных линий,
Безумием крыла ужель не разорвёт
Он озеро мечты, где скрыл узорный иней
Полётов скованных прозрачно-синий лёд?

И Лебедь прежних дней, в порыве гордой муки
Он знает, что ему не взвиться, не запеть:
Не создал в песне он страны, чтоб улететь,
Когда придёт зима в сиянье белой скуки.

Он шеей отряхнёт смертельное бессилье,
Которым вольного теперь неволит даль,
Но не позор земли, что приморозил крылья.

Он скован белизной земного одеянья,
И стынет в гордых снах ненужного изгнанья,
Окутанный в надменную печаль.

(перевод Волошина)