Может случиться так, что я в действительности - внезапно - ханжа и сноб. Скользкая, лицемерная натура неудачника, который утешает угнетенное самолюбие, возводя безобразные немые поклепы на преуспевших товарищей.
Нигде не почерпнуть кристально чистой объективности, потому ты обречен вечно вслушиаваться в докучающий гул человеческих мнений, подобный монотонному писку ночного комара.
Я мало о ком сужу, как о приятной особе. Потому что люди, в целом, поразительно скучны и противны. И вместе с тем, я бессильна определить, не является ли данное наблюдение следствием собственной ущербности.
Не исключено, что ядовитый корень кроется в моём сознании. Вдруг мой разум - кривое зеркало, в котором действительность отражается гротескно непропорциональной и развращенной?
К моей жгучей печали этот вариант отнюдь не походит на фантастику.

Но как изменить сознание, как взглянуть на мир беспрепятственно, если препятствием являешься ты сам?
Вот уж дежурная загадка для кретинов.

Рассуждая без толики притворства, следует отметить, что я не сразу прониклась презрением к человечеству. Поначалу я обильно и упрямо выливала ушаты с помоями на свою же голову, а  самобичевание по темечку кулаками после очередного провала было для меня священной традицией. Дескать, сам же и виной, отведай символичного воздаяния, бесполезный орган в черепной коробке. 
Однако оказалось все в забавной инверсии. Обнаружилось, что человеческий фон вокруг моего "эго" обладает на оное своеобразным седативным действием, проще говоря, раздавливает и притупляет его лучшие воплощения.

Люди. Уничтожают мой дух. Лишают меня чувств.
Раскатывают в пласты, свертывают в лепешки, запекают в пламени своей предвзятости и равнодушно пожирают.
И тем не менее, я, абстрагируясь от собственной "очеловеченности", все еще таю веру в них. 
Наблюдая со стороны, за их поведением, мыслями, открытиями, безвозвратными падениями, гнусными пороками и вымученными добродетелями, я воображаю себе, будто они на что-то пригодны. А что если?
Даже столь вульгарные, преисполненные тошнотворной патокой  чувства, как любовь и дружба, имеют свойство воспламенять свечу их изменчивых душ и подчас на короткий миг превращают все их естество в сверкающее пестрое зарево.  

Природа наделила меня тонко чувствующей натурой, не в меру впечатлительной и меланхоличной. Стало быть, мне пуще других должно хотеться ощутить и наполниться до верху гаммой известных чувств. Но мой рассудок, мой рациональный скептицизм с циничными рецидивами блокировали все искренние (низменные, жалкие) порывы души. В каждой сущности я вижу червоточину, в каждом лице -- безразличие, мешаемое с апатией. Вся пакость и слабость человеческая находят отдушину в  личине иллюзорной добродетели любви, спеша облачиться в нее, словно дикий варвар в королевский пурпур. Кого заботит, что от идеала, первично вложенного в понятие "высокого чувства" осталось только наименование?
Ум творит идеалы, утопая в зловонном болоте.  
Таково мое представление участника, а не случайного прохожего. 

Люди непосредственно едва ли делают мне что-либо скверное (оттого, что я избегаю прямых длительных контактов), но они ранят, отравляют меня  лишь своим присутствием, самыми естественными человеческими проявлениями. Мне мерзок взгляд, я брезгую дружелюбием и страдаю идиосинкразией на чужие мысли, несказанные сентенции, невыраженные жесты. 
Это личный недуг, который я могу разделить с составляющими безусловное меньшинство мизантропами.
Что за светопреставление ожидало бы всех нас, составь они вдруг большинство?
Но подобный расклад - очевидная невозможность, поелику миллиарды созданий людских не воображают себя без общества, команды себе подобных, способных проникнуться, поддержать, развлечь, оскорбить, предать и уничтожить. 

Человеческое - корень моей проблемы. И пока я являюсь собой, человеком и никем иным, я не прекращу терзаться.
Я - лишняя. Я - не желаю быть человеком. И отказываюсь менять воззрения.

Славно, однако же, что со временем даже самые чуткие и нежные оболочки грубеют и теряют трогательную хрупкость. 

А несмотря ни на что (коснитесь флакона с болиголовом, все сардонические ухмылки) , сама жизнь в чистом виде и бьющееся в груди сердце - безоговорочная, единственная в своем роде и необъяснимая прелесть.

