Сегодня утром я позавтракала, постирала хаир, пострадала ерундой, почитала Достоевского, пообедала, да и двинулась в путь. Доехала до Арбатской, дошла до Маяковки неспеша, за полчаса. Купила программку, сдала кожанку в гардероб, изучила программку в буфете за поеданием какого-то ванильного десерта, затем погуляла по театру, сочла его вполне уютным, хоть и без особых оригинальных примет, и проследовала на своё место в середине третьего ряда бельэтажа, у самой перегородки, откуда в антракте пересела на первый ряд оного, откуда вообще всё было видно как на ладони, если опереться на бордюр.
Ну да не буду вас томить и начну свой рассказ о спектакле «Мёртвые души», поставленном Арцибашевым (а уж он-то не мог плохо поставить, я же его знаю по Покровке) по «поэме о Чичикове в двух томах», написанной частично Гоголем, а частично Малягиным, так сказать, напополам. Два этих тома и составили два действия, разделённые антрактом и продолжавшиеся два часа. Скажу заранее, что к «внешним данным» спектакля придраться нигде невозможно: во-первых, великолепная игра отлично подобранных актёров, и в первую очередь самого Арцибашева в роли непосредственно Чичикова. Во-вторых, оригинальное решение декораций в виде гигантского вращающегося конуса, с которым можно было проделывать что угодно: и открывать на всеобщее обозрение и его внутреннее пространство, и выставлять что-либо снаружи него, на платформу, приводящую его в движение, и просовывать в отверстия в нём руки и головы. В-третьих, музыка сама по себе и «закадровое» пение хора вместе с пением актёров «в кадре»; все песни не только органично дополняли действие стилистически, но даже и построены в большинстве своём были на сюжетах лирических отступлений Гоголя. Добавим к этому костюмы, свет, превращение суфлёрской будки в бричку – и получим продукт несомненно качественный. Но всё это, как водится, не главное – теперь обратим свой взор ко смыслу. Первое действие – в первую очередь грамотное художественное прочтение гоголевского текста: яркие типажи помещиков, тонкий юмор, и во главе угла – Чичиков, коему отец не оставил денег, а оставил совет копить копейку, с энтузиазмом взявшийся исполнять завещанное родителем и с позиции профессионального психолога подходящий к каждой новой «жертве». Вроде как всё это мы уже в школе проходили, вроде как ничего нового, однако уже там в финале, когда тайну Чичикова раскрывает Ноздрёв (Александр Лазарев), зритель может задуматься, кто из них больший подлец. Однако и все вложенные Малягиным идеи, в первом действии лишь намеченные, и весь предполагаемый Гоголем евангельский подтекст, в первом действии практически незаметный, рельефно проявятся во втором действии. В нём уже невозможно не воспринимать Чичикова, пойманного за руку после очередной аферы и посаженного в клетку, как трагического персонажа. Слишком уж убедительно он доказывает нам, что он – не преступник, он не обижал детей и вдов, а «брал только от богатых». Да и мы сами видим, что его ведёт за собой не жажда наживы, а пленительный призрак семейного счастья, являющийся ему в виде женщины, окружённой стайкой ребятишек, ведь счастье это, по его мнению, невозможно было бы без средств к существованию, без капитала. Сами видим, что его толкает на грех человек со страшным именем Юрисконсульт (Евгений Парамонов), предводитель чиновников, который в первом действии пока только подсказывает Чичикову идею о скупке мёртвых душ, а во втором уже крепко держится за него, преследует, не отпускает, соблазняет, как дьявол, и как дьявол появляется из-под земли – из отверстия в полу сцены. Но если первое действие ещё вполне соответствует названию «Мёртвые души», - в нём мы вполне убеждаемся в никчёмности существования помещиков, – то второе действие следовало бы назвать «Живые души»: в нём выведены два чертовски симпатичных персонажа – Генерал-губернатор (Игорь Костолевский) и Муразов (Игорь Охлупин). Они проповедуют, обращаясь не столько к веку крепостническому, сколько к веку нынешнему: первый доказывает залу, что пришла пора спасать Родину, которая не от иноземцев, а от нас самих гибнет, а второй доказывает Чичикову, что все его планы рушатся, потому что строятся на песке – на обмане. «Какая сила!» - восхищается Чичиков могуществу Юрисконсульта и его свиты; Муразов же и Князь, разговаривая с ним, упирают на то, что на их стороне – правда, истина. Как тут не вспомнить пословицу «не в силе Бог, а в правде», не применить её к гоголевскому глобальному, вселенскому масштабу задуманной трилогии, поспорившей бы с творением Данте, будь она создана?.. И Чичиков, уже наполовину спасённый проснувшейся в нём любовью к Улиньке Бетрищевой, делает свой выбор в пользу правды, а не силы, когда Муразов и Князь убеждают его в том, что его душа – живая, деятельная, просто эту энергию, терпение, смекалку следует направить в иное русло, заставить служить добру, а не злу. Второе действие оканчивается словами кучера Селифана (Юрий Соколов), по-отечески обнимающего своего барина и твёрдо уверенного в том, что если душа – живая, то она бессмертна. Чистилище, в котором прошедший ад Чичиков спасается через страдание, оканчивается преддверием рая, оттого такое светлое, оптимистичное чувство остаётся после просмотра этого спектакля, как вообще после всех спектаклей Арцибашева. Вот так вот с детства знакомое произведение, которое многие привыкли рассматривать как социальную сатиру и не более того, под рукой настоящего Мастера с большой буквы может превратиться в ещё одну прекрасную историю… о любви. Ведь именно без неё, а вовсе не без денег, невозможно семейное – да и не только – счастье, о котором так мечтал воплощённый Арцибашевым Чичиков. Короче говоря – всем настоятельно рекомендую посмотреть сей спектакль, который непременно войдёт в число моих любимых и заставит ещё не раз вернуться в Маяковку, на другие спектакли.
Когда я после спектакля возвращалась домой, было ещё светло и тепло – сейчас, накануне летнего Солнцеворота, дни самые длинные, ночи самые лунные. Сейчас я поужинаю да лягу спать, а завтра поеду в гости к Единороге, тискать её восьмерых щенков, которые уже открыли глазки и едят кашку. Вернусь с отчётом и кучей фоток, ждите, не скучайте.)