 

...зверь, крадущийся, кровожадный, коварный,
рождённый лгать,
надуманно, продуманно, — но лгать:
алкать добычи,
в пёстрой маске,
сам себе маска,
сам себе добыча —
и он— поборник правды?..
О, нет! Паяц — и только! Поэт — и только!
Пестроречивый,
паяц под маской пестрокрикливый,
пронырливый — по лживым мостам слов,
по пёстрым радугам,
между мнимым небом
и мнимой землёю
парящий, скользящий —
паяц — и только!
Поэт — и только!
...
в моём безумье истины,
в моём денном томлении,
устав от дня, больной от света,
— сникал я к вечеру, сникал я к тени,
спалённый истиной,
в жажде истины:
— ты помнишь ли, ты помнишь, сердце, дни —
когда алкало ты? —
Ах я изгнанник
от света истины!
Паяц, и только!
Поэт, и только!

Я забываю о своих ошибках и повторяю их вновь.
Какая ирония.

Продиктовав себе новый уклад, комкаю его и забрасываю в темный угол, следуя по памяти старинным обычаям.

Выкрасив свое жилище в новый оттенок, я просыпаюсь, любуясь новым видом с непоколебимой убежденностью о его преображении, игнорируя факт, что работы по перекраске велись лишь у меня во сне.

А что, если истребление определенной черты в архетипе сравнимо с эктомией жизненно важного органа и, подобно последней, приводит к гибели? Но к гибели натуры, а не телесной. 


Люди живут в добровольно возведенных вокруг себя палисадах, укутанных в колючие проволоки. 
Что ж, видимо, у них есть на то причина.
Например, комок изувеченной изможденной недоразвитой души, что покоится за ограждением. Или отсутствие за ним вообще чего бы то ни было. 

Прочти главу, взгляни на картину, порефлексируй  под мелодию, забудь себя в очередной киноленте, преврати действительность в красочный эскиз - о, к чему эти межличностные сантименты!

Соблюдай логичность, будь внимательна, не упускай деталей, следи за последовательностью, не теряй звенья из драгоценной цепочки рациональности - ну куда же ты?!
Я не выношу этот нормализированный  отточенный мир, пичкаемый каждому добровольно-принудительно в вековечно одинаковых дозировках. 

Вы едите его с удовольствием?
Не смешите, о воображаемые товарищи!

Чего угодно мне, спросите?
Лежать в компостной яме, лицом в зловоннейшие из отходов. 
Это так просто, не так ли?
Все гениальное просто.

Дисгармония переполняет меня.
Анархия, уродство, анахронизмы, какофонии и безвкусные клинья чего-то инородного, которым являюсь я сама, как ни поразительно.

Разбей зеркало, порви свой паспорт и смой в унитаз, ударься темечком о парапет и забудь к беснующимся отродьям всю свою неполноценную судьбу, вскочи и с девственным разумом беги на озеро пугать уток.
А куда еще бежать?
Потом в тщетных поисках провианта, скитаясь по улицам незнакомого города, потерпи поражение в надежде дождаться в укрытии чужого двора Лазаревой подачки от хозяев и  предайся обессилено в руки Морфею, упав в компостную яму около усадьбы.

Вот и цель, вот и детальный план ее претворения в действительность.

Я бунтую, но моего духа не хватает даже на комнату, площадью в 12 квадратных метров. 
Я жалка, потому что иного состояния человек не способен обрести.
До чего же забавно, что всякое проявление человеческого можно окрестить жалким - и всякое проявление человеческого окрещивает жалким, ибо как и масса других понятий из разряда духовного,  "жалость" как таковая существует не дальше, чем в наших умах.
В таком потрясающе объективном ключе все на свете утрачивает свою существенность.
Закон всемирной тяжести жалок, собака жалка, иголка жалка, атом жалок, Бог жалок, абсолют и эфир как первопричина - ни на толику меньше.
Чем слезы отчаяния жальче пространственно-временного континуума? Насколько жальче?
Подите вы к черту. 


Я почитаю все, что породил этот мир, и я безумна оттого, что слепа, чтобы увидеть обратную реакцию.

И опять ошибки. Опять забвение.



 

Если рассмотреть прокрастинацию в образовательном процессе поэтапно, то обнаруживается любопытная причинно-следственная цепь абсурдистского характера. 

1. Первопричина познания кроется в дальнейшем анализе и синтезе приобретенных сведений, а также в их эксплуатации в быту, во время коммуникации и, вероятно, созидания. 

2. Допустим, некую порцию знаний некто повадился то и дело откладывать на светлые времена.

3. Стало быть, ему пристало в таком случае пожурить себя, дескать, сколько можно откладывать сие потрясающе любопытное познание-с, ибо житие людское, увы и ах, конечно - ведь это единственный фактор, которым можно попрекнуть промедление в освоении чего-либо с условием, что оное имеет совершенно добровольный характер и не является необходимым, например, в профессиональной деятельности.

4. Следовательно, мы спешим познать как можно более, поскольку опасаемся безвременной кончины, которая приведет к тому, что мы, допустим, так и не послушали еще один замечательный альбом Pink Floyd'a!
Вероятно, так.

5. Но пригодится ли нам саквояж с книжной интеллигенцией в пути через реку Стикс? 
Неизвестно.
Однако если предполагать, что смерть - это понятие номинальное, какое, кроме непосредственного акта, ничего более не подразумевает, то имеем как итог не особо утешительный тезис:

Не имеет никакого значения, овладеешь ты знанием Х или нет, так как в обоих случаях ты бессилен предсказать последствия обратного поведения и того, как бы оно отразилось на твоей жизни и отразилось ли бы вообще.
В конце концов все приобретенные на протяжении жизни сведения упираются в черту смерти, какая аннулирует собою всё изученное в принципе. Таким образом, знание X как оставшееся неприобретенным равно 0. Обретенные же знания срабатывают в  минус, ибо прижизненные усилия на их внедрение в разум были применены вхолостую.

Таким образом я, укоряя себя за то, что никак не удосужусь ознакомиться с сагой о супергероях, не ознакомившись с ней до смерти, совершенно ничего не теряю.
Именно потому, что со смертью я теряю все. 

Ах, эта юдоль вечной скорби...

 

Дело в том, что с каждым месяцем нужно все более и более выразительно демонстрировать взрослость взглядов, интересов, формулировок и стремлений. 
Дело в том, что времена беззаботного ребячества минули. 
Дело в том, что современный мир безрассудно громаден и разветвлен. А единица с каждым годом приобретает все меньшую площадь на общем полотне. 
Синонимом жизни можно официально провозглашать неприкаянность. 
Синонимом общества  -  лицемерие.
Синонимом цели  -  смерть.

Жизнь человека в окружении общества подразумевает  поиск и впоследствии  достижение избранной цели.
Без стремления к цели жизнь лишена высшего предназначения.

Неприкаянность человека в окружении лицемерия подразумевает поиск и впоследствии достижение избранной смерти.
Без стремления к смерти неприкаянность лишена высшего предназначения. 

Если бы я была по меньшей мере бессмертна, то выбрала бы влачить куда более приглядную разновидность существования.
Как и каждый из нас.

Но еженочно отчитываясь перед собой о приближении к неизбежному исходу, я вынуждена честолюбиво, тщеславно и эгоцентрично ставить себе в намерения столь очевидные нелепости, как, например, охват всеобъемлящего или совершенствование несуществующего. 
Как совершенствовать то, чего изначально нет? Как охватить то, что творит форму для пространства, а не умещается в нем?

Если бы я жила вечно, то не занималась бы размышлением над столь каверзной напраслиной. Я бы просто жила. Без всякого зазрения того, что в народе именуется "реализацией себя". 
Быстротечность жизни порождает в человеке самые безобразные пороки. 

Мне бы не препятствовали ни узость кругозора, ни бедность, ни рассеянность, ни осознание ничтожности, ни отсутствие изобретательности.
В вечной жизни все эти неприятности теряют свою сокрушительную мощь. 
Потому что цель вечной жинзи - это жизнь, за неимением традиционного.

Мир трудный. Думать трудно. Решать трудно. Действовать трудно. Выбирать трудно. Но не делать всего этого еще труднее.
Потому что нужно успеть. Потому что я спешу, считая, что таким образом оттяну момент истины. А на самом деле я лишь творю завихрения, способствующие, вероятно, росту энтропии во Вселенной. 

Моя жизнь - это неустанная борьба с собственным "эго". Оно  с самых истоков недовольно местом, эпохой и семьей, в которых было рождено. Оно недовольно телом, в котором воплотилось. Оно недовольно мозгом, которым владеет. Но к чему это все ведет?
К успешности, к удовлетворенности собой, к той самой простонародной, черт возьми ее, реализации себя аки смерти. Но только к смерти в хоромах из хрусталя и мрамора под чутким руководством именитых лекарей.

Тем не менее, честолюбие можно рассматривать не только с точки зрения достатка, но также  -  компетентности. Не является ли мое больное стремление быть "умницей-красавицей" банальной разновидностью удовлетворения своего "эго"? 
В том-то и серьезная дилемма, что - да. 

В таком случае, в студию новый основополагающий вопрос:

Является ли эгоизм добродетелью?

Если ответ отрицательный, что постулируется восточной традицией, то стремление к смерти с исходной точки будет заполнено чем-то, вроде умиротворенного созерцания и ощущения единства с абсолютом.
Если ответ положительный, что постулируется подавляющим большинством, то данный пробел промелькнет перед глазами в виде вереницы скитаний, стенаний, проб и ошибок, коллекции масок и камуфляжей, забвений и запоминаний, и, вероятно, в виде помеченных серийными номерами бумажек.

Разорвите меня на части. 
Ответ очевиден, но, кажется, у меня нет  таких глаз.

Я определенно не болею графоманией.
Каждая мысль, претендующая на литературное воплощение, предварительно совершает в пределах черепной коробки тысяча и одну попытку самоумерщвления. Обуздать этих камикадзе зачастую является поступком, не лишенным героизма. 

О чем ты думаешь?

Как часто я задаю себе этот идиотский вопрос.
Не потому, что действую необдуманно (хотя и без этого не обошлось), а по большей части оттого, что человеческий мозг, очевидно, бывает не в ладах с собственными скрытыми резервами, латентными возможностями, потенциальной мощью. Посему, когда подобные дива сверх всякого чаяния вступают в стадию разархивации, товарищ Интеллект, случается, откровенно не внимает происходящему и лишь тупо моргает своим внезапно распахнувшимся "третьим глазом". Футуристический орган превосходит все ожидаемые диапазоны восприятия -- и вот она, перегрузка сервера. Кажется, параметры "железа" устарели перед новейшими методами обработки информации. 

Мобилизировать ум,
стимулировать память,
модифицировать восприятие, 
консолидировать внимание,
систематизировать базу данных.


Как совершить себя?

Основополагающий вопрос для 17-летней инженю, затерявшейся в лабиринтах познания без  какой-либо нити Ариадны.
Практикуя некоторые психологические ухтщрения, я выбираю веру в технологическую сингулярность, в саморазвитие via преодоление и в гармоничное слияние разумного и чувственного начал.
Это фарс.

Тем не менее, весьма благовидный фарс. Он творит передо мной новую Надежду.
Так как бытие без надежды бесполезно и беспроигрышно. А еще его не бывает, ведь каждый из нас иным часом с болезненной сладостью ощущает это вопрощающее из глубин бессознательного желание проиграть. Оно неизбежно и непреодолимо, как смерть. Собственно, оно и есть -- смерть.
Таким образом, надежда нужна нам, как спутник в Преисподнюю.
Этим объясняется то, почему она почивала на самом дне ящика, встревоженного любопытной Пандорой:  венец человеческих мытарств. 

Витиеватый паралогизм. 


Если бы мне можно было подарить себе что угодно одно, я бы даровала себе стимул.
Потому что во всей путанице и кутерьме идей, символов, иррациональных рвений, рациональных тактик и трансцендентных образов, снующих в рядах текстовых посланий и непосредственно в моей голове, отсутствует единственный ключевой ингредиент.

 И если он не появится, я, верно, завершу себя  много прежде, чем совершу.
А это, как ни крути, прискорбно. 

 

Мне определенно была необходима взбучка.
В пределах моего сознания  она сравнима с внезапно  пробудившейся внутренней  силой и началом дрейфа всех  литосферных плит вкупе, а как следствие: землетрясением мощью в 12 баллов по шкале Рихтера. Тотальный разгром и срыв прежних, прогнивших и пропитавшихся насквозь зловониями покровов.
Мой убогий гомункул, всем своим естеством пародирующий неуловимые эссенции гения, просветления и музы и тем самым оскверняющий их, наконец-то просыпается прахом. Неудачная попытка трансмутации вдохновения. Начнем сначала.

Я -- воистину непроходимая невежда.

Это главный постулат, тезис и кредо, который следовало бы высечь себе на запястье глубокими шрамами, коль уж иные способы его внедрения в психику себя не оправдали.
Утонула в собственной демагогии. Протагонистка тухлого автобиографического романа. 
Хуже самой едкой и склизкой софистики -- собственное самовнушение. 

Я благодарна провидению за столь незыблемый и действенный пинок. 

Теперь остается лишь составить перечень своих изъянов, разработать методики противодействия им, и, что само собой разумеется: марш в поля цикуты! По крутой дороге горького познания. 

Здесь нет места малодушию.
Я уже не ребенок. Еще пару мгновений -- и вот,  скукоженное тело почивает на лавке от рассвета до заката в блаженном маразме и благоговейном ожидании своей сосущей неизбежности.

Пусть я слаба. Пусть я не обладаю выдающимися способностями и не демонстрирую искрометные результаты. 
В том-то все и дело.
По воле то ли случая, то ли фатума я была награждена достаточным самосознанием для того, чтобы мочь проанализировать картину собственного поведения и сформировать на ее основании объективные выводы о своей личности, и даже избрать определенный путь к нейтрализации неугодных качеств  и развитию новых желательных.
Раз все это именно так, то существует лишь одно заключение, раззадоривающее также своеобразный кураж: мне есть что преодолевать.

1. Логика
2. Физика
3. Информатика
4. История
5. Политика

Это новый проект  для пяти столпов, рядом с уже возведенными постаментами - искусства, философии и психологии, на которые следует опираться моему перерожденному духу.
In hoc signo vinces.
 

Кто все эти люди?
Как смеют они прикасаться ко мне? Как смеют требовать внимания?
Неужели я была рождена в до того несуразной общине, где уединение не возводится в ранг наивысшей ценности?

Лишнее общество. Деструктивное общество. Общество, в сумме которого ноль.

Лучше бы небо было не лазурной гладью, а безграничным зеркальным куполом. Кто знает, быть может, тогда людей больше тревожил бы вопрос о их естественной мерзости. Ведь так они вынуждены были бы вечно лицезреть себя со стороны. 

Но небо не изменить.

Оно идеально. По всем понятиям и ни по одному. Оно неизмеримо и неэвалюируемо.
Небо лицемерит.
Мы, падая навзничь перед священной голубой высью, ощущаем, что заслужили жизни под ее древним и умиротворенным великолепием.

А она лишь хищно скалится наземь небесными светилами, время от времени ниспосылая  громогласный хохот. Мы не слышим ее издевок. Мы говорим, что это стихия. Ее ли вина в том, что она столь гипнотизирующе пленительна в своем разрушающем призвании?

А после, в предрассветный час этот двуликий Янус неожиданно прослывет  целомудренной юной нимфой в прозрачных одеждах, беззаботно заглядывающей аквамариновыми глазами в лица спящих пролетариев. 

И мы вновь ему поверим. Ибо как не верить идеальному?

Мы видим небо в себе и себя в небе.
Это иронично, потому как эволюция обделила нас крыльями. 

Благодаря небесам мы романтики, прихожане и художники с богатыми внутренними мирами.

Расценивай это, как тождественность с умозрительным экспериментом, где в отражениях зеркал, вместо наших лиц, выступают боги. 
Грязные, темные боги облаченные в безупречно отшлифованный кристалл.

Вот что занятно: едва ли у кого-то когда-либо возникал мятежный порыв воссоединиться со своим ликом из зазеркалья. 

Скрывает красота любой порок.
В ней усмотреть пороки кто бы смог?
И если есть грехи у красоты,
Едва взглянув, о них забудешь ты.

Чем дольше я живу на этом свете, тем меньше мне хочется говорить.
Слово ни с того ни с сего приобретает какое-то новое, сокровенное значение. Оно обволакивает собой, заключает в  сонорные сети нечто априори незыблемое, не поддающееся органам чувств. То, что в силах произвести лишь неумолимый человеческий интеллект - идею.

Насколько полны идейного смысла человеческие беседы? 
Ни на сколько.

Каждая тварь, наделенная речью, неукоснительно в изобилии исторгает звуковые волны, хитросплетенные в чудовищные кудлаки , озадачивая, сражая наповал нелепостью и дезинформацией, убивая своей бессмысленностью и воистину неизмеримой тривиальщиной -  меня.

Мне нечего сказать.
Я пережевываю и перевариваю потоки знаний и незнаний, льющиеся на меня отовсюду ежесекундно, пытаюсь систематизировать и анализировать - и получается какой-то неуклюжий мутант, безобразный, сумбурный и совершенно не претендующий на имена просветления, гения и музы. 
Я не знаю, как себя с ним вести и боюсь даже заикнуться, пугаясь вероятности того, что он не станет мне товарищем.

Мой путь - воспитывать этого мутанта и попробовать преобразовать его в один из тех трех богодухновенных ингредиентов. 

Однако, кроме эдакого уродства, он, к тому же, все еще выглядит, как недостроенный персонаж из конструктора. В нем множество зазоров и зияющих дыр, он неполноценен и испещрен трещинами, так что кажется, будто легчайшая вибрация ветра рассыпет его в прах.

Поэтому мне нужно укреплять его. Но где найти прочные материалы? Нужные материалы, которые оживят хилое изваяние и вселят в него жажду к жизни.

Во мне отныне есть эта жажда. А вот в нем - нет.
Значит ли это, что отныне каждое слово должно звучать ,словно квантовая струна, если только она умеет звучать, неся собой в пространство и время крупицу мироздания?
Я дерзну посчитать, что да.

Каждый голос, возникающий урывками где-то около меня, твердит лишь одно и тоже.
Зачем он в тысячный раз повествует о том, что мне, кажется, стало ясно вместе с рождением?
Я хочу просто выключить все голоса.
Прочь.

1. Эго - не исключение. Альтер-эго - в отдельно оговоренных суррогатах действительности.

2. Взаимодействие с обществом привнесет в твою индивидуальность привкус сортирного анекдота.

3. В достойном диалоге молчание составляет >40% проведенного с собеседником времени.

4. Измена не есть предательство.

5. Любовь невозможна без физического влечения.

6. Спешащие спешат в никуда

7. То, что гнетет тебя без сопутствующего уважения к нему, следует бросить.

8. Ты можешь вообще ничего не делать.

9. Какой угодно идеал не воплощаем в рамках алгоритма, согласно которому действует материальный мир.

10. Твоя уникальность суть совокупности n-ого количества подражаний и генетического материала.

11. Желая преодолеть новый предел, избавляйся от наблюдателей.

12. Среди безграничной свалки информации интеллигентные личности предстают бомжами, пытающимся выудить из сугробов гноя съедобные остатки.

13. Ярко выраженные эмоции - свидетельство инфантильности нрава.

14. Никому не нужны печальные и честные.

15. Абсолютное доверие человеку - признак любви, которую ты выдумал.

16. Не существует ничего, не объясняемого логикой. Если нечто кажется тебе опровергающим логику, значит, явление выходит за рамки внедренного тебе в сознание логического трафарета, из чего следует, что к нему применим иной логический трафарет, на данный момент тебе неизвестный.

17. Среди сумбурного половодья субъективностей можно выделить некий вектор, что будет наиболее приближен к единому объективному благу.

18. В систематизации познается мир.

19. Никому неизвестно, создавался ли мир для целей познания.

20. Неспособность что-либо принять - признак ментального старения.

21. Мракобесие вечно правит миром.

Так случилось, что мне, как и некогда прежде, не с кем делиться своими мыслями и переживаниями.
Потому я предпочитаю освобождаться от них посредством единственного знакомого мне альтернативного способа - письменного изложения в надежно скрытом источнике.

Мое существование описывает во временно-чувственной системе координат график, от которого следовало бы ожидать куда большей логичности и целесообразности. Бывает, что меня гложет немыслимая вещь: сожаление о том, что этот ноншалантный вензель, как попало наляпанный поверх осей и соблюдающий самые неприменимые к условию задачи закономерности, не является строго очерченной, жирной, но такой однозначной прямой в никуда.

Я кажусь себе больной, вспоминая, что чертежниками всей этой околесицы были мое сердце и разум.
К чему же я привела себя, водя как попало карандашом фатума в мрачной полудреме?
Я не вижу здесь пути. Нет пути.

Так я выбрала самый трудный путь.
Его отсутствие.

И вовсе не пустота страшит меня, нет. Ее можно насытить и под силу преодолеть мыслью, идеей, знанием, искусством.
Но бывают куда более жуткие призраки.  Ледяная, космическая отрешенность, равнодушие к людям и ко всему привычному благу.
Я не одна такая, конечно, нет. Но каждый, подобный мне - одинок в этой вязкой трясине сосущей бесконечности.
Я все равно буду страдать. Оттого, что замахнулась выше, чем все высокое в уютно обставленном для марионеток мире.

Ведь марионетки не создавались, чтобы оживать

?

Когда целый мир жадно упивается сиюминутным экстазом в огне и вопле томных вакханалий, на какой позабытой светом скале ты таишься вновь, посвящая звездам эфирные вытяжки своих безнадежных фантазий?

Я жажду найти тебя и наконец-то сбросить вниз - на острые выступы каньона.

Не знаю, сколько мне еще придется дробить свои вожделения на мельчайшие крошки во имя зыблемости, правды и материи, рассыпать их кормом на съедение бесцветным птицам календарных дней.
Целовать бетон. Обнимать ветер. Порываться отчаянно и тщетно, как бабочка в спичечном коробке, ломая хрупкие крылья.
Осознавать собственное тщедушие и немощность.
Опять и опять расставлять неверные приоритеты.
Быть теплокровной тварью, неспособной нырнуть в прорубь, под лед, изведав алчущие глубины, и лишь смехотворно скользить по монотонной кривой корке замерзшей воды, над небом безграничной пустоши.

Да будь же я проклята злейшими языческими идолами за эту всеразрушающую слабость.

Я бегу вдоль бесконечной дороги. Бегу бесконечно долго. Душащие друг друга плющи? Да что же это, черт побери? Мои руки? Я есть бог своей жизни, однако этот бог чертовски глуп.
Я определилась. От жизни я жду дара в виде самодостаточности и отречения. На их основе я смогу строить все, чему возрадуется мое сердце, которое я заключу в небезызвестные тенета.
Пусть я буду  непростительно, беспредельно одна на свете, но это одиночество не провозгласится во имя эгоизма. Я хочу помогать миру, и я буду делать это.
Я еще не знаю как, но так молвит мне порыв души.
Мне не нужно никому принадлежать и никого присваивать. Я здесь не для того.
Сам черт насмехается над моими стремлениями, хотя сомневаюсь, что мой невзрачный силуэт мог стоить внимания  столь исключительного чина в иерархии мироздания. Пусть это будет маленький, лукавый бес, прихвостень падших ангелов.

Я, кажется, родилась, чтобы писать. Ничего более не приносит мне такого удовлетворения. А впрочем, я еще слишком мало попробовала.

На долю вечности надо мной берет верх меланхоличная вспышка стать вожделением какого-то ангела. Как бы тоскливо в своей узколобой тривиальности это не звучало.
Мне хочется глядеть в его прозрачные и печальные глаза. Мне хочется целовать его виски, переносицу и шею. Мне хочется забывать себя, укрываясь пухом его крыльев. Самые волшебные мгновения жизни и священную тишину безвозмездно рассыпать у его стоп. 
Я даю слабину. Снова и снова растворяюсь в фантазмах.
Но самой мне никогда не бывать ангелом. Я грязна и нечестива. И меня влечет только вечная ночь. И я выбираю ее объятия.

Этот сон и впрямь слишком затянулся. Увы, игнорируя его общую нерентабельность и даже ущербность, я не могу отрицать того, что он захватывает мой дух до полного оцепенения.

 

Я не могу творить в пустую стену. 
Я не летаю, заключенная в полотно и увенчанная дубовой рамкой. 
Меня не вдохновляют полиэтилен и рубероид. 
Я не схожу с ума.

Люди вокруг все такие безгранично похожие. Из них следует вереница аналогичных впечатлений.
Нужно быть безумцем, чтоб созидать. Сомнений в этом нет. 
А я ни секундочки не безумна. 
Никакая сверхъестественная сила не удостаивает меня грубым пинком с трамплина человеческой ничтожности в океан высших материй, неизведанных, выходящих за пределы спектра земной радуги. 
Я молчу под давлением обыденности.
Я кричу в сторону, где вечная мерзлота и никто никогда не отзовется, кроме эха. 

Пазлы этого мира сотворены для того, чтобы разрушать сознания и оставаться в неприкосновенной инвариантной несистематизированности.
Если кто-то однажды изловчится собрать эту головоломку-заморочку воедино, я обрету просветление совершенно всего, что преисполняет мою сердцевину, подернутое невидимой вуалью разочарования. И пусть даже зримой "меня" на свете уже не останется. 

Можно ли вырезать свой силуэт из тонких, легчайших тканей, совершенствовать узор, творить священную гармоничность этих линий, когда  не сказано, нужно ли это на самом деле и вообще, зачем это нужно.

Надломись, мой трамплин.
Подтолкните падающего.

Ах, если бы я была уверена в том, что я нахожусь по крайней мере на трамплине, а не за миллиарды световых лет от его вожделенной кромки. 
 

 

Я ощущаю ненависть. 

Каковы истоки происхождения этого чувства?
Набитая оскомина на всем, что вяжется с тобою.

Бывает ли ненависть разной?
Существует животная ненависть. Слепая, яростная, беспредельная, безрассудная, изуверски жестокая.

Иначе ли человеческая?
Едва ли.

Ее миазмы разрушают меня изнутри.

Значит ли это, что, ненавидя, я ежесекундно втаптываю себя в пройденную ветвь эволюции и снисхожу до уровня приматов?
А хоть бы и так. 

Одно движение зрачков, однократный нистагм, небрежно брошенный в сторону объекта ненависти, порождает в механизмах психики противоестественную, больную жажду - уничтожить. Ни одна улыбка не будет честной. Ни один смешок не изойдет из искреннего побуждения. Каждая ухмылка горька, словно полынь. Каждый взгляд полон аккумулированного презрения.

Ты меня любила?
 А я тебя?
О нашей любви есть станица в некрологе за 2013-ый год.

Ее изъеденный опарышами, позеленевший и покрывшийся гнилостной венозной сетью труп остался, верно, на болгарской песчаной линии или в канаве недалеко от твоего подъезда.
И я настолько его презираю, что даже не позабочусь о том, чтобы найти и предать земле.
 

А истина, товарищи Земляне, здесь в том, что  молекулярные облака - эмпирические репрезентанты лика Божьего, таящие в себе глобулы грядущих космических  цивилизаций, недвусмысленно намекают о своей беспечности и священном презрении к самовосторженным и жалким  в своем восторге Нам:



Пренебрежительное  "катитесь, откуда выкатились" леденящим космическим ветром  разит сквозь это богодухновенное образование.

Горе нам, не осознающим очевидных жестов, данных самим Абсолютом!

Я благодарна своей сестре за все, что она для меня делает. 
Ее поведение, ее мышление, склонности, самоконтроль, ценности и мораль и в самом деле являются для чем-то, вроде глотка чудодейственного зелья, какое пускает немедленный и четкий разряд в голову, резюмирующий: "Лучше сразу избавить землю от своей бренной туши, чем влачить такое существование". 
С помощью своей сестры я знаю, что такое семья, любовь и женская солидарность. Я знаю, что такое секс, мужчины и потомство. 
Я знаю, что пучины бескрайних космических просторов, росписи на куполах древних храмов, взаимодействие элементарных частиц, возникновение болезней и строение хромосом, философские трактаты и синопсисы, языки программирования и государств, история античности и Нового времени, эмпирическое и теоретическое, априори и апостериори являют собой ценность и увлекательность лично моему сердцу стократ более ощутимую, чем все чудовищные, земные, грубые и примитивные страсти, целиком владеющие разумом моей сестры и коллективным разумом всего человеческого стада в целом. 
Циклопических размеров, черная, неизмеримо глубокая яма разверзается передо мной, докопавшейся до этого открытия.
И пропасть начинает поглощать меня, спиралью влечь ниже, ниже, обволакивая своей вязкой тьмой, и страх леденит мое сердце ежесекундно, ибо смутный отголосок  разума подсказывает, что когда-нибудь я достигну дна. И останусь там навечно. 

И тем не менее, игнорируя и презирая все свои фобии, я хочу достичь этого дна. Я стремлюсь к нему непреодолимо. 
Я хочу быть поглощенной и преданной вечному забвению. 
Мне нужно иметь две дыры вместо глаз и рваную прореху взамен рту.  
Пусть ничто живое не заподозрит меня в существовании. 
А после я растворюсь. Мои атомные связи распадутся, обратно синтезируются, и я стану воздухом, водой и углеродом. 
Я начну сгорать в пламени и я буду пламенем.

И наконец обрету вековечное счастье. 
Не человеческое, секундное, а вселенское, неисчерпаемое и безмерно гармоничное.
 

Френсис Бэкон говорил, что существует тот, кто думает.
Последний этап моей жизни знаменовался тем, что я все более и более убеждалась в нецелесообразности мышления, как такового. Процесс мышления можно сравнить с перебиранием крупы или со звездочетством. Крупа так и останется крупой, а звезды так и останутся звездами. И тем не менее, человек не может не думать. Выключить эту дурацкую машину можно только ночью, забывшись во сне и не помня оный поутру. Из чего логично следует, что те мгновения нашей жизни, которые мы проводим в полном бездействии сознательного мышления, являются для нас Ничем, не обладающим решительно ни единым свойством, в том числе, и длиной. 

Человек обречен на мысли. На мысли, которые думались всеми уже миллиарды раз и на мысли, которые не думались никем и никогда.

Я впечатлена тем, какова сегодня моя жизнь. Я впечатлена тем, как мгновенно пролетел этот год. Так же пролетят и все остальные, на 95 % состоящие из пустоши. Каждый из нас немо и до судорог в жилах страшится представить себе мир, существующий без него.
Стоит ли опасаться, ежель он и сейчас мирно существует без вас.

Человечество похоже на ливень.
Несметное количество капель залпом орошает землю.
Вода умеет думать и помнить.
Начало дает дождь из поодиноких капель, но  постепенно густеющий, усиливающийся, в определенный момент он переходит в стену - достигает апогея своего обилия.
Полет стремителен. Чем ближе каждая капля оказывается к неизбежному, тем выше скорость ее полета.
Если убрать одну каплю из ливня, ливень не обеднеет.
Ливень короток. Оттарахтев свой залп, интенсивность потока небесной воды графически проделывает путь нисходящей параболы, т.е. от высочайшей точки плавно опускается вниз - капли начинают падать реже - пока, собственно, не доходит до горизонтали, символизирующей 0 - а значит, полное исчезновение человека, как вида.

Как знать, сколько таких ливней уже пролилось по  ветхой планете.

Будучи каплей воды, твой разумный и, в общем-то, единственный выбор, имеющий предопределенную осмысленность - это благоговейно стремиться навстречу почве, т.е. погибнуть.
А то, как  манерно ты будешь лететь, и как постараешься извратить толк процесса во время протекания оного, чтобы найти поводы для утешения, не интересует никого. Цель иная.

По прикосновении к земле, и тебя-то самого не станет.
Будет ручей, лужа, паводок, круговорот воды в природе. 

А человек и есть вода. Сравнение с ливнем получается не таким уж и аллегоричным.

Так что хватит попусту отблескивать мимолетными зайчиками от света фонарных столбов.
В наилучшем случае, тебя просто запечатлят на фотографии за мгновение до...